Критика принудительного лечения граждан, не являющихся преступниками
Принудительное лечение в гражданском порядке критиковали с нескольких точек зрения. Во-первых, раздавались замечания по поводу опасности, которую представляет тот или иной человек. Если выводы специалистов об опасности зачастую неточны, то разве можно их использовать, чтобы лишить человека свободы (Ennis & Emory, 1978)? Во-вторых, терапевтическая ценность такого лечения сомнительна. Исследования показывают, что многие люди, находящиеся на принудительном лечении, плохо реагируют на терапию (Wanck, 1984). Вероятно, людям часто нужно ощущение возможности выбора или контроля ситуации — тогда лечение принесет успех (Langer, 1983).
На основании этих и других аргументов некоторые клиницисты считают, что следует отменить принудительное лечение (Szasz, 1977, 1963). Кроме того, многие гражданские либералы обеспокоены тем, что принудительное лечение может быть использовано для контроля над людьми (Morse, 1982; Ennis & Emory, 1978). Так, известно, что в бывшем Советском Союзе и других странах психиатрические больницы, как правило, использовались, чтобы помещать туда людей с непопулярными политическими взглядами.
Тенденции в принудительном лечении граждан, не являющихся преступниками
Принятие гибких законов о принудительном лечении достигло своего пика в 1962 году. В деле Робинсон против штата Калифорния Верховный суд постановил, что заключение под стражу людей с наркотической зависимостью нарушает конституционный запрет на жестокое и необычное наказание, и в качестве более разумной меры рекомендовал для таких людей принудительное лечение. Это постановление поощряло принудительное лечение многих «антисоциальных личностей». В последующие годы процедура принудительного лечения давала «обвиняемым» гораздо меньше прав, чем суд (Holstein, 1993). Кроме того, пациентам, которых лечили принудительно, стало очень трудно покинуть психиатрическую клинику.
В конце 60-х и начале 70-х годов многие люди, в том числе репортеры, романисты и борцы за гражданскую свободу, говорили о неоправданном принудительном лечении большого количества пациентов. Когда общественность стала внимательнее к этим вопросам, то государственные органы начали устанавливать более жесткие стандарты для принудительного лечения (Holstein, 1993). Некоторые штаты, например, постановили, что существуют определенные типы поведения, за которыми нужно наблюдать, прежде чем можно будет сделать вывод о его опасности. После этого количество людей, отправляемых на лечение против их воли, снизилось, а количество людей, покидающих психиатрические больницы, наоборот, возросло (Wanck, 1984).
Сегодня гораздо меньше людей, чем раньше, отправляются в лечебные учреждения принудительно. Однако такое уменьшение числа людей, отправляемых на принудительное лечение, не увеличило количество преступников, число арестов людей, которые при других условиях уже находились бы в больницах, также после этого не возросло (Teplin, Abram & McClelland, 1994). Тем не менее в некоторых штатах среди общественности растет беспокойство, что существующие критерии для принудительного лечения слишком суровы и они снова становятся более расплывчатыми (Beck & Parry, 1992; Belcher & Blank, 1990). До сих пор непонятно, приведет ли это расширение критериев к тем же самым «непрозрачным» процедурам отправки человека на принудительное лечение, как это было раньше.
<Невозможность предсказать, 1990-е. В 90-е годы XX века выявился рост новой труднопрогнозируемой формы опасности — дети, стреляющие в членов своих семей, одноклассников и учителей. Пятнадцатилетний Кипланд Кинкел из Орегона был отдан под суд в 1998 году после того, как убил родителей и двух соучеников и ранил в своей школе еще 18 человек. Он впал в буйство, когда обнаружил в своем школьном шкафчике краденый заряженный пистолет. Юноше предъявили обвинение и отдали на поруки родственникам.>
<«Вот как мы живем [в России]: без всякого предупреждения или медицинского освидетельствования четыре милиционера и два врача входят в дом здорового человека. Врачи объявляют, что он — сумасшедший, милицейский чин кричит: «Мы — орган правопорядка! Встать!». Они выкручивают ему руки и увозят в сумасшедший дом». — Александр Солженицын, 1971>
Защита прав пациентов.
За прошедшие два десятилетия положения закона значительно расширили права пациентов с психическим расстройством. Судебные постановления, законодательства штатов и федеральные законы помогают обеспечить эти легальные права, в особенности право на лечение и право отказаться от него.
