С подлинным верно. Судебный Следователь Н. Соколов 8 страница
Стали мы рыться в этих обоих кострах. Я помню, что в присутствии капитана Политковского одним из крестьян, приехавших с нами, в костре около березы был найден большой камень бриллиантовый, фотографическое изображение которого Вы мне сейчас показываете /предъявлено фотографическое изображение бриллианта, описанного в пункте “в” протокола 10 февраля сего года, л. д. 13 об. том 2-й/. Кроме этого бриллианта, тогда же было найдено в кострах этих и около них: один осколочек жемчуга и два осколка изумруда, много кусков обгорелой ткани от одежды, кнопки от дамских несомненно костюмов, обрывок кружева, также обгорелый, какие-то принадлежности корсетов /теперь не помню, какие именно/, пряжки, кажется, от подтяжек мужских /не помню, сколько именно/. Нахождения обгорелой дамской сумочки не помню. Хорошо помню, что один лоскуток одежды, кажется, по цвету серый, пах сильно керосином. Нахождения в глине около самой шахты осколка ручной бомбы не помню. Кроме найденных и указанных мной вещей, Бафталовский извлек из стенки большого колодца один осколок ручной гранаты. Он его выковыривал тогда чем-то из дерева и говорил, что такими осколками стенки колодца избиты. Я помню, что из большого же колодца Бафталовский тогда же вытащил кусок материи защитного цвета, видимо, от палатки. Я слышу протокол Судебного Следователя Наметкина об осмотре шахты /прочтен акт Судебного Следователя по важнейшим делам Наметкина от 17-30 июля 1919 /так!/ года, л. д. 5-й, том 1-й/. Он соответствует действительности, но я не представляю себе, что он называет в нем “черными блестящими обломками” и, мне кажется, что он ошибается, указывая малый колодец, как место нахождения кусочка от палатки. Этот кусочек, как мне помнится, был найден в большом, а не в малом колодце шахты. Нахождения списка с телефонными адресами советских деятелей я не помню. Нам, военным, не пришло тогда в голову посмотреть, какой именно дорожкой сюда приезжали люди и в каком виде была эта дорожка. Я почему-то тогда полагал, что, если сюда привозили АВГУСТЕЙШИХ ОСОБ, то их и привозили именно той дорожкой с Коптяковской дороги, которой прибыли с Коптяков мы. А про нее я уже Вам сказал, что она имела след от колесного экипажа, но не сильно укатанный, а слегка. Больше тут мы никаких дорожек не осматривали. В частности мы тогда совсем не видели дорожки, на средине которой была бы широкая яма с лежащим на дне ее бревном. Третьего костра именно около этой ямы мы тогда не видели. Были мы тогда на месте часа три и уехали в Коптяки. У меня из осмотра осталось полное убеждение, что здесь около шахты в кострах была сожжена одежда АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ. Вот только тогда мы не обратили как следует внимания на состояние дорог и проглядели следы на них. Я совершенно теперь не могу Вам сказать, где именно у шахты были следы экипажей, где они кончались, до какого места доезжали люди, которые были здесь. Я только помню, что местность около шахты была сильно истолчена пешими следами людей: высокая трава была сильно помята. Уезжая с места, я полагал, что теперь начнется следствие и Наметкин будет допрашивать свидетелей. Он там на месте у шахты что-то себе писал в книжечку. Когда же мы прибыли в Коптяки и все пошли дальше, чтобы таким же путем ехать в город, собрался уезжать и он. Я удивился этому и