Глава 5. попытка воскрешения

Над городом стояла тихая и тёплая майская ночь. И Насте было ничуточки не холодно, хоть шла она по тёмным безлюдным улицам в одной лишь длинной и тонкой, почти прозрачной ночной сорочке да ещё и босиком в придачу. Чёрную книгу Настя крепко, обеими руками прижимала к груди.

Редкие ночные прохожие неизменно останавливались и удивлённо разглядывали девушку, а потом ещё долго смотрели ей вслед … впрочем, всё это почему-то крайне мало волновало сейчас Настю...

Это был сон, её собственный сон… и в этом своём сне Настя шла воскрешать Веронику.

Конечно же, во всех действиях её почти полностью отсутствовала логика, ибо, если всё это только сон – любые действия Насти тогда бесполезны изначально и Веронику Настя никоим образом воскресить не сможет. Если же всё это не сон… нет, это было бы слишком ужасно, чтобы быть реальностью!

Это был сон, её собственный сон… - Настя свято верила в это - и в этом своём персональном сне Настя шла воскрешать мёртвую подругу.

Группа парней, пьяно галдя, вынырнула навстречу из какого-то тёмного переулка. Увидев Настю, они остановились, приумолкли, потом кто-то из парней громко присвистнул.

Настя попыталась просто пройти мимо, но парни вдруг преградили ей дорогу.

- Какая цыпочка! – громко произнёс один из них. – А как шикарно одета!

- Девушка, а вам не холодно? – глумливо поинтересовался другой. – Хотите, я вас согрею?

Остальные просто захохотали.

- Мне надо идти! – сказала Настя, ещё крепче прижав к себе Книгу. – Пропустите меня, пожалуйста!

Вместо этого парни обступили её со всех сторон.

- Пропустите меня! – повторила Настя почти умоляюще. - Пропустите побыстрее!

Парни вновь захохотали.

- Конечно, пропустим! – сказал со смехом тот, что назвал её цыпочкой. – По два раза каждый!

- И помедленнее! – добавил кто-то и вся компания вновь покатилась со смеху.

Это был всего только сон, но даже во сне присутствие этих наглых парней было крайне неприятно Насте. Она не боялась их, нет… пока во всяком случае не боялась…

Двое парней вдруг схватили её за руки, третий крепко зажал рот ладонью. Книга, выскользнув из Настиных рук, упала куда-то вниз, на асфальт. Настя дёрнулась, тщетно пытаясь высвободиться, вдруг она почувствовала, как её отрывают от земли, несут куда-то… сорочка при этом задралась почти на спину и чья-то похотливая рука уже ухитрилась залезть под неё снизу. Вот рука эта скользнула по Настиной обнажённой спине, потом перебралась на бёдра… а ещё потом…

Это было так неприятно, омерзительно даже, и Настя вновь забилась изо всех сил, в тщетной попытке вырваться из наглых этих рук… и всё вновь окончилось для неё полной неудачей.

- Сюда клади! – прошипел кто-то из парней, тяжело и прерывисто дыша. – Быстрее!

И вдруг завопил что есть мочи изменившимся до неузнаваемости голосом. Точнее, все они вдруг завопили на самые разные голоса.

Настя неожиданно почувствовала вокруг себя пустоту и, не успев ещё ничего толком понять, чувствительно грохнулась о землю. Хорошо ещё, что это был не асфальт, а какая-то трава. По асфальту же, уже вдалеке, стучали, быстро затихая, каблуки панически удирающих парней.

Это было хорошо…вот только что смогло так их напугать?

Позади Насти послышался какой-то шорох и, тотчас же обернувшись в ту сторону, Настя сама едва не заорала от ужаса.

Это был сон, её собственный сон, но даже во сне трудно было вообразить себе чудище, подобное тому, что стояло сейчас метрах в трёх-четырёх позади неё. Огромное чёрное создание с жутко светящимися глазами… впрочем, разглядеть его более подробно Настя так и не успела. Чудище вдруг стало стремительно съёживаться, уменьшаться в размерах… ещё немного и оно превратилось в уже знакомого Насте по квартире чёрного кота.

- Спасибо, котик! – совершенно искренне сказала Настя, поднимаясь на ноги и торопливо оправляя на груди и коленях, измятую ночную сорочку. - Хоть это всё и во сне, но всё равно спасибо!

Кот хрипло мяукнул, как бы отвечая Насти, и вдруг вновь принялся превращаться, на этот раз в Книгу, а Настя, постояв ещё некоторое время в нерешительности и подождав окончание вторичного сего превращения, медленно к ней подошла, наклонившись, снова взяла в руки. Потом, тихо, не торопясь, продолжила свой путь.

Дальнейшее её продвижение по ночным улицам не было отмечено какими-либо особыми происшествиями, разве что редкие прохожие по-прежнему оборачивались ей вслед. Вскоре Настя стояла уже возле такого знакомого подъезда старой доброй пятиэтажки хрущёвских ещё времён, ничем особенным не выделяющейся из целого ряда себе подобных.

