Десятилетие роста и расширения 11 страница

Мы говорим не просто о человеческой способности определить объект только наошупь, которая присутствует у среднестатистического ребенка в возрасте шести лет, но о полной области тактильной компетентности человека, которая начинается при рождении с множеством кожных рефлексов, типа рефлекса Бабинского.

Далее, мы говорим не просто о ходьбе перекрестного типа, которая достигается среднестатистическим ребенком в возрасте шести лет, но вместо этого оцелой области подвижности человека, которая начинается при рождении с рефлекторными движениями рук и ног.

Мы говорим не просто о речи полными предложениями, которая достигается среднестатистическим ребенком в возрасте шести лет, но вместо этого обо всем человеческом языке, который начинается при рождении с первым рефлекторным криком новорожденного.

Мы говорим не просто об использовании рук для записи языка, чем среднестатистический ребенок начинает заниматься в возрасте шести лет, но вместо этого обо всей мануальной компетентности человека, которая начинается при рождении с хватательным рефлексом.

Итак, я мог фактически рисовать «Профиль развития» с шестью вертикальными колонками от рождения до возраста шести лет и давать им заголовки.(См. Рис. 14)

Теперь я знал, что у меня есть то, о чем я мечтал в течение шести лет. У меня, наконец, был мой инструмент. Я не знал точные детали, но я видел образец с чрезвычайной и полной ясностью.

В моихсеми графах и шести колонках теперь было сорок два блока. И один важнее другого, потому что нужно пройти каждый из них, чтобы быть неврологически здоровым.

Семь горизонтальных граф соответствовали семи критическим возрастам. Шесть вертикальных колонок разделились на три и три. Былo три сенсорные колонки, каждая с семью полями, и три моторные колонки, каждая, в свою очередь, разделенная на семь критических возрастов. (См. Рис.15 и 16.)

Теперь я имел схему неврологического роста здорового ребенка. У меня было сорок два поля с соответствующими возрастами, в которых развивалась функция.

Я фактически пришел к средству определения точного неврологического возpacma ребенка, вместо его простого хронологического возраста.

Если возрасты, которые я назначил для каждой из этих функций, были верны, у меня был бесценный инструмент. Если возрасты, которые я назначил, были не верны, а только приблизительны, то мне нужно было только углубиться в данные и уточнить мои приближения.

Я уверен, что каждый испытал по крайней мере однажды в жизни то чрезвычайно удовлетворяющее чувство знания без тени сомнения, что он абсолютно прав кое-в-чем даже прежде, чем все факты будут собраны. Это случается не часто, но это такое удивительное чувство в котором люди и не нуждаются слишком часто. Это было как раз то, что я чувствовал в тот момент. Я знал, и я поставил бы на это всю мою жизнь.

Теперь, вместо того, чтобы просто измерять хронологический воз­раст ребенка, мы могли измерить шесть неврологических возрастов (один для каждой функции) и затем присвоить ему общий неврологи­ческий возраст. К тому же, другие могли использовать тот же инстру­мент с достаточной уверенностью в получении тех же результатов.

Например, если мы измеряем подвижность у ребенка с хроноло­гическим возрастом в два года, мы знаем, что он должен быть спо­собен ходить, если это среднестатистический ребенок, при этом его руки будут освобождены от первичной роли поддержания баланса, как показывает колонка подвижности для восемнадцатимесячного, но он еще не может ходить и бегать перекрестным образом, как это делает тридцатишестимесячный.

Теперь, позвольте нам предположить, что в действительности он только делает свои первые шаги, на что, как показывает колонка под­вижности, способен двенадцатимесячный ребенок. Тогда его невроло­гический возраст в подвижности был бы только двенадцать месяцев, или половина его хронологического возраста.

Или возьмем язык. Предположим, что этот же самый двухлетний ребенок может говорить только два слова. Это уровень функции языка нормальных двенадцатимесячных детей, и мы снова видим его нев­рологический возраст, составляющий только половину его хроноло­гического возраста.