указал на это Ярцову, как старшему среди нас. Решено было, что останусь я сам. Со мной остались тогда Матвеенко и Сумароков. Мы решили сами производить следствие, раз Судебный Следователь не хочет. Я помню, что я в тот же день допрашивал двух лиц: каких-то крестьян. Один крестьянин рассказал мне, что в одну из этих ночей, когда существовало оцепление местности /как я помню, в ночь с 16 на 17 июля по новому стилю/, он поехал из Коптяков в город и дорогой не был пропущен. Ему было приказано ехать назад. Я не помню, ехали ли с ним бабы. Баб я тогда не допрашивал. Другой крестьянин рассказал мне в тот же вечер, когда я допрашивал и первого крестьянина, что в ту же ночь, про которую мне говорил и первый крестьянин, он слышал в районе рудника разрывы гранат и револьверную стрельбу. Сам я допрашивал тогда только двоих свидетелей. Матвеенко и Сумароков также тогда допросили несколько человек. Все показания этих лиц записывались карандашом. Сущность показаний тех лиц, которых допрашивали Матвеенко и Сумароков, сводилась к тому именно, что в течение нескольких дней, именно в эти дни 16-18 июня по новому стилю местность около рудника со стороны Коптяков была оцеплена и за оцепление никого из Коптяков не пропускали. Сущность показаний свидетелей, которых мы допросили, именно в этом и заключалась. Они сами не видели, чтобы что-либо везли по дороге и они бы это видели. Такими свидетелями мы тогда не располагали. Кто-то из крестьян указал нам тогда же на жену какого-то комиссара, проживавшую в то время в Коптяках. Это и была Евдокия Тимофеевна Лобанова /см. л. д. 7 том 1-й/. Она находилась тогда в Коптяках с сыном, лет 6-7. Я сначала побеседовал с ним и от него узнал, что они с матерью недавно приехали из города. Я стал допрашивать ее. Это была жена какого-то большевитского казначея, служившего в каком-то большевистском учреждении, помещавшемся в здании Окружного Суда. Она как раз ехала из города в то время, когда оцепление уже существовало. На одном из переездов, ближайшем к руднику, ее не пропустили дальше. Там было оцепление и был какой-то автомобиль. Она ночевала тогда на переезде и утром уже смогла только проехать в Коптяки. После допроса всех указанных лиц /показание Лобановой я записывал сам/ мы втроем на двух экипажах в сопровождении двоих каких-то крестьян, бывших у нас кучерами, отправились опять в шахту. С нами шла еще телега с несколькими рабочими, которые везли веревки, лопаты, корзинку и топор. Подъехали мы к шахте опять той же сверткой, как и в первый раз, т. е. опять со стороны Ганиной ямы. Матвеенко снова полез в большой колодец шахты. Мы уничтожили там слой льда и вытаскали его корзиной. Больше мы никаких работ над шахтой не производили. Побыв там некоторое время, мы втроем поехали к тому переезду чрез линию железной дороги, где была Лобанова задержана. Здесь я сам допрашивал жену сторожа, который жил в будке около переезда, и ее сына, лет 6-7. Сторожиха вертелась в показаниях, видимо, боясь выдать их. Существенное значение имело показание этого мальчика. Он говорил, что 16 июля днем по дороге из города проехали по Коптяковской дороге какие-то верховые красноармейцы и тут же вернулись. Очевидно, это была разведка. В тот же день к вечеру проехал грузовой автомобиль с пешими красноармейцами и несколько конных красноармейцев. Тут же и было установлено оцепление со стороны переезда. /Я думаю, что тут