Глава 4. осознание травм, нанесенных эросу

Как дерево сгибается под напором ветра и времени, а ветви растений тянутся к свету, так и наша жизненная сила, наш Эрос формируется под воздействием наших переживаний. Все искажения нашего восприятия происходят под влиянием судьбы.

У нас есть только такой, а не другой набор хромосом, у нас есть только эти родители, и мы выросли в определенной культуре, которую можем одобрять, а можем и отвергать. Каждая из этих случайностей оплетает и видоизменяет Эрос, направляя его на выполнение своих миссий: исцелять, наносить повторные травмы и нарушать предназначения самой судьбы. Вообще говоря, мы не осознаем эти миссии. Когда мы прожили настолько долго, что у нас сформировались устойчивые стили поведения, и при этом, вероятно, немного освободились от нашего бессознательного, и наше Эго стало достаточно сильным для честной рефлексии, – только тогда мы увидим обломки кораблекрушения и всплывшую часть груза, которые сопутствовали нашей жизни во время выполнения этих миссий. Иногда мы будем чувствовать унижение, иногда – поражение, но очень редко мы сможем честно признать, что всегда знали о том, что с нами происходит.

Пять клинических случаев, которые приведены ниже, являются демонстрацией формирующего воздействия Эроса, а также результатов влияния такого первичного отпечатка на жизнь человека.

Мальчик, которому не хватало мамы

Еще мальчиком Грегори понял, что представляет реальную жизненную ценность – это то, что важно для его матери. Его отец знал свое место – зарабатывать как можно больше денег. В десятилетнем возрасте Грегори целый день бродил по заснеженной Филадельфии, продавая подписку на «Сатердей ивнинг пост». Когда уставший, замерзший и голодный мальчик вернулся домой и признался матери, что не смог продать последнюю подписку, она послала его обратно в холод и темноту и велела не возвращаться, пока он не сможет продать все до конца.

Из этого и других подобных воспоминаний у Грегори сформировалась жизненная философия. Имело значение лишь то, что было важно для босса – для его Матери. Она ценила деньги и власть, а также людей, которые имели и то, и другое. Он также стал смотреть на деньги и власть глазами этой женщины, которая в детстве пережила бедность и была лишена возможности удовлетворять свои желания. Нереализованная детская потребность в безусловном принятии привела к формированию деятельной личности, которая добилась выдающегося успеха на стадии развития, называемой «первой взрослостью». С 20 до 50 лет он успешно работал, стал очень богатым, а его социальный статус вырос до президента большой корпорации. Он женился из чувства долга на женщине, к которой не испытывал большой любви. Руководствуясь обязанностью отца, он воспитывал двух детей. Он злоупотреблял алкоголем, периодически имел связи на стороне и практически постоянно пользовался услугами проституток. Деньги и власть были той игрой, в которую он постоянно играл: и того, и другого у него было в изобилии. Он занимал высокое социальное положение, имел множество привилегий, ему были доступны любые развлечения и поездки, он пользовался уважением других людей. За деньги он купил даже то, что, по его мнению, называлось любовью: «Тогда, – говорил он, – я был уверен в том, что женщины, которых я покупал, действительно меня любили».

Осознав, что цена, которую он платил за свой алкоголизм, оказалась выше, чем получаемое от него удовольствие, Грегори вступил в клуб анонимных алкоголиков и окончательно бросил пить. Чувствуя, что ему нужно упорядочить свою жизнь, он в этот же период развелся с женой, перестал посещать проституток и решил наслаждаться жизнью, занявшись игрой в гольф. При этом он ограничился только тремя любовницами. Свидетельством его трезвого образа жизни и его искренности служили его откровенные рассказы каждой из трех партнерш о существовании других. Каждая из них испытывала недовольство, но терпела этот m énage à quatre (семейный союз вчетвером).

К терапевту его привел не кризис. Он заявил, что причиной его обращения является главным образом любопытство: просто он хотел лучше узнать самого себя, хотя можно было предположить, что у его самости были более широкие намерения. Он считал брак ловушкой, потерей свободы и не имел ни малейшего желания вновь совершать эту ошибку. Хотя во всех трех его связях присутствовали сексуальные отношения, сам по себе секс играл для него второстепенную роль. Все его любовницы были молодые женщины, которые только‑только начинали свою профессиональную карьеру, и Грегори поддерживал их всех материально и эмоционально. Для всех трех он играл роль ментора: можно сказать, заботился об их анимусе, хотя делал это совершенно бессознательно. Хотя для каждой из них эта связь была выгодна по нескольким причинам, все они стремились к тому, чтобы отношения стали более прочными и постоянными, но Грегори не поощрял их намерений.

