Интерн Педалькин и мертвая бабка
INTROITUS
История болезни № 23 516
«Азрапкина Вера Михайловна, 76 лет, пенсионерка, поступила во 2-е хирургическое отделение 19 октября 2004 г. с диагнозом: «Острый гангренозный холецистит, местный перитонит".
В экстренном порядке оперирована- холецистэктомия, дренирование брюшной полости (хирурги Живодёров, Педалькин)
Гладкое послеоперационное течение.
29 октября 2004 г. обход заведующего отделением д.м.н. Глизбурга Л.М.:
«Жалобы на умеренные боли в области операции. Общее состояние удовлетворительное. Гемодинамика… внутренние органы… ест и пьёт с аппетитом. Физиологические отправления в норме. Сняты швы- рана зажила первичным натяжением.
Может быть выписана на амбулаторное лечение.
Подписи:
Зав.отделением………………Глизбург
Лечащий врач………………..Живодёров
Врач-интерн………………….Педалькин
10.00 29 октября 2004 года»
22.30. 29.10.2004 (KYRIE ELESION)
-Семён Семёныч, Азрапкиной- хуёво!
-Чего?- дежурный хирург Педалькин оторвался от телевизора и недоверчиво посмотрел на медсестру со 2-го поста, столь грубо нарушившую его покой. -Кому- Азрапкиной? Почему? Как?!
-Так! Одышка у бабушки появилась. И температура 38,8.
-Ты что- шутишь?
-Ага. Ржунимагу,- медсестра, высокая брюнетка, уселась в кресло, в котором на пятиминутках восседал зав.отделением, доктор медицинских наук Лев Моисеевич Глизбург. С каким-то лихим торжеством посмотрела на взъерошенного Педалькина, откинула полы халата, закинула ногу на ногу, достала сигарету, прикурила.- Кажется, собирается ласты склеивать старушка.
-Да ты что! Какие ласты, Марина? Мы же её послезавтра на выписку готовили…
-Ну-ну. Были сборы недолги, от Кубани до Волги… Споём, Сеня?
Кажется, брюнетке доставляло немалое удовольствие унижать молодого хирурга. Семён Семёнович предложение «спеть» отринул и глубоко вздохнул.
-Где Живодёров?- спросила медсестра.- Опять на блядки поехал?
-Он в реанимации… Тяжёлых осматривает.
-Да ладно. Я выглядывала- нет его «Ауди» на месте. Опять ебаться поехал! Ну, чего сидишь? Поднимай жопу, пошли- что-то делать нужно…
То, что больная из 23-й палаты Азрапкина, 76 лет- тихая, бодрая, чистенькая старушка, десять дней назад прооперированная по поводу деструктивного холецистита, собирается «склеить ласты», было ясно даже такому неискушённому в хирургии человеку, как врач-интерн Педалькин. В дневнике сегодняшнего обхода зав.отделением Семён Семёнович собственноручно написал: «Состояние удовлетворительное…сняты швы… готовится к выписке», но сейчас, всего 10 часов спустя, состояние больной можно было расценивать, как тяжёлое- одышка, кашель с мокротой, учащенное сердцебиение, цианоз кожных покровов- т.е. всё то, что говорит о двустороннем воспалении лёгких…
Вернув Марине дежурный стетоскоп, Педалькин жестом пригласил медсестру выйти из палаты.
-Ты вот что… Ты это, Марина, зови Татьяну Павловну. Везите больную в рентген,- попросил он. – Где же она?
-Отдуплилась уже Татьяна Пална, Сеня. Засосала стакан- и в Ватикан,- усмехнулась Марина, с вызовом глядя на моргающего Педалькина.- А то ты не знаешь, что после вечерних уколов её трактором не поднимешь.