Предположим, мы продолжаем определять уровень его достиже­ний в четырех других функциях, используя другие четыре колонки. Мы могли бы прийти к следующей довольно точной картине развития этого ребенка.

Хронологический Функция Неврологический

Возраст Возраст

24 месяца зрительная компетентность 15 месяцев

24 месяца слуховая компетентность 18 месяцев

24 месяца тактильная компетентность 10 месяцев

24 месяца подвижность 12 месяцев

24 месяца речь 12 месяцев

24 месяца мануальная компетентность 10 месяцев

Хронологический Суммированный неврологический

возраст: 24 месяца возраст: 77 месяцев

Делим на 6

Общий неврологический

возраст: 12.8 месяцев

С этим новым инструментом я сразу видел, что мог сделать дюжину жизненно важных вещей, на которые прежде никогда не был способен. Многое из того, что я мог сделать с помощью «Профиля развития» было неясным для меня еще на протяжении нескольких лет, но среди вещей, которые я знал уже тогда, было следующее.

1. Теперь, когда мы могли измерить точный неврологический воз­раст ребенка так же, как его точный хронологический возраст, мы мог­ли сказать, кто нуждался в нас и кто - нет. Если его неврологический возраст был меньше его хронологического возраста, то он нуждался в нас.

2. Сведение на нет промежутка между его неврологическим возрас­том и его хронологическим возрастом в каждой колонке было нашим назначением.

3. Когда его неврологический возраст в каждой колонке достигнет его хронологического возраста в каждой колонке, мы выполнили нашу работу.

4. Сравнивая его начальный неврологический возраст с его началь­ным хронологическим возрастом, мы могли определить его среднюю скорость развития с того момента, как он увидел нас. Возьмем, на­пример, другого ребенка, трех лет, но действующего на уровне одно­летнего:

Неврологический возраст: 12 месяцев

Хронологический возраст: 36 месяцев ^{= 30 % (1/3 от нормального)}

5. Сравнивая увеличение его неврологического возраста с увеличе­нием его хронологического возраста в любое время с момента начала лечения, мы могли определить, значительно ли улучшилось развитие ребенка. Например, состояние вышеупомянутого ребенка будет оце­нено снова после года лечения по программе со следующими резуль­татами:

Неврологический возраст: 30 месяцев - увеличение неврологическо­го возраста: 18 месяцев

Хронологический возраст: 48 месяцев — увеличение хронологическо­го возраста: 12

месяцев.

Теперь мы могли узнать его скорость изменения, сравнивая его скорость роста перед выполнением программы с его скоростью роста после одного года программы.

Начальная скорость роста: 30 % (1/3 от нормальной)

Нынешняя скорость роста: 150 % (в 1,5 раза быстрее, чем нормальная)

Скорость изменения: 500 %

Другими словами, после 12 месяцев программы этот ребенок раз­вивается в 5 раз быстрее, чем перед программой.

В таком случае будет ясно, что кое-что существенно улучшило скорость его развития. (Теоретически возможно, что улучшение было результатом случайности или ошибочного диагноза, а не наших про­грамм лечения, но после того, как наших историй болезней собралось сотни и позже тысячи, мы позволили себе поверить в программы.)

6. Я мог теперь продемонстрировать, что ребенок, который выпол­няет действия (в результате травмы мозга) на намного более низком уровне, чем другие дети, делает это из-за неспособности, а не из-за низкого интеллекта.

Хотя я не буду занимать здесь место, чтобы обсуждать это, я мог бы продемонстрировать, просто глядя на Профиль, линией хроноло­гического возраста ребенка и шестью линиями фактического уровня способностей ребенка, действительно ли ребенок имел повреждение мозга; и если имел, то была ли травма легкой, умеренной, серьезной, глубокой или полной; была ли она локальной или обширной; была ли она на одной стороне мозга или на обеих, и на каком уровне мозга рана существовала.