Здесь уже хорошо просматриваются отличительные черты раненого Эроса: в детстве Грегори испытывал дефицит в искреннем материнском тепле и быстро научился зарабатывать то, что хотела его мать, – деньги и власть. Вместе с тем ему надо было избегать обязательств перед теми, кто не был ему нужен.

Как мы уже видели, поведение всегда приобретает определенную логику, как только мы можем распознать нанесенные Эросом раны, оказавшиеся причиной такого поведения. Все, что следует потом, является психо‑логическим последствием желания эти раны исцелить. Грегори женился, потому что это было нужно, имел детей, потому что это тоже было нужно, и даже успеха в жизни он добился потому, что это было нужно. Он искал «любви» у женщин, выполнявших роль суррогатной матери, и при помощи водки заглушал боль своей внутренней женственности, своей анимы. Конечно, он не испытывал никакого желания вновь окунуться в такие отношения, которые опять причиняли бы ему боль.

Хотя каждая их трех любовниц Грегори испытывала к нему чувственное влечение, отношения ни с одной из них не могли развиваться, так как его установки и ожидания были основаны на психодинамике и психо‑логике его детских переживаний, связанных с матерью. В отношениях с каждой из женщин Грегори ощущал двойственную и противоречивую динамику. Бессознательная программа предписывала ему быть настолько ценным для каждой из них, чтобы они в нем нуждались, испытывали к нему влечение и существовали только для него, но при этом он не брал на себя никаких обязательств. Такое поведение Грегори объяснялось глубокой пропастью, которая образовалась еще в детстве из‑за постоянного страха, что его бросят.

Динамика переноса типична для всех отношений; при этом судьба обладает способностью вносить бесконечные вариации, которые и определяют особенности человеческих отношений. Любой терапевт, в особенности тот, кто работает с супружескими парами, должен уметь распознавать бессознательную динамику, управляющую отношениями, подпитываемую первичными отношениями, существовавшими давным‑давно. Девизом для своей жизни Грегори мог бы выбрать известное выражение Уолта Уитмена: «Рядом со мной всегда неслышно скользит тень Матери».

Грегори пришел, чтобы понять эти психологические структуры. Вся эта власть, все эти деньги нужны были для защиты ребенка, которому не удалось продать подписку на «Сатердей ивнинг пост». У того ребенка до сих пор сохранилось это всепоглощающее чувство, что он недостаточно хорош для того, чтобы его полюбили. Теперь Грегори знает, что на самом деле он ищет не власти и не денег, а любви, не связанной никакими условиями. Он больше не прикладывается к бутылке, не ходит к проституткам, так как знает, что потом к нему опять вернется одиночество и недовольство тем, что он в очередной раз не нашел Другого. Сейчас он, возможно, впервые в своей жизни хочет ощутить благодать, быть любимым таким, какой он есть, не чувствуя необходимости доказывать, что он этого заслуживает. Он нуждается в благодати, как ее определил Пауль Тиллих: «Примите то, что с вами мирятся, несмотря на то, что с вами примириться нельзя»⁵⁵.

Теперь Грегори заново перепроверяет все свои отношения, концентрируясь на сходстве их скрытых программ. Хотя сознательно он совершенно не хочет, чтобы его подруги заменяли ему мать, стиль его отношений с ними был порожден старой детской травмой. Он балансирует на грани осознания того, что он действительно хочет в жизни, и того, что удовлетворяет его внешне, но совсем не удовлетворяет внутри. Вся его взрослая жизнь оказалась следствием детской травмы его Эроса, как, впрочем, и у всех нас.

Мера нашего возможного исцеления зависит от степени нашего желания и возможности обратиться к таким травмам, к нашим бессознательным структурам, к нашим самым глубинным желаниям. Грегори готов расширить свое понимание отношений с Другим, и теперь он точно знает, что дальнейшее развитие этих отношений возможно только через расширение отношений с самим собой. Маленький мальчик, который по‑прежнему остается частью его личности, может и дальше бродить по заснеженным улицам Филадельфии в поисках кого‑то, кто помог бы ему угодить матери, но желания этого мальчика больше не будут автоматически управлять жизнью Грегори.