-Опять она пьяная?- с тоской спросил интерн.- Господи. Сколько же можно! Самый настоящий алкоголизм. Утром нужно поставить в известность Льва Моисеевича…
-Ой, а то он не в курсе!- воскликнула медсестра. «Какая длинная шея… и зубы белые, ровные. Никогда не скажешь, что курит»,- почему-то подумал интерн и смутился.- Уже сколько раз с ней беседовали- хули. Бесполезняк, Сеня. Хер ты найдёшь кого ей на смену- за такие бля копейки ночами тут матку рвать. Ни одной санитарки! Бери, вон, каталку- поехали лучше…
Пока часто-часто дышащую, точно болонка в жару, старушку везли этажами и лифтами в рентгенкабинет, Марина допрашивала отмалчивающегося Педалькина- а где же, в таком случае, ответственный дежурный хирург- Живодёров М.М., почему его-то нет на рабочем месте, и когда же кончатся эти бесконечные блядки и детское подставлялово…
Семён Семёнович только слушал и вздыхал. Отвечать было нечего- ответственный дежурный хирург действительно отсутствовал на рабочем месте по неуважительной причине. Михал Михалыч два часа назад одел сенино пальто- прямо поверх формы, спрыснулся дорогим одеколоном «Империал», пригладил великолепные седые власы, аккуратно поссал в умывальник, и сказал тоскующему Педалькину:
-Ну, мой юный друг, я, с вашего позволения, departes. Мне нужно срочно бросить пару палчонок в разных районах Москвы, так что оставляю вас одного. Тяжёлых в отделении никого нет, а ежели кто поступит- разбирайся с ними сам. Ответственных решений не принимай. Помни золотое правило хирургии- благо для больного создаётся не только теми операциями, которые хирург делает, но так же и теми, что он не делает. Обследуй, капай, клизми- и жди моего появления…
Сеня ничего не ответил. Он смотрел на зассатую раковину.
«Хоть он и смыл мочу свою, но до чего ж неприятно, когда при тебе уринируют в раковину…И кличка у него подходящая- «Бандит»… Это из-за золотой цепи, что он всегда носит на шее…А хирург- первоклассный. Три языка знает! Мне таким никогда не стать…»
-На всякий случай,- продолжил Живодёров,- вот номер экстренной мобилы- но я тебе его не сообщал. Звони только в самом крайнем случае. Если кто будет спрашивать меня- отвечай: «В реанимации». На худой конец- «В морге». Если станут проверять- то вот шкаф, моя одежда на плечиках. Ну, чего пригорюнился?- седовласый высокий хирург улыбнулся, блеснул золотыми очками.- Страшно одному оставаться? Ничего, у тебя уже третий месяц интернатуры! Когда-то ведь надо…
-Но вы не очень долго, Михаил Михайлович?- жалобно спросил Педалькин. Страшная неуверенность сквозила в каждом слове, в каждом жесте.- Два, три часа я продержусь, но вот дальше…
-Сеня! Ну ты же доктор, ёб твою мать!- воскликнул Живодёров.- Хули тогда пошёл в хирургию? Я тебе случай предоставляю- проверить, чего ты стоишь, а ты бля сопли начинаешь мне жевать! Отставить! Доктор Педалькин! Слушай приказ: на тебя сейчас смотрит вся Россия…
И «Бандит» так быстро и решительно покинул Сеню, что тот совсем расстроился.
Вспомнив сей разговор, молодой хирург снова вздохнул. Увы- пафосные лозунги старшего товарища его не вдохновляли…
23.00 29.10. 2004 (DIES IRAE)
Обзорный снимок подтвердил самые худшие предположения- двусторонняя пневмония, переходящая в отёк лёгких.
-Ну, и что там?- спросила Марина, едва они вывезли бабку из рентгена.- Совсем трандец? Звони в реанимацию- пусть забирают…
-Идея,- согласился Педалькин.- Лучше всего Азрапкину реаниматорам спихнуть. Ты не только красивая, Марина- ты ещё и умная…
-Доктор! Комплименты на рабочем месте? Держите себя в руках!
-Это конст…статация факта… н-не б-более…
Из ординаторской Семён позвонил в РАО и поставил вопрос о переводе «агонирующей больной» для «интенсивного лечения», но не нашёл там ни малейшего понимания.