Поднимаясь на третий этаж по грязной, слабо освещённой лестнице, Настя запоздало пожалела о том, что второпях не успела одеться, выходя из дому. Тогда это её крайне мало волновало, вернее, не волновало вовсе, а вот сейчас почему-то начало волновать. Там, у гроба наверняка будут сидеть люди: отец, мачеха, старушки-соседки. Всё траурно, всё печально, всё честь по чести. И тут входит она, Настя, в легкомысленной своей ночнушке да ещё и босиком в придачу…

«Но это же сон! – мысленно успокоила себя Настя. – Кто будет обращать внимание во сне на подобные мелочи! Да и не нужны мне во сне всякие там старушки!»

Как ни странно, но и в этом Настя оказалась совершенно права.

Подойдя к двери, она не стала ни стучать, ни звонить. Осторожно толкнув входную дверь и убедившись, что дверь вовсе не заперта, Настя медленно, не спеша вошла в тёмную прихожую. Почти сразу же в прихожей зажёгся свет и Настя, встрепенувшись, приготовилась, было, объяснить, кто она такая и почему оказалась здесь, да ещё в таком непотребном виде, но объяснять было просто некому. Прихожая была пуста… и кто в таком случае зажёг в ней свет – это тоже оставалось совершенно неясным.

«Странно! - невольно подумала Настя, ещё раз внимательно оглядев пустую прихожую. – Впрочем, это же сон, а во сне ещё и не такое бывает!»

Но ведь кто-то живой должен был быть в квартире, хотя бы даже во сне!

На кухне горел свет и Настя тотчас же поспешила туда. И обнаружила наконец-таки первого живого человека. Впрочем, живым назвать его можно было лишь с большой натяжкой.

На кухне, под столом, спал мертвецки-пьяным сном разлюбезный Вероникин папашка. Вокруг него в полном беспорядке валялись порожние винные бутылки… одна из бутылок, наполовину ещё полная, сиротливо возвышалась посреди грязного неубранного стола.

Внимательно рассматривая «безутешного» родителя, Настя почувствовала вдруг некое смятение, что ли. А что, если Веронику уже похоронили вчера, что, если она опоздала… впрочем, во сне трудно опоздать…

Или такое всё же возможно?

Настя вновь вышла в прихожую, внимательно огляделась по сторонам.

Вокруг по-прежнему было тихо, но в комнате справа тоже горел свет, тусклый, мерцающий, и Настя тотчас же двинулась в том направлении. Заглянула в комнату и остановилась на пороге, как вкопанная.

Это был сон, всего только сон… но даже во сне ей стало вдруг страшно.

В комнате, почти на самой её середине, стоял на трёх табуретках красный гроб, а в гробу Настя с ужасом увидела мёртвую Веронику. Тускло горела единственная свеча у изголовья, на стуле возле гроба сидела, пригорюнившись, одинокая старушка в тёмном платке. Некоторое время старушка ещё сидела неподвижно - возможно, дремала - но вот она пошевелилась, подняла голову и увидела в дверях Настю.

Некоторое время и Настя, и старушка лишь молча смотрели одна на одну.

- Я… - начала было Настя и тут же запнулась, не зная, что сказать дальше.

Она хотела объяснить старушке, что Вероника была её лучшей подругой, что погибла она по несчастному стечению обстоятельств, спасая именно её, Настю, а потому Настя никак не могла не придти сюда. А этот её странный внешний вид, он не имеет совершенно никакого значения - всё это потому только, что одеваться Насте было просто некогда. Да и потом, если всё это лишь сон – какое, скажите, значение имеет внешний вид…

Или всё же имеет?

Но старушка заговорила первая.

- Поспала, деточка? – спросила она ласково, вставая со стула… тут же, не дав Насте ответить, продолжила: - Посиди, посиди возле сестрички… посмотри на неё в последний раз! Посиди… нельзя так оставлять, грех, кто-то должен посидеть. А мне домой пора.

Ошеломленная Настя раскрыла, было, рот, для возражения, но тут же снова его закрыла. Старушка очевидно приняла Настю за какую-то дальнюю родственницу Вероники, за двоюродную сестру, возможно. Спала сестрица с дороги, теперь вот проснулась, пришла на смену ей, старушке, скорее всего, одной из ближайших соседок по подъезду...

- Не стыда, ни совести у людей! – пробормотала старушка, подходя к Насте и останавливаясь рядом с ней. - Пускай не родное дитя… да разве ж можно так поступать! Сына в охапку и укатила, разбирайтесь, мол, как хотите! А отец родной! Срам-то какой! – быстро взглянув нам Настю, старушка всхлипнула. – А ты посиди, детка, посиди! Надо кому-то посидеть… а я потом ещё забегу, с утра…

Старушка вышла, а Настя осталась одна в полутёмной безмолвной комнате рядом с мёртвой Вероникой. И вздрогнула от буквально обжёгшей её страшной догадки.

