Глава 2. Перст, указующий на Логос. Хайдеггер

Редкие философы современности долетают до того места в логике, где появляется возможность вспомнить, что это наука о Логосе. Когда они это делают, рождаются высочайшие философские произведения, вроде «Введения в метафизику» Мартина Хайдеггера.

В действительности, даже Философ с большой буквы не может раскрыть для меня логос. Он может лишь указать на него, подсказать путь, которым я сам могу достичь понимания. Метафизика Хайдеггера, это именно такой указующий перст. Надо смотреть не на него, надо попытаться оторваться от него и взглянуть туда, куда он указывает…

Хайдеггер во «Введении в метафизику» не только высказывает сомнение в логике, но и задается в 48 параграфе вопросом о первоначальном значении слов Xoyoq и Mr/eiv, то естьлогос и глагол, обозначающий соответствующее ему действие. Его вопросы принципиально важны, потому что они предназначены для уяснения связи между бытием, которое для Хайдеггера есть фюзис, и логосом:

«1. Каким образом бытует изначальное единство бытия и мышления как единства сроок; и Xoyoq?

2. Как происходит изначальное расхождение tpvaiq и Xoyog?

3. Как достигается вычленение и появление Xoyog?

4. Как Xoyoq ("логическое") становится сущностью мыишения?

5. Как этот Xoyog в качестве разума и рассудка завоевывает господство над бытием в начале греческой философии?» (Хайдеггер, с. 202).

Я не в силах в этой главе проследить весь ход мысли великого философа. Поэтому я постараюсь из его рассуждения извлечь то, что важно для моей задачи. К тому же, Хайдеггер совсем не прост в своих построениях, его приходится понимать с усилием. Как, например, его исходную мысль, что бытие и мышление — фюзис и логос — одно и то же для человека. Нужно очень глубоко понимать природу человека и его отличие от животного, чтобы это стало очевидным. Именно поэтому необходимо заглянуть в самое начало:

«Будучи поставлен исторически, этот вопрос гласит: как обстоит дело с этой причастностью в решающем начале европейской философии? Как в ее начале понимается мышление? То, что греческое учение о мышлении преображается в учение о Xoyoq, в «логику», может послужить для нас сигналом. Мы действительно наталкиваемся на изначальную связь между бытием, ipvaiq, и Xoyoq.

Надо только освободиться от мнения, будто бы Xoyoq и Xeryeiv значит изначально и, собственно говоря, не что иное, как мыишение, разум и рассудок. Пока мы придерживаемся этого мнения и, более того, исследуем понимание Xoyoq в смысле позднейшей логики как мерило его толкования, до тех пор, заново открывая начала греческой философии, мы будем приходить к несуразностям» (Там же).

Логос не есть основа того, что мы знаем как логику, а логика отнюдь не производное от логоса. И в то же время, они как-то связаны между собой.

«…что же такое Xoyoq и XЈyeiv,ecnu не мышление? Aoyoq значит слово, речь, a Xeryeiv — говорить. Диа-лог — это двусторонняя речь, моно-лог — речь односторонняя. Но изначально Xoyoq не есть речь, сказывание.

В том, что подразумевает это слово, нет непосредственного отношения к языку. Asyco, Xeyeiv, по латыни legere, есть то же самое слово, что и немецкое "собирать"(lesen): подбирать колосья, собирать хворост, собирать виноград; "читать книгу " — есть только разновидность «сбора» в собственном смысле. Это значит: одно прикладывать к другому, приводить в единство…» (Там же, с. 202–203).

Хайдеггер далее уходит ради понимания логоса в понимание бытия. Я пока оставлю его поиск в стороне, мне достаточно и этой подсказки: она вполне психологична и соответствует множеству малоприметных русских понятий. Иногда прямо его иллюстрирующих, как «сложить один и один вместе» или прямое требование «соберись». А иногда понятным только через что-нибудь вроде этого «соберись», например: расстроился. Или растекся, развалина…

Хайдеггер приводит высказывание Аристотеля из его «Физики», в котором говорится, что «всякий порядок носит характер сведения воедино», где воедино передается через логос. Греки, имея в виду логос, вовсе не обязательно думали о «речи» или «высказывании», как и о разуме. И русские выражения это подтверждают: в требовании собраться вовсе не звучит ни речь, ни рассудок. И все же это явно имеет отношение к природе сознания и разума…

Та подсказка, которую я хочу извлечь из рассуждений Хайдеггера, сделана им в следующем параграфе, где он пытается понять, что означал логос для Гераклита:

«Начнем с двух фрагментов, в которых Гераклит явно занимается логосом…

Фр. 1: "Но в то время как Xoyog постоянно остается таковым, люди ведут себя как непонимающие и до того, как услышали, и после того, как однажды услышали. Сущим же как раз становится все в соответствии и вследствие этого логоса; однако они (люди) подобны тем, кто никогда ничего не отваживается испытывать, хотя они и пробуют себя и в таковых словах, и в таковых делах, каковые проделываю я, все разлагая согласно бытию и объединяя, как оно себя ведет…» (Там же, с. 205).

