Химико-технические лаборатории полиции.
Еще раз мы возвратимся на несколько десятилетий назад, во времена и в мир пионеров и одиночек, прокладывавших первые тропы, как Бертильон, или открывших путь криминалистике к науке. (стр.361)
По всей вероятности, Рудольфу Арчибальду Раису принадлежит идея придать уголовной полиции естественнонаучные лаборатории, а ученых-естествоиспытателей сделать криминалистами. Райе не был токсикологом. Но так как наука о ядах, как часть естествознания, вросла в криминалистику, то основание общих естественнонаучных криминалистических лабораторий означало также начало ее полного слияния с криминалистикой. (стр.361)
То, что Альфонс Бертильон называл криминалистической лабораторией, было лишь мастерской, в которой он изготовлял фотографические приборы, чтобы испытывать и улучшать возможности фотографии в целях идентификации. Райе тоже в первую очередь был заинтересован в фотографии и научной идентификации. Но он был слишком разносторонним и изобретательным человеком, чтобы не понять значения для полиции общенаучной химической лаборатории. (стр.361)
Райе был высоким человеком с чертами лица, напоминающими героя романа Конан Дойля — Шерлока Холмса.Он родился в Германии. В 1895 году девятнадцатилетним молодым человеком он начал свои занятия химией в Лозанне. Рассказывали, что уже в годы учебы с ним происходили странные истории. Из-за врожденного дефекта кровообращения с Райсом случился однажды глубокий обморок. Его сочли мертвым, собирались уже хоронить, но, когда гроб поставили на катафалк, он проснулся и пережил шок, который так и не смог преодолеть всю жизнь. Однако болезнь не помешала ему сделаться страстным курильщиком. Он выкуривал каждый день столько сигар, что, если их сложить, образовалась бы линия в несколько метров. В 1900 году он ездил в Париж, чтобы познакомиться с Бертильоном, и вернулся в Лозанну убежденным поклонником идеи превращения криминалистики в науку. В тесном сотрудничестве с уголовной полицией швейцарского кантона Ваад и кантональным правительством он на свои личные деньги основал в Лозанне Институт научной полиции и добился, чтобы его институт при университете Лозанны был признан научным учреждением еще новой, не совсем ясно ограниченной области научной криминалистики. Он всего себя отдавал своей идее. Однажды, будучи приглашенным в гости, он прочитал хозяйке дома такой длинный доклад о полицейских проблемах, что его больше никогда в этот дом не приглашали. Вскоре его институт стали посещать русские, сербские, южноамериканские криминалисты. Он тоже ездил в Санкт-Петербург и в Рио-де-Жанейро, где оборудовал полицейские лаборатории. После первой мировой войны он снова появился в Лозанне и передал своему двадцативосьмилетнему ассистенту, ставшему впоследствии профессором научной криминалистики, Марку Бишофу руководство местным институтом. А сам он переехал в Сербию и до конца своих дней жил в Белграде, в доме, который ему в знак благодарности подарил якобы король Югославии Петр. Для многих было загадкой, почему он стал жить в Белграде. (стр.361362)
В 1928 году Райе умер от сердечного приступа. Сколь бы странным он ни был в жизни, его работа и особенно основание Института научной полиции в Лозанне обеспечили ему место в истории криминалистики. (стр.362)
Почти в те же годы на юге Франции, в Лионе, работал доктор Эдмонд Локар. Лионец по происхождению, он родился в 1877 году и изучал в своем родном городе медицину и право. Долгие годы он работал ассистентом Лакассаня; за это время ему стало ясно, что криминалистические возможности прежде всего гарантируют химия, микроскопия и биология и что патологу, каким бы разносторонним он ни был, не под силу овладеть всеми этими науками. Его не удовлетворяло, что химические институты университета производят исследования ядов в судебных целях. Он мечтал об объединении криминалистических и научных методов исследований под одной крышей, а именно под крышей полиции. Как и Райе, он встречался с Бертильоиом. Затем он посетил Вену, Берлин, Нью-Йорк, Чикаго, где знакомился с состоянием уголовной полиций, устанавливая, в каких масштабах используются там научные методы. В 1910 году он основал полицейскую лабораторию Лиона, которая размещалась в двух жалких чердачных комнатах здания юстиции. В центре внимания полиции все еще стояла борьба за улучшение методов идентификации. Но Локар, который давно уже стал приверженцем дактилоскопии, не терял из виду своей основной цели. Он начал с химических исследований следов пыли и распространил свою работу на всю область судебной химии и техники. Исследуя химическим путем чернила и бумагу, он охватил также область экспертных заключений по документам, что с годами все больше и больше его интересовало. (стр.362-363)