Право на лечение
Когда человека отправляют в психиатрическую клинику и не лечат его, то это учреждение превращается в настоящую тюрьму. Для многих пациентов в конце 60-х и в 70-х годах большие психиатрические лечебницы в разных штатах играли именно такую роль. Поэтому некоторые пациенты и их адвокаты стали требовать, чтобы штаты соблюдали право пациентов па лечение. Решение в интересах пациентов, вынесенное в Алабаме в 1972 году, привело к историческому прорыву в битве за права пациентов. В деле Уайатт против Стикни федеральный суд постановил, что штат в соответствии с конституцией был обязан предложить «адекватное лечение» всем людям, которые находились на принудительном лечении. Поскольку условия содержания в больницах штата были ужасными, судья установил положения, которые государственные чиновники должны были выполнять, — предоставить больше терапевтов, лучшие условия содержания, больше уединения, больше социальных взаимодействий и физических упражнений и более тщательный контроль за физическими ограничениями и лечением. В других штатах позднее были приняты многие из этих стандартов.
Еще одно важное решение было объявлено в 1975 году в Верховном суде в деле О'Коннор против Дональдсона. После того как более 14 лет Кеннет Дональдсон содержался в психиатрической лечебнице во Флориде, он подал прошение о выходе из больницы. Дональдсон неоднократно делал попытку освободиться, но психиатры этой клиники отвергали все его просьбы. Он настаивал на том, что с ним и с другими пациентами плохо обращались, их по большей части игнорировали и почти не предоставляли личной свободы. Верховный суд вынес решение в пользу истца, оштрафовал управляющего больницей и заявил, что такие учреждения обязаны периодически пересматривать дела пациентов. Судьи также постановили, что штат не может удерживать в психиатрической больнице человека против его воли, если он не представляет опасности, способен выжить сам или с помощью членов семьи или друзей. В следующем деле, имевшем большое значение, Янгберг против Ромео (1982), Верховный суд постановил, что люди, находящиеся на принудительном лечении, имеют право на «условия разумного и не ограничительного содержания», а также право на «разумную заботу и безопасность».
Чтобы помочь защитить права пациентов, Конгресс в 1986 году выпустил Акт о Защите и охране психически больных людей (Woodside & Legg, 1990). Этот закон учредил систему защиты и охраны во всех штатах на территории США и предоставил общественным адвокатам, работавшим для пациентов, возможность расследовать оскорбления и случаи пренебрежения со стороны персонала и разрешать эти проблемы легально.
В последние годы общественные адвокаты настаивают, что право на лечение нужно также предложить десяткам тысяч людей с сильными психическими расстройствами, которых освобождают из больницы спустя слишком короткий период времени. Зачастую таким людям некуда идти, они не могут сами о себе позаботиться и оказываются бездомными или попадают в тюрьму, а в тюрьмах лишь очень незначительный процент заключенных получает лечение (Torrey, 1997; Samhsa, 1993). Многие адвокаты, подающие в суд на федеральные службы или службы штатов, утверждают, что выполняют обещание, которое они дали активистам общественного движения за психическое здоровье (см. главу 12).
Право на лечение — законное право пациентов, в особенности тех, кто находится на принудительном лечении, получать соответствующую терапию.
Право отказаться от лечения — законное право пациентов отказаться от некоторых форм терапии.
<Психологические заметки.Большинство бездомных людей с острыми психическими расстройствами, попавшие в тюрьму, обвиняются в недозволенном поведении, нарушениях закона, в угрозах, попрошайничестве, безделье или «распутном и похотливом поведении» (например, мочатся на углах улиц) (Mullhern, 1990; Valdiserri, Carrol, & Hartl, 1986).>
<«Многие безумные люди ...вообще отказываются от лечения. Мы можем преодолеть их сопротивление, оставив их в неведении, но дав принять некоторые вещества ...которые вызывают боли [в животе] и даже движения [внутренностей]. Эти симптомы вызывают у пациента чувство неловкости, заставляют обратить внимание на свое здоровье, и он становится послушным». — Джин Эскироль, французский реформатор в области психиатрии, 1845>
Сцены из современной жизни
Серийные убийцы: сумасшествие или злоба?
Застенчивый, умный мальчик поступил в Гарвардский университет в возрасте 16 лет, сдав экстерном школьные экзамены за два старших класса. Изучал математику и в 1967 году в Мичиганском университете защитил диссертацию на степень доктора философии. Занял очень престижное положение в университете Беркли, штат Калифорния. Казалось, его ждет слава и успех. Однако после двух лет работы в Беркли он решил уйти из общества — и вместо блестящей карьеры выбрал одинокое существование в горах Монтаны.