Темный «проточный бог крови

Пятидесятилетний Стивен состоял в браке 25 лет. На первых сессиях он рассказал об общем недомогании и размышлял о необходимости изменить свою карьеру. Он рассказал, что любит свою жену и делает все возможное, чтобы ей было хорошо, но несколько лет назад у него пропало к ней всякое сексуальное влечение, о чем они оба сожалели.

Как и Грегори, Стивен пришел на терапию добровольно, но без понимания ее цели, а просто признав, что его разговор с самим собой затянулся слишком надолго. Хотя он считал, что то общее заболевание, которым он страдал, может указывать на необходимость сменить работу, он также чувствовал, что получил приглашение от своей внутренней фемининности вступить с ней в контакт, и это приглашение ему не следовало оставлять без внимания.

У пятидесятилетних мужчин сексуальное желание пропадает не так уж редко. Очень легко все свалить на усталость, на возрастное снижение уровня либидо и/или на рутину повседневности, уменьшающую эмоциональную остроту любых отношений. Но влечение может снижаться также из‑за того, что подруга мужчины полнеет, седеет и больше соответствует материнской роли, ибо стареет вместе с ним. И тогда совершенно неосознанно для мужчины происходит наложение образа подруги на имаго его матери, существующее у него с детства. Все, что олицетворяет для него «мать», является вполне желанным, но вместе с тем ее образ активизирует табу на инцест.

Страх перед инцестом – это, по сути, страх перед своим бессилием и регрессия к инфантильной зависимости. Столкнувшись в переносе с этой властью, он бессознательно воспринимает Другого как угрозу своей детской независимости. В этом может заключаться одна из причин того, что разведенные мужчины более склонны вступать в связь с женщинами, которые гораздо моложе их, чем с женщинами приблизительно одного с ними возраста и с таким же жизненным опытом.

В детстве Стивена отец в основном оставался на заднем плане, тогда как мать играла главную роль в формировании его сознательных и бессознательных ценностей. Кроме того, в процессе строгого религиозного воспитания Стивену внушались четко сформулированные ценности Супер‑Эго. Поэтому, в отличие от Грегори, Стивен не стал искать смысл жизни на дне бутылки или в погоне за ночными бабочками. Сначала он «запряг свой Эрос», чтобы использовать его энергию для карьерного роста и воспитания детей, а когда дети покинули родительский дом – исключительно для карьерного роста. Такое использование собственной энергии в то время казалось ему совершенно правильным, но оно все больше отчуждало его и от самого себя, и от жены. Согнув тонкий стебель своего Эроса, Стивен добился всего, что может иметь в Америке так называемый средний класс, но он вместе с тем отделил себя от архетипических энергий, скрытых в глубине любых отношений.

Однажды, обсуждая со Стивеном его сексуальное охлаждение к жене, я спросил его, как она сама относится к такому сексуальному охлаждению. Он ответил, что точно не знает, но, по всей вероятности, она готова все время молиться, чтобы эта проблема разрешилась. Сочувствуя ей, он считал, что причиной потери его сексуального влечения является побочное воздействие таблеток антидепрессанта, которые выписал ему врач для устранения слабой депрессии. Он уверял жену, что к ней у него нет никаких претензий. Мы пришли к выводу, что, наверное, ее мольбы дошли до адресата, поскольку теперь он готов признать, что от его холодности страдают они оба и он хочет понять ее причину.

Развивая этот парадокс, я предположил, что, возможно, он забыл или никогда не думал о том, что сексуальный акт является священным даром, имеющим религиозный характер. Хотя никто из супругов явно не пренебрегал его религиозным смыслом, все равно они забыли о религиозной стороне сексуальности⁵⁶. Когда Юнг отметил, что невроз напоминает обиженного бога, он имел в виду, что бог – это воплощение определенной архетипической энергии, пренебрежение которой или насилие над которой вызывает мучительные страдания. Пренебрежение богом или его оскорбление в конечном счете травмирует нас, ибо боги воплощают в себе действующие через нас природные силы. Несмотря на свою внешнюю приверженность религиозным ценностям, Стивен и его жена утратили контакт с богами, которые движут природой и историей. С точки зрения Юнга, невроз – это самоотчуждение, а значит, отчуждение человека от своих внутренних богов. Пренебрегать хтоническими богами и вместе с тем почитать богов духовных – значит ненамеренно выступать против Божества. По моему ощущению, причина депрессии Стивена, по крайней мере, частично заключалась именно в его агрессивном самоотчуждении, которое применение лекарств могло только замаскировать.