-Не говорите ерунды, доктор,- сурово ответили ему.- Назначайте мощную антибиотикотерапию, диуретики, сердечные гликозиды, бронхолитики. И не нужно перекладывать свои проблемы на наши хрупкие плечи…
-Но как же…- вякнул было Педалькин.
-Сеня, не еби мозги,- ответили реаниматологи грубо и конкретно.- Твоя больная- занимайся. А у нас и так цех переполнен- причём лицами трудоспоспобного возраста. И все- агонируют!
-Да она же… она же- умирает!
-Она не умирает, а кончается,- издевательски хмыкнули в трубку.- Отходит. Ты в хоспис позвони…
-Но, коллега…
-Тамбовский волк тебе коллега…
Вот и поговорили! Семён Семёнычу захотелось расплакаться. Он вытер выступившие слёзы кулаком, стиснул зубы и принялся писать новые назначения.
23.30. 29.10. 2004 (TUBA MIRUM)
Узнав о том, что реаниматологи не только отказались забрать бабку Азрапкину, а даже прийти на консультацию, Марина презрительно скривила губы и подарила Сене самый убийственный взгляд.
«Хули, ничего другого от тебя я не ожидала,- говорили её глаза.- Даже такой ерунды не смог сделать, Пилюлькин, бля, Онанист несчастный…»
Увы, две последние клички прочно приклеились к интерну Педалькину за эти два с половиной месяца, и за глаза его иначе и не называли. Несмотря на то, что он был, в общем-то, интересный, хорошо сложенный, высокий и гибкий юноша, чем-то похожий на киноактёра Мэтта Дэмона, над ним все, абсолютно все- смеялись!
Во-первых, у него не было не только жены, но даже постоянной девушки. У него не было машины. Он жил с мамой. Он не интересовался футболом. Он никогда не участвовал в мужских разговорах. Он краснел от откровенных анекдотов.
Во-вторых, в хирургии он был абсолютный ноль! За весь институт Педалькин ни разу не ассистировал на операциях, не умел не то, что вязать узлы, а даже и крючков держать как следует. Его назначения вызывали только гнев и Льва Моисеевича, и всех остальных старших товарищей, и их тут же отменяли. Ни одного дежурства Семён Семёныч не смог сдать самостоятельно- его сутулая поза, тихий извиняющийся голос, длинные волосы, падающие на лицо- всё это вызывало резкую отрицательно-враждебную реакцию коллег, и они безжалостно опускали его каверзными вопросами.
Из всех хирургов отделения один Живодёров относился к юноше с симпатией и соглашался дежурить с ним, но и то, именно сегодня ему приспичило «наставить рогов Оксанке»- своей красавице-супруге, матери двоих малолетних детей, моложе его на 15 лет.
«Каааазёл,- с ненавистью думала Марина, слушая тихий голос Педалькина.- Идиот. Кретин. Пацан. Поназначал-то сколько, мудило! Пол-отделения можно вылечить! Прыгай теперь всю ночь возле бабки, сука- и так одна на два поста. Пална-пална, старая блять… И послезавтра снова в ночь выходить! 23 года- а никакой, никакой личной жизни. На панель пойти, что ли…
Я стою у ресторана.
Замуж- поздно.
Сдохнуть- рано…
О боже. Бедная я, несчастная…И ещё этот казззёёёёлл…»
-Всё, доктор?- угрюмо спросила Марина.
-Нет. Ещё контроль диуреза- почасово, и ЦВД…
-Угу.
-Марина, ты не угукай. А выполняй назначения…
-Пошёл ты нахуй…
Выхватив процедурный лист из влажной руки Педалькина, Марина как можно выше вздёрнула голову и удалилась, придав походке своей максимально эротический характер. Несмотря на напряжённость момента, Сеня не смог не посмотреть вослед.
«Его взгляд так впился мне в спину, что мои бёдра сами собой закачались»,- подумала Журавлёва.
«Вот это девушка… Ноги длинные, сильные, загорелые. Ей бы в модели…»,- подумал Педалькин.