Именно здесь, в лачуге 10 на 12 футов, этот отшельник и эксцентрик создал свои самые известные произведения: 16 бомб, три смерти, двадцать три искалеченных человека, несколько едких писем в New York Times и манифест против технологий объемом в 35 тысяч слов. В документах ФБР он значился под кодовым именем «Бомбардировщик», и за 18 лет террора это слово оказалось на устах у всей Америки. Лишь 3 апреля 1996 года федеральные агенты захватили Теодора Кашински в его доме в штате Монтана, и созданное маньяком царство террора с бомбами по почте, приковывавшими к себе внимание всей нации, прекратилось (Duffy, 1996; Thomas, 1996).
Теодор Кашински присоединился к растущему списку серийных убийц, наводивших ужас на всю Америку в течение долгих лет: Тед Банди, Дэвид Берковиц «сын Сэма», Альберт Десальво, Джон Вейн Гейси, Джеффри Дэмер. Серийные убийцы, кажется, убивают ради наслаждения самим моментом убийства. Теоретики-клиницисты еще не разгадали этот тип личности, но вместе со служителями закона собрали о них огромную информацию и теперь начинают создавать теории о психологии, скрывающейся за столь жестоким поведением.
Несмотря на то, что каждый из них следует своему собственному паттерну, серийные убийцы, по-видимому, обладают некоторыми общими характеристиками. Большинство из них — это белые мужчины в возрасте 25-34 лет, они отличаются высокой или средней интеллигентностью, как правило, приятны в общении, умеют хорошо говорить, привлекательны и умелые манипуляторы. Они обычно тщательно выбирают свои жертвы. По большей части эти люди не имеют постоянных связей с обществом, переезжают с места на место и убивают. Многие из них интересуются работой полиции и популярными масс-медиа, внимательно следят за сообщениями о расследовании своих преступлений (Ressler & Schactman, 1992; Holmes & DeBurger, 1985).
Многие из этих людей страдают психическими расстройствами, которые не вписываются в официальные критерии психической ненормальности. Парк Диц, психиатр и высокоуважаемый эксперт по данной теме, предлагает такое объяснение:
Ни одного серийного убийцу, которого у меня была возможность осмотреть, нельзя было назвать невменяемым официально, но и нормальными их тоже назвать было нельзя. Это все были люди, страдающие психическими расстройствами. Однако, несмотря на ненормальность их характера и сексуальных интересов, это были люди, которые знали, что они делали, знали, что то, что они делали, — дурно, но по-прежнему делали это (Douglas, 1996, р. 344-345).
В результате, как правило, серийных убийц не признают невиновными на основании психического расстройства. Кроме того, в обществе сразу возникают опасения, что если подсудимого признают невиновным, то его могут слишком быстро выпустить на свободу (Gresham, 1993).
Ричард Чейс, серийный убийца, полагавший, что ему нужно пить человеческую кровь, чтобы его собственная не превратилась в порошок, один из немногих серийных убийц — явный психотик (Ressler & Schactman, 1992). Гораздо чаще серийные убийцы проявляют признаки сильного расстройства личности (Scarf, 1996). Недостаток совести и полное неуважение к людям и общественным нормам — основные черты расстройства антисоциальной личности. Для них характерно нарциссическое мышление. Ощущение своей уникальности может сформировать у убийцы нереалистическое представление о том, что его не схватят (Scarf, 1996). Зачастую именно ощущение непобедимости приводит к поимке преступника.
Сексуальные дисфункции и фантазии также, кажется, довольно распространены среди серийных убийц (Ressler & Schactman, 1992). Исследования обнаружили, что в формировании поведения этих людей зачастую участвуют фантазии сексуального и садистского характера (Lachmann & Lachmann, 1995; Ressler & Schactman, 1992). Некоторые клиницисты также считают, что убийцы, контролируя, причиняя боль или уничтожая тех, кто кажется им слабее, могут делать это, пытаясь преодолеть свое ощущение беспомощности (Levin & Fox, 1985). Исследования показывают, что многие серийные убийцы в детстве подверглись физическому, сексуальному или эмоциональному насилию (Ressler & Schactman 1992).
<Этот придуманныйгазетным иллюстратором портрет «Бомбардировщика» стал в 1994 году символом серийного убийцы и ужаса, который тот наводил.>
Несмотря на такие подозрения и изучение личностных характеристик преступников, ученые еще не понимают, почему серийные убийцы ведут себя именно таким образом. Так что большинство соглашается с утверждением Дица: «Трудно вообразить какую-либо ситуацию, при которой их снова можно выпустить на свободу» (Douglas, 1996, р. 349).
