Образы в болезни и исцелении

Я начал работать с образами и раком, применяя подход, развитый Саймонтонами и подробно описанный их сотрудниками Жанной Ахтерберг и Фрэнком Лолисом в книге Образы рака (изданной в расширенном виде под названием Образы болезни). Пользуясь этой техникой, я также нашел систематические различия между образами пациентов, хорошо справлявшимися с болезнью, и образами тех, кто плохо переносил ее. Различия проявлялись в таких элементах изображения как объем рака, агрессивность белых кровяных телец и способы символизации лечения. В течение года я применял этот метод довольно механически, пытаясь направить пациентов к исцелению. Затем, осенью 1979 года, я участвовал в семинаре «Переход от жизни к смерти», под руководством Элизабет Кюблер-Росс. Рисунки, которые я сделал в этом семинаре (см. пример на вкладке стр. ) помогли мне достигнуть более глубокого понимания сильной связи между подсознательной и эмоциональной жизнью индивида.

Эта техника использования рисунков для исследования подсознания была развита в течение ряда десятилетий ученицей Карла Юнга Сьюзен Бах, Греггом Фертом и др. Я научился ей у доктора Кюблер-Росс, и применяя ее в своей практике, заметил в ней паттерны цветовой символики, а в ряде случав временные последовательности прошлого, настоящего и будущего. Я увидел также, что ассоциации символов были часто столь же сложны и содержательны, как сновидения.

Еще в 1933 году Юнг интерпретировал следующее сновидение, сообщенное ему врачом, не доставшим никакой другой информации о пациенте:

Некто рядом со мной задавал мне вопросы о чем-то, касающемся смазки каких-то машин. Молоко рекомендовалось как лучшая смазка. По-видимому я считал, что лучше слизистый ил. Затем был осушен пруд, и в иле оказались два вымерших животных. Один из них был миниатюрный мастодонт, я забыл, кто был другой.

Юнг поставил правильный диагноз задержки спинномозговой жидкости, вероятно вследствие опухоли. Его интерпретация была основана на тех фактах, что латинское слово, обозначающее мокроту, нечто вроде телесной слизи, есть pituita, и что «мастадонт» происходит от двух греческих слов, означающих «грудь» и «зубы». Он заключил отсюда, что образ мастодонта относился к сосковидным тельцам, структурам в форме груди, лежащим на дне третьего желудочка мозга, «пруда» спинномозговой жидкости в основании мозга.

Подробности интерпретации Юнга блестяще раскрыты в исследовании психолога КУЛА[23] Расселом Локхартом в его статье «Рак в мифе и сновидении». Когда самого Юнга спросили, как он пришел к правильному заключению, Юнг всего лишь ответил:

…причина, по которой я должен рассматривать это сновидение как органический симптом, объясняется аргументацией, которая навлечет на меня обвинения в ужаснейшем обскурантизме… Когда я говорю об архетипических паттернах, это понимают те из вас, кто знает такие вещи, но если вы этого не знаете, вы скажете: «Этот человек совсем спятил, потому что говорит о мастодонтах и сравнивает их со змеями и лошадьми». Чтобы вы могли оценить то, что я говорю, мне пришлось бы прочесть вам курс лекций по символогии примерно в четыре семестра.

Локхарт делает вывод «Органы и процессы нашего тела способны стимулировать выработку психических образов, содержательно связанных с типом физического расстройства и его местонахождением». Вероятно это происходит с помощью электрических или химических сообщений, поступающих в мозг из больной части тела, и интерпретируемых мозгом как изображение. Если перерезать у саламандры нервы, ведущие к отрезанной конечности, она не может отрастить себе новую; точно так же, мы не можем получать такие сообщения, если наша нервная система повреждена, или если преграждена сознательная связь между психикой и телом.

Как видите, для правильной интерпретации сновидений часто требуется немало знаний о языке и мифологии. Я полагаю, что психика располагает для этого опытом всей предыдущей жизни. Вот почему люди иногда видят сны на языках, которых они сознательно не знают, или на универсальном языке символов, смысла которых они не понимают в бодрствующем состоянии. Рисунки легче поддаются истолкованию, потому что их символика как правила проще, теснее связана с повседневной жизнью и может быть направлена на специальную тему.