Сглотнув слюну, наполнившую его рот, Сеня неумело закурил сигарету, раскашлялся, вытер слёзы, выступившие на глаза, уселся в кресло заведующего и крепко задумался.
«Позвонить Живодёрову? Пусть приезжает…»
Интерн минут пять колебался, потом всё же решился.
Довольно долго не отвечали, но потом он услышал глас Живодёрова. Тот старался скрыть недовольство. Сеня как можно короче, стараясь не волноваться, доложил.
-…итак, она умирает, Михаил Михайлович,- патетически закончил он.
«Фу. Кажется, красиво изложил,- с облегчением подумал он.- Сейчас примчится…»
-Сеня…- раздался в ответ раскатистый баритон хирурга.- Подожди, я выйду в другую комнату. Так вот, Сеня- ты когда-нибудь ебался?
-Да, Михаил Михайлович. На четвёртом курсе, потом этим летом в Судаке…
-Молодец. Ну и как, понравилось тебе?
-Ну… смотря, что испытываешь к девушке. Понимаете, я…
-Теперь представь,- возвысил голос Живодёров, не дослушав,- ты только что поставил раком любимую девушку. Она вся застыла в предвкушении, пизда истекает любовными соками, а твой хуй вибрирует, как басовая струна. Представляешь? Ты уже крепко взял её за ягодицы, и…
-Да-да?
-…и тут тебе звонит какой-то мудак и сообщает, что умирает 76-летняя бабка.
-Больная…
-Да, и к тому же- больная. Что бы ты с ним сделал?
-Михаил Михайлович! Но это же- наша больная. Вы её оперировали. Вместе со мной!!
-Блять, Педалькин, ты- безнадёжен. Просто удивительно, что тебе кто-то дал в Евпатории.
-В Судаке, Михаил Михайлович. Настя, хорошая девушка, из Полтавы… Я ведь по делу вам позвонил!
-И что же ты назначил?
Интерн торопливо доложил. Им вдруг всё сильнее и сильнее стали овладевать сомнения в правильности своего поступка. Когда он закончил, то уши и шея его горели. Семён был готов провалиться сквозь пол ординаторской…
-Ну, молодец,- ровным голосом одобрил Живодёров.- Отличные назначения! Грамотно, грамотно, д-р Педалькин… Проследи, чтобы Маринка всё выполнила.
-И всё?
-А что ты хотел?
-А если больная умрёт?
-Да и хуй с ней. Пневмония- непредотвратимое осложнение. Так- всё, отбой. Я скоро. Пока!
«Он не приедет,- обречённо подумал Педалькин.- До чего же чёрствый, бездушный человек! Я был о нём лучшего мнения…»
00.10. 30.10. 2004 (REX TREMENDAE MAJESTATIS)
Он пошёл проверить Марину. Та снаряжала капельницу в процедурке. Стойка была высокая, и не регулировалась. Поэтому постовой медсестре то и дело приходилось привставать на цыпочки. При этом коротковатый ей халат задирался до середины бёдер, а то и выше. В разрез его иногда мелькали белые трусики и аккуратные ягодицы.
Марина, не замечая хирурга, сосредоточенно орудовала банками с растворами и шприцами. Педалькин, не желая обнаруживать себя, тихонько прислонился к дверному косяку.
«До чего подвижна эта девушка,- признался он сам себе.- Под халатом ведь нет ничего, кроме трусов и лифчика…»
Ему вспомнился разговор с Живодёровым. «Она истекает любовными соками, а твой хуй вибрирует, как басовая струна…»
-Ой,- спохватился наш герой, когда Журавлёва резко обернулась и заметила его. Засунутыми в карманы кулаками Семён плотнее запахнул полы халата, крупно-крупно сглотнул.
-Это что, поляризующая смесь?- хрипло спросил он.
-Да, парализующая, бля,- отозвалсь медсестра сквозь стиснутые зубы.- Назначений понадавал- месяц не переделать…
-Так надо. Мы будем бороться… Параметры меряла?