Я предположил, что, наверно, Стивену и его жене следует поискать бога и найти его в сексуальных отношениях. Оказалось, что эта идея его увлекла. С одной стороны, его задача заключалась в том, чтобы установить подлинную связь с глубинными уровнями своей психики и психики своей жены, а с другой – устранить блокирующее воздействие своего жесткого материнского комплекса.

«Быть может, вам следует найти бога, которого Рильке назвал темным “проточным богом крови”»⁵⁷,– сказал я. – Боги хотят, чтобы мы их почитали. Если вы считаете себя религиозным человеком, то следует почитать и этого бога. Пренебрегая этим властным божеством, вы можете ожидать, что он вам отомстит в любой момент».

Стивен должен был также решить свою глубинную проблему, связанную с расширением взгляда на религиозность. Высшие силы – это ведь тоже силы, но существуют и низшие силы, которые тоже не терпят насмешек и издевательства над собой. Стивен нашел для себя выход именно в таком взгляде на религиозность. Поскольку такой контакт с «проточным богом крови» является духовным призванием, которое ведет человека к личностному росту, он обладает более высокой энергией по сравнению с регрессивной энергией детских комплексов. По существу, для снижения энергетической заряженности любого комплекса нам требуется имаго, обладающее значительно большей силой.

Другая задача Стивена состояла в том, чтобы проверить свои предположения относительно жены. Ему пришлось заново открыть в ней желанную и желающую его женщину и увидеть в ней дар для себя, а в себе – дар для нее, то есть сделать этот чудесный взаимный подарок. Воссоздание нового образа жены, которая хотела бы погрузиться вместе с ним в религиозную глубину, стать для него открытой и уязвимой, его погружение глубоко в себя по существу произвело эффект реанимации его анимы.

В конечном счете идея сакральности сексуальности, этого темного «проточного бога крови», привела к обновлению интимных отношений. То, что сначала Стивен и его жена ощущали как потерю, постепенно стало приобретением, которое позволило им получать еще более глубокие переживания, чем раньше.

Парадокс Абилина

Невозможно переоценить силу воздействия скрытой программы бессознательного стремления вернуться в Эдем. Оно лежит в основе нашего переживания собственной уязвимости и присущей Другому силы.

Одна супружеская пара пришла на терапию с проблемой, которая состояла в том, что каждый из супругов искал пути для «поправки» другого. Джойс и Джо вышли на пенсию, обретя, наконец, долгожданную свободу, чтобы делать только то, что им хочется, и вдруг оказалось, что каждый из них стоит на пути у другого. Каждый из них чувствовал свою ответственность за Другого, а если одному было плохо, то другой ощущал растерянность или депрессию, или же, наоборот, проявлял раздражение. Каждый из них считал себя обязанным сделать все возможное, чтобы вернуть Другого к прежнему состоянию, чтобы партнер снова был во всеоружии и принялся за старое. Встретившись с супругами вместе и с каждым по отдельности, я поразился тому, насколько похожи были их рассказы и логические выводы относительно Другого. В свою очередь, каждый из них ожидал от меня решения проблемы – проблемы Другого. Постепенно я стал осознавать, что столкнулся с разновидностью феномена, известного под названием «Парадокс Абилина».

Это выражение принадлежит Джерри Харви, высочайшему профессионалу в области организационного развития. Как‑то Харви заметил, что в страшную жару, хотя никто на самом деле не хотел ехать из городка в западном Техасе в Абилин за мороженым и никто об этом не говорил вслух, однако битком набитая сердитыми и раздраженными взрослыми людьми машина совершала путешествие в Абилин, а на обратном пути все пассажиры страшно ругались между собой. Этот феномен, который получил название «парадокс Абилина», имеет место тогда, когда пары или группы явно или неявно подразумевают согласие по какому‑то кругу вопросов, но почему‑то при этом поступают наоборот. Самой поразительной иллюстрацией этого феномена может послужить процесс принятия решения, который привел к катастрофе Челленджера в 1986 году. Более сорока разных служб указывали на то, что состояние космического корабля не соответствует условиям его запуска. Но после голосования решение было принято, остальное нам известно.

