С подлинным верно. Судебный Следователь Н. Соколов 5 страница

Алферов мне сказал, что все эти вещи были им и его товарищами, ходившими вместе с ним на шахту, найдены около шахты в двух кострах, из которых один вблизи шахты, а другой – подальше.

Больше ни про какие костры он мне не говорил. Схватил я эти вещи и поскакал в город. Всем этим вещам, взятым мною у Алферова, я составил опись и, подписав ее, передал ее Алферову. Самые же вещи я вручил полковнику Шериховскому при коменданте 9-го района г. Екатеринбурга, каком то капитане, фамилию которого я забыл. С Шериховского же я росписки не взял, постеснявшись спросить с него росписку. 29 июля меня потребовал к себе капитан Малиновский, действовавший тогда по поручению полковника Шериховского. Я явился к нему 30 июля. Вещи, полученные мною от Алферова и переданные полковнику Шериховскому, были у капитана Малиновского. Малиновский сказал мне, что нужно ехать на шахту и посмотреть, что там такое делали большевики. В тот же день на одном легковом автомобиле мы и отправились целой компанией к шахтам. Другая группа поехала туда по железной дороге до станции Исеть, далее, на лодках до “березового мыса”, куда было подано несколько подвод из Коптяков, а отсюда уже на лошадях. Я сейчас не помню, кто и как ехал. Помню, что ездили тогда со мной следующие лица: капитан Малиновский, штабс-ротмистр Матвеенко, капитан Дамишхан, подполковник Румша, военный летчик капитан Политковский, капитан Соболев, капитан Сумароков, капитан Ярцев, штаб-ротмистр Бартенев, лакей ГОСУДАРЯ Чемодуров и доктор Деревенько. Может быть, и другие лица еще ездили, я забыл их. В этот раз мы ехали уже через “поросенков лог”. Я прекрасно помню, что в этом логу мы проезжали через мостик, набросанный из шпал. Этот мостик и соорудили “товарищи” как раз в то время, когда они производили свои таинственные работы у рудника. Раньше этого мостика не было. Я хорошо знаю эти места и утверждаю, что именно в то время он и появился. Да и кто же мог бы взять с полотна шпалы и открыто тут же в полверсте от полотна воспользоваться ими, кроме “товарищей”?. Проехав мостик и далее через переезд, мы поехали большой Коптяковской дорогой и свернули к руднику по первой же поворотке от четырех братьев, т. е. как раз именно по той дорожке, по которой к нам выезжал красноармеец. Я опять могу сказать, что эта дорожка была сильно укатана, как и тогда, когда к нам выезжал по ней красноармеец. Но я и в этот раз не обратил внимания, были ли на ней следы автомобилей. Не производили мы осмотра и той ямы на этой дорожке, где дорога раздваивается на две, обходя эту яму. И не помню я никакого бревна около этого места. Совершенно не могу сказать, было ли тогда такое бревно. Вот здесь мы тогда и остановили свою машину, считая, что дальше мы не проедем в автомобиле. Можно было действительно тут проехать, или же нельзя, я этого сказать не могу: мы не пробовали проезжать, просто решив, что дальше пойдем пешком. Костер около этой ямы мы тогда же заметили, но не обратили на него никакого внимания. Поэтому, я совершенно не могу сказать Вам, какое именно он занимал пространство, много ли было в нем углей и не бросились ли в глаза самые угли: были ли они результатом воздействия на дерево огня, или же каких либо кислот. Все наше внимание было поглощено в тот момент шахтой и теми двумя кострами, где мужики нашли вещи. Проторенная дорожка шла прямо к шахте с колодцами. Здесь она кончалась, и дальше накатанного следа уже не было. Тогда была очень высокая трава. Она вся была истолочена вокруг шахты во все стороны. Такие тропы шли и к Ганиной яме. Все остальные повертки от шахты и Ганиной ямы были не тронуты колесами.

