Эмоциональные и психосоматические изменения в интервалах между сеансами

Изменения, происходящие в содержании ЛСД сеансов в течение психоделической терапии, отражаются в параллельных изменениях клинического состояния субъекта после лекарственных переживаний. Особая динамика послесеансовых интервалов и терапевтический подход к осложнениям обсуждались в предыдущем разделе. Здесь мы опишем определенные общие модели изменений, связанных с серийными ЛСД сеансами. Мы сосредоточимся на протекании терапии в психолитическом исследовании в Праге, когда мы ещё не ввели принцип обязательной интернализации сеансов и усилия достичь позитивного разрешения и структурирование завершающего периода. Использование этих двух принципов значительно уменьшает частоту негативных последействий и, таким образом,уменьшает колебания клинического состояния.

Обсуждение протекания ЛСД процесса в менее простроенных обстоятельствах важно по двум причинам: оно дает лучшее понимание динамики и разумное основание будущим ЛСД терапевтам для активного вмешательства в завершающий период. Хотя ЛСД сеансы были контролируемыми, недостаток терапевтического вмешательства в завершающий период делало процедуру больше похожей на немедицинское само-экспериментирование. Поэтому сделанные в этом контексте наблюдения также имеют большую потенциальную ценность для профессионалов, практикующих кризисное вмешательство и лечащих осложнения бесконтрольного ЛСД само-экспериментирования.

Даже если в завершающий период не дается активной терапевтической помощи, негативные последействия ЛСД сеансов минимальны у индивидов, демонстрирующих достаточную эмоциональную стабильность. Как упоминалось раньше, я ни разу не видел у этой категории последействий, имевших форму и интенсивность клинической психопатологии. Иногда на следующий за сеансом день мы наблюдали чувства грусти, раздражительность, утомление, экзистенциальную озадаченность, головные боли или «похмелье»; но такие проявления всегда оставались в пределах нормы. Даже тогда, когда эти индивиды сталкивались с трудным перинатальным материалом, негативные последствия их ЛСД сеансов не затрудняли их ежедневное функционирование. На самом деле, односторонняя сосредоточенность на негативных последствиях ЛСД сеансов у «нормальных» людей была бы неверной. В большинстве случаев наблюдалось отчетливое повышение жизнестойкости, энергичности, чувство энтузиазма, необычайное богатство восприятия и другие определенно позитивные изменения в течение дней или недель после психоделического сеанса.

Ситуация была совсем иной у психиатрических пациентов с серьезными невротическими и психосоматическими нарушениями. Когда эти пациенты в своих ЛСД сеансах работали над психодинамическим материалом, их клиническое состояние значительно изменялось и колебалось. После некоторых ЛСД сеансов они показывали признаки очень драматичного улучшения; из-за того, что наши знания о природе и измерениях ЛСД процедуры на тот момент были довольно ограниченными, у нас порой складывалось ложное впечатление, что терапия приближалась к успешному завершению. Однако за другими ЛСД сеансами весьма неожиданно следовало драматичное усиление начальных симптомов. В остальных случаях позитивные или негативные изменения были маленькими и иногда незаметными. Вдобавок к этим колебаниям в смысле улучшения или ухудшения клинических симптомов, мы иногда наблюдали драматичные трансформации симптомов. За часы ЛСД сеанса старые психопатологические проявления, в некоторых случаях остававшиеся неизменными много лет, исчезали как по волшебству, а на их месте появлялись другие клинические симптомы, которых у пациента никогда раньше не было. Детальное обсуждение динамики этих изменений приведено в главе 9. В некоторых случаях эти изменения были такими фундаментальными, что пациент попадал в совершенно другую клиническую категорию. Этот феномен настолько поразителен и имеет такую теоритическую и практическую важность, что заслуживает иллюстрации коротким клиническим примером:

Ричард был двадцатишестилетним студентом, более четырех лет страдавшим глубокой неослабевающей депрессией и предпринявшим шесть серьезных попыток суицида, в одной из которых он использовал крысиный яд. К тому же, у него были частые приступы свободно плавающей тревоги, мучительных головных болей, агонических сердечных болей и пальпитаций и сильная бессонница. Сам Ричард связывал большинство этих эмоциональных проблем с нарушениями в своей сексуальной жизни. Хотя у него было много дружеских отношений с женщинами, ему не удавалось сексуально с ними взаимодействовать, и у него никогда не было полового акта с женщиной. Иногда он пытался понизить свое сексуальное напряжение при помощи мастурбации; однако это приводило к ненависти к себе и мучительным чувствам вины. В нерегулярные периоды он участвовал в гомосексуальных действиях, всегда в роли пассивного партнера. Хотя в этих ситуациях он мог достичь кратковременного удовлетворения, связанные с этим чувства вины достигали саморазрушительных пропорций. В следовавшем за его гомосексуальными связями состоянии отчаяния он предпринял несколько попыток суицида и однажды попытался кастрировать себя, приняв большую дозу эстрогенов.

В своем восемнадцатом ЛСД сеансе Ричард завершил повторное проживание и интеграцию мощной негативной СКО, функционально связанной с БПМ II.[5] За этим последовало экстатическое переживание, продолжавшееся несколько часов. Он почувствовал уверенность в себе, исцеление, целостность и оптимизм. Однако во время завершающего периода он эмпирически вошел в другое скопление воспоминаний, связанное с третьей перинатальной матрицей. Для него это было неприятным сюрпризом после того, как он поверил в конечное разрешение своего заболевания. В разочаровании и нежелании сталкиваться с новыми проблемами он преждевременно мобилизовал свои защиты. Из ЛСД сеанса он вышел лучистым, счастливым, с чувством физического благополучия; однако к нашему удивлению, комплекс его старых симптомов сменился классическим истерическим параличом правого плеча. У него были все типичные черты истерической конверсии, включая «прекрасное равнодушие»— удивительно безразличное эмоциональное отношение к с виду серьезному и калечащему симптому.

Продолжение психоделической терапии принесло довольно интересные результаты. В нескольких следующих сеансах паралич Ричарда исчезал каждый раз, как ЛСД начинал действовать. Две важные проблемные области, лежавшие в основе его истерического паралича, продолжали проявляться, и их надо было проработать. Первой были отношения Ричарда с отцом, полные агрессии и конфликтов на тему отцеубийства. Его отец был жестоким и деспотичным алкоголиком, осуществлявшим физическое насилие над Ричардом и его матерью. В нескольких случаях отец так серьезно ударил его, что Ричарду пришлось лечь в больницу. В пубертатном возрасте у Ричарда обычно были жестокие фантазии и сны об убийстве отца.

В ЛСД сеансах этого периода Ричард часто видел меня превращенным в его отца. Как только его рука под влиянием препарата начинала двигаться, он неизбежно направлял кулак к моему лицу. Однако он никогда не завершал это движение; его рука останавливалась в нескольких дюймах от моего носа, убиралась и била с новой силой. Иногда он мог колебаться таким образом перед моим лицом несколько часов, будто разрываемый противоречивыми импульсами фрейдовского ид и суперэго. Когда это происходило, Ричард повторно проживал разные травматические воспоминания, связанные с его отцом, и у него был ряд символических видений, связанных с отцеубийством.

Вторая тема, стоящая за параличом Ричарда, содержала проблемы вокруг мастурбации. Так как он испытывал конфликт между непреодолимым желанием мастурбировать и связанными с этим виной и страхами, его рука постоянно тянулась к генитальной области, а затем отдергивалась к тазобедренному суставу. Когда его рука невольно колебалась туда и обратно, у Ричарда было множество переживаний, включавших секс и наказание. Наконец, он повторно пережил с сильными эмоциями травматическое воспоминание о том, как отец застал его мастурбирующим и жестоко наказал.

Обе описанные выше области конфликтов имели более глубокие корни на перинатальном уровне и поэтому также отражали отношения Ричарда с его матерью. В этих сеансах борьба смерти-возрождения тесно переплеталась с биографическим материалом, связанным с его отношениями с отцом. Потребовалось семь сеансов на то, чтобы проработать эти две области конфликтов. Когда это было сделано, Ричард снова получил полный контроль над своей рукой; на этот раз не проявилось никаких новых симптомов, и его прежние жалобы не возвращались. Через несколько недель у него был первый в жизни гетеросексуальный половой акт.