Для следующей совместной сессии с Джойс и Джо я напечатал для них следующий список.

Парадокс Абилина

(Как группы или пары могут соглашаться на что‑то, но поступают при этом прямо противоположным образом)

Вы оба согласны с тем, что:

1. Вы любите Другого, заботитесь о нем, цените его и хотите оказывать ему поддержку.

2. Вы верите, что ваш Другой находится в состоянии депрессии.

3. Вы считаете, что Другой находится в депрессивном состоянии по причинам внутренним, а не внешним. (У Другого есть проблемы, требующие индивидуального подхода.)

4. Вместе с тем вы чувствуете себя ответственным за депрессию Другого.

5. Вы боитесь предпринять самостоятельные действия, независимые от Другого, потому что опасаетесь, что они вызовут у Другого недовольство, гнев или депрессию.

6. Пребывание в этом безвыходном положении вызывает у вас гнев и депрессию, и вы отчасти вините в этом Другого.

7. Вы любите Другого, но в данный момент чувствуете себя отчужденным от него эмоционально.

8. Вы полагаете, что психотерапевт разрешит это противоречие, помогая Другому избавиться от его проблем.

В детстве каждый из них был запрограммирован на то, что должен нести ответственность за состояние и самочувствие Другого. Эта идея всегда порочна: она обременяет любого человека и в конечном счете становится бесполезной, поскольку направлена на то, чтобы уберечь человека от страданий, которые являются необходимой предпосылкой его личностного роста. На самом деле ни один из супругов не заявлял, что находится в депрессии, хотя каждый диагностировал депрессию у Другого. Оба пребывали в угнетенном состоянии и раздражении из‑за того, что, выйдя на пенсию и получив свободу, добытую ими с таким трудом, они не могли вести себя независимо, то есть удовлетворять свои личные интересы из‑за страха оставить своего спутника. Короче говоря, каждому из них мешала его собственная установка, но при этом он проецировал свои чувства на партнера. Естественно, они ждали, что терапевт согласится с их оценкой и решит проблемы Другого, и тогда в отношениях между ними снова наступят мир и согласие.

Однако супруги не понимали, что каждому из них нужно критически отнестись к своей собственной установке на то, чтобы брать на себя слишком большую ответственности за Другого и выбирать стиль поведения, ведущий к самоограничению. Только благодаря такому критическому отношению, если оно вообще возможно, отношения могут развиваться в мире и согласии.

Слушая зачитываемые им пункты парадокса Абилина, Джойс и Джо с каждым из них соглашались. Когда они прочитали последний пункт списка, они громко рассмеялись. Напряжение разрядилось, поляризация постепенно стала сглаживаться, и отношения получили толчок к развитию. Задача терапии заключалась не только в том, чтобы указать им на существующие противоречия в их мышлении, но и побудить каждого из них к тому, чтобы начать улучшать отношения с супругом с улучшения своей собственной жизни.

Четвертый принцип, о котором говорилось в предыдущей главе, проявляется здесь особенно ясно, а именно: самое лучшее, что мы можем сделать для своего партнера, – это следовать своему процессу индивидуации. Тогда отношения не будут отягощены таким количеством неосуществимых проекций.

Забота о тех, кто заботится

Бекки, которой исполнилось тридцать пять лет, была социальным работником. Она «выбрала» эту профессию неслучайно: в своей семье она была ребенком‑родителем. С детских лет она пыталась вылечить свою мать, все время надеясь, что, выздоровев, мать станет выполнять свои родительские функции. Судьба послала ей слабую, эмоционально недоразвитую мать и нарциссического, недоступного отца. Когда тот оставил семью и отправился на западное побережье, напевая песню «Мечтая о Калифорнии», она стала матерью своей матери.