Изящный, почти хрупкий в молодые годы, человек среднего роста, с черными усами, орлиным носом и блестящими светлыми глазами Локар был, видимо, первым, кто объединил в своей лаборатории химиков и патологов для обеспечения быстрого решения всех вопросов совместными усилиями разных ученых. Его преподавательская деятельность во французской полицейской школе способствовала в значительной мере тому, что в Сюртэ впервые стали проявлять большой интерес к естественным наукам. (стр.363)
Но не только во Франции и в Швейцарии работали новаторы естественнонаучной криминалистики. Они трудились во многих странах. Почти всегда это били одиночки. В противоположность большинству знаменитых химиков, токсикологов и фармацевтов, работа которых для нужд криминалистики составляла лишь незначительную часть их деятельности, эти энтузиасты посвящали криминалистике большую часть своей жизни. Чаще всего они работали в тесных вспомогательных лабораториях и интересовались всеми вопросами, которые впоследствии станут называться судебными науками,— от токсикологии и определения крови до графологии и баллистики. Наиболее заслуженные из них пользовались большим авторитетом. (стр.363)
Одного из самых оригинальных ученых дала Голландия накануне XX столетия. Ван Ледден Гульзебош жил и работал в Амстердаме. Много поколений Ледденов были аптекарями, проживавшими в старом, хорошо сохранившемся здании больницы, первый этаж которого занимала аптека. От отца сын унаследовал жажду познания и талант аналитика. Еще молодым химиком ван Ледден Гульзебош столкнулся с несколькими уголовными делами и понял, какую большую роль в раскрытии преступления играют химические анализы. Услышав о Локаре и Раисе, он поехал в Лион и Лозанну и вернулся с твердым намерением посвятить свою жизнь задаче оказания помощи уголовной полиции в применении ею химии для раскрытия уголовных дел. Вскоре его лаборатория была завалена поручениями. Известной и своенравной фигурой среди так называемых судебных химиков был на рубеже столетий Пауль Езерих из Берлина. (стр.363)
В германской столице и ее окрестностях не проходило ни одного более или менее крупного процесса, в котором в качестве эксперта-химика не выступал бы Езерих. Он основательно изучил судебную химию и токсикологию у профессора Зонненшайна, после смерти которого унаследовал его лабораторию. Позднее он работал в своем собственном доме в Берлине на Фазанен-штрассе. Это было многоэтажное здание, на первом этаже которого располагалась лаборатория, а второй занимала семья Езериха. Вскоре Езериху стали помогать ассистенты. Езерих работал в основном с аппаратами, созданными своими руками. Ассерваты, получаемые им для токсикологических исследований, хранились в задней комнате у вытяжного шкафа; холодильных установок в то время еще не было. В жаркие дни трупный запах распространялся по всему дому, достигая даже верхних этажей. (стр.363-364)
Но в этой с точки зрения более поздних времен примитивной обстановке он выполнял работу, которая сделала его среди служащих уголовной полиции, прокуроров и судей большим авторитетом, а среди берлинцев — очень популярной личностью. Особенно большое внимание он уделял применению фотографии в судебной химии. Кроме лаборатории, его интересовали только яхты и моторные лодки. У него были своя яхта и моторная лодка; он был членом Королевского клуба яхтсменов. Хотя уже перед первой мировой войной Езерих мог считаться миллионером и был женат на дочери богатого берлинского коммерсанта, им с годами все больше овладевала жадность, а характер становился все более деспотичным. К концу жизни он встал на пути прогресса даже в той области науки, пионером которой в свое время являлся. Однако после его смерти в 1927 году он остался в памяти людей как личность, которая установила необходимую взаимосвязь между криминалистикой, химией и естественными науками. (стр.364)