же оно было установлено и от Коптяков/. В эту же ночь мальчик видел, что по дороге от города проехал к Коптякам целый обоз: шли коробки, запряженные лошадьми и, кажется, была одна телега. Все это охранялось вооруженными пешими красноармейцами, окружавшими экипажи и все это в молчании медленно двигалось по дороге. Никого не пропускали в эту ночь на Коптяки, весь следующий день, всю следующую ночь, а на утро весь этот кортеж проследовал обратно. Показание мальчика подтверждала в некоторых частях и его мать-сторожиха, но она все таки в общем, вертелась и, видимо, боялась что-либо говорить. Самого же сторожа я не допрашивал в то время, в виду его отлучки. Показание мальчика я также записал карандашом. Все произведенное нами троими следствие осталось у меня. Из вещественных доказательств Наметкин взял в то время себя /так!/ бриллиант, два осколка изумруда и осколок жемчуга. Все же остальные предметы, которые были найдены нами в первый же день осмотра нами костров были у меня. Потом пошли работы на месте по исследованию шахты и Ганиной ямы. Работы эти вел Шереметевский с своим братом. Я оказывал ему содействие по добыванию машин, орудий, рабочих. Мне время от времени доставлялись вещи, которые были найдены там у шахты во время работ Шереметевского. Я помню, что там были найдены и мне переданы такие вещи: портретная рамка и клочки какой-то фотографической карточки /по клочкам было видно, что на карточке была изображена целая группа лиц и мне кажется, что эта карточка была снята где-то за границей: не русские видимо, люди были изображены на ней, но я не мог по обрывкам разобрать /так!, у Лыковой – “определить”/, кто именно на ней изображен/, одна или две части жемчужины, какая часть была найдена и при осмотре нами в первый раз шахты, топаз с осколком, несколько частей какого-то золотого украшения, из коих одно, кажется, было с бриллиантиками, пуля в оболочке, простая запонка, застежка от какой-то, как мне думается, дамской вещи, пряжка от подвязок, один образок, крючки, кнопки, петли, пуговицы, гвоздики, видимо, от обуви. Все это было обгорелое. Относительно образков я не могу /так!, у Лыковой – “я могу”/ сказать, что мне был представлен только один образок с разбитым изображением святых, на подушечке с кольцом, очевидно, для ношения его на шее.
Я вижу предъявленные мне Вами фотографические изображения: портретной рамы /предъявлено фотографическое изображение портретной рамки, описанной в пункте “а” 1 протокола 10 февраля сего года, л. д. 10, том 2-й/, топаза с осколком, частей украшений, пружинок, застежки, пряжки и еще украшения /предъявлены фотографические изображения сих предметов, описанных в пунктах “а” 2-3 того же протокола, л. д. 10 об.-11 /так!, у Лыковой – “ л. д. 11 об. 11”/ том 2-й/ и трех образков /предъявлено фотографическое изображение трех образков, описанных в пунктах 4-6 того же протокола/. Все эти вещи, которые изображены на этих снимках, и были мне представлены, а из образков один из изображенных на этом снимке, как он здесь и изображен. Остальных вещей, как например, подковки для сапога, осколков флакона, я что то не помню. Все акты нашего следствия и все вещи, которые были у меня, я потом передал капитану Ярцову. Он их потом передал капитану Сотникову, а Сотников, как мне потом приходилось слышать, передал их все Сергееву, который был назначен производить следствие вместо Наметкина.