Позже, когда Бекки стала лесбиянкой, никто из родителей никак на это не отреагировал, ибо никто из них не интересовался ее жизнью. К сожалению, история взаимоотношений Бекки повторяла ее опыт общения с теми Первыми Другими. Ее привлекали к себе либо эмоционально истощенные женщины, нуждающиеся в заботе, как и ее мать, либо нарциссические женщины, которые только предъявляли требования, но сами никогда не проявляли ни щедрости, ни великодушия. Поскольку Бекки очень хорошо освоила роль героини, она могла поддерживать оба стиля отношений, работать на двух работах, платить налоги и при этом постоянно грустить и испытывать некоторое недоумение. Хотя внешне она казалась преуспевающей и довольной, в глубине души она всегда оставалась брошенной, одинокой девочкой.

Кризис ее жизни наступил тогда, когда, прогорев в Калифорнии, отец решил вернуться обратно, на восточное побережье. Бекки прекрасно знала, что это означает: он захочет, чтобы она заменила ему женщин, которых он всегда находил для удовлетворения всех своих прихотей. Хотя ни одна из них надолго не задерживалась, у него никогда не было недостатка в кандидатах на это место. С одной стороны, Бекки бесило то, что этот мужчина, который давно ее бросил, теперь вернулся и ждет, что она будет ему прислуживать. С другой стороны, она чувствовала, что переполняющая ее тревога переходит все допустимые пределы, мешая ей сказать «нет». Она выражалась достаточно ясно, говоря отцу и матери, что ей необходимо жить своей жизнью, но ее решимость сходила на нет, когда первый заявлял, что «ему больно и его неправильно поняли», а вторая становилась совершенно несчастной и одинокой.

Мы можем видеть, что ясность сознания взрослого человека зачастую подавляется страхом, который активизируется при встрече с Первыми Другими. Эта регрессивная активизация энергии искажает все зрелые отношения. Такое влияние особенно сильно, если человеку приходится иметь дело с собственными родителями, так как сформированное в прошлом имаго многократно усиливается благодаря физическому присутствию Первого Другого.

Проблема Бекки типична для всех нас: как нам оценить точно свои возможности и принять разумное решение, если на нас так сильно воздействует наше прошлое? Наша способность всегда и везде оставаться самими собой очень проблематична. На бумаге выбор кажется ясным, на терапевтической сессии выбор тоже кажется ясным. Но сохранять ясным свое сознание, когда нас эмоционально переполняет наша индивидуальная история, – едва ли не самое трудное дело в жизни. И даже если у нас получилось это сейчас, нет никакой гарантии, что завтра у нас это снова получится. Только настойчивые усилия, направленные на постоянное сохранение сознательного отношения к своему уникальному жизненному странствию и к препятствующей ему запрограммированной в детстве парадигме, открывает возможность зрелого выбора.

Когда я пишу эти строки, Бекки нервничает в ожидании возвращения своего отца. Либо она сможет твердо установить свои границы, возможно, развязав при этом эмоциональный Армагеддон, либо она пожертвует собой ради Мамы и Папы.

Одинокий паладин

Натан был преуспевающим бизнесменом сорока четырех лет. Когда он пришел на психотерапию, у него, как и у Грегори, было три любовницы; кроме того, он строго следил за своим сыном, который учился в колледже, и навещал свою бывшую жену. Ему казалось, что три постоянных связи с любовницами затрагивали его чувства, и он был уверен, что ни одна из них не захочет прекращать с ним отношения.

Парадоксально, что кризис Натана возник вместе с появившейся у него возможностью сделать главный и очень серьезный выбор в своей карьере. Ему предложили уйти из второй по значимости в этом сегменте рынка компании и занять руководящую должность в другой компании, ее ближайшем конкуренте. Хотя выбор казался ясным, ибо предлагали гораздо большую зарплату и круг его возможностей значительно расширялся, у Натана появилось ощущение сильной тревоги и тупика. В конечном счете в процессе терапии он осознал, что на самом деле боится обязательств, связанных с новой должностью. Хотя она много ему давала, но и требовала от него гораздо больше, и ему могло понадобиться несколько лет, чтобы в ней освоиться.

Таким образом, сделанное ему предложение заставило Натана решать сложную проблему. Он хотел, чтобы его поведение по отношению к теперешним коллегам и к его новой компании было этически безукоризненным, но одновременно чувствовал, что изнутри его разрывает страх, который, казалось, был совершенно не связан с задачами, поставленными перед ним на новой должности. Внутренний конфликт тормозил принятие решения, и, в конце концов, Натан мог лишиться этого выгодного предложения.