К тому же поколению относится и доктор Георг Попп из Франкфурта-на-Майне. Родился он в 1861 году. Годы изучения им химии тоже падают на вторую половину XIX столетия. Он учился в Мар-бурге, Лейпциге и Цюрихе. В 1888 году он основал в Висбадене химическую лабораторию. Одним из объектов его исследований был табак. Когда же уголовная полиция южных областей Германии стала обращаться к нему с просьбами исследовать различные вещества, подозревая в них яд, он проявил интерес к судебной химии и токсикологии. По своей инициативе основал во Франкфурте новую лабораторию, в которой занимался преимущественно токсикологическими и родственными с ней научными исследованиями в интересах уголовной полиции. Это он предпринял первую в истории попытку обнаружить яд в пепле сожженных трупов, выступая в нашумевшем в 1913 году во Франкфурте деле Хопфа. Хопфа обвиняли в отравлении мышьяком двух жен, родителей и двух детей и в попытке отравить мышьяком третью жену. В пепле матери Хопфа Попп обнаружил приблизительно «0,075 миллиграмма мышьяка на 100 граммов субстанции» и попытался установить опытами на животных, какое количество мышьяка нужно принять, чтобы после смерти остались в пепле на 100 граммов вещества 0,075 миллиграмма яда. Попп был одним из первых, если не первым, немецким судебным медиком, которого в 1924 году официально назначили профессором судебной химии во Франкфурте-на-Майне. (стр.364)
На этом назначении настоял Роберт Гейндл, известный нам по истории создания службы идентификации, ставший врачом министерства иностранных дел в Берлине. Сорокалетний Гейндл, энергичный человек, полный идей, предвидел необходимость сотрудниества уголовной полиции с химиками и представителями других естественных наук в целях использования возможностей наук для раскрытия преступлений. Он был убежден, что токсикология и прочие естественные науки, особенно химия, со временем выработают такие способы доказательств, что рано или поздно просто невозможно будет обойтись без значительного числа химиков, химиков-пищевиков в государственных учреждениях, институтах судебной медицины, занимающихся токсикологическими и другими исследованиями в судебных целях. Он видел, что приближается момент, когда использование достижений естественных наук при расследовании станет повседневным явлением и потребностью полиции. В первые годы после первой мировой войны много убийств осталось нераскрытыми, потому что не было возможности основательно расследовать их. Тысячи дел вообще не расследовались, потому что неопытные врачи не ставили в известность полицию, а полицейские и сотрудники уголовной полиции не имели подчас представления о достижениях токсикологии и химии; они успели лишь понять ценность отпечатков пальцев и сохранения следов на месте преступления. Они лишь начали разбираться, какое значение имеет участие судебно-медицинских экспертов при осмотре мест преступлений. Химия же и токсикология были для большинства полицейских служащих, вплоть до самых высоких рангов, чуждыми понятиями. Тем более, считал Гейндл, сама полиция нуждается в химиках, которые круглые сутки были бы готовы не только произвести нужные исследования, но могли бы также обучать приемам работы служащих полиции, а в некоторых случаях даже выезжать с ними на место происшествия, чтобы обеспечить сохранность необходимых для их исследований субстанций.(стр.364-365)
Став в 1911 году начальником уголовной полиции Дрездена, Гейндл оборудовал там химическую лабораторию. Начало первой мировой войны парализовало ее работу. Не лучше обстояло дело и с другой лабораторией в рамках полицей-президиума в Берлине, носившей название: «Химик для нужд уголовной полиции». Ее возглавлял ученик Георга Поппа из Франкфурта-на-Майне, двадцатипятилетний химик Август Брюнинг. Двадцать лет спустя Брюнинг станет одним из самых выдающихся естествоиспытателей на службе немецкой уголовной полиции. (стр.365)
Лишь после первой мировой войны Гейндлу удалось вновь создать полицейскую лабораторию. Волна преступлений, захлестнувшая всю Германию после окончания войны, заставила германское министерство внутренних дел подумать о реорганизации уголовной полиции. Министерство внутренних дел обратилось к Гейндлу, который и разработал в 1919 году Имперский закон об уголовной полиции. Он не ограничился объединением полиции отдельных земель и городов в единую общегерманскую уголовную полицию, а продолжал бороться за привлечение естественных наук на службу криминалистики. Он считал, что центральное управление германской уголовной полиции должно иметь свою большую лабораториго, в которой химики и другие ученые могли бы применять для расследования все имеющиеся в науке и технике достижения. Специалисты в постоянном контакте с уголовной полицией должны были скорейшим образом осуществлять все необходимые исследования, которые раньше, если и предпринимались, то поручались отдельным лицам, частным или общественным институтам, имевшим или не имевшим достаточной квалификации. В подчинении этой лаборатории должны были находиться, как представлял себе Гейндл, множество более мелких лабораторий, разбросанных по всей территории государства. В их задачу входило: обеспечение на месте происшествия сбора и хранения подлежащих исследованию субстанций, производство простых анализов и исследований на месте и отправка в Берлин материалов для более сложных исследований. (стр.365-366)