Был я тогда же и в доме Ипатьева. Мы там были во время осмотра дома Наметкиным. Во время осмотра /так!, у Лыковой – “нашего осмотра”/ дома я там был раза три. В первый раз мы пришли туда, кажется, 2 августа. Я вижу предъявленные мне Вами фотографические снимки комнат верхнего этажа этого дома /предъявлены фотографические снимки комнат дома Ипатьева, находящиеся на л. д. 215-217 том 3-й/ и показываю следующее. Комендантская комната, изображенная на снимке, была в таком именно виде, но матрас на кровати и подушки на диване были не разбросаны, как это изображено на снимке, а лежали в порядке; это уже мы их перевернули. За этим самым диваном, который виден на снимке, я и нашел деревянные четки с крестами. Они там лежали на полу. Я их оттуда и взял. Бывший при осмотре Чемодуров удостоверил, что эти четки принадлежат ГОСУДАРЫНЕ ИМПЕРАТРИЦЕ. Все другие комнаты правильно изображены на снимках. Только вот относительно комнаты Княжен я скажу, что мусор из печей, который виден на снимках, мы извлекли из печей и ночной горшок был не там, где он стоит: он был дальше засунут под зеркалом, а на снимке он вытащен к середине комнаты. Это мы его, вероятно, вытащили. Я удостоверяю, что нигде положительно в верхнем этаже дома я не видел ни одной кровати. Я это хорошо помню. Горшок, например, так и стоял под зеркалом. Кажется, ему удобнее было бы быть под кроватью. Я категорически утверждаю, что нигде не было кроватей в верхнем этаже, кроме комендантской комнаты, где была одна кровать. Не было в доме никаких вещей из одежды и обуви. Мы вытаскивали мусор из печей. Печи были набиты золой от сгоревших вещей. Мы просеивали пепел. Установить главную массу сгоревших вещей мы не могли: вещи превратились в золу, но иногда можно было понять, что зола представляла собой сожженную ткань одежды. Было очень много сожжено фотографических карточек. Это прямо бросалось в глаза. Много было сожжено портретных рамок, всевозможнейших мелких вещей домашнего обихода, вещей из хорошей обстановки. Много было сожжено различных принадлежностей туалета, например, головных и зубных щеток. Много было обгорелого и расплавленного стекла. Впечатление, какое я вынес из осмотра верхнего этажа дома, было то, что здесь, за отсутствием обитателей квартиры, все разгромили: сожгли преимущественно и бросили, оставили неуничтоженной мелочь. Были мы и в нижних комнатах дома. Я обратил внимание на одну комнату, где мы видели следы пуль в стенах и полу. Эта комната и изображена на снимках, которые Вы мне сейчас показываете /предъявлены фотографические снимки комнаты дома Ипатьева, находящиеся на л. д. 220-223 том 3-/. Пол этой комнаты носил следы замывки. На стенах этой комнаты на обоях я видел около пулевых каналов брызги крови, как это и отмечено у Вас на снимке /л. д. 220-221/.
Я помню, что в нижнем этаже в одной какой-то комнате мы видели какую-то тряпку, на которой были следы крови: как будто бы кто-то брал ее окровавленными пальцами.
В результате моей работы по этому делу у меня сложилось убеждение, что АВГУСТЕЙШАЯ СЕМЬЯ жива. Мне казалось, что большевики расстреляли в комнате кого-нибудь, чтобы симулировать убийство АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ, вывезли ЕЕ ночью по дороге на Коптяки, также с целью симуляции убийства, здесь переодели ЕЕ в крестьянское платье и затем увезли отсюда куда либо, а одежду ЕЕ сожгли. Так я думал в результате моих наблюдений и в результате моих рассуждений. Мне казалось, что Германский Императорский Дом никак не мог бы допустить такого злодеяния. Он не должен бы был допускать его. Я так думал. Мне и казалось, что все факты, которые я наблюдал при расследовании, – это симуляция убийства. Больше показать по этому делу я ничего не могу. Показание мое, мне прочитанное, записано правильно.
Я не помню, был ли в момент осмотра нами дома Ипатьева ключ от двери комнаты Княжен в столовую, или же его не было. Двери из Их комнаты в комнату, где помещались ГОСУДАРЬ с ГОСУДАРЫНЕЙ и Наследником, не было. Свидетельницу Лобанову я и указал по допросе ее мною Наметкину. Я помню, что мне тогда же был доставлен золотой брелочек с колечком с инициалами ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА. Он был мною сдан в числе других вещей. Кажется, была также мне представлена и мною сдана Сотникову /через Ярцова/ брошь, но хорошо этого не помню и самой броши не помню. На Дону я был в январе месяце 1918 года. Про кровати я не спрашивал Чемодурова, были ли они у АВГУСТЕЙШЕЙ СЕМЬИ. Вообще же он рассказывал, что жилось ЕЙ плохо. Стол был общий с прислугой. Иногда, как он говорил, во время обеда приходили красноармейцы и лазили своими ложками в общую миску. Были в обиходе только две деревянные ложки и их не хватало. Одно время их было только пять и приходилось есть по очереди. Был такой случай, когда за обедом какой-то комиссар /фамилии его не помню/ навалился плечом на ГОСУДАРЯ, черпая своей ложкой суп. Он говорил, что, когда АВГУСТЕЙШИЕ ОСОБЫ проходили куда либо мимо часовых, те всегда умышленно щелкали затворами винтовок, нервируя ИХ. Про ГОСУДАРЯ Чемодуров говорил, что ОН как бы окаменел и не выдавал своего состояния, ГОСУДАРЫНЯ страдала и все молилась. Княжны нервничали. Алексей Николаевич большую часть времени в Екатеринбурге болел. Прочитано. Гвардии капитан Малиновский.