И далее Хайдеггер разъясняет эти два отрывка из Гераклита:

«То, что здесь говорится о Xoyog, точно соответствует собственному значению слова: собирание » (Там же, с. 206).

Он наверняка прав… и все же! Вчитаемся в Гераклита: объясняя, как ведут себя слепые и спящие люди, Гераклит явно противопоставляет их себе. А сам он сначала всё «разлагает согласное бытию» и лишь потом «объединяет». Это полностью соответствует задаче логики, как она дана Аристотелем в «Аналитике», если понимать аналитику по прямому значению этого слова: разложение, разделение на составные части.

Задача логики вначале была — понять большое и сложное в его частях, то есть упростить ради понимания.

Но что разделяет и разлагает на части логика? Не вещи же?

Хайдеггер дает еще одну подсказку:

«Логосу противостоят люди, и именно такие, которые логос в себя не в бирают. Гераклит часто употребляет данное слово. Оно есть отрицательная форма к avvinpi, что значит, сводить воедино… следовательно люди таковы, что они не сводят воедино… что же?

Ответ: Xoyog, то, что постоянно вместе, что есть собранность» (Там же, с. 207).

Эта подсказка бесполезна, потому что она в изрядной мере — игра словами. Хайдеггер тут пытается подражать Гераклиту, которого звали Темным за его сложную игру словами. Но дальше он пытается сам понять, что же сказал, и это уже можно использовать:

«Люди суть всегда те, кто не сводит вместе, не вбирает в себя, не стягивает воедино, они, по-видимому, еще не слышали или уже не слышат. В следующем предложении высказано то, что здесь подразумевается: люди не доберутся до логоса, если даже попытаются сделать это в словах…

…хотя люди и слышат, и слышат именно слова, но не могут в этом слышании "услышать" того, то есть проследить за тем, что в словах не слышится, что есть не речение, а Xoyoq» (Там же).

А вот с этим уже можно работать. По крайней мере, психологически. Философски это слишком круто, чтобы можно было надеяться понять, но для психолога жизнь значительно проще. Вот Хайдеггер говорит:

«Настоящая способность слушать ничего общего не имеет с ушами и органом говорения, а означает: следовать за тем, что есть Xoyoq: собранность самого сущего. Мы действительно можем слышать, если только имеем уши. Но способность слушать не имеет с ушными раковинами ничего общего » (Там же).

«Собранность самого сущего» пока можно просто и безжалостно выкинуть из рассмотрения. Если в этом Хайдеггер не перехитрил самого себя, оно откроется все равно не ранее, чем я дорасту до таких вещей.

А вот то, что мне доступно, понятно и без бытия и сущего: слушать умеет не тот, кто может воспринимать звуки, а тот, кто понимает. Понимание же, безусловно, зависит от культуры, не говоря уж про язык. Исследования культурно-исторических психологов показывают: если человек не имеет соответствующей культуры, скажем, культуры восприятия живописи, он не узнает того, что нарисовано. Он видит всего лишь набор цветных пятен.

Это значит, что и одного языка самого по себе тоже недостаточно для понимания. Понимание приходит многократно, по мере того, как растет способность понимания. Но понимание, если следовать за русским языком, дается нам в понятиях. Хайдеггер говорит: хотя люди и слышат, и слышат именно слова, но не могут в этом слышании «услышать» того, то есть проследить за тем, что в словах не слышится, что есть не речение, a Xoyoq. И вставив логос, он все запутывает просто потому, что и сам еще не дошел в своем исследовании до понимания, и читатели не понимают. Не разумеют, как он сам говорит в другом месте.

У нас нет соответствующего понятия!

Но допустим, что сознание наше имеет много уровней утончения, вершиной которых может быть и логос. Однако он доступен лишь тем, кто последовательно поднялся до такого уровня понимания. Как и по каким ступеням мы сможем к нему подыматься?

Лестница эта не может быть лестницей из дерева или камня. Это явно условное понятие, пытающееся описать устройство нашего сознания. Мы можем подыматься в понимании только по качеству понятий, которые творим. Вот почему наше понимание так сильно зависит от культуры: она заставляет нас иметь очень разнообразные понятия об одном и том же. И то, что тебе кажется понятным, другому ПОНЯТНО так, как тебе недоступно. Как самому Хайдеггеру, кажется, понятно, что такое логос на недоступном еще мне уровне.

И все же: подымаясь к пониманию, мы можем подыматься только по лестнице качества собственного сознания. А выражается это качество во владении образами все большей «духовности», условно говоря.

Отсюда рождается попытка Канта создать «лествицу восхождения» к божественности, так захватившую воображение русских и европейских философов. Не слова — они лишь знаки — понятия, вот что должно стать предметом логики, если она хочет вернуться к логосу. По крайней мере, так видится. С психологической точки зрения.

Но философы, и особенно логики, не признают психологию…