Однако планам Гейндла не суждено было осуществиться. Хотя под впечатлением от убийства министра иностранных дел Германии Вальтера Ратенау 22 июня 1922 года Имперский закон об уголовной полиции и был одобрен германским рейхстагом, провести его в жизнь не удалось. Этому препятствовали отдельные германские земли, в первую очередь Бавария и Саксония. (стр.366)
Но жизнь остановить было невозможно; предсказанная Гейндлом тенденция развития брала свое. Быстро росло число поручений уголовной полиции судебным химикам, химикам-токсикологам, работавшим в судебно-медицинских и фармакологических институтах, а в маленьких местечках — отдельным судебным медикам или аптекарям. (стр.366)
Криминалистика, а вместе с ней и токсикология представляли собой печальную картину. Не было сотрудничества, постоянно допускались ошибки, потому что в маленьких лабораториях не следили за развитием науки. Но были и исключения. Так, в 1930 году Август Брюнинг возглавил довольно солидную лабораторию в Берлине. Он получал от своей работы большое удовлетворение. К нему обращались за помощью сотрудники полиции не только Берлина. (стр.366)
И все-таки самые надежные результаты токсикологических исследований давали, как и прежде, институты судебной медицины. Среди фармакологов и токсикологов немецких университетов особый авторитет как эксперт полиции и прокуратуры в большом количестве трудных дел об умышленном отравлении завоевал Герман Георг Фюнер, работавший в Лейпцигском, а позднее (с 1925 года) в Боннском университете. (стр.366)
Такая картина наблюдалась вплоть до 1937 года, когда вторично, и на этот раз успешно, была предпринята попытка организовать большую естественнонаучную и техническую лабораторию. Предпосылкой этого была идея, изложенная Гейндлом два десятилетия назад в его проекте Имперского закона об уголовной полиции. Гейндл давно уже не был одиноким в своих требованиях. Когда с 1923 по 1929 год в Дюссельдорфе действовал убийца на сексуальной почве, который насиловал, калечил и убивал женщин (число их так и не удалось установить), то многие служащие криминальной полиции стали бороться за централизацию уголовной полиции. В том, что этого убийцу, Петера Кюртена, долгие годы не могли задержать, виновата и раздробленность полицейских учреждений Германии. И то, что его все же задержали 29 мая 1930 года, можно отнести за счет случайности, а не планомерности работы. Во всяком случае, берлинскому криминальрату Эрнсту Геннату в феврале 1926 года удалось, пока только в Берлине, объединить раздробленные комиссии в центральную берлинскую инспекцию по расследованию убийств. А дело Кюртена привело к созданию центральной комиссии по расследованию убийств в Рурской области. Но в остальном все осталось по-прежнему. Чтобы иметь возможность объединиться, германской уголовной полиции пришлось пережить уничтожение Веймарской республики в Германии и крушение нацистского режима. (стр.366)
В октябре 1938 года был создан центральный Уголовно-криминалистический институт, превратившийся вскоре в самую большую и самую технически оснащенную полицейскую лабораторию мира. В дни поражения фашистской Германии в мае 1945 года погибло также Имперское управление уголовной полиции, а вместе с ним и просуществовавший семь лет Уголовно-криминалистический институт на площади Вердера в Берлине. (стр.367)
После 1945 года появились новые естественнонаучные и технические лаборатории уголовной полиции. В Германской Демократической Республике возникла централизованная лаборатория с периферическими лабораториями на местах. В Федеративной Республике Германии—нечто среднее между централизованным порядком и автономией полиции отдельных земель и городов, входящих в Федерацию, что привело к созданию самостоятельных управлений уголовной полиции в землях и городах ФРГ, например в Мюнхене, Киле, Бремене, Дюссельдорфе, Гамбурге, Ганновере, Кобленце, Саарбрюккене и Штутгарте. (стр.367)