Я прошу моих пациентов рисовать самих себя, свое лечение, свою болезнь и свои белые кровяные тельца, устраняющие болезнь. Чтобы вызвать из подсознания ненаправленный материал, я прошу каждого пациента дополнительно нарисовать хотя бы одну сцену по своему собственному выбору. В зависимости от того, каковы существующие области конфликта, я могу также попросить его нарисовать себя за работой, дома со своей семьей, в операционной комнате и т.д.

Один из конфликтов, который я вижу чаще всего касается установки пациента по отношению к лечению. На сознательном, или на интеллектуальном уровне, пациент часто говорит: «Это лечение хорошо для меня», но подсознательно чувствует: «Это яд». В таком случае есть только один выход: если пациент реагирует, как будто он отравлен, то лечение надо остановить. Однако как только рисунок обнаруживает сопротивление пациента лечению, эта установка может быть изменена. Она может быть сделана сознательной и тогда с ней можно справиться. Она требует визуализации успешного лечения, то есть перепрограммирования на подсознательном уровне.

Я обсуждаю рисунки с каждым пациентом, иногда часами; я делаю это перед его первым участием в ИРП, или перед операцией как часть консультации. Рисунки – чудесный путь, побуждающий людей открыться и говорить о вещах, которые они иначе скрыли бы. В конце концов, картинку сделал пациент, а конфликты и установки, представленные на ней, теперь находятся на бумаге, и мы оба можем их видеть. Далее, неважно, сколько моих лекций посетил пациент или как много он знает о технике изображений. Подсознание всегда знает больше символов и находит новые пути, обнаруживающие нечто, скрываемое сознанием.

Сьюзен Бах работала с этим подходом более тридцати лет, большей частью в детских больницах, где поощрялось использование рисунков. Она обнаружила особые болезни, отражаемые типичным воспроизводимым способом. Она пишет:

Мы можем понять то, что человек может выразить и выражает свое соматическое и психологическое состояний посредством этих бессловесных сообщений. Соматически такие картинки могут указывать на прошлые события, существенные для анамнеза [воспоминание] на ранний диагноз и прогноз. Психологически мы можем увидеть, что происходит и происходило в глубине психики – например, прошлые травмы – и каким образом рисунок помогает ему выразить его надежды, страхи и предчувствия. Более того, эти картинки могут составить мост, соединяющий врача с пациентом, его семьей и его окружением. В действительности их значение и выводы из них могут руководить лечащим врачом, в особенности позволяя ему помочь серьезно больному пациенту жить как можно ближе к его настоящей сущности, либо по пути к выздоровлению, либо перед завершением его жизненного пути.

Наконец, можно спросить, как это может быть, что спонтанно сделанные рисунки отражают, подобно сновидениям, все состояние человека в целом. Десятилетия клинической работы позволили мне увидеть, что через образы спонтанных картинок и сновидения иногда пробивается нечто, что я назвала «внутренним знанием». Это открывает перед нами может быть новое измерение.

Психолог Джоан Келлог показала своим собственным способом, что рисунки мандалы – это древний индийский круглого символического образа, представляющего целостность жизни или всю жизнь человека – могут много сказать о его подсознательной психической жизни. Человек заполняет круглый контур цветными геометрическими знаками или картинами, которые затем интерпретируются в диалоге с целителем или врачом.

Примеры таких рисунков, сделанных пациентами, можно увидеть на вкладке, следующей за стр. … эти рисунки выбраны, чтобы проиллюстрировать некоторые вещи, которые можно обнаружить с помощью этой техники. Я не пытался дать полное истолкование каждой картинки. Я не пытался также научить самому искусству интерпретации, что потребовало бы целой книги.

Глава 8

Надежда – это нечто с перьями,

сидящее в душе,

и оно поет свою песню без слов

и никогда не перестает петь.

Эмили Дикинсон