«Это не сон! – подумалось вдруг Насте. – Это всё наяву со мной происходит!»

От страха у неё задрожали колени, Книга выпала вдруг из ослабевших Настиных пальцев… выпала, с глухим стуком упала на пол, но Настя этого даже не услышала. Ей было страшно, очень страшно… больше всего на свете хотелось ей повернуться и бежать прочь отсюда, но там, на улице, тоже было не лучше. Там было сейчас темно и безлюдно, где-то среди ночной темноты по-прежнему шастали те пьяные отморозки, а Настя была как и прежде босиком, в одной лишь почти прозрачной ночной сорочке, под которой, вообще, ничего больше не было надето…

«А, может, это всё-таки сон! – тоскливо подумалось Насте. – Пусть это будет всего лишь сном, сделайте так, чтобы всё это мне только приснилось! Сделайте, чтобы я смогла, наконец, проснуться!»

С отчаянной решимостью Настя изо всей силы ударила себе по щеке, потом, почти сразу же - по второй…

- Просыпайся же, просыпайся! – лупя себя по мордасам, бормотала вполголоса Настя. – Да проснись же ты, идиотка!

На какое-то мгновение ей показалось вдруг, что Вероника чуть шевельнулась на своём страшном ложе, и Настя испуганно замерла с прижатой к щеке рукой. Но скорее всего ей это только почудилось, вокруг всё было по-прежнему тихо и неподвижно, слышно было только как, сгорая, потрескивает свеча у изголовья покойницы. Зато на кухне послышался вдруг какой-то шум, забормотал чей-то невнятный голос, и Настя поняла, что там пробудился, наконец, от сна Вероникин папаша. Вот его тяжёлые шаги послышались в прихожей, там сразу же что-то грохнула и обрушилось… шаги всё ближе, ближе… сейчас он войдёт сюда и увидит её, Настю, увидит в таком вот неприглядном виде. Оглядевшись по сторонам, Настя быстренько подхватила с комода какое-то покрывало, так же быстро накинула его себе на плечи, и в это самое время в дверях комнаты действительно появился Вероникин отец. Остановившись на пороге, он некоторое время молча смотрел на Настю, молча и с каким-то недоумением, что ли…

- Это я, дядя Саша! – робко произнесла Настя. – Это я, Настя!

- Ты? – некоторое время он пьяно смотрел на Настю, то ли узнавая её, то ли так и не узнавая, потом он осмотрелся по сторонам, вновь повернулся в Настину сторону: - Люська не вернулась?

Люсей звали его вторую жену, Вероникину мачеху.

- Нет, дядя Саша, - всё так же робко и еле слышно проговорила Настя. – Я её тут не видела. - Настя помолчала немного и всё так же тихо добавила: - А, может... может, она спит уже?

- Сука она! – неожиданно сказал Вероникин отец почти трезвым голосом… шатаясь, он прошел мимо Насти, подойдя к гробу вплотную, остановился, некоторое время молча смотрел на мёртвую дочь, потом вновь повернулся к Насте. – Все они суки, Настя, ты поняла! – он вдруг громко икнул. – А ты человек, Настя! Ты одна человек!

Он опустился на единственный стул возле гроба да так и замер там, низко опустив голову. Шло время, а он всё продолжал и продолжал сидеть молча и неподвижно, Настя решила даже, что он вновь уснул, но в это самое время отец Вероники снова поднял голову и посмотрел на Настю.

- А ты чего тут?

И, не дожидаясь ответа, снова замер или задремал, низко опустив голову.

А Настя стояла возле двери ни жива, ни мертва. Она боялась уйти, боялась остаться, она боялась Чёрной книги, до поры до времени неподвижно лежащей у самых её ног… она-то хорошо знала во что может превратиться в любой момент эта самая книга…

А может это всё-таки сон?

Вероникин отец вдруг вновь вскинул голову, потом встал и, пьяно пошатываясь, двинулся к выходу из комнаты.

«Не уходите, пожалуйста!» - захотелось крикнуть Насте, но она почему-то так и не крикнула, промолчала, а Вероникин отец, проходя мимо, неожиданно остановился и окинул девушку мутным тяжёлым взглядом.

Настя поёжилась.

- Ты - человек! – Вероникин отец громко икнул и добавил: - Выпить хочешь?

Потом, не дожидаясь даже ответа, вышел из комнаты.

Казалось, Чёрная книга только этого и ожидала. Она вдруг шевельнулась, потом начала как-то странно съёживаться, даже не съёживаться, а скорее округляться, менять очертания… ещё немного - и вот уже перед омертвевшей от ужаса Настей вновь возник всё тот же чёрный кот. Хрипло протяжно мурлыча кот медленно двинулся по направлению к гробу.