Стремились мы все компанией, главным образом, к тем двум кострам, про которые мне сказал Алферов. Первый из этих костров был саженях в двух от шахты, другой – подальше на дорожке около большой березы. Первый был, приблизительно, в диаметре с аршин. Угольков в нем было немного. Видно было, что они были раскиданы. Второй костер был, по моему мнению, больше первого: аршина в полтора в диаметре. Видно было, что и он был разбросан, и угольков в нем было мало. Стала наша компания рыться в кострах и в костре, что около березы, капитан Политковский нашел большой бриллиантовый камень, видимо, прекрасных свойств, фотографическое изображение которого Вы мне сейчас показываете /свидетелю был предъявлен фотографический снимок бриллианта, описанного в пункте “в” протокола 10 февраля сего года, л. д. 13 об., том 2-й/. Помню, что еще тогда нашли в кострах некоторые вещи, но не могу припомнить, какие именно. После осмотра костров, меня и Матвеенко спустили на веревках в большую шахту. Шахта тогда представлялась в следующем виде. До уровня воды в колодце было аршин восемь, затем аршина на два шла вода, под водой слой льда вершка в три, а потом опять шла вода. Что означало подобное состояние шахты, я не понимаю. Лед в большом колодце шахты в северо-западном направлении в углу был чем то пробит. Мы мерили палками глубину большого колодца шахты через образовавшееся во льду отверстие, но не могли прощупать дна. Все это я говорил Вам про состояние большого колодца в шахте. Что касается малого колодца в шахте, служившего, видимо, для спуска людей в шахту, то там, насколько мне помнится, совсем не было льда. В малой шахте в лежачем положении, опираясь на стенку колодца, было одно из колец ручного насоса. В большой шахте /т. е. я хочу сказать в большом колодце шахты/ на стенках ее мы с Матвеенко нашли несколько впившихся в дерево осколков русской ручной гранаты. Их мы выковыривали ножами. В этой же шахте мы нашли лист бумаги, на котором при помощи пишущей машины были обозначены телефонные адреса некоторых из большевистских деятелей города Екатеринбурга, но каких именно, я не знаю. В этот же раз был найден в одном из колодцев шахты, не помню теперь, в каком именно, кусок от палатки: брезент, защитного цвета, “с кольцом”, т. е. отверстием для веревки при постановке палатки. Побыли мы на руднике часа полтора два и уехали в Коптяки.

Решено было искать трупы Августейшей Семьи здесь, у этого рудника. Возложены были эти работы на меня по приказанию полковника Шериховского. Капитан Малиновский должен был производить розыски в городе. Так мы с ним и распределили тогда нашу работу. 2-го августа мы начали откачивать воду из шахты и работали до 11-го августа. С 11-го числа мы принуждены были работы прекратить, т. к. рабочие, в виду наступления красных, разбежались. Вновь работы были возобновлены с 15 числа и шахта была откачена 18-го августа. Была откачана также Ганина яма. Эта работа производилась с 20 по 30 августа. По откачке шахты под водой оказался деревянный пол из круглых бревешек, между которыми имелись щели, некоторые из которых были около вершка. /Это я говорю про большой колодец шахты/. Под этим полом шла уже почва. Пол был покрыт слоем глины, приблизительно, в пол-аршина. Эта глина была промыта, и там в ней было найдено: человеческий палец с двумя кусочками кожи, золотая верхняя челюсть взрослого человека, серьга из жемчуга с бриллиантом, застежка от галстука, малая саперная лопата, известная у нас, военных, под именем “носимой”, и осколки от французской гранаты. Я вижу г. Судебный Следователь, предъявленные мне Вами фотографические изображения всех названных мною сейчас предметов /предъявлены фотографические изображения серьги, описанной в пункте “а” 1 протокола 10 февраля сего года, л. д. 10 об. том 2-й; пальца, описанного в пункте 7 того же протокола, л. д. 12 том 2-й; челюсти, описанной в пункте 8 того же протокола, л. д. 12 том 2-й; застежки от галстука, описанной в пункте 13 того же протокола, л. д. 12 об. том 2-й; лопаты, описанной в пункте “б” того же протокола, л. д. 13 об. том 2-й/ и удостоверяю, что именно предметы, изображенные на этих снимках, и были найдены на дне большого колодца шахты.