Право отказаться от лечения
За прошедшие два десятилетия судами были приняты постановления о том, что пациенты, в особенности пациенты психиатрических больниц, имеют право отказаться от лечения. Суды не спешат устанавливать общее правило, потому что существует много различных видов лечения. Так как правило, касающееся какого-то одного вида лечения, может негативно воздействовать на другие виды лечения, то постановления судов, как правило, оговаривают один конкретный вид лечения.
Большинство постановлений, касающихся прав пациентов отказаться от лечения, относятся к биологическим видам терапии. Пациентов гораздо легче принудить к такому виду лечения без их согласия, чем к психотерапии, и он представляется гораздо более опасным. Например, законодательные постановления в разных штатах последовательно дают пациентам право отказываться от психохирургии — формы физического лечения, которая является необратимой, и поэтому представляет серьезную опасность. Некоторые штаты также поддерживают право пациентов отказаться от электрошоковой терапии, которая применяется во многих случаях сильной депрессии (см. главу 6). Тем не менее вопрос об отказе от электрошоковой терапии сложнее, чем отказ от психохирургии. Электрошоковая терапия очень эффективна для многих людей, переживающих острую депрессию; однако она может привести к более сильному расстройству и порой ее применяют неправильно. Вот, например, каким незавидным оказалось положение пациентки по имени Нэн.
Когда психиатр предложил ей пройти в психиатрической клинике курс шоковой терапии, Нэн с неохотой согласилась, но, попав в клинику, изменила свое решение. Несмотря на ее протесты, пациентку подвергли шоковой терапии и она испытала обычные переживания спутанности сознания и потери памяти. После серии процедур желание Нэн прекратить терапию настолько усилилось, что она сказала медсестре: «Мне просто надо выбраться отсюда. Я уйду, что бы вы не говорили».
Нэн сбежала из больницы, и когда это обнаружил пославший ее туда психиатр, он позвонил ей домой и сказал, что вызовет полицию, если она не вернется. Под таким давлением Нэн вернулась и сказала медсестрам: «На самом деле я не хочу здесь оставаться; меня заставляют лечиться электрошоком. Доктор сказал, что если я не вернусь, то он пошлет за мной полицию» (Coleman, 1984, р. 166-167).
В настоящее время многие штаты дают возможность пациентам, в особенности тем, кто лечится добровольно, право отказаться от электрошока. Как правило, эти пациенты должны быть полностью информированы о лечении и обязаны письменно подтвердить свое согласие пройти такой курс. В ряде штатов тем не менее разрешают проводить принудительную терапию электрошоком, тогда как в других требуется согласие близкого родственника или третьей стороны.
В прошлом пациенты не имели права отказываться от психотропных препаратов. Как мы, однако, видели, многие психотропные препараты обладают сильным действием и вызывают нежелательные и опасные эффекты. Поскольку эти вредные эффекты стали более очевидными, то некоторые штаты предоставили пациентам право отказаться от такого медикаментозного лечения. Как правило, эти штаты требуют, чтобы врачи объяснили пациентам цель терапии, получили от них письменное согласие. Если отказ сочтут некомпетентным, он покажется иррациональным или представляющим опасность для самого пациента, то независимый психиатр, медицинская комиссия или местный суд могут его опровергнуть (Prehn, 1990; Wettstein, 1988). Тем не менее юрист или адвокат пациента поддержит его в этом процессе.
<Изменения в окружающей среде. За прошедшие два десятилетия решения суда установили некоторые минимальные стандарты для психиатрии и условий лечения пациентов. Часть устаревших помещений была переоборудована в соответствии с этими стандартами или закрыта. Вскоре после того как была сделана данная фотография, изображенный на ней флигель психиатрической больницы был закрыт.>
Другие права пациентов
За последние несколько десятилетий решения суда стали защищать и другие права пациентов. Пациенты, которые выполняют какие-то работы в психиатрических учреждениях, в особенности в частных клиниках, теперь по крайней мере получают гарантированную оплату. Один из местных судов постановил в 1974 году, что пациенты, освобождающиеся из государственных психиатрических клиник, имеют право на последующее наблюдение врача и право жить среди обычных граждан. А в 1975 году в деле Диксон против Вайнбергер другой местный суд постановил, что люди с психологическими расстройствами должны получать лечение в клиниках с наименьшими ограничениями для пациентов. Если в местном муниципальном центре психического здоровья существует программа, которая может решить проблемы данного пациента, то его надо определить именно туда, а не отправлять в психиатрическую больницу.