Насте хотелось закричать, закричать что есть силы, но ни один мускул не дрогнул даже на её окаменевшем лице, ни единого звука не вылетело из похолодевших её уст. Ей хотелось бежать отсюда, бежать со всех ног, но ноги словно приросли к полу, а тело стало каким-то чужим и Настя его совершенно даже не чувствовала, Так бывает иногда во сне, и у Насти вновь появилась слабая надежда, что всё происходящее только сон, страшный кошмарный сон и ничего кроме…

А кот между тем, вплотную подойдя к гробу, хрипло, протяжно мяукнул и одним длинным прыжком очутился прямо на груди покойницы. Ещё мгновение – и вот уже он, теряя на глазах кошачье своё обличье, вновь превратился в зловещую Чёрную книгу.

А потом... потом началось самое страшное.

Мёртвая Вероника вдруг содрогнулась всем телом, побелевшие пальцы её зашевелились, нащупали Книгу, крепко её обхватили, прижали к груди. Некоторое время после этого ничего больше не происходило, потом по телу покойницы пробежала крупная, хорошо различимая дрожь, сотрясая её с ног до головы. Страшно и как-то металлически клацнули зубы… и вот уже, чуть приподняв голову из гроба, мёртвая Вероника медленно открыла пустые глаза.

По-прежнему не в силах даже пошевелиться, Настя с ужасом смотрела на ожившую подругу.

«Это сон! – мысленно повторяла она снова и снова. – Это должно… это обязано быть сном, просто обязано!»

А Вероника, медленно приподняв правую руку, поднесла её близко к своему лицу, потом всё так же медленно она принялась шевелить пальцами, каждым по очереди. Вслед за этим мёртвая Вероника стала ощупывать своё лицо, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее в лихорадочной спешке…

- Не то! – прохрипела она вдруг каким-то чужим, совсем не Вероникиным голосом.- Не та!

И Вероника метнула вдруг в сторону Насти такой яростный взгляд, что у той всё похолодело внутри. Хрипло рыча и по-собачьи оскалив зубы, Вероника попыталась вдруг выбраться из гроба, правда, этого ей не удалось сделать, казалось, последние силы покинули её. С яростным воплем покойница ухватилась вновь за Чёрную книгу, крепко прижала её к груди и, опрокинувшись навзничь, замерла в прежней неподвижной своей позе.

«Это не Вероника! – с ужасом поняла вдруг Настя. – Это кто-то другой в её обличии!»

Она по-прежнему не могла даже кончиком мизинца шевельнуть… закричать она тоже не могла, а потому лишь молча и обречёно ждала дальнейшего развития событий.

И события не заставили себя долго ждать.

Неподвижное тело Вероники вторично сотрясла крупная дрожь, жутко лязгнули во рту зубы. Страшное существо с обличием Настиной подруги вновь силилось приподняться в гробу. Мутные, ничего не выражающие глаза трупа уставились на Настю, потом в них внезапно вспыхнули яркие зеленоватые огоньки.

- Моё! – хрипло прорычало существо, не спуская с омертвевшей Насти пылающего своего взора, судорожная дрожь раз за разом сотрясало мёртвое тело. Тварь с обликом Вероники в который уж раз попыталась покинуть гроб, но и теперь ничего у неё не получилось. – Рано! – прорычало вновь существо, дрожа от бессильной ярости и принялась, жутко, отталкивающе улыбаясь, манить к себе Настю плохо слушающимся пальцем. – Сюда! Иди!

Немного совладав с непослушным своим телом, Настя попятилась, что вновь привело жуткое существо в неописуемую ярость. Схватив Чёрную книгу обеими руками, тварь с Вероникиным обличьем швырнула её на пол, и тотчас же Книга принялась вновь превращаться, но не в кота уже, а в то страшное уродливое чудовище, которое немногим ранее здорово помогла Насти, испугав пьяных мерзавцев на улице. Правда, сейчас на помощь его Насте рассчитывать не приходилось, наоборот, скорее…

Чудовище двинулось в сторону Насти с низким утробным рычанием. Оно двигалось не прямиком к девушке, а как бы обходя её сбоку… видно было, что в планы жуткого существа с телом Вероники убийство Насти пока не входило. Настю нужно было просто максимально приблизить к гробу, и утробно рычащее чудовище с задачей этой справлялось пока великолепно. Испуганная Настя сама пятилась в сторону гроба, а мёртвая Вероника или кто-то другой в её теле уже поджидала Настю, широко растопырив руки со скрюченными хищно пальцами. Это был конец, конец всему и спасения не предвиделось даже. Настя поняла, что погибает, но сил сопротивляться уже не было, совершенно не было сил для сопротивления… сон это был или не сон, всё это не имело уже ни малейшего даже значения…

- Ты моя! – в сладострастном каком-то упоении шептало жуткое существо в гробу. - Иди ко мне! Ближе… ещё ближе!