Если вспомнить о том, что психика логична, всегда логична, хотя обслуживает логос, который может вести себя иначе, чем Эго, то можно сказать, что страх заключить соглашение с новой фирмой – это фактически страх поглощения близкими отношениями. Ребенок не рождается с этим страхом; наоборот, он стремится к близости и хочет получить эмоциональную поддержку, чтобы быть уверенным в себе. Страх заключить соглашение – это страх перед слишком тесным сближением, и человек может испытывать этот страх, если только он уже переживал такие всепоглощающие чувства раньше, особенно когда он ощущал свое бессилие при установлении границ.

Я спросил Натана, чего, по его мнению, он боится. Он откровенно сказал, что боится доминирования со стороны Другого и что в этих отношениях он обязательно себя потеряет. И карьера, и супружеская жизнь лишили его ощущения многообразия и разносторонности жизни, физической и эмоциональной подвижности, и его жизнь стала скучной и рутинной.

Размышления о такого рода страхе навели Марию‑Луизу фон Франц на мысль о классическом психологическом описании puer aeternus , или вечного юноши , которого все новое чрезвычайно возбуждает, а все старое вгоняет в нестерпимую скуку⁵⁸. Такая социальная установка – удобное рациональное объяснение быстрой смены партнеров или возможностей, и тогда новые партнеры и возможности, еще не обремененные историей, остаются ценными, пока их ценность не растворяется в обыденности и рутине.

Когда Натан описал свои эмоции, я подтолкнул его к дальнейшему осознанию: «Какие страхи скрываются под этим, известным вам страхом? Вы – сильный человек. Вы можете справиться с теми страхами, в которых уже разобрались». Эти мои замечания задели какую‑то струнку глубоко внутри Натана, и он смог выразить свои мысли, которые были эмоционально заряжены и, казалось, исходили из другой части его психики: «Жизнь небезопасна, – сказал он. – Люди вовсе не такие, какими они кажутся».

Когда я спросил, откуда он это знает, он рассказал, что его семье пришлось бороться с бедностью и трудностями, пытаясь выжить в новой для них стране. Он вспоминал, что родители никогда не говорили о том, что их окружало, и никогда не поощряли открытого выражения чувств. Такое поведение характерно для многих иммигрантских или малообеспеченных семей, в которых выражение эмоций считается роскошью. Но эту скупость в выражении эмоций маленький Натан воспринимал так: он не мог понять, что представляли собой взрослые, и вместе с тем чувствовал, что они его не понимают и не особенно в нем нуждаются. Так разрушилась сама основа его веры в Других, которые были рядом с ним.

В детстве Натан часто думал: «Я не такой, как они». Он не знал, каким он был в действительности, но тот, кем он интуитивно себя считал, совершенно отличался от того, кем его считали окружающие. Так родился его индивидуальный миф: самодостаточный герой, который в другую эпоху был бы странствующим рыцарем, одиноким бродягой, скитающимся от одного пристанища к другому и нигде не задерживающимся настолько, чтобы выросла трава, которая смогла бы уцепиться за его ноги. Его профессиональный успех, очевидно, стал компенсацией за ту борьбу, которую вела его семья. Его брак был ранним, поспешным и был продиктован обычаями. Его нынешний стиль поведения, который состоял в том, чтобы выполнять обязательства, соблюдая осторожность и не вовлекаясь в них эмоционально, служил ему защитой не только от поглощения Другим, но и от боли из‑за возможного предательства Другого, который никогда не мог стать таким, как обещал.

Принимая во внимание эту центральную установку, образ подавляющего, предающего, разочаровывающего Другого, в стратегиях Натана, направленных на избежание дальнейших травматических переживаний, явно просматривается определенная логика. И только его внутренний конфликт, вызванный тем, что ему предложили новую должность со всеми ее очевидными преимуществами (и это вызвало у него амбивалентные чувства, сопряженные со страхом), привел его психо‑логику к осознанию происходящего. Можно предположить, что способность осознавать свои травмы и все вытекающие из них психологические стратегии требует, чтобы мы осознанно выстрадали страх, содержащийся в этой психодинамике. Натан не может избежать этой боли, но, будучи взрослым человеком, способным осознать ее инфантильную природу, он может выдержать то, что не мог бы выдержать ребенок. Как взрослый человек он заслуживает того, чтобы стать первым претендентом на высокую должность, предполагающую небывалый карьерный рост. Его способность осознавать свое имаго, сформированное в другом месте и в другое время, дает ему возможность оказаться здесь‑и‑сейчас, а затем совершить выбор, соответствующий желанию жить взрослой жизнью, а не оставаться под властью изначально необходимых ребенку, а теперь подавляющих его Я защитных механизмов.