Несмотря на колебания их клинического состояния, мы заметили у большинства невротических пациентов из нашего исследования общую тенденцию к улучшению. После определенного числа сеансов, которое очень изменялось от одного человека к другому, многие временно достигают момента, когда их симптомы значительно уменьшаются или даже исчезают, и есть хороший уровень общего равновесия. За несколькими исключениями, их можно было выписать и продолжать ЛСД терапию амбулаторно.

Эта степень улучшения, возможно, была сравнима с результатом очень успешного психоанализа или некоторых других видов систематической долговременной психотерапии. Ретроспективно, с конвенциальной точки зрения, это было бы подходящим моментом для завершения терапии. Однако этого не произошло с большинством наших пациентов. По определенным причинам казалось уместным продолжать ЛСД психотерапию после этого момента. Мое ортодоксальное психоаналитическое образование было серьезным фактором в моем решении продолжить, которое в итоге открыло передо мной совершенно новое направление исследования человеческого разума.

Хотя на этой стадии пациенты демонстрировали удовлетворительный уровень симптоматического улучшения в периоды между ЛСД сеансами, их психоделические переживания всё ещё содержали эпизоды агрессии, тревоги, вины и разных психосоматических симптомов. В некотором отношении эти явления становились более примитивными и стихийными. Большая часть материала, с которым сталкивались пациенты, имела отчетливый оральный акцент. Это было для меня указанием на то, что терапия подходила к концу, и я продолжал ЛСД сеансы с убеждением, что нам просто надо проработать несколько «остаточных проблем», чтобы исключить рецидив. Согласно психоанализу, мы рождены «tabula rasa» (чистым листом), и психологические проблемы нашего развития начинаются в оральный период; не было ничего до рождения, и поэтому нам некуда было дальше продвигаться. Мое ожидание в тот момент состояло в том, что количество биографического материала окажется ограниченным и что в конце концов мы достигнем точки, в которой ЛСД не будет обнаруживать и активировать новые проблемные зоны. Так как за повторным проживанием травматических воспоминаний часто следовали экстатические и бессодержательные эпизоды, я предполагал, что серийные приемы ЛСД в итоге приведут к недифференцированным переживаниям единства с огромным потенциалом для исцеления и интеграции. Это базовое допущение оказалось верным, но путь к таким переживаниям оказался гораздо дольше и сложнее, чем я ожидал.

Продолжение терапии было результатом незнания природы и базовых законов ЛСД процесса; оно также отражало использование неадекватной и ограниченной теоретической модели, недооценивавшей измерения человеческой личности. Платой за это было большое количество неожиданных эмоциональных и психосоматических страданий у моих пациентов и большое концептуальное замешательство и настоящая проверка терапевтического оптимизма и выдержки с моей стороны. Несмотря на все эти трудности, этот период стал самым захватывающим интеллектуальным и духовным путешествием моей жизни. Оно раскрыло мне новые и неизведанные области человеческого бессознательного, привело к бесчисленным неожиданным ситуациям и событиям и столкнуло меня с сотнями необъяснимых и озадачивающих наблюдений. Финальным результатом этого процесса стал решительный разрыв старых концептуальных рамок, гораздо более широкое понимание человеческого разума и даже радикальное изменение моего понимания природы реальности.

Когда ЛСД сеансы входили в перинатальные области, эмоциональные качества и психосоматические ощущения, с которыми приходилось сталкиваться, расширялись и углублялись, переходя все вообразимые пределы. Рано или поздно каждый пациент начинал испытывать агонии и экстазы космических пропорций. Пока пациенты работали с разными аспектами процесса смерти-возрождения, похожая дихотомия также происходила и в интервалах, следовавших за психоделическими переживаниями. После некоторых ЛСД сеансов клиническое состояние пациентов кардинально ухудшалось. Иногда люди, поступавшие на лечение с глубокими невротическими симптомами и в определенный момент казавшиеся почти исцеленными, внезапно показывали временные психотические симптомы. Нередко пациентам, уже вернувшимся к обычной жизни и продолжавшим лечение амбулаторно, была необходима временная повторная госпитализация. Реже ЛСД сеансы этой стадии завершались глубокими экстатическими состояниями, и за ними следовало клиническое улучшение качественно иного порядка, чем всё, что наблюдалось ранее на психодинамическом уровне. Эти изменения характеризовались не только значительным уменьшением симптомов, но также активно радостным отношением к существованию с отчетливым духовным оттенком («психоделическое послесвечение»).