-Меряла. Мочи нет ни хуя. И пульс под 120…
-Да?- построжел Семён.- Пойду сам померяю…
Да- Азрапкина уходила, т.е. агонировала. Контакту уже была недоступна, дышала часто-часто и неритмично, в грудной клетке сипело и хрипело, точно в старых ходиках перед боем, а сердце лупило в грудину так, что это было видно в разрез казённой сорочки. Увы, бабка уходила от Сени Педалькина в мир иной- и ничего нельзя было сделать.
Интерн, осознав это, в ужасе застыл перед мощью природы. Да, костлявая рука смерти прочно держала бабкино иссохшее тело- и врач Педалькин со всем своим высшим медицинским образованием был бессилен помешать ей…
Он ещё никогда не видел, как умирают люди. То есть, трупов он видел достаточно, но вот тот момент, когда живое тело становится трупом, он наблюдал впервые.
«Искусственное дыхание… непрямой массаж сердца… адреналин в желудочки…,- тупо подумалось ему. -Да какое там искусственное дыхание- лёгочные альвелолы забиты слизью и мокротой… И родственников у неё нет никаких- одинокая.»
Дыхание умирающей сделалось прерывисто-неритмичным.
«Дыхание Чейн-Стокса»,- попытался классифицировать учёный мозг Педалькина. Между тем как тело его продолжало стоять, а глаза- пялиться на невиданное зрелище. Оно притягивало…
-Ну, чего? Подключать мне «парализующую», или нет уже?- Марина приблизилась, отставила капельницу и оттянула сморщенное веко. Зрачок был невероятно широк.
-Тут уже только батюшку позвать остаётся…
Сеня не выдержал- слёзы сами брызнули из глаз и покатились градом по щекам. Юноша громко всхлипнул и побежал вон из палаты.
00.30. 30.10. 2004 (RECORDARE, JESU PIE)
В ординаторской он бросился к умывальнику, открыл холодную воду и яростно принялся плескать на лицо. Тут он вспомнил, что в раковину нассал Живодёров, и беднягу едва не вырвало.
Только покойник не ссыт в рукомойник…- вспомнились ему золотые очки и улыбка хирурга.
Интерн бросился на ординаторский диван и закрыл лицо руками. Плечи Педалькина затряслись.
Марина, через 15 минут зайдя в ординаторскую, обнаружила дежурного хирурга в самом плачевном состоянии.
-Эй, Сеня. Ты чего?- она присела рядом.- Э-эй… Док-тор… доктор Педалькин…
Она сперва осторожно потормошила его за плечо. Потом, осмелев, тряхнула как следует- так, что голова интерна мотнулась взад вперёд. Он оттолкнул Журавлёву.
-Что там?- сдавленно прозвучало из-под стиснутых ладоней.
-Склеила ласты.
-Да??
-Недолго мучилась старушка в высоковольтных проводах…
-Во сколько?
-В 00.15. Иди, констатируй. Эх, только зря дефицитные медикаменты истратили.
Педалькин опустил руки и застыл неподвижно, глядя заплаканными глазами в пространство перед собой.
-Она умерла… умерла…
-Да, Сеня. Кирдык.
-Ну почему? Почему в моё дежурство?- в невероятной тоске спросил он. - Ну почему именно я такой… невезучий?
-Невезучий! Кто бы говорил!- расхохоталась девушка.- Да ты- тупой, и ещё тупее, Педалькин. На, оформляй историю, пиши посмертный эпикриз.
-Не буду. Всё, хватит!- Семён вскочил, заходил по ординаторской.- Нафиг это всё!
-Семён Семёнович, констатитруйте смерть и оформляйте историю: мне труп нужно отвезти в морг.
-Я ухожу!- истерически вскричал Педалькин.- К чёрту медицину- это не для меня. Уволюсь!
-Охуел, мудило?- Марина тоже вскочила и постаралась схватить врача за руку, но тот снова оттолкнул её.- Ой, дурак… ой, дурак… Из-за какой-то бабки! Смотреть противно. Всё, я пошла. Психуй в одиночестве.
-Нет, не из-за бабки!- Сеня, в свою очередь, схватил медсестру за плечо. Журавлёва попыталась высвободиться, но тот оказался неожиданно сильным и не отпускал.- Нет, ты послушай!