Судебный Следователь Соколов
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо-важным делам Н. Соколов
* - выделенного текста нет у Лыковой, но он есть у Росса, прим. мое
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 6 /реально, по описи значится под № 5/, л. 82 – 89
К о п и я
П Р О Т О К О Л
1919 года июня 19 дня Судебный Следователь по особо-важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов на разъезде № 120 в порядке 443 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованных в качестве свидетелей и они показали:
Николай Иванович Симбирцев, 59
лет, крестьянин с. Федьковки, той же волости, Екатеринбургского уезда, Перм-
ской губернии, православный, неграмотный,
в деле чужой, не судился.
Я не помню, в какой это было день. Город Екатеринбург уже был взят в этот день. Только хорошо помню, что это было в июле, в прошлом году. Ехали мы впятером от нашего общества вроде бы как уполномоченными: купить хлеба в городе. Вот кто ехал: я, сын мой Николай, Яков Афанасьев Пульников, Петр Андреев Блинов и Алексей Логинов Бородин ехали мы на пятером. Едем это мы по большому тракту, что идет в город из Верхотурья. Было это под вечер, так часов в пять. Не доехали мы до города верст 20, а нам на встречу народ бежит без числа: красноармейцы это бежали от белых. У кого оружие разное, а кто и побросал. Налетели они на нас, кричат: “заворачивай коней”. Делать мы ничего против них не могли, коней заворотили. Населись они к нам и по пятеро, и по десять человек, а на одну подводу одиннадцать человек их село. Село ко мне ровно их десять человек. Один и говорит мне: “вы что-то на нас не мило смотрите” Ну я молчу. Чего с таким народом особо разговаривать? Видать, какой народ! А он дальше и говорит: “мы Вашего Николку со всем семейством расстреляли, за городом в 7 верстах сожгли и пепел раскидали”. И другие так же согласно с этим подтверждали. Спрашивать я больше их про это тогда побоялся. Доехали мы так с ними до с. Мостовой /верст 20 мы так проехали/ они тут все спрыгнули и пошли дальше в обход Мостовой, сказывая, что им надо тракт держать на Верхотурье. Мы переночевали в Мостовой. Тут Блинов и Бородин убоялись и вернулись домой, а мы остальные поехали в город. Город, когда мы туда приехали, был как раз накануне взят. Этих слов про убийство ГОСУДАРЯ мои товарищи не слыхали. Но я им на квартире все эти слова рассказал. Больше показать я ничего не могу. Показание мое мне прочитано. Я неграмотный.
Судебный Следователь Н. Соколов
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо-важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 6 /реально, по описи значится под № 5/, л. 89 – 90
К о п и я
П Р О Т О К О Л
1919 года июня 21 дня Судебный Следователь по особо-важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов на разъезде № 120 в порядке 443 ст. уст. угол. суд. допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля и он показал:
Михаил Александрович Волокитин,
33 лет, крестьянин Верх-Исетского заво-
да, той же волости, Екатеринбургского уезда,
Пермской губернии, живу в Верх-Исетском за-
воде, по 4 Опалихинской улице, в доме № 8,
православный, в деле чужой, не судился.