Страшные мёртвые глаза, светящиеся зеленоватым внутренним светом, буквально гипнотизировали, лишали рассудка, лишали возможности не только сопротивляться, но даже подумать о самой возможности такого сопротивления. В отчаянии Настя крепко зажмурила глаза и… услышала вдруг грузные заплетающиеся шаги со стороны кухни. Пьяное неразборчивое бормотание Вероникиного отца прозвучала в это мгновение для воспрянувшей духом Насти поистине ангельским пением, ибо чёрная тварь за спиной тотчас же принялась стремительно съёживаться, вновь превращаясь в книгу. А само жуткое существо с обличием Вероники, яростно захрипев напоследок и метнув в Настину сторону ненавидящий взгляд, в котором уже затухало зеленоватое адское пламя, тяжело опрокинулось на подушку и снова застыло в полной неподвижности

Обретя вдруг прежнюю свободу движения и отчаянно закричав, Настя повернулась и стремглав выбежала из комнаты. В тесной прихожей она чуть не сшибла с ног ничего не соображающего Вероникиного отца, пробежала мимо его и, выбежав из квартиры, помчалась вниз по лестнице, потом как-то внезапно оказалась уже на улице…

Дальнейшие её воспоминания носят смутный, отрывистый и крайне противоречивый характер…

Какие-то люди громко кричали ей вслед, даже пытались остановить, задержать, а она всё бежала и бежала по тёмным жутким улицам, бежала, сама не ведая, куда и зачем. За ней уже гнались следом, ей что-то кричали, а Насте всё казалось, что это настигает её то жуткое существо с лицом и телом мёртвой Вероники. И не было сил бежать дальше, совершенно не было больше сил, и Настя, споткнувшись, наконец, обо что-то, упала, больно ударившись плечом и щекой о твёрдый асфальт. А к ней уже подбегал кто-то невидимый, а, может, и видимый, ибо как можно что-либо увидеть, если глаза у тебя крепко, до боли зажмурены…

Настю схватили за плечи, за руки, её поднимали, а она, дико завизжав от ужаса, стала вырываться, царапаться, кусаться даже… но всё оказалось тщетным. Потом Настю куда-то несли, и она поняла вдруг, что это те самые пьяные подонки наконец-таки до неё добрались, что все они в сговоре с жутким существом из гроба… а вот сейчас её тоже швырнут в гроб рядом с существом и вместе опустят в могилу! И Настю действительно положили в гроб, сверху захлопнули крышку и монотонно стуча молотками, принялись заколачивать эту самую крышку.

Рыдая и захлёбываясь от слёз, Настя изо всей силы била кулаками изнутри и просила выпустить её, но там, снаружи громко играл оркестр, никто не услышал сдавленные отчаянные крики Насти. А потом гроб медленно начали опускать вниз, в могилу, оркестр грянул что есть мочи, и Настя, отчаянно закричав напоследок от ужаса и полной безнадёжности, потеряла сознание…

Очнувшись, Настя обнаружила, что лежит в кровати в какой-то небольшой светлой комнате. По запаху лекарств, по отдельным приглушённым голосам доносящимся из коридора, по массе других признаков Настя безошибочно определила, что находится в больнице.

Почему-то это совсем её не удивило.

Повернув голову влево, Настя вдруг обнаружила мать, и тоже совершенно этому не удивилась, принимая всё, как должное. Мать сидела на соседней койке, всего в палате было четыре койки, но кроме Насти и матери тут не было ни души – лицо матери было совершенно белым, глаза покрасневшие и влажные… влажными были и щёки матери. Увидев, что Настя очнулась и смотрит на неё, мать быстренько провела ладонью по лицу и молча улыбнулась дочери.

- Это больница? – тихо спросила Настя, и мать утвердительно кивнула, по-прежнему не сводя с дочери настороженных глаз. – Как я сюда попала?

Мать ничего не ответила, а Настя, осторожно приподняв голову, рассмотрела вдруг собственные свои ноги, торчащие из-под сбившегося одеяла. Ноги, вернее, их ступни были забинтованы.

- Что с ними?

- Ничего страшного, - поспешила успокоить Настю мать. - Просто ты их порезала немного, когда… - мать запнулась на мгновение, - когда босиком бежала…

«Значит это был не сон! – подумала Настя, обессилено откидываясь на подушку и чувствуя, как откуда-то из самой глубины души вновь выползает страх. – Значит, всё это было на самом деле! И то страшное существо в теле мёртвой Вероники… что с ним потом стало? Где оно сейчас?!»

Мать словно угадала её мысли, не все, разумеется…

- Похоронили твою подругу, - произнесла она тихо, стараясь не смотреть при этом на Настю. - Ничего не поделаешь, доченька, так получилось! Не надо себя винить.