-Доктор! Держите себя в руках…
- Просто- меня всё это… ЗА-Е-БА-ЛО! И эти циничные люди… и неблагодарные больные… И моя полная никчёмность… И зарплата- с гулькин ХУЙ, сколько не повышай… А брать взятки- противно. И пошло оно всё в ПИЗДУ! Пойду вон, устроюсь медицинским представителем в фармфирму, буду по стране ездить…
-Дурак… отпусти. Больно! И прекрати истерику, козёл, онанист несчастный!! Да пусти же! Я сейчас охрану позову…
-Как ты меня назвала?- спросил Педалькин свистящим шёпотом. В его глазах сверкнул такой огонь ненависти, что Марина испугалась.
-Козёл…
-Нет, как ты меня назвала??
-Онанист несчастный…
-КТО-Я?
-ДА!! ТЫ!!!
-Ах, ты… ща посмотрим, кто тут онанист…
Последовавшая борьба была жестокой, яростной, но короткой. Всё же Семён Педалькин был крупный, молодой и сильный, а Марина Журавлёва- высокой, изящной и хрупкой. Сопротивляться озверевшему интерну было бесполезно. Он рванул её халат так, что отлетели пуговицы и треснули рукава. Беспомощной птицей обрывки халата улетели… ну, скажем, нахуй… Марину швырнули на диван и принялись срывать трусы. Она завизжала.
-Дурак! Они 50 баксов стоят! Стой! Сама сниму…
04.45 30.10. 2004 (CONFUTIATIS MALEDICTIS)
Врач высшей категории хирург Живодёров появился в отделении. Он был по-прежнему в семёновом кашемировом пальто, надетом поверх зелёной формы. Седые волосы были тщательно уложены волосок к волоску, стёкла очков торжественно блестели. В вырезе хирургической блузы поблёскивала довольно массивная золотая цепь, невероятно шедшая к холёной, барской внешности Михал Михалыча. Да, это из-за неё он и носил кличку «Бандит»…
Неторопливым хозяйским шагом д-р Живодёров прошёл по отделению.
Штирлиц идёт по коридору…
Только очень внимательный наблюдатель смог бы заметить лёгкую атактичность в этой походке и прийти к выводу, что дежурный хирург- слегка того… в жопу. Об этом свидетельствовал и лёгкий аромат- «выхлоп», тонким шлейфом сопутствующий Михал Михалычу…
Живодёров прошёл в 23-ю палату. Там горел ночник. На койке распростёрлось миортвое тело бапки… То, что оно- ниибаццо мёртвое, было вполне ясно уже со стороны, но доктор подошёл, пощупал пульс, посмотрел зрачки.
«Так- пиздец. Уже остыла. Что происходит? Почему не в морге? Чёрт, нельзя отлучится на минуту. Часа три уже лежит! Где все? Ну, Пална-то понятно, в нажрачке. А где же Семён? где Марина? Чо твариццо-то?»
Нахмурившись, Мих Мих подошёл к ординаторской, но, прежде чем открыть дверь, помедлил. До него донеслись тихие-тихие голоса. Ответственный хирург опустил руку, прислушался.
-…дурак ты.
-Чё дурак-то?
-Ой, дурак! Трусы чуть не порвал…
-Извини, что я матом… Понимаешь, это со мной впервые…
-Что, никогда не матюгался? Ой, Сенечка… Боже, как всё запущено…
-Я больше не буду.
-Да ладно.
-Нет- всё.
-Не надо. Кстати, классно ебёшься. Ещё пиво будешь?
-Давай.
-Ща, сбегаю в сестринскую… Подержи пока сигарету. Сеня- ты что, и КУРИШЬ? Я маме твоей скажу!
-Я те так скажу…
Живодёров улыбнулся, снял очки. Повертел их в руках, демонстративно кашлянул. За дверью громко ойкнули.