Спор о «правах»
Конечно, люди с психологическими расстройствами имеют гражданские права, которые следует всегда защищать. Тем не менее многие клиницисты выражают озабоченность, что законы и постановления о правах пациентов могут ненамеренно лишить пациентов возможности выздороветь. Возьмем, к примеру, право на отказ от лечения (Appelbaum & Grisso, 1995; Grisso & Appelbaum, 1995). Если лекарства могут помочь больному шизофренией, то разве пациент не имеет права на выздоровление? Если спутанное сознание заставляет пациента отказаться от лекарства, то могут ли клиницисты в здравом уме откладывать применение терапии, пусть даже закон позволяет это сделать? Психолог Мэрилин Уайтсайд высказывает такие опасения, описывая пациента с задержкой умственного развития.
Ему было 25 лет и он сильно отставал в развитии, а после того как его любимый санитар уволился, стал заниматься самоуничижением. Он бил себя кулаками по голове, пока медицинский персонал не надел на него футбольный шлем, чтобы хоть как-то защитить от травм. Тогда он вцепился себе в лицо и выдавил один глаз.
Институтские психологи провели с ним бихевиористскую терапевтическую программу для создания легкой реакции отвращения: они брызгали теплой водой ему в лицо каждый раз, когда пациент занимался самоуничижением. Когда это не помогало, психологи попросили разрешения использовать удары электротока. Комитет по правам человека наложил вето на эту «излишнюю и бесчеловечную форму коррекции», потому что, хотя молодой человек и страдал задержкой умственного развития, но не был преступником.
Поскольку нельзя было применить никаких эффективных мер, которые не ограничивали бы прав и не лишали достоинства этого отставшего в развитии пациента, то ему лишь сделали выговор за его поведение — и дали возможность выдавить себе еще один глаз. Теперь он слепой, конечно, но у него есть права и его достоинство не тронуто (Whiteside, 1983, р. 13).
<Право на жизнь среди обычных людей. Несмотря на «гарантированное» право жить в обществе среди обычных людей, многие люди, страдающие хроническими и острыми психическими расстройствами, не получают лечения и ухода, слоняются по улицам или живут в приютах, таких как этот приют в Вашингтоне.>
С другой стороны, клиницисты не всегда эффективно защищают права пациентов. В течение многих лет пациентам давали лекарства и проводили другие виды биологической терапии, нанося при этом им вред (Crane, 1973). Точно так же некоторые лечебные учреждения злоупотребляют трудом пациентов. Мы должны также задать вопрос, оправдывают ли современные знания в психиатрии нарушения прав пациентов. Могут ли клиницисты с уверенностью утверждать, что данные виды лечения помогут пациентам? Могут ли они предсказать вредные последствия некоторых видов терапии? Так как клиницисты сами часто не соглашаются друг с другом, то кажется уместным, что пациенты, их адвокаты и сторонние наблюдатели должны играть определяющую роль в принятии решений.
<«Когда человек утверждает, что он Иисус или Наполеон ...его можно назвать психотиком и запереть в сумасшедшем доме. Свобода речи существует только для нормальных людей». — Томас С. Сэз, «Второй грех»>
Судебное преследование за преступную небрежность — преследование в суде терапевта, который использовал неподходящие методы лечения.
Крупным планом
Нападения на терапевтов
Многие терапевты отмечают, что на их права, в том числе право на безопасную практику, часто посягают. На 12-14% частнопрактикующих терапевтов по крайней мере один раз нападали пациенты, а в психиатрических больницах этот процент еще больше (Tryon, 1987; Bernstein, 1981). Исследование обнаружило, что на 40% психиатров нападали по меньшей мере один раз за их карьеру (Menninger, 1993). Для своих нападений пациенты используют самое разнообразное оружие, в том числе такие обычные вещи, как туфли, лампы, огнетушители и палки. Некоторые применяют пистолеты или ножи и сильно ранят или даже убивают терапевтов.
Многие терапевты, на которых нападали, ощущают тревогу и опасность на работе еще долгое время спустя. Некоторые стараются более избирательно принимать клиентов и ищут признаки, сигнализирующие о возможном насилии. Один терапевт даже полтора года потратил на изучение каратэ (Tryon, 1987).
<Вопросы для размышления.Как может длительное беспокойство воздействовать на поведение и эффективность клиницистов, на которых совершили нападение? Что говорят эти атаки о способностях терапевтов предсказывать опасность? Такие атаки, по-видимому, усиливаются в последнее время. Почему?>