Хотя я не знал этого в то время, однажды мы сможем использовать это, чтобы измерить интеллект, продемонстрировать причину для дан­ного I.Q. и, наконец, показать, что нужно сделать, чтобы поднять ин­теллект. Эти области описаны в других книгах, включая «Как развить интеллект Вашего ребенка», «Как научить Вашего ребенка читать», «Как дать Вашему ребенку энциклопедические знания», «Как обучить Вашего ребенка математике» и «Как сдечать Вашего ребенка физически совершенным».

Но все это было далеко в будущем, а в тот момент за своей чертеж­ной доской я был совершенно счастлив. Хотя было уже около 22:00, я должен был проверить мою идею и мои допущения.

Я позвонил двум людям, которые, по моему мнению, имели наибо­лее полные и детальные знания, касающиеся детей. Интересно, что обе были медсестрами. Я вызвал Шарпи и мою жену Кэти. Я был уверен, что они все еще на работе, и это действительно было так. Они прибыли незамедлительно.

Так как Кэти всегда видела меня насквозь, а Шарпи была также чрезвычайно проницательным человеком, они сразу заметили мое ли­кование.

"Ты обнаружил кое-что, и это кое-что - очень важное", - сказала Кэти с абсолютной уверенностью.

"Это имеет отношение к оценкам, и это - следствие моей сообрази­тельности," - сказала Шарпи с равной уверенностью.

"Берите обе по блокноту и карандашу, - сказал я, - и пишите ответы на вопросы, которые я собираюсь вам задать."

Их начало захватывать мое чувство восторга, и они смотрели на меня с ожиданием.

"Ребенок только начинает делать свои первые шаги. Запишите, сколько ему лет."

"Здоровый ребенок? "- спросила Кэти.

"Да, здоровый." Они обе написали.

"А что, если он не здоров, а с повреждением мозга?"- спросил я.

"Сильным?"- спросила Шарпи.

"Да".

"Тогда, - она допустила, - он никогда не будет ходить, пока мы не сделаем что-нибудь."

"А если травма мягкая?"

"Он мог бы пойти между двух- и трехлетним возрастом," – сказала Кэти.

"Что вы написали на ваших бумажках для здорового ребенка?"

"Двенадцать месяцев", - сказала Шарпи.

"Один год", - сказала Кэти почти одновременно.

"Следующий вопрос: ребенку только двенадцать месяцев. Запиши­те то, что он может в области зрения."

"Здоровый?" - спросила Шарпи.

Они обе ясно представляли себе картину того, что мы делали, хотя

они еще не видели график.

"Да", - сказал я.

Все мы написали, что здоровый одногодка имел: (а) световой реф­лекс, (б) контурное восприятие образов, (в) способность видеть дета­ли, (г) мог концентрировать взгляд.

Мы играли в эту игру в течение часа с Шарпи и Кэти, которые все больше увлекались, поскольку начали предполагать выводы.

"Вы сравниваете то, как ребенок фактически ведет себя... "- начала Шарпи.

"Это называется неврологический возраст", - прервал я.

" ... с действительным возрастом", - закончила Шарпи.

"И который называется фактическим возрастом",- предположила Кэти.

"Близко, но не точно. Это называется хронологическим возрастом на Профиле развития."

"Какой Профиль развития?" - спросила Кэти.

Я показал им его и они обе поняли его значение немедленно. Мы попробовали еще одну игру.

"Если ребенок не может ползать на четвереньках, использовать свои руки или говорить ни единого слова, он нормален?"

"Да, если он - новорожденный",- сказала Шарли.

"А если он имеет хронологический возраст девяносто шесть меся­цев?"

"Сильная травма мозга."

"А если он имеет хронологический возраст двенадцать месяцев?"

"Умеренная травма."

"А если он имеет хронологический возраст девять месяцев?"

"Мягкая травма."

Мы говорили до рассвета.

В течение многих месяцев Боб, Карл и я обсуждали Профиль по всей его длине.

Мы снова и снова подтверждали данные.

Мы провели следующие двенадцать лет уточняя данные, по мере изучения сотен и сотен детей.