-Так, молодёжь! Подъём. Значит, бапку нужно вывезти- раз, а второе- там к нам аппендицит поднимают. Вовремя я подъехал…
Растрёпанная Марина, закутавшись в рваный халат, мгновенно испарилась из ординаторской. Живодёров вошёл, и не глядя на торопливо одевающегося Степана, подошёл к раковине. Расстегнул ширинку.
-Только покойник не ссыт в рукомойник,- довольно проговорил он, пока сильная струя мочи хуячила на эмаль раковины и, пенясь, исчезала в сливе. –Знаешь, кто это сказал? Главный хирург Красной армии профессор С.С. Гирголав!
Отряхнув крупную залупу, врач высшей категории открыл воду и аккуратно смыл следы ссанья.
-За пальто- спасибо. Значит, там сейчас аппендицит поднимают. Так, ничего особенного- девчонка 17 лет, худая, болеет шесть часов. Ты будешь оперировать.
-Как-я??- опешил Педалькин.- Михаил Михайлович…
-Да. А я на крючках постою. Что-то устал я, Сеня. В глазах рябит… Нужно будет на ноябрьские недельку взять, да в Египет махнуть с Оксанкой и детками,- озабоченно произнёс Живодёров.- В Хургаду.
-Да как же, Михаил Михайлович… Я же не оперировал никогда!
-Ничего, справишься.
-Не, как-нибудь в другой раз.
-Чего? Д-р Педалькин, бля! Вы крайне непоследовательны в своих действиях. Чему мы вас тут три месяца сука учили? А?
Живодёров снисходительно посмотрел на молодого человека.
-Ну… чтобы дежурство было зачотным,- запинаясь, проговорил Семён,- нужно сделать три вещи…
-Так, так…
-Похоронить бапку…
-Раз,- загнул палец Живодёров.
-Выебать медсестру…
-Два,- Живодёров загнул второй палец.
-И прооперировать аппендицит.
-Три! А четвёртое?- Живодёров хитро прищурился.
-Эээээ…- затруднился Педалькин.- Не помню.
-Ладно. Вспомнишь. Иди, помоги Мариночке отвезти труп в морг, и приходи мыться. Что, Сеня?- вскипел Мих Мих, увидев, как интерн снова стушевался.- Это- уже не Азрапкина. Это- материал для патологоанатомического исследования, нах. Бля, Педалькин- вы же ДОКТОР…
06.00 30.10.04 (LAGRIMOSA DIES ILLA)
Выйдя из операционной, хирурги сразу же закурили.
-Ну как, понравилось?- спросил Живодёров.- Понравилось самому оперировать?
-Михал Михалыч! Ваще я тащусь… пиздец,- жаргонщина и нецензурщина вылетала из уст Сени Педалькина с такой лёгкостью, как будто это были первые слова после слова «мама», произнесённые им. -Ахуеть. Просто- ахуеть… Спасибо.
-Не за что, не за что. Ты- спас больную… Теперь- сам садись, пиши протокол и давай назначения.
-А кого оперирующим писать? Вас?
-Нахуя, Сеня? Себя и пиши! Твоя операция.
Хирурги вошли в ординаторскую. Утренний Педалькин совсем был не похож на вечернего. Он как бы стал выше ростом, плечи раздались, светлые глаза сверкали. В походке молодого хирурга сквозила неприкрытая мощь.
«Хищник. Зверюга- порвёт любого,- порадовался Мих Мих, глядя на коллегу.- Эх, стареем. Только в такие моменты это и понимаешь…»
-Не спеши,- остановил он Педалькина, готового взяться за историю болезни.- Ты ещё одну важную вещь не сделал.
-Какую?
-Четвёртое условие восхождения от обезьяны к человеку.
-А что- обезьяны не ссут в раковину?
-Это- основное отличие,- менторски поднял палец доктор Живодёров. - В этом хирурги так же отличаются от обычных людей, как человек- от животного.
-Коты ссут…
-Разве они ссут? Так, гадят. Смелее, д-р Педалькин! На вас смотрит вся Россия!
Сеня пожал плечами, подошёл к раковине, приспустил форменные штаны. Вынул кончик хуя, неуверенно оглянулся.