Судьба припасла Натану сюрприз. Пока у него внутри происходила борьба, вызванная новым предложением, он осознал, что единственной привлекательной стороной этого предложения были деньги и престиж. Но, столкнувшись с проблемой выполнения обязательств на новой работе, он почувствовал глубоко затаившийся страх, который вызывают любые обязательства. И когда одна из трех женщин, которой он действительно оказывал много внимания, решила переехать в другой город, довольно далеко от него, Натан осознал не только то, что любил ее, но что именно страх не позволял ему по‑настоящему сблизиться с ней. В данный момент он всерьез рассматривает возможность переехать в тот же город, чтобы быть с ней рядом и оттуда руководить своим бизнесом. Это для него почти революция.

Натан совершил прорыв через ограничения, наложенные на него родительской семьей. В конечном счете, вопрос заключался не в том, где ему работать: там или здесь, в той или другой компании, а в том, есть ли у него все необходимое для личностного роста. После этого прорыва все остальное решается относительно легко.

Неизбежные вопросы

В задаче осознания травм, нанесенных эросу, содержатся определенные вопросы, ответы на которые предполагают описание качеств Я и Другого. Если мы сами не ответим на эти вопросы, на них ответят наши партнеры, либо мы упремся лбом в стену, и тогда нам все равно придется на них отвечать. Вот некоторые из них:

1. Как в отношениях с окружающими проявляется моя зависимость?

2. Что я как взрослый человек могу делать для себя сам, но прошу своего партнера сделать это для меня?

3. В чем именно я постоянно ограничиваю себя в силу моих установок и поведенческих стилей, сформировавшихся в процессе моей индивидуальной истории?

4. Не слишком ли высокую ответственность я беру на себя за эмоциональное состояние Другого? Таким образом, не совершаю ли я за него (или за нее) его жизненного странствия, а если да, то почему так происходит?

5. Живу ли я с установкой, что буду счастлив в результате собственного выбора? Если нет, то когда я планирую начать так жить? Какие страхи, запреты или прежние модели поведения мешают мне жить своей жизнью?

6. Что я делаю, чтобы избежать страданий?⁵⁹

Такие вопросы западают глубоко в душу. Они бередят старые раны, проверяют прочность наших защит и проясняют поведенческие стратегии, которые мы отыгрываем в отношениях с партнерами. Наконец они позволяют нам понять не только причину нарушения существующих отношений, но и способы их исцеления, а прежде всего – самих себя.

Разумеется, невозможно жить так, чтобы не травмировать эрос. Вместе с тем следует признать, что для многих людей такие травмы послужили толчком к созданию величайших творческих произведений или к сублимации природных влечений ради служения культуре. Исторически прогресс цивилизации всегда зависел от множества самых разных внешних проявлений эроса: строительства собора на протяжении четырех веков, готовности рядовых солдат умереть за абстрактную идею и многих других повседневных жертв индивидуального человеческого Я ради конвенциональной морали. Но в каждом случае травма наносилась конкретной человеческой душе. Сколько человек прожили всю свою жизнь, испытывая чувство вины и подавленности за малейшее проявление естественных стремлений собственной души? Сколько людей было наказано и даже замучено за то, что следовали велениям своей судьбы?

Мы можем молча скорбеть о людях, погубленных репрессивными идеологиями и социальными институтами, властью чудовищных вождей. Мы можем скорбеть об утрате стольких возможностей любви, стольких нераскрытых индивидуальных способностей, попавших под каток общественной морали. Но в конечном счете, невзирая ни на что, мы должны настойчиво идти своим собственным путем в направлении к целостности. Мы несем в себе неизгладимые травмы эроса, но как взрослые люди мы обязаны нести ответственность за эти травмы, за их осознание, за их исцеление, чтобы тем самым освободить от своей болезни и самих себя, и тех, кто нас окружает.