До того времени наша работа была полностью прагматической по природе, не затрагивающей вопросы разработки теоретической схе­мы, на которой она базировалась. Конечно, мы собрали большое ко­личество эмпирических данных, и никакой практикующий специалист в здравом уме не стал бы пренебрегать или, тем более, игнорировать эмпирические данные (особенно в больших количествах). Тем не ме­нее, они были эмпирические.

С развитием Профиля мы могли измерять и, как следствие, могли справедливо начать называть себя учеными так же, как и практикую­щими специалистами.

Профиль создавался нами 75 лет, начиная с доктора Фэя и кончая основными членами персонала Института, которые путешествовали по миру, изучая детей, и которые слушали матерей, самых главных экспертов по детскому развитию.

Графы развития, показанные на Профиле, не были изобретены персоналом Института. Мать Природа и Всевышний изобрели их, а мы их записали. Мотивом к этому стал результат нашей огромной по­требности ответить на важный вопрос: "Что является нормальным?" Это - первостепенный вопрос, на который нужно ответить, чтобы ре­шить проблемы ребенка с повреждением мозга.

Это шедевр из области метода исключения. Вместо того, чтобы вносить в список сотни действий, которые ребенок учится выполнять на дороге к неврологической зрелости. Профиль перечисляет только жизненно важные шаги в человеческом развитии. Все другие способ­ности - производное от них.

Если Институт вспомнят зачем-нибудь через 200 лет, то это про­изойдет из-за его Профиля развития. Он нужен, чтобы записать точ­ные данные, измерить, оценить, диагностировать, разработать лечение и пересмотреть оценку тысяч детей в Соединенных Штатах во всем мире.

Более четверти миллиона оценок были сделаны с использованием Профиля в одних только Соединенных Штатах. Он был в постоянном использовании с 1961 года, с момента первого опубликования.

Профиль выдержал испытание временем.

Замечание: Профиль Развития был защищен авторским правом в 1962 году. Современный Профиль приведен в этом издании книги.

20.

ЗАМЫКАЯ ПРЕРЫВАНИЕ

В КРУГОВОЙ СХЕМЕ

В начале 60-ых каждый ребенок имел индивидуальную программу, разработанную для него, но были и общие факторы для этих про­грамм:

1. Каждый ребенок тщательно оценивался по зрительной колонке Профиля с тем, чтобы определить верхние пределы развития его зре­ния. Затем ему прописывали активное стимулирование, нацеленное на пробивание любого барьера, чтобы функционировать в зрительных нервных цепях на следующем, более высоком уровне.

2. Каждый ребенок тщательно оценивался по слуховой колонке Профиля, чтобы определить верхние пределы развития слуха. Затем ему прописывали активное стимулирование, нацеленное на пробужде­ние функции в слуховых нервных цепях на следующем, более высоком уровне.

3. Каждый ребенок тщательно оценивался по тактильной колонке Профиля, чтобы определить верхние пределы его тактильной компе­тентности. Затем ему прописывали активное стимулирование, чтобы помочь ему прорваться к следующему более высокому уровню.

4. Всем детям, включая тех, кто плохо ходил или не умел бегать, прежде всего было назначено проводить максимальное количество времени на полу, кроме интервалов, отведенных на лечение, питание или ласку. Все время на полу проводилось в положении ничком (ли­цом вниз), если это был Уровень 1 в колонке подвижности Профиля. Если ребенок был на более высоком уровне, но все еще не мог ползать на животе должным образом, то ему давалась возможность все время ползать по полу на животе. Если он был на еще более высоком уровне, но не мог ползать на четвереньках должным образом, то ему давалась возможность все время ползать по полу на четвереньках. В дополне­ние к ползанию на животе и на четвереньках, детям, которые ходили плохо или не могли бегать, давали возможность ходить и, в конечном счете, бегать.

5. Ко всем детям применялось сокращенное копирование (движе­ние туловища), одностороннее копирование или перекрестное копирование в зависимости от того, где существовали пробелы в колонке подвижности или в любой другой колонке Профиля.

6. Всем детям прописывалось обогащение кислородом в течение каждого бодрствующего часа с тем, чтобы лучше развивалась грудь, сократились респираторные болезни и улучшилось питание мозга.