Когда в 1951 году сначала в Гамбурге, а затем в Висбадене возникло Управление федеративной уголовной полиции, оно фактически не имело исполнительной власти, так как отдельные земли отстояли самостоятельность полиции в расследовании уголовных дел. Но нас интересует лишь тот факт, что созданные этим управлением научно-криминалистические лаборатории по подбору научных кадров и своей технической оснащенности вскоре стали одними из луч ших в мире. Они были, однако, разрознены и не всегда принимали участие в раскрытии сложных уголовных дел, потому что земли и города строили свои лабораторий—большие или малые, оснащенные или нет—с претензией на самостоятельность. (стр.367)
Шестидесятитрехлетнему Роберту Гейндлу, который всю жизнь боролся за единую централизованную уголовную полицию, было поручено заняться созданием в Мюнхене. Управления идентификации, полицейской техники и связи Баварии. Еще полный энергии седовласый старик взял на себя это поручение. В 1946 году создание такой лаборатории казалось ему большим прогрессом. Гейндл начал оборудование лаборатории в старом доме разрушенного бомбардировками Мюнхена, а когда в 1949 году лаборатория переехала в свое бывшее здание, она уже имела два аппарата для спектрального анализа — по тем годам большую ценность. (стр.367-368)
С годами росла роль научно-технической криминалистики в Западной Германии. Но долгое время успешной работе мешали недостатки организации, текучесть кадров полиции, соперничество и бессмысленное дублирование в работе. Нужно было вырастить новое поколение криминалистов. Долгие годы работу уголовной полиции усложняли неправильные или поверхностные экспертизы, ставившие под сомнение престиж научной криминалистики, но жизнь все больше толкала к необходимости централизованной лаборатории, и все чаще полиция отдельных земель обращалась за помощью в центральную лабораторию в Висбадене. (стр.368)
Плохая организация работы в эти годы приводила к тому, что прокуратура и полицейские учреждения стали снова обращаться в судебно-медицинские, химические и фармацевтические институты университетов, в промышленные лаборатории и к химикам-пищевикам. Не умерла еще идея включения в институты судебной медицины научно-технической криминалистики. Что же касается токсикологии, то судебная медицина была так близка к естественнонаучной криминалистике, что действительно возникал вопрос, не лучше ли включить токсикологию в судебную медицину, чем отдать ее на попечение полицейской лаборатории. В институте судебной медицины ею будут заниматься специалисты-токсикологи, но медики смогут рассматривать каждый отдельный случай в его совокупности с медицинской точки зрения. В перспективе появилось такое решение проблемы: полицейские лаборатории должны осуществлять все токсикологические исследования в той области, где имеются уже надежные методы, а университетские институты будут в первую очередь заниматься дальнейшим исследованием ядов и разработкой методов их определения. Кроме того, их можно будет использовать в качестве высшей инстанции в тех особых случаях, когда полицейская лаборатория сама не сможет обеспечить надежность результата исследования или когда во время работы или в суде возникают сомнения в правильности результатов. (стр.368)
Однако нельзя обойти молчанием тот факт, что в полицейских лабораториях работало теперь все больше и больше ученых, которые, преследуя научные цели, подчас благодаря своей всесторонней образованности, вносили существенный вклад в развитие токсикологии. Во многих полицейских лабораториях работали теперь судебные медики или даже возглавляли их. (стр.368)
В 1924 и 1925 годах в Лондоне пришли к выводу, что среди имеющихся преподавателей университетов, среди судебных медиков, химиков, физиков и биологов как государственных, так и частных институтов невозможно найти достаточное число лиц, которые были бы в состоянии выполнять постоянно растущие задания уголовной полиции и прокуратуры. (стр.368)
В Англии тоже кончились времена судебных медиков-энциклопедистов типа Стивенсона, Линча или Уилсокса, времена аналитиков министерства внутренних дел, В полицейской лаборатории Скотланд-ярда постоянно ощущалась нехватка экспертов. Некоторые полицейские управления страны обходились собственными силами. В Ноттингеме Этельстен Попкесс создал свою лабораторию. В Шеффилде подвижную лабораторию под руководством молодого патолога и токсиколога Джеймса Вебстера создал шеф-констебль Перси Силлитоу. (стр.368-369)
