ГЛАВА 3 Кто озабочен властью?

Некогда, в незапамятные времена, наш древний предок, щеголявший в звериных шкурах, в поисках лучших мест под солнцем не знал иного способа победы над врагом, кроме как убить его. Тем самым утверждая и подтверждая свое выживание. «Я жив!» — вероятно вырывался прон­зительный клич из гортани торжествующего дикаря.

Люди существовали бок о бок, создавали семьи и на что-то надеялись, но извечная тревога пред грозным и не­постижимым миром не давала покоя мятущейся душе су­щества под названием Человек Разумный. Ночная тиши­на разрывалась снаружи звериным рыком, а изнутри -смутными, но мучительными наваждениями устрашаю­щих сновидений. И бедное человеческое «я» нигде не на­ходило приюта и защиты, тоскуя об утерянном рае, кото­рого не было ни на земле, ни в собственной душе.

Но в то же время и прекрасные переживания, и вели­колепные озарения высвечивали во мраке бездн неиз­вестности тайные тропинки, которые вот-вот приведут к Эдему... Однако далеко не всем суждено возвратиться в лоно вечного блаженства. А вдруг там количество мест ограниченно? И если так, то, конечно же, за свое место следует драться. Значит, другой становится врагом. Но враг побежден только тогда, когда он повержен, то есть уничтожен. Вместе с тем в одиночку пробираться трудно и страшно — а вдруг собьешься с пути или попадешь в ловушку более хитрого и коварного врага? Как быть? И тут более мудрые и прозорливые, быть может наделен­ные высшим, недоступным для остальных знанием, реша­ют наложить вето на убийство ближнего своего. Нару­шивший же табу подлежит суровому наказанию. Страх и трепет проникли в сердца многих. Страх и трепет пе­ред немногими, у которых сохранилась монополия на убийство — то есть власть.

Ибо власть — это прежде всего монополия на убий­ство. И без обладания последней нет настоящей власти. Только избранные могут покарать или помиловать, упо­добляясь тем самым богам или Богу. Обычным же граж­данам или соплеменникам этого не дано. Так появилась иерархия и организация — начало государственности в от­ношении людей. Теперь стало понятно, кто находится к Эдему ближе, а кто дальше. Но у тех, отдаленных, оста­лась мечта и даже, возможно, стала более острой в силу именно этой самой отдаленности. Мечта, обусловленная необходимостью.

Не выжить, чтобы жить, но жить, чтобы выжить.

Для этого необходимо иметь энергию, которая могла бы обеспечить превосходство над остальными, ослабив соответственно их позиции и тем самым лишив конку­рентоспособности. Прямое уничтожение невозможно, остается лишь символическое — путем манипуляторства. Помимо этого страсть к убийству, опасаясь своего пря­мого физического проявления вследствие запрета под угрозой кары, запряталась в зону неосознанных импуль­сов поведенческих маневров, в том числе и речи. И те­перь человек может убивать косвенно человека, не опа­саясь наказания. Действительно, наказание может и не последовать в явной форме, так как с точки зрения юрис­пруденции не происходит ничего криминального, но воз­мездие так или иначе наступает, и за содеянное приходится расплачиваться. Потому что любое символическое убийство оборачивается самоубийством.

Это объясняется просто, если вспомнить о том, что любой человек, с которым мы общались или общаемся, занимает часть нашей собственной души. И всякий удар, направленный на другого, в первую очередь приходится по этой части. Душа постепенно разрушается, и личность деградирует.

Одновременно реализуется и действие другого меха­низма, действующего в Бессознательном: ты убил — зна­чит, ты виновен.

Всякая вина требует наказания.

Наказание — всегда боль.

И боль появляется в форме болезней, травм, несчаст­ных случаев, катастроф психических или ситуативных.

Правосудие свершается, и равновесие восстанавлива­ется.

Теперь нам остается лишь конкретизировать формы символических убийств и понаблюдать, как они проис­ходят в нашей повседневной жизни.

1. Речь. Символы убийства: проклятия, угрозы, злобные выпады, оскорбления.

2. Поведение. Символы убийства: претензии, упреки, про­воцирование ссор, сарказм, заведомая ирония, осужде­ние, стратегия «Убить зверя», которая направлена на то, чтобы избавиться от чьего-либо нежелательного по­ведения или того, кто его совершает. Подобная страте­гия может проявляться в самых различных вариаци­ях: увольнение работника, развод супругов, изоляция ребенка, если он вмешивается в разговор со взрослыми.

Вышеперечисленные маневры являются символами убийства во всех ситуациях, в том числе и в тех, когда это касается семейных и родственных отношений. В по­следних реализация влечения к смерти не такое уж ред­кое явление, как это может показаться на первый взгляд.

Когда мать, например, заявляет своему отпрыску, что он тупица и ни на что не годен, пусть она и делает это «в сердцах», но в своей археопсихической глубине она проламывает камнем его череп. Быть может, в период своей беременности она испытывала бессознательные побуждения избавиться от того, кого вынашивает в сво­ем чреве.

Сюда же можно отнести и заявления типа: «Ты не оправдываешь моих ожиданий», «я не думал(а), что ты у меня такой(ая)», «и в кого ты только уродился такой(ая)?»

Родительская власть, как и всякая другая, есть также монополия на убийство. И если она культивируется взрослыми и последние вожделеют ее, используя по вся­кому поводу и без повода, то это свидетельствует не о педа­гогическом рвении, а о том, что дети в такой семье растут и развиваются под гнетом символических убийц.

О подобном гнете, кстати, можно говорить также, имея в виду и некоторых учителей. Это не значит, что они, будучи одержимы садистскими устремлениями, бродят из года в год по классам в поисках наслаждений от причинения страданий бесправным ученикам. Нет, их страсть убивать может быть латентной, глубоко подав­ленной, недоступной их собственному осознанию и про­являющейся лишь в том деструктивном излучении, ко­торое они несут в своих действиях и словах.

Э. Фромм называл подобных людей некрофилами, то есть одержимыми неосознанным влечением к смерти и разрушению.

Защитой от деструктивных некрофилов могут послу­жить вышеприведенные психоэнергетические стратегии. В этом же плане полезно постоянное осознание — «я су­ществую не для того, чтобы соответствовать чужим ожи­даниям». Посему на уровне поведенческих маневров луч­ше всего не вступать в споры, ибо тот, кто провоцирует спор, не озабочен поиском истины, но одержим стремле­нием поглотить чужую энергию, испытывая самую на­стоящую некрофилическую потребность.

Не следует также придавать большое значение ни на­смешкам, ни упрекам, ни оскорблениям, памятуя, что это не описание качеств слушающего, но характеристика го­ворящего, которая указывает на его склонность к мани­пуляции и деструктивности.

При подобной тактике в общении с некрофилом че­ловек получает невидимые удары, истощающие его силы, что может привести к серьезным проблемам в его состо­янии, физическом, душевном или ситуативном. Но не следует по этому поводу беспокоиться находящемуся ря­дом, так как в том нет никакой его вины, ибо он всего лишь проявил свое естественное право к сохранению внутренней свободы и целостности, хотя и использовал при этом методы защиты, способные нанести весьма ощутимый урон для агрессора. При этом самому оборо­няющемуся ни к чему проявлять агрессию, ненависть или вообще какую-либо эффективность, а, напротив, сле­дует хранить прозрачность и нейтральность. Для облег­чения выполнения этого предписания можно использо­вать медитативную методику осознавания: «Передо мною всего лишь мешок с мясом и костями, обтянутый кожей, через две дырочки глаз которого выглядывает ме­ханический, машинный ум».

Для тренировки состояния отстраненности и нейтраль­ности весьма полезно применять данную медитацию, при этом ее можно модифицировать в различных вариациях, например: «Этот человек — всего лишь запрограммиро­ванная машина. И каждое произнесенное им слово над­лежащим образом воздействует прежде всего на него са­мого. Потому что он — первый, кто его произносит и кто его слышит. Если это слова брани, упрека, осуждения или насмешки, то во внешнее пространство выходят всего лишь звуки, механические волны, которые тут же и рас­сеиваются. Но суть произнесенного, основная ударная энергия идут внутрь произносящего и убивают его. Од­нако почему его проблема должна стать моей заботой?»

В последней мысли нет ничего жестокого, потому что в ней нет ничего агрессивного. Только справедливость. В ней нет и сочувствия, но в подобном случае оно вовсе не обязательно. Да и невозможно, коль исходить из прин­ципа: «Если я смотрю на осуждающего меня как на само­убийцу, то он автоматически в такового и превращается. И я это делаю только потому, что не хочу быть предате­лем по отношению к собственной жизни и становиться жертвой вампира, некрофила или манипулятора».

Практика и опыт показали, что такой подход являет­ся равно как гуманным, так и здравым.