7. Всем детям назначали программу развития речи. Это подчеркну­то неограниченная возможность действовать на верхних границах их существующей компетентности. Мы определяли уровень, на котором ребенок еще не имел достаточно опыта, и давали ему возможность закрепить, эту функцию так же, как и неограниченную возможность перейти на следующий, более высокий уровень.

8. Все дети получали программу развития мануальной компетент­ности. С этой целью обеспечивалась неограниченная возможность действовать и на самом низком уровне Профиля, на котором они еще не были полностью подготовлены, и на самом высоком уровне. (Де­тальные программы для всех уровней мануальной компетентности приведены в книге «Как сделать Вашего ребенка физически совер­шенным» Гленна Домана, Дугласа Домана и Брюса Хэджи.)

Было более чем интересно то, что в моторных областях (подвиж­ность, язык и мануальная компетентность) роль врача не могла быть активной, так как было очевидно, что моторные пути являются одно­сторонними дорожками от мозга, и поэтому врач никоим образом не может их использовать для воздействия на мозг. Только пациент мог играть активную роль. Все, что мы могли здесь сделать, это точно определить уровень в

каждой моторной колонке Профиля, в которой функция пациента прекратилась или замедлилась, и затем обеспечить пациента огромными возможностями продвинуться вперед самосто­ятельно.

И нас, наконец, озарило, что хотя не было никакого способа, кото­рым физиотерапевт, логопед или специализированный терапевт могли бы достичь мозга через выходящие моторные пути нервной системы, их роль в достижении его через входящие сенсорные пути была чрез­вычайно важна.

Неудивительно, что врачи были удручены постоянными неудачами после огромных усилий. Это было все равно, что ехать на север по полосе направленной на юг да еще и с перегруженным движением. С другой стороны, простая смена полос - переход к сенсорным пу­тям позволила бы им продвинуться дальше их самых сокровенных надежд. Сенсорные пути в мозг через глаза, уши и кожу пациента также полностью односторонние, но они входящие.

В действительности, здесь было открытием не только то, что тра­диционно мы пробовали послать наше сообщение через направленные наружу моторные пути вместо направленных внутрь сенсорных путей, но во всех моих собственных знаниях по физиотерапии я не могу припомнить ни единого предположения о возможности исполь­зовать сенсорные пути. Кроме как о нейрофизиологическом факте в нейрофизиологии, нейроанатомии и невропатологии, об этом едва ли упоминалось.

Мало того, что мы даже не подозревали, что несли полную ответ­ственность за лечение через сенсорные пути пациента, я уверен, что если кто-нибудь, скажем, в 1955 году предложил бы интенсивное при­менение терапии только в сенсорных областях, его сочли бы совсем спятившим.

И это очень странно, так как знаниям о нервных путях было больше ста лет.

Как же мы расставляли знаки "дорога закрыта" на нервных путях, чтобы смочь сконцентрировать наши усилия именно на том отрезке пути, где случилась беда?

Полезно еще раз посмотреть на диаграмму, показывающую, как зрительная, слуховая и тактильная стимуляции попадают в мозг через заднюю часть центральной нервной системы, снабжая той информа­цией, которой затем мозг должен снабдить моторный ответ, или выход, через переднюю часть центральной нервной системы в виде подвиж­ности, языка или мануального ответа. (См. Рис.17.)

Рис. 17

В то время как все три сенсорные пути поставляют информацию мозгу и, тем самым, всем моторным путям, есть одно общее между этими тремя путями, представленными в виде раздельных схем.

Если осязательные пути полностью разрушены, подвижность будет также полностью разрушена, как и мануальная компетентность.

Если слуховые пути полностью разрушены, речь будет также фак­тически разрушена.

Если зрительные пути разрушены, с мануальной компетентностью будут большие проблемы, так же как и с подвижностью.

Если все сенсорные пути разрушены полностью, цикл будет нару­шен, и человек не проживет долго, если не предпринять кардинальные меры.