Когда пациенты приближаются к моменту финальной смерти эго, некоторые из свободных интервалов становятся довольно опасными. На этой стадии нередки глубокие депрессии, агрессивное напряжение, саморазрушительные тенденции и маниакальные состояния. Хотя осложнения такого рода и можно значительно уменьшить активной работой в завершающий период, когда индивиды с серьезными эмоциональными проблемами достигают этой критической фазы ЛСД психотерапии, должно быть доступно специальное лечебное учреждение с обученным персоналом.

В это время могут временно усилиться или снова появиться некоторые исходные клинические симптомы, которые ослабли или даже исчезли во время предыдущей терапии. Когда пациент во время психоделического процесса переходит от психосоматической области к перинатальной, разные психопатологические синдромы могут постепенно утратить свои специфические характеристики и свестись к своим перинатальным корням. Психиатрические пациенты, начавшие ЛСД терапию с самыми разными клиническими проблемами, обычно поразительно сближаются и в итоге проявляют во время ЛСД сеансов и свободных интервалов очень похожую симптоматологию. На этой стадии между пациентами, начавшими с симптомов клаустрофобии, алкоголизма или подавленной депрессии, может быть очень небольшая разница; они все проявляют симптомы, характерные для активированной второй перинатальной матрицы. Похожим образом, садомазохизм, астма, истерические припадки и ажитированная депрессия могут потерять свои биографически детерминированные специфические отличия и свестись к обычной феноменологии БПМ III. Наблюдения такого рода проливают совершенно новый свет на динамическую структуру различных психопатологических синдромов и позволяют создать революционную модель психических заболеваний и психотерапии. Теоретические выводы на эту тему будут обсуждены в следующей книге.

После многих эпизодов агонии, смерти и возрождения ЛСД пациенты в психолитическом исследовании обычно достигали финального переживания смерти эго. Это важный переломный момент в ЛСД психотерапии; после этой точки элементы, характерные для БПМ II, III и IV, больше не появляются на сеансах или в качестве детерминант свободных интервалов. С этого момента психоделическими переживаниями овладевали и управляли первая перинатальная матрица и разные комбинации трансперсональных матриц. С клинической точки зрения, это обычно связано с драматичным улучшением широкого спектра невротических и психосоматических нарушений. Однако полный эмпирический переход от перинатальной к трансперсональной области не означает, что все негативные переживания навсегда исчезают из содержания ЛСД сеансов и послесеансовых интервалов. Содержание чисто трансперсональных сеансов демонстрирует ту же дихотомию, что и биографические и перинатальные переживания. То же верно и для динамики послесеансовых периодов; здесь трансперсональные матрицы тоже могут сильно влиять на эмоциональное и психосоматическое состояние индивида. Так, повседневные чувства, мысли, поведение, мировоззрение в целом и жизненный стиль могут отражать элементы океанического блаженства внутриматочного состояния или всепоглощающий ужас эмбриональных кризисов; позитивные кармические паттерны или трагедии прошлых воплощений; или энергия питающих или разрушительных архетипических образов.

Тот факт, что субъект трансцендировал биографический и перинатальный уровни, не значит, что теперь содержание его или её ЛСД сеансов не имеет никакого личного значения или актуальности. Биографическая история теперь полностью доступна на взрослом уровне без подавления и эмоционального искажения. Больше нет болезненного повторного проживания отдельных травмирующих событий и ограниченного акцента на расшифровке драм нуклеарной семьи и их влияния на жизнь. Также, в сеансах больше не появляются борьба жизни со смертью, клаустрофобные кошмары, скатологические сцены и садомазохистские оргии рождения. Однако независимо от того, насколько грандиозным и космическим является масштаб трансперсональных переживаний, они всегда тесно связаны с повседневной жизнью индивида. Проработка негативных трансперсональных матриц и соединение с позитивными оказывает терапевтическое влияние на эмоциональные, психосоматические и межличностные процессы индивида. Это также открывает новые уровни понимания собственной идентичности, измерений существования, человеческой жизни и бытия вообще. Хотя здесь уже не предстоит особой «археологической работы» над историей данной жизни, сама интерпретация её значения постоянно меняется по мере того, как расширяются концептуальные рамки, чтобы уместить новые эмпирические данные.