В прошлом году я арендовал покос в районе горнозаводской линии вблизи 120 разъезда. Я хорошо помню, что после Петрова дня в первых числах июля месяца я шел в город той дорогой, что идет из Коптяков в Верх-Исетский завод. На этой дороге между разветвлением Коптяковской дороги перед двумя переездами и переездом № 184 я встретил троих всадников, ехавших верхами на седлах. Два из них, как мне показалось, были мадьяры. Они были в австрийской военной солдатской одежде с австрийскими или мадьярскими военными шапочками на головах. Третий был Юровский, которого я хорошо знал. В руках Юровского я видел простой плотничий топор. Встреча эта произошла у нас часа в два дня. Ехали они, направляясь дорогой прямо к переезду № 184. Юровский еще перекинулся со мной несколькими словами, спросил меня, много ли ягод. Я не могу припомнить, какого именно числа произошла эта моя встреча с Юровским, но я убежден, что это было еще тогда, когда я не слышал об убийстве ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и не за долго до того дня, когда большевики объявили об этом официально в газетах. В то же время, когда я встретил Юровского, я никак не мог связать эту встречу с ним с убийством ГОСУДАРЯ. Через день-два после этого я опять шел домой по той же дороге и как раз в том месте, где с Коптяковской дороги идет свертка, направляющаяся в д. Палкино и к озеру Мелкому, я встретил легковой автомобиль. В автомобиле сидело несколько человек. Среди них, я это хорошо разглядел, был опять Юровский. Остальных же я совершенно не успел заметить и не заметил даже одежды их. Автомобиль их шел в том же направлении на Коптяки, т. е. к одному из двух переездов около разъезда № 120. Это я говорю потому, что свертку на д. Палкино и к озеру Мелкому он прошел и пошел дальше по Коптяковской дороге. Эта вторая встреча произошла, приблизительно, часов в 5-6 вечера. Я затрудняюсь точно сказать, но все же думаю, что и вторая встреча моя с Юровским, когда он ехал в автомобиле, произошла еще до объявления большевиками в газетах об убийстве ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА.
С Юровским я лично знаком не был, но я его знал. До революции он ничем не выдавался положительно в городе Екатеринбурге. Просто был фотограф. Я был раз у него в фотографии. На меня он не произвел впечатление интеллигентного человека, а так: полуинтеллигент. Революция застала его в солдатской шинели и он был, как я себе представляю, военным фельдшером. Вот тут-то он и обозначился. В первые же дни революции на первом собрании “комитета общественной безопасности” он выступал с жалобами на какого-то командира какой-то воинской части, обвиняя его в утеснениях солдат: не пускает их на митинги, и тогда уже в нем чувствовался будущий большевик. Потом при большевиках он уже играл большую роль и имя его было весьма известно в среде большевитских деятелей. Я затрудняюсь сказать, какие именно он нес при них обязанности, но, как говорили, он играл большую роль в чрезвычайке. По Верх-Исетску я знал Петра Ермакова. Он родом из Верх-Исетского завода. Он партийный человек, неразвитой, грубый, способный на преступление. До революции он подвергался преследованиям за свои деяния /я не могу Вам сказать, какие именно преступления он совершал/, был арестован и, кажется, находился в ссылке или скрывался. После революции он прибыл в Верх-Исетск и стал выдвигаться в партийных собраниях. При большевиках он был военным комиссаром в Верх-Исетском заводе. Имел ли он какое либо отношение к чрезвычайке, я не знаю. По моему мнению, оба эти лица, и Юровский и Ермаков на убийство способны. Василия Иванова Леватных я не знаю. Алексея Сергеевича Партина я знаю. Он большевик убежденный. Какую он при них играл роль, я не знаю. Ушел он с ними. Однако я не считаю его способным на убийство. Мне кажется, что у него не такая натура и вряд ли бы хватило на это характера. Больше показать я ничего не могу. Показание мое, мне прочитанное, записано правильно. Михаил Волокитин.