В глазах у матери вновь заблестели слёзы, и она снова, стараясь их скрыть, поспешно провела ладонью по лицу.

Но глаза Насти по-прежнему оставались сухими. Казалось, она даже не расслышала слов матери, думая о чём-то своём.

Но она их, конечно же, хорошо расслышала. Просто другие мысли, странные, тревожные, пугающие даже, полностью заполняли сейчас мятущееся сознание Насти, и места для того, чтобы в полной мере ощутить, прочувствовать всю боль и горечь утраты, не было там совершенно…

- Когда? – только и спросила она, тихо и даже деловито как-то. – Когда её похоронили?

- Позавчера! – мать взглянула на Настю удивлённо, с тревогой. – А что?

- Позавчера? – Настя снова приподнялась в кровати. – Так значит я… - новая неожиданная мысль пронзила вдруг сознание Насти… - Скажи! – Настя схватила мать за руку. – А её в самом деле похоронили?

- Разумеется! – удивления и тревоги в глазах матери стало теперь гораздо больше, придвинувшись вплотную к Насте, она принялась ласково гладить дочь по руке. - Ты отдохни, Настенька, хорошо? Тебе нельзя сейчас волноваться!

- Подожди! – поморщившись, Настя с досадой отдёрнула руку. – Со мной всё нормально! Я только хочу знать… - она умолкла на мгновение… - я всё хочу знать о похоронах! Мне нужно, понимаешь!

Мать неуверенно кивнула.

- Ты была там? - Настя вновь замолчала… тугой солёный комок внезапно подкатил к горлу, даже дышать стало трудно… - На кладбище ты была?

Мать отрицательно покачала головой.

- Там директор ваш был, - сказала она, чуть помолчав. – Он мне всё потом и рассказал.

- Директор? – Настя с некоторым испугом уставилась на мать.— А что он тебе ещё рассказал?

- Ничего, - произнесла мать несколько озадаченно. – Он просто сюда приходил, тебя проведать, ну, и… - мать на мгновение умолкла, - и всё рассказал. Про похороны, про её отца…

Мать вдруг замолчала на полуслове с видом человека, сболтнувшего лишнее, то, о чём говорить явно не следовало. Настя тоже молчала некоторое время, с ужасом уставившись на мать. Это обоюдное их молчание продолжалось довольно-таки продолжительное время, потом мать вздохнула.

- В общем, про всё... - сказала она и голос матери чуть заметно задрожал

- Что с её отцом? – хриплым придушенным голосом спросила Настя, предчувствуя уже, что услышит сейчас что-то нехорошее, страшное даже, то, чего ей так не хочется слышать. – Её отец… с ним что-то случилось?

- Он умер, - немного помолчав, сказала мать. – Выбросился из окна, вернее, с балкона, – она ещё немного помолчала. – Там, снизу, асфальт, ударился головой … сама понимаешь.

- Понимаю! – сказала Настя… она и в самом деле многое сейчас понимала, во всяком случае, куда больше матери. – Скажи, это произошло в ту самую ночь, когда…

Замолчав, Настя вновь посмотрела на свои забинтованные ноги.

- В ту самую, - согласно кивнула мать, потом она внимательно взглянула на Настю, щёки её вдруг побледнели. – Ты что-нибудь знаешь об этом?

- Нет! – Настя твёрдо выдержала внимательно-тревожный взгляд матери. – Ничего я не знаю! – она помолчала немного и спросила, как бы между прочим: - А почему он это сделал, тебе не говорили?

Мать пожала плечами.

- Пьяный был, наверное поэтому… - мать наконец-таки отвела встревоженный взгляд и Настя вздохнула с облегчением (внутренне, разумеется). – Соседка рассказывала, что он с вечера уже лыка не вязал…

- Соседка? – насторожилась Настя. – Старушка?

- Не знаю! – мать снова внимательно посмотрела на дочь, и снова Настя с показным спокойствием и даже безразличием выдержала пристальный этот материнский взгляд. - В квартире у них в тот момент никого не было, так что…

- А мачеха?

Настя сама не понимала, зачем она задавала сейчас все эти вопросы, какие такие ответы на них хотела она получить. Ведь она сама знала, если и не всё, то, во всяком случае, гораздо больше матери, она сама была там в ту страшную ночь! Мать об этом не знает, не догадывается даже… или всё же начинает догадываться о чём-то, не зря же она так внимательно смотрит…

- Устала я! – Настя притворно зевнула, закрыв глаза откинулась на подушку. – Я посплю, ладно?

- Поспи! - с готовностью согласилась мать. – Я тоже на эту кровать прилягу, хорошо?

Настя ничего не ответила, и в палате наступило, наконец, полное и абсолютное молчание.