Один из аспектов повседневного существования, который проявляет особо тесную связь с психоделическим процессом, это сновиденная жизнь индивида. В течение психотерапии, включающей серийные ЛСД сеансы, есть четкая взаимосвязь между природой и содержанием лекарственных переживаний и умственной активностью во время сна и гипнагогического периода. Сновидения до ЛСД сеанса часто предсказывают содержание психоделического опыта, а сновиденная жизнь в периоды после сеансов часто развивает разные темы прошедшего лекарственного сеанса. Это особенно поразительно, когда важный гештальт в последнем сеансе остается незавершенным, и эмпирически доступным становится большая часть бессознательного материала с сильным эмоциональным зарядом.

Когда психоделический процесс сосредоточен на биографических вопросах, сны имеют обычную динамическую структуру, известную из фрейдовского психоанализа. Большая часть их содержания, видимо, имеет смысл в пределах эмоциональной истории индивида, и её можно легко расшифровать, если быть знакомым с базовыми принципами работы со снами. Когда ЛСД пациенты эмпирически входят в перинатальную область, качество их снов меняется, и фрейдовский подход к интерпретации уже не адекватен. Хотя формальный анализ обычно дает некоторый материал из истории индивида, который кажется актуальным и тематически связан с содержанием таких сновидений, все чисто биографические интерпретации остаются поверхностными и неубедительными. Сны этой фазы очень примитивны, стихийны и полны сильных эмоций. Их содержание обычно более или менее прямо происходит из типичных тем, связанных с отдельными перинатальными матрицами. Так, перинатальные сны, связанные с БПМ II, включают пассивные переживания пыток в тюрьмах, концлагерях и газовых камерах; пугающие клаустрофобные переживания клеток, подводных переходов или постепенно сужающихся корридоров, туннелей и трубопроводов; и мир бессмысленных картонных фигур, цирковых представлений и автоматов или роботов. Более мягкие формы этих снов включают всякие безнадежные безвыходные ситуации на разных уровнях. Различные аспекты БПМ III создают сны о титанических войнах или природных катастрофах огромных пропорций; убийствах, несчастных случаях, кровавой резне, изнасилованиях и садомазохистских оргиях; порнографических сценах, полных вопиющих сексуальных девиаций и перверсий; и атмосфере гниения и невообразимой грязи. Финальные фазы этой матрицы связаны со снами о захватывающих приключениях во время военных экспедиций, охоте, парках развлечений и особенно красочных карнавалах. Переход от БПМ III к БПМ IV отражается в сновидениях об одиночной или массовой смерти, огромных пожарах, извержениях вулканов, атомных войнах и уничтожении мира. Сны, происходящие из БПМ IV, включают элементы божественных откровений, торжественных побед, выхода из опасных ситуаций, примирения или воссоединения возлюбленных и радостных праздников. Небесные царства, райская атмосфера, красивые природные пейзажи и океанические состояния во снах обнаруживают влияние первой перинатальной матрицы.

Следующее описание будет идеальным примером сна, содержание которого отражает перинатальную динамику. В этом случае сам субъект заметил его связь с процессом рождения.

Был вечер воскресенья, и вся моя семья находилась в большой гостиной дома, расположенного на обрыве с видом на Тихий Океан. Все веселились в нашей обычной праздничной манере, когда я заметил, что снаружи будто собиралась гроза. Внезапно ветер и дождь обрели такую силу, что начали выбивать стекла; тут мой отец многозначительно сказал: «Это Пятый Ветер». И тогда, в момент, который даже ретроспективно кажется изумительным, весь дом стал вращаться и падать с обрыва далеко вниз, в океан. За секунды между началом падения и ударом я понял, что вся моя семья и я сам умрем в катаклизме. В тот самый момент, когда я полностью принял мою смерть и смерть любимых, я проснулся, как раз перед столкновением дома с океаном.