Должен сказать, что в момент нахождения всех этих вещей я сам лично как раз отсутствовал. Но тогда меня заменял на работах мой брат Александр. По уговору со мной он сейчас же сам лично привез все эти вещи в город и представил их мне, объяснив, где именно они были найдены. Я категорически поэтому и утверждаю, что в числе всех этих вещей именно на дне шахты и лежала лопата. Но я не могу Вам ответить на вопрос, где она там была: сверху ила или под илом на деревянном полу. В ту же ночь брат Александр передал все эти вещи Товарищу Прокурора Кутузову. На утро я сам ездил и смотрел шахту. Я совершенно не помню, что представлял собой малый колодец шахты. Почему-то мы тогда на него не обращали такого внимания, как на большой, где и были найдены указанные мною вещи. Поэтому, я не могу Вам сказать, что представлялло /так!/ собой дно малого колодца шахты. Дно же большого колодца и было в том именно состоянии, как я Вам его описал. В сторону выработки из большого колодца можно было пройти только аршина два. Дальше шел уже обвал. Его мы не исследовали. Дно Ганиной ямы мы осматривали и ил промывали, беря его по всему дну, в некоторых местах и глубиной, приблизительно, в пол-аршина. Затем мы еще брали золу и почву в двух кострах: около шахты и у березы и промывали все это. При промывке костров было обнаружено: три части жемчужины, безусловно, от серьги, парной с серьгой, найденной на дне шахты, три части какого то золотого украшения, топаз с осколком, три тоненьких пружинки, пуля с усеченным концом, как мне кажется, от Нагана, запонка для воротничка, осколки от какого-то флакона, обрывки фотографической карточки, пуговицы, металлическая застежка, вероятно, от дамской какой-то сумочки, пряжка от дамских подвязок, часть какого-то украшения с маленькими бриллиантиками. Я вижу предъявленные мне сейчас Вами фотографические изображения части из только что названных мною вещей /предъявлены фотографические изображения частей жемчужины, топаза с осколком, трех частей золотых украшений и пружинок, описанных в пункте “а” 2 протокола 10 февраля сего года, л. д. 10 об. том 2-й; застежки, пряжки и части украшения с бриллиантиками, описанные в пункте “а” 3 того же протокола, л. д. 11 том 2-й/ и удостоверяю, что эти вещи и были найдены тогда при промывке земли.

На дне шахты были найдены осколки французской гранаты, вот эти самые, изображения которых Вы мне сейчас показываете /предъявлены фотографические изображения осколков гранаты, описанных в пункте “а” 14 протокола 10 февраля сего года, л. д. 13, том 2-й/.

Запонка была та самая, фотографическое изображение которой Вы мне сейчас показываете /предъявлено фотографическое изображение запонки, описанной в пункте “а”, 2 протокола 10 февраля сего года, л. д. 11, том 2-й/. Осколки русской гранаты, которые мы с Матвеенко вырезывали из стен большого колодца шахты, те самые, изображения которых Вы мне сейчас показываете /предъявлено фотографическое изображение осколков, описанных в пункте “а”, 12 того же протокола, л. д. 12 об., том 2-й/. Что касается кольца, которое изображено на предъявленном Вами фотографическом снимке /предъявлен фотографический снимок кольца гранаты, описанного в пункте “а”, 12 л. д. 12 об., том 2-й/, то я помню, что это кольцо было найдено при работах, но где именно, я положительно теперь не могу припомнить. Во время работ были при мне найдены рамка от портрета, фотографический снимок которой я вижу /свидетелю было предъявлено фотографическое изображение портретной рамки, описанной в пункте “а” 1 протокола 10 февраля сего года, л. д. 10, том 2-й/, и три иконки, фотографическое изображение которых я вижу /свидетелю был предъявлен фотографический снимок трех икон, описанных в пунктах 4, 5, 6 протокола 10 февраля сего года, л. д. 11 об., том 2-й/. Рамка и три иконы были найдены, приблизительно, в одном месте: в высокой траве около глиняной площадки в восточном направлении от площадки и в расстоянии от нее непосредственной близости. Я помню, что где-то около шахты были найдены осколки от какого-то флакона, зеленого цвета, с пробкой-короной /пункт 10 протокола 10 февраля сего года, л. д. 12 том 2-й/. Где была найдена железка от сапога /пункт 11 того же протокола, л. б. /так!/ 12 об., том 2-й/ я не помню. Еще при промывке костров было найдено много обгорелых пуговиц, кнопок, фестонов, крючков /так!, у Лыковой – “фестоновых крючков”/, петель, гвоздики, видимо, от обуви /пункт “а” 15 протокола 10 того же февраля, л. д. 13, том 2-й/. Но среди предъявленных мне Вами вещей я вижу не все вещи, найденные тогда около шахты. Нет, во первых, обгорелого каблука от дамского туфля; во-вторых, нет золотого брелка с инициалами “Н. А.” в виде монограммы, причем буквы эти были переплетены одна с другой; в третьих, нет двух кусков какого то сплава, обгорелого, величиной каждый с куриное яйцо. Все эти предметы были найдены тут же у шахты. Что представлял собой этот сплав, я не знаю, но мне он напоминал обоженные /так!/ кости. Затем, помнится мне, что было найдено несколько брошек золотых, внешнего вида коих я однако не помню. Все эти вещи, которые мы находили при промывке, по мере их нахождения, передавались капитану Малиновскому. Много было найдено у шахты и около костров всевозможных обрывков разной материи и черной и цветной, видимо, шерстяной. Все эти вещи также были переданы Малиновскому. Я совершенно не представляю, когда был у рудника Судебный Следователь Наметкин и какие при нем были найдены вещи.

