Синдромный анализ и системная организация психических процессов

Квалификация единичного симптома лишь первый этап в анализе мозговой организации психических процессов. Чтобы сделать результаты его достоверными и прийти к правильным выводам о "локализации" соответствующих психических процессов, нужен следующий шаг: переход к описанию целого симптомокомплекса, к синдромному анализу изменений поведения, наступающих при локальных поражениях мозга.
Это необходимо вытекает из только что сказанного - из понимания любой психической деятельности человека как сложной функциональной системы, реализация которой обеспечивается целым комплексом совместно работающих аппаратов мозга, вносящих каждый свой вклад в обеспечение этой функциональной системы. Практически, как уже отмечалось, это означает, что функциональная система в целом может нарушаться при поражении большого числа зон, причем при различных по локализации поражениях она нарушается по-разному. В соответствии с этим центральное место в вопросе о структуре психических процессов и в вопросе об их мозговой организации должно занимать выяснение того, что именно включает в свой состав сложная психическая деятельность и какие участки мозга составляют ее нервную основу. Оба эти вопроса могут быть решены только при условии сопоставления всех симптомов, возникающих при наличии какого-либо одного, строго локализованного очага в коре головного мозга (или в подкорковых образованиях), и тщательного анализа того, какой характер носит нарушение данной функциональной системы при различных по локализации мозговых поражениях.
Приведем для иллюстрации этого пример.
Как уже было сказано, для успешного осуществления сложного движения нужна его четкая пространственная организация: построение движения в системе четких пространственных координат. Это условие обеспечивается сложными третичными (зрительно-кинестезически-вестибулярными) отделами теменно-затылочной коры, и поражение их приводит к распаду пространственно-организованного движения. Возникает, однако, вопрос: какие другие виды психической деятельности нарушаются при поражении этих же теменно-затылочных отделов мозга? Ответ на этот вопрос покажет, в какие виды психической деятельности входит (и в какие не входит) пространственный фактор, имеющий прямую связь с указанными теменно-затылочными отделами мозговой коры.
Исследования показали, что ограниченный очаг в теменно-затылочной (или нижнетеменной) области левого полушария, приводящий к нарушению пространственной организации восприятия и движения, неизбежно вызывает и другие симптомы. Такие больные, как правило, не могут ориентироваться в положении стрелок на часах или в основных координатах на географической карте, они не могут ориентироваться в плане клинического отделения, где они лежат, не могут решить даже относительно несложный арифметический пример, так как смешивают направление, в котором ведется операция при вычитании однозначного числа из двузначного с переходом через десяток. Они испытывают затруднения в понимании грамматических структур, включающих в свой состав такие логические отношения, как, например, "брат отца" и "отец брата", "весна после лета" или "лето после весны", в то время как понимание других, более простых грамматических структур остается сохранным. Однако указанный очаг не приводит ни к каким нарушениям таких процессов, как плавная речь, различение музыкальных мелодий, смена последовательных элементов движения и других процессов, характеризующихся определенной временной последовательностью того, что воспринимается. Все это показывает, что первый из отмеченных выше процессов включает в свой состав "пространственный" фактор, в то время как во вторую группу этот фактор не включается, поэтому при поражении теменно-затылочных отделов коры эта функция остается сохранной.
Обратная картина возникает при локальных поражениях височной (слуховой) области коры. Эти поражения делают невозможной организацию звуковых сигналов в известную временную последовательность, в последовательную ("сукцессивную") структуру. Больные с такими поражениями не в состоянии четко воспринимать обращенную к ним последовательно развиваемую речь и удерживать ее следы: слухо-речевая память оказывается у них существенно нарушенной. Однако ориентировка в пространстве, пространственная организация движений, счетные операции, как и схватывание определенных, указанных выше логико-грамматических отношений остаются у них, как правило, сохранными.
Таким образом, нейропсихологический анализ синдрома, возникающий при локальных поражениях мозга, позволяет выделить факторы, входящие в одни группы психических процессов и не входящие в другие группы; это дает возможность решать вопрос о внутреннем составе этих психических процессов и этим путем различить, казалось бы, сходные психические процессы и сблизить, казалось бы, различные формы психической деятельности.
Иллюстрируем это примерами.
Музыкальный и речевой слух могут казаться двумя вариантами одного и того же психологического процесса. Однако наблюдения над больными с ограниченными очаговыми поражениями мозга показывают, что разрушение определенных участков левой височной области приводит к нарушению речевого слуха (делает различение близких звуков речи недоступным), но оставляет неповрежденным музыкальный слух. В наших материалах есть описание одного выдающегося композитора, который после кровоизлияния в левую височную область не различал звуки речи и не понимал обращенную к нему речь, но продолжал создавать блестящие музыкальные произведения. Это означает, что столь близкие, казалось бы, явления, как музыкальный и речевой слух, включают в свой состав разные элементы, опираются на работу различных мозговых зон.
Другой пример. Вряд ли кто-нибудь будет сразу же утверждать, что столь различные психические процессы, как ориентировка в пространстве, счет и понимание сложных логико-грамматических структур, имеют существенные общие звенья, объединяющие их в единую группу процессов. Однако поражение теменно-затылочных (нижнетеменных) отделов левого полушария почти неизбежно ведет к нарушению всех этих процессов, и больной с подобной локализацией очага не только испытывает трудности в ориентировке в пространстве, но и обнаруживает грубейшие дефекты в счете и понимании сложных логико-грамматических структур. Это значит, что все названные, казалось бы столь различные, функции включают общий фактор, что позволяет уточнить вопрос об их мозговой организации.
Все сказанное свидетельствует о том, что наблюдения над изменениями психических процессов, возникающими при локальных поражениях мозга, могут стать одним из существенных источников знаний о мозговой организации психической деятельности. Однако это возможно только при отказе от всяких попыток искать прямую локализацию психических процессов в коре головного мозга и при замене этой задачи анализом того, как меняется сложная психическая деятельность при различных локальных поражениях мозга и какие факторы вносит каждый из аппаратов головного мозга в ее построение. Эта основная задача определяет генеральный путь нейропсихологии - учения о мозговой организации психических процессов человека.