Если все моторные пути разрушены полностью, цикл будет нару­шен и человек не проживет долго, если не предпринять кардинальные меры.

Невозможно полностью уничтожить все шесть путей, не уничто­жив человека.

Если эти пути частично разрушены, произойдет частичная потеря функций.

Пока этот частичный или полный пробел в цикле не найден и не восстановлен, будет мягкая, умеренная, серьезная, глубокая или пол­ная потеря способности человека в ходьбе, речи, письме, чтении, по­нимании или осязании, или же в нескольких, или во всех этих чело­веческих функциях.

С другой стороны, мозг - это не настолько тонкий орган, каким мы его так долго себе представляли. Это прочный орган, один из наиболее выносливых в теле, способный

перенести серьезный инсульт и все же выжить. Это и должно быть так, иначе человечество никогда не выжило бы.

У меня лично есть три друга, каждый из которых получил пулю в мозг, и все они не только пережили это, но и пережили прекрасно. Достойно примечания, что ни один из них не стал моим другом в ре­зультате реабилитации. Это мои боевые друзья, и я не имел никакого отношения к их восстановлению. Возможно, истории этих людей за­служивают Вашего внимания.

Первый из моих друзей был пехотным офицером, командующим стрелковым подразделением в боях в Германии неподалеку от того места, где я делал то же самое. Он был ранен и потерял сознание. Когда он пришел в себя, он увидел стоящего над собой немецкого сол­дата, который спрашивал его, был ли он американцем. Услышав, что он, конечно, американец, немецкий солдат снял каску Боба, приставил пистолет к правой стороне его головы и нажал на спусковой крючок - и таким образом пуля вошла в мозг Боба с правой стороны. Немногим более, чем двадцать лет спустя, у Боба, несмотря на это, была важная работа в Вашиштоне, и он с ней превосходно справлялся. Его рассудок был ясен, как никогда, и он был в лучшем физическом состоянии чем я, так как не позволял себе терять форму.

Второй мой друг, также пехотный офицер, был ранен во время бо­евых действий в Корее пулей, которая вошла в его череп сзади и вы­шла спереди. Он провел несколько месяцев в Госпитале Уолтера Рида прежде всего, как он говорил, потому, что никто не мог понять, почему у него не было проблем больше, чем было в реальности. Его собствен­ное объяснение было вполне подходящим, хотя с научной точки зре­ния подходило значительно меньше. Он заявлял, что его отец- швед, а мать - ирландка, и что это дало ему очень толстый шведский череп и очень маленький ирландский мозг, который позволил пуле пройти через его голову, не задев мозга. Как бы то ни было, после ранения он получил степень доктора философии и был даже в более лучшем физическом состоянии, чем я. И он, и Боб работали каждый божий день, и только их непосредственные сотрудники знали, что они перенесли сильные повреждения мозга, потому что они им об этом сами рассказали.

Мой третий друг пострадал больше всех. Джордж командовал стрелковым подразделением в Бельгии недалеко от того места, где я делал то же самое. Как-то раз он шел в атаку на врага через зимний холод и глубокий снег, и его ранило в плечо пулей из пулемета. Когда он упал, следующий заряд попал в правую переднюю часть его головы, и пройдя голову насквозь, вышел с тыльной стороны головы. В отряде моего друга заметили, что произошло, и, когда смогли подобраться ближе, нашли его лежащим с пробитой головой. Пехотный бой не дает времени для того, чтобы оплакивать даже лучших друзей. Его товари­щи проронили слезу, поклялись отомстить, воткнули винтовку в землю с каской наверху для того, чтобы те, кто роет могилы, смог найти тело командира отряда в снегу , а сами продолжили наступление. Три дня спустя похоронная команда нашла тело Джорджа. Когда они грузили его в похоронный грузовик, Джордж пошевельнулся немного, и его отвезли в госпиталь. Леденящий холод спас его жизнь в первоздан­ном виде с помощью охлаждения, или гипотермии (которую Тэмпл Фэй впервые блестяще использовал пятью годами ранее в Госпитале Университета). Но так как это была случайная гипотермия, то холод, который спас его жизнь, также нанес ему и вред, обморозив его, и по­этому в больнице было необходимо ампутировать обе ноги Джорджа ниже колен и все пять пальцев на правой руке. Таким образом Джордж больше не имел ног, был частично парализован с левой стороны из-за пули, поразившей правую сторону его мозга, не имел ни одного пальца на его действующей руке. Одна пуля прошла через его левое плечо, а другая - через правую сторону мозга.