Франция со своей знаменитой полицейской лабораторией в Париже, а также со множеством полицейских криминалистических лабораторий в Тулузе, Лилле, Марселе и многих других городах играла ведущую роль. В Италии тоже, помимо многочисленных институтов судебной медицины, работала полицейская лаборатория в Риме. Она называлась Высшая школа научной полиции. В Швейцарии возникли научно-криминалистические службы (как, например, при полиции Цюриха, Женевы) или технические криминалистические отделы (как при прокуратуре Базеля). Швеция создала техническую полицейскую лабораторию и государственную лабораторию судебной химии в Стокгольме. В Дании существовала полицейская техническая лаборатория в Копенгагене. В Финляндии имелась центральная полицейская лаборатория в Хельсинки. (стр.369)
В 1928 году заместитель президента лондонской полиции Арче Бай и профессор Сидней Смит из Эдинбурга пытались убедить министерство внутренних дел Британии в необходимости полицейской лаборатории. Но враждебное отношение к науке большинства полицейских служащих, так мешавшее введению научных методов идентификации, не было еще изжито. Прошло немало времени, пока двум выдающимся личностям удалось устранить сопротивление. Это были лорд Трэнчард, президент лондонской полиции тех лет, и сэр Артур Диксон, заместитель помощника государственного секретаря министерства внутренних дел. Трэнчард основал полицейский колледж и в 1936 году—школу для служащих уголовной полиции, в которой систематически преподавалась методика полицейского расследования и постоянно подчеркивалось значение научно-технических и вспомогательных средств. (стр.369)
Наконец Трэнчарду удалось добиться создания большой химико-физической лаборатории и привлечь к сотрудничеству ученых, которые всегда были в распоряжении полиции. (стр.369)
Первая английская полицейская лаборатория получила название Государственной полицейской лаборатории, резиденцией которой стал Скотланд-ярд. Уже в 1935 году возникло еще шесть крупных лабораторий. Их назвали региональными лабораториями министерства внутренних дел. Они находились в Ноттингеме, Бирмингеме, Бристоле, Кардиффе и в Вакефилде. Людям, создавшим эти лаборатории, предстояли тяжелые годы испытаний, так как.им не доверяло старое поколение криминалистов, которые по-прежнему придерживались мнения, что их молодые коллеги потеряют всякое криминалистическое чутье, потому что полагаются только на естественные науки. Как и в Германии, перед ними возникла проблема взаимодействия с токсикологами университетов, с судебными медиками и частными химическими и токсикологическими лабораториями. Однако необходимость крупных лабораторий была очевидна, и понадобилось немного времени, чтобы наладить тесное сотрудничество. (стр.369-370)
Но что означали трудности Старого Света по сравнению с борьбой, которую пришлось выдержать судебному естествознанию по ту сторону Атлантики? Как и дактилоскопия, которая значительно позднее появилась в США и утвердилась лишь в результате преодоления жестокого сопротивления, так и пионеры судебного естествознания столкнулись на своем пути с непредвиденными трудностями. На рубеже столетий, то есть в годы, когда в Европе уже насчитывалось много крупных токсикологов, в США таких людей, как Рудольф Уитхаус из Нью-Йорка, были единицы. Да и тридцать лет спустя Александр Отто Геттлер был еще одиночкой, значение деятельности которого не способна была оценить ни общественность, ни служащие полиции от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса. И все же после второй мировой войны выросло поколение, обеспечившее во многих областях естествознания прогресс, и в борьбе за введение научной криминалистики появились яркие личности, но были и авантюристы, какие в Европе встречались редко. (стр.370)
Из известных криминалистов США начала XX века можно назвать Августа Вольмера и Эдварда Оскара Гейнриха. Вольмер был вначале почтальоном в Беркли, где позднее разместился знаменитый Калифорнийский университет. В 1905 году Вольмера на улице остановил Ричардсон, издатель газеты «Газетте», который сказал: «Слушай, Гус, мы хотели бы, чтобы ты выдвинул свою кандидатуру на пост шефа полиции и вывел на чистую воду всех мерзавцев, приезжающих сюда из Сан-Франциско». В том же году Вольмер действительно стал шефом полиции Беркли и занял маленькое бюро позади пожарной каланчи. Документы полицейского бюро состояли из записной книжки с некоторыми данными об известных в городе бандитах. (стр.370)