Больше я ничего по настоящему делу показать не могу. Все то, что я Вам сейчас показываю, я в свое время показывал и Наметкину. Но на меня он производил такое впечатление, что он как будто бы боялся работать по этому делу. Дознание тогда вел Начальник Уголовного Розыска какой-то Кирста, человек весьма для меня подозрительный. Он потому мне казался подозрительным, что он не считался с фактами. Он приехал как то к руднику и стал открыто осуждать нас за попытки найти трупы. Видимо, наша работа для него была неприятна. Я поручил одному человеку /фамилию его я забыл/ последить за ним. Однажды, когда Кирста был в управлении начальника гарнизона, он там оставил записку для одной дамы, следующего содержания: “дело принимает уголовный характер. Необходим подкуп свидетелей”. Эта записка относилась совершенно к другому делу, но я хочу сказать, в руках какого господина было дознание по настоящему делу. Я тогда лично передал эту записку Голицину и Кирста был арестован.

К Вашему сведению еще сообщаю, что на дня /так!/ мне передавал бухгалтер Волжско-Камского Банка Волокитин, что он 17 и 18 /неразб./ июля несколько раз встречал на Коптяковской дороге Юровского и даже разговаривал с ним. Встречал он его, как я понял, вблизи полотна железной дороги. Показание мое, мне прочитанное, записано с моих слов правильно. Поручик Шереметевский

Судебный Следователь Н. Соколов

С подлинным верно:

Судебный Следователь

по особо важным делам Н. Соколов

ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 6 /реально, по описи значится под № 5/, л. 51 – 58

П Р О Т О К О Л

1919 года Июня 10 дня Судебный Следователь по особо-важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. СОКОЛОВ на разъезде 120 в порядке 443 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованных в качестве свидетелей, и они показали:

Николай Михайлов ШВЕЙКИН, 43 лет, крестьянин д. Коптяков, Верх- Исетской волости, Екатеринбургского уезда, Пермской губернии, где и живу, православный, неграмотный, не судил-

ся.