После пробуждения у меня осталось чрезвычайно возвышенное чувство, и тогда я заметил, что у сна было глубокое сходство с определенными ощущениями, которые у меня были в последних ЛСД сеансах. В этих сеансах я будто повторно проживал свое рождение, и элементы принятия своей смерти, конца света, потрясающие стихийные силы, участвующие в катастрофическом взрыве, и наконец, странное ощущение, что моя голова (воспринимавшаяся гораздо больше обычного), комната и здание, в котором я находился, и вообще вся Вселенная, казалось, вращаются вокруг своей оси самым необъяснимым и удивительным образом—все эти элементы появлялись в разных частях сеансов и красиво повторились в сновидении. В конце концов, я вспомнил, как в рождении моего сына голова будто вращалась в кульминации процесса рождения, и похоже, что всё сходится—этот сон, видимо, символически выражает многие существенные аспекты смерти эго.

Когда индивид переходит в трансперсональную стадию ЛСД процесса, это имеет важные последствия для природы и содержания его или её снов. Многие из элементов и последовательностей, или даже всё содержание определенных снов, может представлять собой трансперсональные явления в более или менее чистой форме. Такие сны невозможно адекватно интерпретировать в фрейдовских терминах, и результаты такого анализа будут поверхностными и неточными. Эти сны не показывают искажений и конденсации, характерной для биографически детерминированных, и имеют качество воспоминаний прошлых воплощений, родовых или филогенетических переживаний, встреч с архетипическими сущностями, разных типов экстрасенсорного восприятия или внетелесных путешествий. Знание и признание особой природы таких снов необходимо для их правильного понимания и интерпретации. Из-за глубокой органической связи между сновиденной жизнью и психоделическими переживаниями, работа со снами должна быть неотъемлемой частью любой полноценной программы психоделической терапии.

Синоптическое изображение сна, который был у автора во время его аналитического обучения. Он был прикован к плите в ужасной пещере и подвергался разным нечеловеческим пыткам. Они были связаны с мотивом маленькой чаши, которая давала неограниченные количества манной каши каждому, кто знает волшебное слово—тема из популярной чешской сказки.

Во сне эта волшебная чаша находилась вне тюрьмы, выливая огромные количества питающей жидкости. Было ясно, что пытки закончатся, когда манная каша достигнет окна и начнет заливаться внутрь. Свободные ассоциации с этим сном включали испанскую Инквизицию и замысловатые пыточные инструменты; инстинктивную жизнь приматов; многие оральные темы, включая щеки-хранилища хомяков; и детали касаемо чешского короля, который провел всю жизнь в тюрьме. Также вспоминались разные конкретные детские происшествия, включавшие дискомфорт в эрогенных зонах: обожженный горячим молоком рот, операция на фимозе, болезненные клизмы и прочее. Аналитик вследствие этого интерпретировал этот сон, как компромиссное образование, конденсирующее все нарушения либидинального удовольствия, от которых анализируемый страдал в ранней жизни.

Это объяснение оказалось поверхностным и неудовлетворительным. Позже элементы этого сна снова появились в высокодозовом ЛСД сеансе и обрели идеальный смысл в контексте травмы рождения. Подземелье это рожающая матка, а пытки закончатся, когда будет достигнута стадия питания. Отождествление с королем иллюстрирует связь между рождением и архетипом ребенка-короля («коронация»). Отождествление с обезьянами и их свободным потворством инстинктам указывает на высвобождение ряда инстинктивных импульсов (полиморфная перверсия) в перинатальном процессе.

Вышеприведенное обсуждение сосредоточено на протекании ЛСД психотерапии у субъектов с невротическими и психосоматическими симптомами, которые были достаточно серьезными, чтобы требовать госпитализации. Также нужно сказать несколько слов об индивидах, находящихся на двух крайних точках психопатологического спектра: «нормальных» людях и шизофренических пациентах. Субъекты, не имевшие серьезных эмоциональных проблем и участвовавшие в ЛСД программе для учебных целей или из-за интеллектуального интереса, обычно следовали примерно тем же курсом, что и невротические пациенты. Однако эта группа характеризовалась быстрым продвижением от абстрактных переживаний к перинатальным. Эти индивиды не тратили много времени на биографические вопросы и очень быстро входили в область процесса смерти-возрождения. На перинатальных сеансах трудные переживания обычно ограничивались временем кульминации действия препарата, и большинство выходов были приятными или даже экстатическими без всякой помощи со стороны ситтеров. Негативные пережитки содержания ЛСД сеансов в свободных интервалах были редки и только минимальны, и у людей, не имевших серьезных эмоциональных проблем до приема препарата, не наблюдалось продления эффектов или психотических срывов.