В те далекие дни Второй мировой войны методы реабилитации были далеки до совершенства, и Джорджу довольно сильно досталось. Джорджу сделали искусственные

ноги, и в процессе обучения, как ими пользоваться, Джордж упал и сломал оба бедра. Два десятилетия спус­тя Джордж имел две искусственные ноги, два хирургическим путем скрепленных бедра, был частично парализован с левой стороны, не имел пальцев на правой руке и имел пулевые ранения в левое плечо и правую часть мозга. Но Джордж ходил и работал. Последний раз я его видел в 1960 году, когда случайно встретил его в ночном клубе в Париже. Джордж был в порядке, если бы не небольшие проблемы с равновесием. Джордж не всегда имел проблемы с равновесием, но он и не часто бывал в ночных клубах Парижа. Я заметил, что очень многие люди имели проблемы с равновесием той ночью, и у некоторых эти проблемы были намного серьезнее, чем у самого Джорджа. Джордж добрался из Бостона до Парижа без посторонней помощи, и, хотя я не видел его с тех пор, но я совершенно уверен, что он таким же образом добрался и до дома.

У каждого из этих трех мужчин пуля прошла через мозг, каждому из них пуля сильно повредила мозг, и каждый из них был прекрасным и активным человеком. Джордж, который функционировал в общем нормально, но имел несколько заметных проблем, но они были резуль­татом обморожения, а не результатом повреждения мозга.

Как я сказал, мозг - это прочный орган, но, несмотря на велико­лепное восстановление моих трех друзей, повреждение мозга может затронуть любую из шести упомянутых функциональных областей. Позвольте мне рассмотреть по очереди способы лечения, которые мы разработали для каждой области.

ЗРИТЕЛЬНАЯ КОМПЕТЕНТНОСТЬ И БИЛЛИ

Билли было три года (тридцать шесть месяцев), и он должен был находиться на Уровне VI Профиля развития, если бы он был обычным трехлетним ребенком. Но, как Вы можете увидеть в его Профиле (Рис. 18), Билли был неспособен действовать даже на уровне нормального новорожденного. Он не имел даже хорошего рефлекса реагирования на свет.

Затем мы определили местонахождение разрыва в цепи: среда -сенсорный путь - мозг- моторный путь. Теперь мы должны были за­мкнуть цепь, если хотели добиться нормального функционирования.

Наша цель состояла в том, чтобы дать Билли хороший рефлекс на свет, который суживал бы его зрачки резко и быстро, когда они освещены, и расширял бы их при наступлении темноты. Световой рефлекс у Билли был и медленным, и запоздалым.

Так как это прерывание цепи находилось на сенсорном пути, роль пациента Билли должна была быть пассивной, а роль родителей Бил­ли - активной. Родители Билли будут просто снова и снова стимулиро­вать его световой рефлекс. (Здесь "снова и снова" является критическим звеном: мы будем часто говорить о важности частоты, интенсивнос­ти и продолжительности как об основной тактике в нашей борьбе чтобы разбудить бездействующие нервные пути.)

Билли встает в 7:30 утра и ложится спать в 21:00. Он будет получай сеансы стимуляции светового рефлекса, по крайней мере, 30 раз в те­чение дня. Мать Билли должна уносить его в полностью затемненную прихожую или комнату. Она должна положить Билли на спину на пол так, чтобы он был в безопасном и удобном положении, а она могла бы хорошо видеть его глаза. Она должна использовать простой фонарик с двумя батарейками, которым она должна светить в глаза Билли с расстояния 20 - 25 сантиметров.