-Смелее, мой друг, смелее,- поощрил его Михаил Михайлович.- Спешите вступить в наши материалистические ряды.
Под одобрительный взгляд старшего товарища новоиспечённый хирург Педалькин начал уринировать в раковину.
10.00 30.10.04 (DOMINE JESU CHRISTIE)
… Сдав смену, медсестра Марина Журавлёва оделась и вышла на улицу. Заканчивался месяц октябрь, и поздняя московская осень не радовала чувств человеческих. Дул едкий, точно кислота, норд, предвещавший перемену погоды ещё к худшему.
«Бляяяяяя,- подумала девушка, поднимая воротник кожаной курточки.- Здравствуй, пися, Новый год. Ещё одно дежурство позади. Сколько их, злоебучих, теперь остаётся до пенсии? Бррррр, даже думать не хочется. Одно радует- то, хоть что сегодня дежурить не надо…»
Она опустила голову и двинулась вперёд- к троллейбусной остановке.
-Марина…
Журавлёва изумлённо подняла голову и увидела Педалькина. Высокий хирург в длинном пальто, видимо, поджидал её.
-Ты? Что домой не идёшь?
-Так… Может, пойдём вместе?
-А… куда? Опять ебаться?
-Марина!
-Что- «Марина?»- из-подлобья взглянула она. Взгляд был неприветлив, если не сказать- враждебен.- Сейчас ебаться не будем, Стёпа. Я устала, и хочу в душ. Созвонимся как-нибудь. Пусти.
Лицо Стёпы приобрело такое же растерянное выражение, как ночью, возле умирающей бабки.
-Ну, если ты только так всё понимаешь, то иди,- пробормотал он, отступая на шаг.
-Как-как я понимаю?- переспросила Марина.
-С позиции ебли.
-А что, у хирургов есть какая-то другая позиция? Сеня, я в отделении- пять лет. И давно уже перестала быть наивной и романтичной. Все врачи- скоты. Все.
Ты кончал
Свой медицинский институт,
И по части анатомии
Был крут.
Как порой
Твоя латынь была нежна,
Я тобой уже
Не больна…
-Не знаю. Я только становлюсь хирургом,- Степан прикурил сигарету. Пыхнул и посмотрел на кроны облетевших деревьев. –Я не могу делать это с девушкой, к которой ничего не испытываю. А вот ты- кажется, можешь.
Журавлёва опустила голову.
-А что же ты ко мне испытываешь?- еле слышно спросила она.
-Во-первых, благодарность. Огромную благодарность…
-Да-а? А во-вторых?
-А во вторых,- Степан выбросил недокуренную сигарету.- Тьфу, гадость всё же. А во-вторых,- продолжил он, решительно предлагая Марине согнутый локоть,- я провожу тебя и поеду домой. А вечером- позвоню. Сходим куда-нибудь.
-Куда?
-Сегодня суббота…Да хоть в кино. Я в кино сто лет не был. А ты?
-Ой, не спрашивай лучше… Кажется, ещё в медучилище…
-Как тебе такое предложение?
-Ннуууу… интересное.
-В кафешку зайдём? Жрать хочу- подыхаю.
-Доктор Педалькин! Что за язык…
Молодые люди пошли рядышком. При этом Журавлёва держала Педалькина под руку. О чём они говорили, слышно не было, но через минуту другую оба чему-то дружно и звонко расхохотались.
Впереди была целая суббота!
И- целая жизнь…
15.30. 02.11. 2004 (SANCTUS)
Патологоанатомическое вскрытие трупа гр-ки Азрапкиной В.М, 76 лет, подтвердило клинический диагноз.
Действия хирургов на всех этапах лечении были признаны безукоризненными.
За выпотрошенным бапкиным трупом так никто и не пришёл.
Умерла, нахуй.
И даже не похоронена по-человечески.
Какой ужасный, богохульный конец. Ой, что-то нас с вами ждёт, г-да фтыкатели?
И стала… прахом?
НЕТ!!! НЕТ!!! ННЕЕТТ!!!!!!!