«Они же убили его! – поняла вдруг Настя, подразумевая под коротким этим словом «они» и страшное существо в Вероникином обличье, и ту кошмарную тварь, в которую могла превращаться Чёрная книга. – Они убили его в ту самую ночь, убили или… Или он сам выбросился вниз, спасаясь от…»

От чего он всё-таки спасался? Что произошло в ту ночь там, в комнате, после того, как она, Настя, убежала прочь, счастливо избавившись от кошмара…

Она убежала, а отец Вероники там остался. Она совсем о нём не подумала тогда, не подумала о той страшной опасности, которой он там подвергается…

А если бы подумала, тогда что? Осталась бы там, с ним?

Настя представила себе вдруг, как Вероникин отец, пьяный и безутешно-одинокий, вновь входит в комнату, как подходит он к гробу, усаживается рядом с ним, молча смотрит на мёртвую дочь, и вдруг «дочь» эта поворачивает голову и тоже молча на него смотрит. А потом…

Что было потом, об этом Насте не хотелось даже думать. Воистину ужасными были самые последние мгновения этого вечно пьяного, вконец опустившегося человека, настолько ужасными, что он предпочёл им этот смертельный прыжок в темноту, прекрасно понимая на что идёт…

«А ведь он спас меня тогда! – ни с того, ни с сего, подумалось вдруг Насте. -- Ведь если бы не он… »

Настя судорожно вздохнула.

А может… может, всё это только её горячечные фантазии? Может, и не было ничего такого, и выбросился он из окна исключительно по пьяной лавочке, по алкогольному своему безумию… плюс смерть дочери как-то могла повлиять…

Мать тихо заворочалась на своей кровати, потом она встала, направилась к двери и Настя моментально открыла глаза.

- Ты куда, - тревожно спросила она, - Уходишь?

- Ну, что ты! – мать наклонилась, поцеловала Настю в лоб. - Я сейчас вернусь.

- Ты не уходи надолго! – Настя вдруг почувствовала, как все скрытые её страхи вновь зашевелились где-то в самых тайных уголках подсознания, как стремительно выползают они оттуда, сюда, вверх… - Я… мне… мне страшно одной!

- Я скоро! – сказала мать и вышла.

Когда мать осторожно закрыла за собой дверь палаты, Настя едва сдержалась, чтобы не вскочить и не побежать следом. А сдержавшись, она судорожно сжалась в комочек, с головой укрывшись одеялом, и пролежала так до самого возвращения матери, дрожа всем телом и едва зубами не стуча от страха. Настя и сама не могла толком объяснить причину панического своего страха здесь, в больнице, где ей, в общем-то, ничего не угрожало, а может и угрожало, кто знает. Впрочем, когда мать вернулась – страх этот сразу же исчез.

Исчез ли? Или снова заполз куда-то в самые тайные уголки подсознания?

- Как ты? – спросила мать, усаживаясь на соседнюю койку. – Всё нормально?

- Нормально, - сказала Настя.

Её так и подмывало спросить, спала ли действительно мать в ту страшную ночь в кресле в её комнате, очень хотелось спросить именно об этом, но Настя почему-то так и не решилась спросить. Закрыв глаза, она тихо лежала под одеялом и старалась ни о чём не думать, совершенно ни о чём не думать, ни о чём вообще…

А потом она и в самом деле уснула, и проспала спокойно, без всяких сновидений почти до самого вечера, проснувшись только тогда, когда медсестра пришла делать очередной укол.

Из больницы Настю выписали уже в начале лета, бледную, осунувшуюся, молчаливую, с потухшим взглядом. Она стала бояться темноты, категорически отказывалась спать одна в комнате… но даже в спальне матери, где спали теперь они обе, всю ночь до самого рассвета горел тусклый ночник. Разумеется, такое поведение дочери очень тревожило мать, но она молчала, всё воспринимая как должное. В больнице мать предупредили, что некоторое время это будет продолжаться, а потом пройдёт, по крайней мере должно пройти обязательно, и мать терпеливо ждала, втайне надеясь на лучшее. Впрочем, больше ей ничего и не оставалось, как только ждать и надеяться.

И это действительно начало постепенно проходить.

Сначала Настя согласилась на выключение ночника, потом, ибо отпуск, который мать оформила за свой счёт, подошёл к концу, Настя не стала возражать против того, чтобы оставаться одной в квартире на весь рабочий день. Правда, она, тотчас же после ухода матери на работу, запирала входную дверь на все мыслимые запоры и по пятнадцать раз на дню трезвонила матери на работу, просто так, чтобы услышать только её голос, удостовериться в самом её существовании. Мать не возражала, она и сама звонила домой всякий раз, когда, по её мнению, Насте пора было звонить, а она почему-то задерживалась с этим.

Но Настя по-прежнему сторонилась людей, даже своих одноклассников она почти не видела. Впрочем, в городе их мало осталось, большинство разъехалось кто куда на летний период. Мать и сама несколько раз намекала Насте о поездке к бабушке в деревню, но Настя ехать к бабушке отказывалась самым категорическим образом. Она даже в истерику впадала всякий раз, когда мать начинала очередной разговор на эту тему, и мать в конце концов смирилась и больше об этом с Настей не разговаривала.

О Веронике Настя спросила только один раз, да и то, поинтересовалась она единственно тем, где, на каком кладбище похоронили подругу, Узнав, что Веронику похоронили на старом, закрытом уже кладбище, возле могилы матери, Настя вздохнула, помолчала немного и вдруг спросила, где похоронили отца Вероники.

- Не знаю! – мать пожала плечами. – Где-то в другом месте.

Больше они этой темы не касались.

А в середине июля уже сама Настя вдруг попросила мать, чтобы та отпустила её к бабушке. Впрочем, перед этим случились некие события, которые, собственно, и привели Настю к необычной этой просьбе…

Глава 6. НА КЛАДБИЩЕ

- Здесь! – сказал Олег и остановился.

Виталик тоже остановился и внимательно осмотрелся вокруг. Несмотря на здоровый скептицизм ему всё же было немного не по себе.

- Неуютное место, - заметив это, пробормотал Олег, потом он криво улыбнулся и добавил негромко: - Тут и так, и без всего этого…

Место и в самом деле было неуютным, если, вообще, выражение это можно применить в отношении старого заброшенного кладбища. Самих могил, правда, из-за высокой густой травы и ещё более густых зарослей колючего шиповника и мелкорослой одичавшей сирени, почти не было видно. Там-сям виднелись только покосившиеся полусгнившие кресты, ещё больше их валялась прямо на земле. Но в одном месте, совсем недалеко от друзей, печально желтел единственный здесь на сплошном зелёном фоне песчаный четырёхугольник с невысоким продолговатым холмиком в центре. Да и крест, прочно возвышавшийся над этим холмиком, был почти новый, окрашенный даже, и краска эта лишь местами начала уже отслаиваться и осыпаться.

- Это здесь? – тихо спросил Виталик, не отрывая пристального взгляда от свежей этой могилы, единственной недавней могилы на старом заброшенном кладбище. Он вдруг ощутил, как какой-то холодный неприятный озноб пробежал по коже, он уже почти верил словам Олега, он уже верил им без всякого этого «почти»…

- Ближе подойти надо! – не проговорил а прошептал почему-то Олег. Он двинулся вперёд, потом, подойдя почти вплотную к желтеющему холмику, оглянулся, посмотрел на неподвижного Виталика. – Ну, чего застыл как истукан! Сюда иди, оттуда не услышишь!

Виталик пожал плечами и, подойдя к товарищу, остановился рядом с ним. Внутри у него всё было напряжено до предела, он очень надеялся, что это внутреннее его состояние никоим образом не отразилось внешне, и что он, Виталик, выглядит так же спокойно и уверенно, каким видится ему сейчас Олег.

Но время шло, а они так и стояли рядом с могилой в полном и абсолютном молчании. Ничего не происходило, ничего абсолютно…

- Не слышно! – с явным облегчением проговорил Виталик и, искоса взглянув на друга, широко и несколько плутовато ему улыбнулся. – Это ты нарочно, да? Пошутить решил? – он ткнул Олега в бок локтем. – Можешь считать, что получилось! Я даже купился в какой-то момент!

И он весело рассмеялся, но в это же самое время Олег, ничего ему не отвечая, вдруг с силой ударил кулаком по кресту. И смех сразу же оборвался, волосы сами собой зашевелились на голове у Виталика, ноги стали почти ватными, а грудь мгновенно обжёг изнутри непонятный какой-то ли жар, то ли лютый февральский холод, ибо снизу, из-под земли послышался вдруг приглушённо-слабый, но в то же время совершенно отчётливый человеческий голос. Женский голос.

- Помогите! – еле слышно то ли простонал, то ли прохрипел из-под земли таинственный этот голос. - Хоть кто-нибудь!

Виталик совершенно инстинктивно отпрянул в сторону, и уже там, опомнившись немного, взглянул на Олега. Тот остался на прежнем месте, но сомнений не было: он тоже слышал голос из могилы.

- Ну что, убедился теперь?

- Я… она… - губы отказывались повиноваться, изо рта у Виталика вырывались сейчас только какие-то короткие, почти нечленораздельные звуки… потом он немного овладел собой. – Она что… живая?! Она живая там?!

Олег ничего не ответил. Он стоял, молчал и всё смотрел и смотрел на приятеля. Странно как-то смотрел.

- Надо копать! Выкопать её скорее! – засуетился Виталик, вновь заговорив путано и невнятно. – Надо найти кого-то, позвать… лопаты надо… поскорее, она задохнётся там… - он замолчал на полуслове. – Что с тобой, Олег? Что ты на меня так уставился?

- Ты на дату посмотри! – губы Олега странно дрожали, когда он попытался улыбнуться, потом он всё же улыбнулся, если гр