Судебный Следователь Н. Соколов
С подлинным верно:
Судебный Следователь по особо-важным делам Н. Соколов
ГА РФ, ф. 1837, оп. 2, д. 6 /реально, по описи значится под № 5/, л. 90 – 91
П Р О Т О К О Л
1919 года, июня 19-22 дня, Судебный Следователь по особо важным делам при Омском Окружном Суде Н. А. Соколов, в порядке 315-324 ст. ст. уст. угол. суд., производил осмотр предметов, обнаруженных при осмотре рудника и окружающей его местности 23 мая - 17 июня сего года.
Вещи, найденные в районе Красной казармы.
1/ Пара мужских замшевых перчаток.
Обе перчатки серого цвета, парные. Они застегиваются на кнопки, по одной у каждой. Правая перчатка по шву указательного и большого пальцев разорвана и зашита через край довольно небрежно. Перчатки уже поношенные. На наружной стороне обеих перчаток, где они покрывают тыльную часть руки, усматриваются большие темные пятна, напоминающие несколько кровь. На обеих перчатках с наружной стороны усматриваются маленькие, приставшие к перчаткам капли парафина. Часть их при осмотре и исследовании свойств этих капель была отделена и помещена в особый пакетик.
2/ Подкладка из газеты для картуза.
Подкладка эта представляет собой сложенную в несколько слоев ленту из газеты, длиною 49 сантиметров и шириною 4 1/2 сантиметра. Сама газета представляет собой обрывок какой-то газеты, содержание уцелевшего текста не позволяет установить ее название. Но из текста уцелевшего обрывка ясно видно, что газета эта издавалась в Петрограде и датой этого номера газеты является 14 мая 1917 года.
Вещи, найденные около кострища у тропы, отделившейся от дорожки на плотину и вышедшей к березовой стлани.
3/ Железная пластинка, являющаяся, видимо, частью от другой большой пластины.
Длина ее 74 и ширина 2 сантиметра. В трех местах она имеет следы пробивки ее тонкими гвоздями. Пластинка, видимо, подвергалась действию огня или кислот, так как в некоторых местах слои ее обуглены и крошатся. Эта пластинка, видимо, или часть обруча боченка или же часть обшивки, какие иногда встречаются у деревянных ящиков.
4/ Длинная узкая полоска белой материи.
Ее длина 1 метр 12 сантиметров и ширина 6 миллиметров. Полоска состоит из двух одинаковой ширины (6 миллиметров) полосок, сшитых белыми нитками, и является, видимо, кромкой какого-то, скорее всего женского, платья, от которого она оторвана.
5/ Осколок тарелки или блюдечка.
Осколок белого цвета, неправильной формы, имеющей в длину 6 и в ширину 3 1/2 сантиметра. Части осколка к краям отколоты. На этих осколках имеются темно-синие полоски. Края осколка имеют рубчики.
6/ Крышка от коробочки из-под зубного порошка.
Крышка круглой формы, имеющая в диаметре 7 сантиметров. Она сделана из белой бумаги. На лицевой ее стороне на бумажке зеленоватого цвета изображена женщина с зубной щеткой в руках. На этой же стороне имеется напечатанная надпись: “зубной порошок Т-во Форнарина Москва”.
7/ Женский ботинок.
