Глава 7. рассудок зубовского

До запрещения философии в 1850 году, психология в России была другой. Я приведу лишь один пример, чтобы дать о ней представление. Это — учебник психологии профессора Могилевской семинарии Никифора Андреевича Зубовского, вышедший как раз накануне запрета в 1848 году.

Зубовский не слишком самостоятелен в том, как надо строить науку, он последователь знаменитого немецкого систематизатора философии Христиана Вольфа. Поэтому его работа чрезвычайно подробно раскладывает предмет психологии на составные части. Но при этом Зубовский, именно в силу своей зависимости от школы, отчетливо показывает, какой была психология той поры.

В частности, она содержала полноценный раздел «Рассудок», который после этого исчезает и из психологии, и из философии. Я перескажу этот раздел как можно подробнее, чтобы сохранить эту страницу русской психологии.

Зубовский начинает с параграфа с названием «Предметы рассудка»:

«Впечатления, производимые предметами в душе, получивши в воображении известные формы и сделавшись представлениями, поступают в рассудок. Таким образом, предмет деятельности рассудка составляет все предметы всех миров, получившие первоначальную форму в воображении и, следовательно, прошедшие в душу через чувства или разум действительно или только мнимо » (Зубовский, с. 93).

Когда я писал про Владиславлева, что он перекинул мостик от психологии предшественников к современной психологии, я во многом имел в виду как раз Зубовского. Они удивительно схожи в своих описаниях психологии. Вряд ли Владиславлев мог заимствовать у Зубовского, скорее, это просто одна школа, которую Владиславлев еще застал. Школа эта, безусловно, сильно пропитана кантианством, хотя за ней ощущается и классическая философия.

Представления, поступающие в рассудок — это, безусловно, Кант и его последователи. А вот формы, получаемые в воображении, — это идеи греков. Изъясняйся Зубовский по-русски, и мы бы поняли, что предметом деятельности рассудка являются образы, созданные душой из впечатлений, полученных чувствами. Как пишет Зубовский — в воображении. Под воображением он понимает не то, что мы сейчас. Для него это именно способность придавать впечатлениям образы.

Что же касается образов, приходящих в душу через чувства или разум, тут речь идет о том, что показывал еще Челпанов: мы можем иметь образы либо взятые из опыта, то есть из внешнего мира, либо почерпнутые разумом при наблюдении за собственной работой, то есть из мира внутреннего. Именно об этих мирах и ведет речь Зубовский.

Разуму у него, кстати, тоже посвящен особый раздел. Разум он понимает по-кантиански, как высшую способность к созерцанию, в сравнении с рассудком:

«Чувства внешние и внутренние наблюдают предметы мира внешнего вещественного и мира внутреннего непосредственно. Разум, напротив того, проникает своим взором в совершенства мира Божественного через посредство идей, или представлений, которые находятся в самой душе» (Там же, с. 83).

Идеи оказываются, в сущности, теми же представлениями. Или наоборот. Это означает, что они еще не наполнены для психологии первой половины девятнадцатого века каким-то самостоятельным содержанием. Это лишь новое имя для старых идей, то есть, если говорить по-русски, для образов.

Что же касается рассудка, его отличие от разума можно понять вот из этого высказывания:

«Но ни чувство внешнее, ни чувство внутреннее, которое наблюдает только явления и перемены, происходящие собственно в душе, ни рассудок, который только из готовых начал выводит то, что в них содержится…» (Там же).

Разум способен творить начала, основываясь на которых рассудок ведет свою деятельность. Очевидно, к числу этих начал относятся и образы предметов, представления. Следовательно, их тоже творит разум. Задача рассудка — использование. Как оно осуществляется?

Это понятно из следующего:

«Все, что не произвело впечатления действительного или мнимого в душе и не сделалось представлением, не может быть предметом деятельности рассудка. Ибо, если мы разрешим все произведения рассудка (суждение, понятие и умозаключение) на их части, то найдем в основе их представления, которые со своей стороны все, или во всей целости своей, или по частям, возникают от чувства и от разума.

Если даже мы мыслим что-нибудь не как действительно существующее, но только как возможное, то и в сем случае рассудок только поставляет в новые отношения предметы, поступившие в него от чувства и от разума. Рассудок ничего не творит сам, а действует под тем, что дано ему, и открывает то, что содержится в готовом, данном ему» (Там же, с. 93–94).

Мне думается, это надо отметить себе как действительное наблюдение над работой рассудка: рассудок строит рассуждение из уже имеющихся образов разного уровня сложности — от простейших, до сложных суждений, понятий и умозаключений.

Далее Зубовский описывает способы работы рассудка. Он упускает, что рассудок рассуждает, поэтому нельзя однозначно понять, достаточно ли это описание. Но я перечислю основные виды деятельности рассудка, как их видел Зубовский.

В нее входят различение, анализ или аналитическое суждение, синтез или суждение синтетическое, умозаключение. А затем идут «законы рассудка»: закон тождества, противоречия, исключенного третьего, достаточного основания.

Обо всем этом можно было бы рассказать и подробней, но лучше сделать это в разговоре о логике, потому что Зубовский тут совсем не психолог. К сожалению, редко кто из психологов в состоянии устоять перед искушением логикой и остаться служителем той науки, которая должна обеспечивать и логику, и философию наблюдениями над той действительностью, с которой они заигрывают.

Впрочем, психология еще не вышла из состава философии в то время и привычно излагалась как вводная часть в философию вместе с логикой. Так что Зубовского можно понять. А можно и не понимать, поскольку для моих задач это не имеет значения. Главное — прежняя психология вполне признавала у человека и наличие рассудка и способность рассуждать. Однако глубина этой психологии была явно недостаточной для того, чтобы использовать ее в прикладном смысле.

В любом случае, надо идти за рассуждением к философам.

Заключение рассуждения психологов

Самое неприятное у психологов — это их стремление делать науку. Как только психолог начинает исполнять требования научности, он от поиска истины сваливается в то, чтобы быть честным членом научного сообщества. У всех ученых, которые соблюдают научность в своих исследованиях, есть оправдание: научность — это способ, каким достигается истина.

Проверенный способ! Разработанный многими поколениями предшественников!

Какой самообман! Никто не проверял, чего в научности больше: действительной пригодности в деле постижения истины или же требований, как стать членом научного сообщества.

Точнее, о том, как надо соблюдать научность при ведении исследований, писали довольно много, хотя и спорно, поскольку те, кто заказывает музыку в науке, всегда недолюбливали философию. А без философии все проверки были на уровне прикладном, то есть поближе к технологии и к деньгам. В итоге, научность — это прекрасное орудие обеспечения технологии. Научно — значит, технологично. А раз промышленность берет научную разработку и платит деньги, значит, истина в ней как-то обязательно присутствует!

А вот то, как научность создает образ «настоящего» ученого, не проверяли и не исследовали почти совсем. Антисциентисты, борцы с бесчеловечностью науки, правда, много кричали о том, что такая наука, какой она сложилась на Земле, убьет все живое. А значит, она — орудие ада, а не истины! Их не слушали и не слушают…

Но меня больше интересует не мировоззренческая проверка, а психологическая. Соблюдение «требований научности» превратилось в фетиш, являющийся синонимом требования истинности. Но при этом ученые все больше плодят бессмысленных сочинений, наполненных подгонкой и враньем, лишь бы опубликоваться и защититься. Причем сами научные руководители учат молодежь: ты подгони результаты, но напиши это так, чтобы выглядело предельно научно, и никто не полезет проверять!

Действительно, кому же охота читать эту тоску?!

Требование научности переродилось в прием оформления, придания внешне научного вида сочинениям проходимцев. Если научность и можно использовать для достижения истины, ее с тем же успехом можно использовать и в других целях. Так что научность не оказалась панацеей и не спасла человечество от лжи. Истина по-прежнему остается личной потребностью исследователя, либо философия должна определить пути и способы ведения исследований так, чтобы исполнение ее требований обеспечивало движение к истине.

Собственно говоря, вся философская логика рождалась именно в надежде, что жесткие правила рассуждения обезопасят мыслителя и не позволят ему уклониться от поиска истины. Само по себе это уже смешно и печально, потому что есть попытка подменить деятельность духа мертвыми правилами…

Поиск истины — это все же мое личное устремление, рождающееся из моих решений и позывов души и духа. Если я не хочу искать истину, если я не хочу познать себя и вернуться в тот настоящий мир, откуда я сюда пришел, меня ничем не принудить. Я обязательно найду способ, как обмануть все требования, будь они требованиями науки, закона или нравственности.

Все зависит от человека, который ищет. Если он психолог и не ищет душу, он ищет не истину. Если он логик и не ищет логос, он ищет что-то иное. Если он философ, он должен искать мудрости…