Число психотических пациентов, которых мы лечили, было слишком маленьким, чтобы можно было сделать надежное обобщение. Однако ЛСД процесс у этих пациентов имел определенные интересные характеристики, заслуживающие упоминания. Люди, которых мы начали лечить ЛСД во время проявления у них шизофренической симптоматологии, показывали значительные колебания клинического состояния после начальных сеансов. Хотя эти флуктуации были глубже и драматичнее, вообще процесс напоминал описанный для невротической группы. Как раз перед тем, как эти пациенты входили в перинатальную область, их клиническое состояние казалось значительно улучшенным. Их психотические симптомы уменьшались или совсем исчезали, и они показывали удивительные критические инсайты и психологическую дистанцию по отношению к своим прошлым трудностям. Они обычно выражали некоторые невротические и психосоматические жалобы. Их ЛСД сеансы и клинические симптомы в интервалах между сеансами казались похожими на таковые у невротической группы, и их перинатальный процесс был таким же бурным.

Главное отличие появлялось после завершения процесса смерти-возрождения. Здесь эти пациенты внезапно развивали в разной степени то, что лучше всего описывает название «трансферентный психоз». Это состояние характеризуется возвращением исходных психотических симптомов, но уже с терапевтом в роли главного центра и цели всех мыслей, эмоций и поведений пациента. К этому вопросу я вернусь более детально в последующем разделе и проиллюстрирую его типичным клиническим примером. Когда ЛСД сеансы продолжались вопреки ухудшению клинического состояния и сохраняющемуся трансферентному психозу, пациентам в конце концов удавалось достигнуть совершенно нового уровня интеграции и ментального функционирования. Для терапевтических экспериментов такого рода совершенно необходим специально структурированный лечебный корпус, и терапевт должен быть готов работать несколько недель в трудных и взыскательных условиях трансферентного психоза.

ЛСД терапия протекает во многом отлично от описанного выше, если терапевт использует подход, изложенный в этой книге. Использование высоких дозировок, повязки на глазах и стереофонической музыки значительно углубляет переживание. В этих обстоятельствах мы не наблюдаем постепенного раскрытия разных уровней бессознательного от одного сеанса к другому, как описано для психолитического подхода. Вместо этого все категории психоделических явлений могут последовательно происходить в одной встрече с ЛСД. Вначале сеанса субъект обычно испытывает короткий период абстрактной природы, когда он или она видит цвета и движущиеся геометрические образы. Когда фокус смещается на психодинамическую область, индивид может бегло соприкоснуться с некоторыми биографическими элементами, связанными с отдельной СКО. Когда ЛСД сеанс кульминирует, он или она обычно встречается с глубокими уровнями СКО, связанными с выживанием и целостностью тела, или же с материалом базовых перинатальных матриц. Очень часты воспоминания утопления, травм, операций и опасных болезней, а также глубокие встречи со смертью, выходящие за пределы конкретных биографических событий. После нескольких последовательностей смерти и возрождения сеанс может стабилизироваться на уровне БПМ I, или же субъект может войти в трансперсональную область и испытать разные мифологические сценарии, родовые и филогенетические воспоминания, элементы коллективного бессознательного или явления прошлых воплощений.

Во время выхода, когда действие препарата уменьшается, психодинамические эпизоды могут повториться. В это время озарения, полученные ранее в сеансе, часто применяются к конкретным условиям и обстоятельствам своей жизни. Однако сам факт того, что субъект имел эмпирический доступ к трансперсональному уровню, не значит, что он или она завершили процесс смерти-возрождения. Всё равно потребуется серия интернализованных высокодозовых ЛСД сеансов похожего вида, чтобы проработать и интегрировать весь перинатальный материал и связанные с ним психодинамические элементы. Однако если применяются принципы психоделической терапии, то общее время, необходимое на завершение этого процесса, намного короче, чем в психолитической терапии. К тому же, возникает меньше трудностей и осложнений в интервалах между сеансами, особенно когда терапевтический подход включает интенсивную эмпирическую работу в завершающий период, и ситтеры активно стараются позитивно простроить возвращение.