Вольмер был таким же шефом полиции, как и тысячи других в те годы,—без образования, обязанный своим избирателям и зависимый от их благосклонности. Но он был полицейским по натуре. Через два года после его избрания в Беркли было зарегистрировано преступлений меньше, чем в любом из городов Калифорнии. (стр.370)
С токсикологией Вольмер столкнулся впервые, когда в 1908 году в Беркли был найден труп с бутылкой синильной кислоты в руке. Один из полицейских доложил Вольмеру, что речь идет о самоубийстве. Вольмер же от своего приятеля химика, некоего Лёба, случайно узнал, что здесь самоубийство исключается. «Синильная кислота вызывает моментальную смерть. Мускулы расслабляются, и бутылка не могла остаться в руке. Кто-то вложил ее в руку потерпевшего»,— разъяснил Лёб. Позднее Вольмер рассказывал: «Убийце удалось скрыться, и я понял, что мы в полиции представляем собой кучу дураков». (стр.370)
Вольмер попросил Лёба прочитать несколько лекций о способах обнаружения и фиксации ядов. Вскоре Вольмер стал приглашать для докладов и других специалистов: химиков, биологов и физиков. Некоторые из них стали штатными преподавателями в его полиции, которая тем временем переехала в собственное здание. Так, видимо, началась история первой химической полицейской лаборатории и первой школы судебного естествознания в Америке. Вольмер нашел последователей и учеников, они сами приходили к нему с Запада и Северо-Запада: шерифы, шефы полиции, студенты-юристы. Это были представители той новой Америки, которая стала чувствовать ответственность за все происходящее и была недовольна ни состоянием американской полиции, ни американской юстицией, которая в силу догматического схоластического мировоззрения больше всего придавала значение свидетельским показаниям и с трудом признавала объективность научных доказательств. В июне 1916 года в Беркли начался первый курс лекций. Брошенные Вольмером семена упали на невозделанную почву, но вскоре все же дали первые всходы. В 1919 году городское правление Левисвилля попросило Вольмера реорганизовать полицию города и оборудовать лабораторию. В 1925 году этому примеру последовал Лос-Анджелес, в 1927 году — Детройт. (стр.371)
В 1918 году в Беркли появился еще один человек, сделавший целью своей жизни применение достижений естествознания в криминалистике,—Эдвард Оскар Гейнрих. Ему было тридцать семь лет, и родом он был из маленького городка Клинтонвилль (штат Висконсин). Его отец, по происхождению немец, так и не нажил состояния, и Гейнрих зарабатывал свои первые деньги, собирая бутылки из-под виски. В 1895 году материальное положение семьи стало столь катастрофическим, что Гейнрих был вынужден оставить школу. Он жил тем, что работал кассиром и мальчиком на побегушках в аптеке городка Такома (штат Вашингтон). Здесь он познакомился с основами химии и токсикологии. Во время русско-японской войны ему удалась небольшая спекуляция пшеницей. Заработав 18 долларов, он отправился в Беркли изучать «настоящую химию». В 1908 году он вернулся в Такому городским химиком санитарных учреждений. Наступил перелом в его жизни. Он стал другом шерифа, и соприкосновение с уголовными делами показало ему, какую большую услугу в раскрытии преступлений может сыграть химия. В его первом деле фигурировал отравленный торт, подаренный сторожу, чтобы убрать его с дороги. Гейнриху удалось довести яд до кристаллизации и определить его под микроскопом. Спустя несколько лет он уже стал шефом полиции в Альмеда, на реке Бай, в Сан-Франциско. Прослужив затем некоторое время в штате Колорадо, он осел в Беркли, где оборудовал лабораторию, ставшую вскоре Меккой для шефов полиции и детективов всего американского Запада. Многие уголовные дела, раскрытые с помощью Гейнриха, сделали его знаменитым. Среди них—прежде всего дело Чарлза Шварца. Гейнриху удалось одними химическими исследованиями доказать, что Чарлз Генри Щварц поджег 30 июня 1925 года свою химическую фабрику, которой угрожала гибель, вызванная конкуренцией, инсценировал гибель во время пожара, чтобы жена могла получить большую страховую сумму. Чарлз Генри Шварц убил похожего на него по комплекции своего нового ассистента Барбэ и оставил его в здании горящей фабрики. (стр.371-372)