Ботинок черной кожи, побелевшей местами от сырости. Он с ноги взрослой женщины. Кожа его весьма хорошая. Фасон его с удлиненным носком, на который нашит носочник, на низком каблуке. Ботинок шнуровой. У шнура уцелела лишь часть его, пропущенная в нижних гнездах к носку. Шнур представляет собой хорошую шнуровую тесьму, видимо, черного цвета, выцветшую от сырости. Гнезда для шнура имеют фестоны, края которых снаружи обложены каким-то особым веществом, вероятно, гуттаперчевой массой, на которой красиво вытеснены рубчики. Ботинок с правой ноги. Он уже сильно поношенный. На каблуке его имеются следы дополнительной набойки. Около носка с правой стороны он лопнул. Совершенно явственно видно, что ботинок был разрезан сзади во всю его заднюю стенку, вместе с подкладкой, и через это, видимо, отверстие он был снят с ноги. Подкладка ботинка из какой-то плотной хорошей материи. В трех местах на этой материи имеется фабричное клеймо - имеется затканная из ниток фабричная надпись: „якорь" и ниже “С. Петербург”. Задняя стенка каблука ботинка и лицевая сторона самого задника над каблуком как будто бы имеют следы ожога.
8/ 4 обрывка газеты.
а/ Два обрывка являются обрывками местной Екатеринбургской газеты, видимо, имевшей название “Уральский Набат”. Эти слова читаются на обеих сторонах одного из обрывков. Эта газета, как видно из сохранившихся на обрывках отрывков напечатанных в ней статей, издавалась федерацией анархистов. Из сохранившегося текста не представляется возможным установить, к какому времени именно относится номер газеты. В одном из отрывков, в статье, напечатанной мелким петитом, автор помещает брань по адресу ГОСУДАРЫНИ ИМПЕРАТРИЦЫ МАРИИ ФЕДОРОВНЫ и выражает сожаление, что ОНА “ускользнула от справедливой мести революции”. Далее, вслед за этой мыслью, он продолжает: “Не будет ли то же и с ее сыном? Почему правительство, без трепета расстреливающее карманного воришку, миндальничает с чудовищем, купавшимся в народной крови? Почему еще жив Николай Кровавый? Или оставив матушку для Украйны, ее сынка берегут для России?”
б/ Третий обрывок какой то газеты.
Газета, видимо, местная, Екатеринбургская, так как в ней была напечатана какая-то статья, сообщавшая рабочих Верх-Исетского завода. Газета, как это ясно видно, из уцелевшего текста, большевитская и относится ко времени после октябрьского переворота 1917 года. Более же точно установить ее дату не представляется по сохранившемуся тексту возможным.
в/ Один обрывок газеты, видимо, “Известий Уральского Областного Совета”, судя по тексту печати. Даты газеты установить нельзя по сохранившемуся тексту, но видно, что этот номер был выпущен после 6 июля 1918 года.
Вещи, найденные и взятые около костра у ямы с бревном.
9/ Тоненькая железная пластинка.
Она имеет в длину 7 сантиметров и в ширину 1 сантиметр 4 миллиметра. Пластинка, видимо, подвергалась действию или огня или кислот. Она, видимо или от тонкого обруча или же от обшивки деревянного ящика.
10/ Обрывок веревки.
Будучи разобран, обрывок оказался состоящих /так!/ из трех разных обрывков, сплетенных из тоненьких веревочек из пакли. Длина всех трех одинакова: около 70 сантиметров. Тоненькие веревочки, из которых свиты эти обрывки веревок, у двух обрывков на середине их перетерты и некоторые отсутствуют. Обрывки имеют следы какой-то черноватой массы, коей они запачканы.
11/ Пять сосновых палочек
а/ Сосновая палочка длиною 36 1/2 сантиметров, шириною 4 сантиметра и толщиною 1 сантиметр.
б/ Сосновая палочка, длиною 17 сантиметров, шириною 2 1/2 сантиметра и толщиною 1 сантиметр.
в/ Сосновая палочка, длиною 16 сантиметров, шириною 1 сантиметр 2 миллиметра и толщиною 1 сантиметр.
г/ Сосновая палочка длиною 17 сантиметров, шириною 2 1/2 сантиметра, толщиною 1 сантиметр.
д/ Сосновая палочка-дощечка, неправильной формы, длиною 15 сантиметров, шириною 6 сантиметров и толщиною 1 1/4 сантиметра.