По моему, это было в среду, 4 июля по старому стилю. Рано утром в этот самый день Настасья Зыкова поехала с рыбой в город. Они тогда с сыном Николаем рыбачили и поехали, значит, рыбу продавать в город. А в городе в этот день, хотя базара и нет, а все как-то считается день, как бы вроде торговым. Поехали они рано, часа в 2 утра, как стало светло, и тут же вернулись назад: совсем без ума они были, здорово испугавшись. Мы все тогда уж встали: самая страда была: покосы. Мы и собирались на покосы идти. Как Настасья приехала, весь народвзбулгачила: войско идет. Сказывала она, что у самых четырех братьев, /так у нас называются старые сосновые пни, где от двух пней раньше росли четыре сосны/, как только они доехали до них, им попалось войско. Войско, говорит, идет, а сзади чего-то везут в автомобиле. Так она и сказывала про автомобиль. Подлетел к ним матрос Верх-Исетский Ваганов и закостерил их матерно, чтобы скорей гнали назад. Они здорово испугались и повернули назад. Кто-то из них, не знай, сама, она, не знай, Николька, обернулся, а Ваганов опять подлетел, револьвер к самому рылу сует, матерится за это и кричит: “не оглядывайтесь”. Ну, они совсем испугались. Давай гнать и лошадь чуть ни загнали: лошаденка у них плохонька. Все это Настасья нам рассказывала на улице при всем собрании. Мы, мужики забеспокоились. Каждому надо на покос, а тут войско идет. Войско идет, значит, бой будет. Ждали мы, ждали, нет никакого войска. Ну, думаю я себе: надо сходить к четырем братьям узнать, где войско. Пошел я к соседу Николаю Папину, говорю ему: “так и так, все равно помирать, что сейчас, что потом. Пойдем, по крайности, узнаем, что там за войско, когда придет, а то на покос надо”. Ну, Папин не убоялся. Зубрицкий еще Петр надумал с нами идти. Пошли мы. Вдоль Коптяковской дороги у нас все покосы идут. Тут, не доходя, пожалуй, так с версту до поверток с нашей Коптяковской дороги к руднику, у нас есть покос. Он называется “большой” покос. Доходим мы, значит, до него, там австрийцы работают, сено косят. Мы спрашиваем их: “паны не видали войска?” Они нам сказали, что к ним по Коптяковской дороге совсем рано, когда они еще не работали, подъехали “русские казаки”. Это они называли так, значит, конных красноармейцев. Подъехали и давай их гнать. А паны им говорят: “Мы ни за что не уйдем. У нас деньги вперед взяты. Мы отработать должны. А нам дела до вашего дела никакого нет”. Те, значит, от них и отстали. И уехали они от них назад по Коптяковской дороге по направлению, значит, к руднику. Нас охот /так!/ пуще берет узнать, в чем дело. Идем мы и слышим, у рудника в стороне от дороги кони ржут. Мы себе дальше идем. Нам тогда охота была дойтидо покоса, где Масленников старик косил. Его покос у самых четырех братьев и в стороне в леске у него там избушка есть. Пришли мы к нему в избушку. Он еще спит. Мы его спрашиваем: “не видал ли чего? Войска не прогоняли?” Он нам говорит: “слыхал, как будто по дороге кто-то гонял, а кто и чего не знаю”. Так мы и от него путного ничего не добились.

Выходим мы от избушки Масленникова на дорогу, а к нам от города едет наш Коптяковский Василий Иванович Зыков со своей бабой. Он наш, а живет в Верх-Исетске. Ехал он тогда к нам сено косить. Мы его спрашиваем: “не видал ли чего?” Он однако же ничего не видал. Да и где же ему видать? Настасья Зыкова совсем рано на них напоролась, а мы то сами попали туда часа в четыре. Ну, мы пошли назад. Идем это мы от четырех братьев к Коптякам. Только мы стали доходить до первой повертки с Коптяковской дороги к руднику от четырех братьев, как к нам и выезжает верховой. Ему было лет 30, из морды белый, усы, как бы, не большие, а остального ничего не на память. Было на нем: винтовка, шашка, револьвер “леган” /неразб./ такие называются, две ровно как гранаты за поясом висели. Мы как увидали его, так и обробели и остановились. Когда мы только от Масленникова на дорогу вышли, как раз в этот самый раз к нам Андрюха Шереметевский верхом и подъехал. Мы все тут вместе и были. Ну, этот самый конный нас спрашивает, куда мы? Мы говорим: “так и так, у нас народ волнуется. Говорят, войско идет. Ты, товарищ, нам объясни”. А он говорит: “не бойтесь. Ничего такого нет. Все хорошо обойдется. Тут в нескольких местах наш фронт проникли. Разведка тут у нас. Мы практику делаем. Будут выстрелы, не бойтесь. Все хорошо обойдется”. Покурили мы с ним тут, постояли и пошли себе дальше. Отходим мы несколько, а она и ударила, в роде как бы, значит, гранаты. Я того не понимаю, где она разорвалась: на земле аль под землей. Ты про это товарища Папина спроси. Он солдат и в этом толк должон понимать. Несколько еще отошли, а она опять ударила. Пришли мы домой, народ успокоили. С соседом Папиным пошли мы на свой покос. Идем мы на покос и встречаем у самой деревни этого самого конного, с которым мы в леске разговаривали. Мы его спрашиваем: “что, товарищ, к нам едете?” А он говорит: “да, успокоить народ еду, чтобы не беспокоились”. Мы тут с Папиным ушли на покос и целый день там были. Выстрелов больше мы около рудника в этот день не слыхали. /Рудник от нашего покоса верстах в 3 будет/. И никого больше мы не видали из подозрительных.

А шурин мой Николай Васильевич Алферов работал тогда на своем покосе с версту аль полторы от рудника и слыхал выстрелы. Только я не знаю, какие он слышал выстрелы, от гранаты, аль еще от чего.

Не пропускали наших в город, по моему три дня. Первый день и был этот самый, когда мы ходили в лес. Раньше никаких препятствий не было. Как бы нам об этом не знать, ка-бы что было! А то, видишь ты, как, значит, они препятствовали, мы сразу узнали. Как нам не узнать! Кто еще тогда ездил в город и кого не пускали, я теперь забыл. Меня ведь уж спрашивал какой-то по этому делу. Призывал он меня в Коптяках вместе с Папиным и Зубрицким и писал что то в книге. Я ему все сказывал, как и тебе. А кто такой это был, не знаю. Говорили, что – Следователь. Он меня на завалинке в деревне спрашивал у Николая Алферова. Одного припомнил: Степан Егорыч Алферов ездил в город с рыбой на другой день после нас. Он полдня стоял на большом покосе. Его не пропускали и все ему сказывали: “вот погоди. Вот сейчас. Вот через час”. Он так и не дождался и уехал назад. А больше никого не могу припомнить.

Я очень даже хорошо сказать могу, что след был здоровенный и по Коптяковской дороге и по той свертке с Коптяковской дороги, по которой к нам красноармеец выехал. След с Коптяковской дороги так и пошел по этой повертке. Он хорошо был заметен по повертке. Видать было, что недавно только что перед нами проехали. Я так определяю, что это был след от автомобиля: больно он был здоровый: и широкий и глубокий и траву как есть всю по свертке в улок положил.. А больше следов я в ту пору нигде ни каких не видел.

Потом когда шахту откачивали, и я был одни сутки на работе. При мне тогда две вещицы славных нашли: “медаль” золотую и брошку золотую. Медаль была с пятирублевый злотой, и на нем /так!/ были слова написаны: “Николай Александрович”. Я ее сам видал. Ее, эту “медаль” нашел старичок рабочий с Верх-Исетского завода. А брошка была длинная как бы в роде булавки. Я сам то не знаю, что это такое, а сказывали, что брошка, ну и я тебе сказываю. А потом еще нашли “портсигар с дырой” для “потре..” /неразб./, вот точь-в-точь как ты мне сейчас показываешь /предъявлено фотографическое изображение портретной рамки, описанной в пункте “а” 1 протокола 10 февраля сего года, л. д. 10 том 2/. Медаль с брошкой нашли в глиняном бугорке около шахты, а портсигар нашли около бугорка в траве. Эти все предметы взял себе Андрей Шереметевский.

Про местность я тебе ничего сказать не могу. Все около рудника было истолочено. Вся трава около шахты была измята во все стороны. Видать, тут у них было логовище и следы были к Ганиной яме: трава была измята. Видать, и туда ездили. Костров я видал два. Один был у шахты, а другой был подальше к березе на дорожке. Были ли какие следы по этой дорожке туда дальше к дорожке, которая на плотину идет, не заметил. Больше я ничего показать не могу. Показание мое мне прочитано, записано правильно.

Конный, в роде того, как бы не русский был. Говор у него не походит как-то на наш.

Прочитано я неграмотный. Судебный Следователь Н. Соколов

С подлинным верно:

Судебный Следователь

по особо-важным делам Н. Соколов

ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 6 /реально, по описи значится под № 5/, л. 59 – 62

Николай Васильевич ПАПИН,

36 лет, крестьянин деревни Коп-

тяков, где и живу, Верх-Исетской

волости, Екатеринбургского уезда, Пермской губернии, православный, грамотный, не судился.

В скором времени после Петрова дня через несколько дней, более точно определить время положительно не могу, поехал наш Коптяковский Николай Зыков с матерью Настасьей в город Екатеринбург. Поехал он не с рыбой, как мне помнится, а по тому случаю, что его тогда мобилизовали красные. Он тогда ехал с матерью и с женой. /Как звать его жену, забыл/. Скоро он вернулся назад и пошел по селу слух, что их не пропустили в город, что по дороге из города идут войска и обоз. Нам нужно было на покосы тогда всем идти. И мы с Швейкиным и пошли к Николаю узнать от него толком, в чем дело? Николай нам сказал, что около четырех братьев их встретило “войско”, что им угрожали, над головой у матери кто-то револьвер держал, грозил и требовал, что бы они не оглядывались. Был он сильно испуган, весь черный и ничего больше от него мы добиться не могли. Тогда Швейкин предложил сходить к четырем братьям и посмотреть, что там делается? Решили мы с ним идти. С нами еще пошел Петр Алексеев Зубрицкий. Дорогой на большом покосе мы увидали австрийцев, бывших здесь на покосе. Сам я с ними не разговаривал, а разговаривали товарищи Швейкин и Зубрицкий. Они сказали мне, что спрашивали они австрийцев, не видели ли те чего, и австрийцы им, будто бы сказали, что к ним подъезжали “казаки и гнали их отсюда, но они не пошли: сено им нужно было косить. Пошли мы дальше. Идем мы мимо рудника по Коптяковской дороге, слышим – в стороне у рудника – кони ржут. Мы прошли дальше на покос Масленникова. Его покос около четырех братьев. Сам он в это время еще в караулке своей находился. Мы его стали спрашивать: “Иван Степанович, не видали ли чего по дороге?” Он нам сказал, что “гоняли какие-то по дороге в коробкаа́х”, но путного однако ничего не мог он нам объяснить. Мы пошли от него на Коптяковскую дорогу. В это время к нам подъехал по дороге от Верх-Исетска Василий Иванович Зыков, а от Коптяков Андрей Андреевич Шереметевский. Мы спросили Зыкова, не видал ли он чего? И Зыков нам сказал, что ничего не видал. Тут он и уехал к Коптякам. Мы же все четверо отправились дорогой к Коптякам. Идем мы и смотрим, – след с Коптяковской дороги идет по правой от четырех братьев повертке к руднику. След был весьма торный. Дорога по этой повертке была укатана, как будто бы здесь несколько раз проехало несколько колесных экипажей. Трава на ней была прямо вся положена и маленькие деревца были кое где погнуты. Я однако не берусь точно ответить, от какого именно экипажа был этот след, – автомобиля, или еще от какого экипажа. Тогда мне казалось, что по этой дороге только что сейчас проехало несколько простых колесных экипажей. Мы несколько прошли даже этой дорожкой, думая посмотреть, кто же это по такой глухой дорожке проложил такой след? Но только что мы по ней несколько сдались в лесок, как к нам на встречу выехал верховой. Из себя этот верховой был здоровый, рыжеватый, волосы у него на голове были курчавые, загибались на лбу кверху, как это было видно из под сдвинутой у него набекрень фуражки, усы большие, рыжеватые, борода бритая. По моему мнению, он был русский. Но кто он был такой, положительно не знаю. Никогда раньше я этого человека нигде не видел. Я первый обратился к нему с вопросом: “товарищ, скажите пожалуйста, в чем дело? У нас весь народ волнуется, Говорят, войска идут. В чем дело?” Он нам ответил: “Видите ли, товарищ, у нас чехо-словаки фронт проникли. Мы сюда в разведку пришли. И, между прочим, у нас тут практические занятия будут. Вы идите и успокойте народ”. Действительно тут же раздались вскоре один после другого два взрыва гранат. Они неслись от рудника, к которому и вела та дорожка, на которой мы были. По моему мнению, надо бы этим гранатам разрываться было на земле, а не под землей. Звук был сильный, явственно слышный. Его слыхали у нас и в Коптяках. Моя жена Александра Ивановна принялась даже голосить обо мне, услышав эти взрывы. Тут мы и пошли домой. Я знаю все остальные повертки с Коптяковской дороги к руднику и к Ганиной яме. Никаких следов на них тогда не было. Пришли мы домой. Спустя некоторое время мы с Швейкиным пошли на наш общий покос и около деревни мы встретили этого самого красноармейца, который выезжал к нам из леса. Он нас сам спросил: “что, успокоили народ?” Мы ему сказали, что успокоили, и пошли по своим делам.

Больше ничего в этот день особого не произошло. Мне кажется, что охрана на Коптяковской дороге была три дня. Я не могу указать всех, кто тогда ездил в город и был остановлен. Но припоминаю, что в первый же день охраны не пропустили в город Федора Паладиевича Зворыгина. Накануне этого дня уехал в город Михаил Васильевич Бабинов. Когда же он ехал назад в первый день охраны, его не пропустили со стороны железной дороги.