Как эксперты по дактилоскопии, подобно грибам, появились вдруг, словно из-под земли, и за солидное вознаграждение стали предлагать свои услуги полицейским учреждениям и судам, так и присвоившие себе звание экспертов «специалисты по химии, токсикологии и научному расследованию уголовных дел» вдруг наводнили всю Америку. Среди них были способные люди, которые по мере своих возможностей добросовестно занимались работой, но были также шарлатаны и жулики, преследовавшие только личные корыстные цели. Если в Европе химия и токсикология не избежали ошибок, то в Америке деятельность этих «экспертов» из-за их наглости и беспардонности приводила к потрясающе несправедливым приговорам. Одну из таких наглых личностей, «доктора» Альберта Гамильтона, мы еще встретим, когда познакомимся с историей судебной баллистики. По меньшей мере два десятилетия их деятельность не встречала препятствий. Многие из них продолжали работать и после второй мировой войны. (стр.372)
В 1929 году заместитель шефа нью-йоркской полиции Джон О'Коннел создал при Высшей полицейской школе лабораторию с современным химико-физическим оборудованием. В том же году появилась полицейская лаборатория научных методов расследования преступлений в Чикаго. Как мы еще увидим, развитие этой лаборатории обязано в первую очередь крупному американскому специалисту по баллистике Кальвину Годдарду. Многие другие лаборатории также были основаны экспертами по огнестрельному оружию тех лет, такими, как Томас Левис, Чарлз Гунтер, Джулиан Хачер. Но так же как и в области идентификации, лишь появление ФБР в Вашингтоне дало решительный толчок осуществлению тех планов, о которых в Европе мечтали такие люди, как Гейндл. Приблизительно в одно время с возникновением в Берлине Института криминалистической техники Эдгар Гувер создал в Вашингтоне научно-техническую лабораторию. (стр.372)
Задачей созданной лаборатории, оборудованной всеми современными аппаратами, было оказание помощи полиции отдельных штатов и городов США в научной обработке вещественных доказательств. Пришлось вести борьбу с местничеством и ограниченностью отдельных штатов, с плохо оборудованными лабораториями, с частными институтами, которые «породнились» с политиканами, шефами полиции и делили с ними свои доходы. (стр.372)
К середине столетия эта борьба еще не была закончена. Но химики, физики и биологи ФБР своей работой вынуждали штаты и города либо обращаться в Вашингтон, либо реорганизовывать свои лаборатории. Этому способствовали также достижения американских ученых после 1945 года, обеспечивших развитие естественных наук и завоевавших международное признание. Однако в это время американские полицейские лаборатории представляли собой картину чрезвычайной территориальной разобщенности и по своей структуре были разнолики. Рядом с современными лабораториями в одних городах существовали весьма примитивные лаборатории в других. Продолжали существовать химико-токсикологические лаборатории при некоторых медицинских инспекторах и коронерах. Все еще продолжали мешать работе раздробленность, соперничество и влияние политиков. Но уровень деятельности даже маленьких лабораторий нельзя было сравнить с отсталостью 30-х годов. Все чаще и чаще появлялись люди с широким кругозором, подчас более дальновидные, чем криминалисты Старого Света. И когда Калифорнийский университет в Беркли основал в 1950 году свой собственный факультет естественнонаучной криминалистики, то это был, может, самый значительный факультет такого рода во всем мире. Там работали шесть штатных, девять внештатных профессоров и несколько приват-доцентов. Наиболее выдающимся среди них, известным далеко за пределами Америки, был профессор Пауль Лилэнд Кирк. (стр.372-373)
Так выглядели главные станции того пути, по которому естествознание шло в криминалистику. Характерно, что государства, получившие свою независимость после второй мировой войны, при организации полиции избрали путь непосредственного использования достижений естествознания в криминалистике. Индия основала научно-криминалистические лаборатории в Агре, Бомбее, Калькутте, Джайпуре, Лакхнау, Мадрасе, Патне. Бирма имеет научно-технические полицейские лаборатории в Рангуне и Инзии. То же можно наблюдать в Тайланде, на Филиппинах и во многих других государствах. (стр.373)
Япония была одной из немногих стран, которая возложила всю научно-криминалистическую работу на институты судебной медицины. Но в Токио тоже появился научно-исследовательский институт полиции. (стр.373)
15. Сенсационное открытие: