Современная научная картина мира
Следует также иметь в виду, что современный уровень развития науки "рисует" образ мира, отличный от того, каким он представлялся ранее; современная наука создает новую научную картину мира, изменяется сам стиль научного мышления. "В последней трети ХХ века, – пишет В.С.Степин, – возникли реальные возможности объединения представлений о трех основных сферах бытия – неживой природе, органическом мире и социальной жизни – в целостную научную картину мира" [1]. Базисным принципом последней является универсальный (глобальный) эволюционизм, объединяющий в единое целое идеи системного и эволюционного подходов. В утверждении этого принципа определяющую роль сыграли три концептуальных направления в науке ХХ века: теория нестационарной Вселенной, синергетика и теория биологической эволюции и развитая на ее основе концепция биосферы и ноосферы [2].
Новые открытия значительно "потеснили" детерминистские объяснения, господствовавшие в науке ранее. Прежде мир представлялся как вселенная, "где господствуют причинно-следственные связи, имеющие линейный характер". Развитие понималось как восходящий процесс движения от простого к сложному, от низшего к высшему, определяемый начальными причинами и не имеющий альтернатив, а история могла быть предсказана, ибо настоящее предопределено прошлым, а будущее – прошлым и настоящим [3]. Детерминистские объяснения, в которых по большому счету не было места случайности, доминировали и в исследованиях международных отношений.
Новые открытия позволяют увидеть мир иным. Так, синергетика – теория самоорганизации – позволяет перейти от "линейного" мышления к нелинейному, соответствующему новому этапу развития науки. Синергетика изучает любые сложные самоорганизующиеся системы. Самоорганизация рассматривается как одно из основных свойств движущейся материи и включает все процессы самоструктурирования, саморегуляции и самовоспроизведения. Она выступает как основа эволюции систем, как процесс, который приводит к образованию новых структур [4].
Подавляющее большинство природных объектов являются открытыми системами, то есть системами, обменивающимися энергией, веществом и информацией с окружающей средой. Открытая система не может быть равновесной в силу того, что само ее существование нуждается в постоянном притоке энергии и вещества извне. Следовательно, законы классической термодинамики, предполагающие обратимость процессов в системе, не могут быть применимы. Теоретическая основа синергетических моделей, применяемых при анализе систем, – неклассическая термодинамика, изучающая необратимые процессы, происходящие в открытых неравновесных системах [5].
В исследованиях школы И.Пригожина было показано, что, удаляясь от равновесия, термодинамические системы приобретают принципиально новые свойства и начинают подчиняться особым законам. При сильном отклонении возникает особый тип динамического состояния материи – так называемые диссипативные структуры, то есть связанные с диссипацией – рассеиванием энергии, использованной системой, и получением новой энергии из окружающей среды [6]. Как показал И.Пригожин, тип диссипативной структуры в значительной степени зависит от условий ее образования, при этом особую роль в отборе механизма самоорганизации могут играть внешние поля. [7]. Для диссипативных структур характерной является ситуация, обозначаемая как возникновение порядка через флуктуации – случайные отклонения величин от их среднего значения. Сначала флуктуации подавляются системой. Однако, поскольку система является открытой, то она взаимодействует со средой, и благодаря этому ее неравновесность усиливается. Тогда существующая организация не выдерживает и разрушается. В такие переломные моменты – точки бифуркации – оказывается принципиально невозможным предсказать, в каком направлении будет происходить дальнейшее развитие, станет ли система хаотической или перейдет на более высокий уровень упорядоченности [8]. Предсказание, основанное на детерминизме, в точке бифуркации невозможно, и не потому, что наука еще не знает этого, а потому, что это непредсказуемо [9].
И.Пригожин подчеркивал, что чем сложнее система, тем большей чувствительностью она обладает по отношению к флуктуациям. Это означает, что изменить структуру могут, усиливаясь, даже незначительные флуктуации. В этом смысле "наш мир предстает как лишенный гарантий стабильности" [10]. "Случайность подталкивает то, что осталось от системы, на новый путь развития, – пишут И.Пригожин и И.Стенгерс, – а после выбора пути вновь в силу вступает детерминизм, и так до следующей бифуркации" [11].
Особо следует отметить, что в этих рассуждениях есть место случайности: новые структуры формируются на счет флуктуаций и кооперативных эффектов, благодаря чему осуществляется переход от одного типа самоорганизующейся системы к другой, а эволюция, в конечном счете, приобретает направленный характер. Тем самым случайные процессы способны породить переход от одного уровня самоорганизации к другому, кардинально преобразуя систему [12].
Концепция самоорганизации помогает лучше понять связь между случайностью и необходимостью. На микроуровне в открытой неравновесной системе под воздействием среды происходит усиление случайных изменений – флуктуаций. Пока такие изменения не достигнут некоторой критической точки, они остаются незаметными на макроуровне. Но их совокупный результат также не является однозначно определенным, как иногда предполагают. В критической точке возникают, по крайней мере, две возможные траектории дальнейшей эволюции системы, которые математически и определяются термином "бифуркация". По какой траектории будет развиваться система, в существенной степени зависит от случайностей, возникающих вокруг критической точки. Поэтому поведение нельзя предсказать с полной достоверностью. В результате взаимодействия случайных явлений или процессов и возникает необходимость, которая в науке чаще всего выступает в форме вероятностно-статистических законов. Когда же траектория "выбрана", дальнейшее движение системы определяется детерминистическими законами [13].
Международные отношения как "стохастическая вселенная"
Из вышеприведенных рассуждений вытекает важный для нас вывод, заключающийся в том, что существует множество альтернативных путей развития, в том числе и для человеческой истории. Последняя лишается предопределенности [21]. Следовательно, в поисках закономерностей международных отношений следует исходить из их стохастического, то есть вероятностного характера [22]. От строго детерминистического знания стохастическое отличается точностью предсказаний. Если первое допускает достоверные предсказания, то второе является вероятностно-статистическим. Вероятность выражает меру или степень возможности случайных событий. "С онтологической точки зрения, – отмечает Г.И.Рузавин, – вероятностный характер предсказаний стохастических теорий объясняется совокупным действием большого числа случайных факторов в массовых событиях или статистических коллективах. За счет взаимного погашения и уравновешивания разных случайностей, в них возникают специфические статистические закономерности... [23].
Сфера международных отношений представляет собой своего рода "стохастическую вселенную", "картину причудливого переплетения многообразных событий и процессов, причины и следствия которых носят несимметричный характер, поэтому их описания и объяснения в духе детерминизма, предопределенности, безальтернативности, исключения случайности неплодотворны" [24].
Проблема закономерностей международных отношений остается одной из наиболее дискуссионных в нашей научной дисциплине. Прежде всего, это объясняется самой спецификой данной сферы общественных отношений. Здесь особенно трудно обнаружить повторяемость тех или иных событий и процессов. Поэтому в качестве главных черт закономерностей можно назвать их относительный, вероятностный, неопределенный характер. Выше мы отмечали, что существует несколько направлений в исследованиях международных отношений. В каждом из них, в соответствии с определением природы и сущности международных отношений, формулируется свой "свод" закономерностей. Тем самым даже тогда, когда учеными не подвергается сомнению само наличие закономерностей, существуют достаточно серьезные разногласия относительно их содержания [25].
Дискуссии о закономерностях международных отношений последних лет предопределяются осознанием того, что мы живем в период "переходного возраста" современного мира. Эта "переходность" "характеризуется ломкой и преобразованием старых структур, появлением новых, а в целом – еще не закончившимся формированием качественно иной (и пока трудно сказать, какой именно) мировой "архитектоникой" [26]. Иными словами "переходность" свидетельствует об общесистемном кризисе современного политического мира. "С точки зрения и политолога, и международника, и историка, дело в значительной мере в том, что на конец века пришлось сразу несколько кризисов в системе международных отношений, – отмечают М.М.Лебедева и А.Ю.Мельвиль. – Это и кризис системы суверенных государств (или, как его еще называют, кризис Вестфальской системы мира), когда государствам все больше приходится "делиться" своими властными полномочиями, с одной стороны, с межправительственными организациями, с другой – с регионами и неправительственными объединениями; кризис ялтинско-потсдамской системы, наступивший после окончания холодной войны; распад и демократизация многих авторитарных режимов и общий кризис системы тоталитарных государств, получивший название "третьей волны" демократизации" [27]. Можно охарактеризовать современное состояние мира как своеобразную точку бифуркации, "содержащую в себе множество альтернативных путей развития" [28]. Отсюда и видимое явное замешательство теоретиков международных отношений на рубеже 1980-90-х гг., когда оказалось, что важнейшее событие, кардинальным образом изменившее систему международных отношений, оказалось "непредсказанным". Эта неожиданность глобальных перемен во многих породила всплеск пессимизма в отношении дальнейших перспектив развития науки о международных отношениях. С другой стороны, этот "удар" послужил мощным стимулом для продолжения исследований и развития дисциплины ТМО.