Хорошее продолжение и замкнутость

Посмотрите на рис. 10 А. Вы видите случайный набор фрагментов неправильной формы, которые не удается сложить в какую-либо осмыс­ленную фигуру. Однако когда на те же самые фрагменты накладывает­ся «косяк рыб» Б, вы видите не бесформенные фрагменты, а пять «сердец», т.е. вы видите косяк рыб на фоне нескольких сердец.

Б

Рис. 10. Организация восприятия в соответствии с факторами хорошего продолжения и замкнутости

Закон прегнантности

Закон прегнантности, или закон хорошей формы, — это совокупность многих из перечисленных выше факторов и принципов и некоторых выте­кающих из них выводов, постулирующая существование тенденции к вос­приятию самой простой и стабильной конфигурации из всех возможных вариантов. Однако хотя описательный термин «хорошая» интуитивно и понятен, смысл, который вкладывают в него гештальтпсихологи, нуждается в уточнении. Попытка количественно оценить структурные свойства фор­мы, делающие ее «хорошей», была предпринята Хохбергом и Мак-Алистером. Они предположили, что форма тем «лучше», чем меньше информа­ции требуется для ее распознавания. Иными словами, на практике более вероятна реализация той перцептивной альтернативы, для которой нужно меньше информации, чем для других, и которая базируется на «лучшей» из возможных форм. Следовательно, «хорошей» в гештальтистском смыс­ле слова является простая и стабильная форма.

Фундаментальный гештальтистский закон прегнантности отражает результаты действия гештальтистских принципов группирования. Орга­низация визуального паттерна на базе гештальтистских принципов уп­рощает процесс восприятия и делает его более эффективным. Например, идентифицировать замкнутую фигуру легче, чем незамкнутую, так как при этом не требуется данных о величине разрыва и о его местополо­жении; лаконичным может быть также и описание симметричной фигу­ры: достаточно описать лишь одну ее половину, так как вторая половина является зеркальным изображением первой.

Ч.Осгуд

ТОЧКА ЗРЕНИЯ ГЕШТАЛЬТТЕОРИИ

Осгуд Ч. Точка зрения гештальттеории // Хрестоматия по ощущению и восприятию/Под ред. Ю.Б.Гшшенрейтер, М.Б.Михалевской. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1975.

Представленная здесь попытка извлечь существо гештальтистской точки зрения базируется в основном на работах Коффки, Келера, Брау­на и Вота.

Теория имеет дело с явлениями, которые обнаруживаются в зри­тельном поле, являющемся, в свою очередь, динамическим распределе­нием энергии, причем его части взаимозависимы из-за их участия в це­лом. Поле структурировано в той мере, в какой внутри него существуют различия по интенсивности или по качеству. В той мере, в какой поле структурировано, оно содержит потенциальную энергию, способную про­изводить (перцептивную) работу. Привычная аналогия с полем энергии вокруг магнита является, по-видимому, наиболее простой, способствующей пониманию. В пространстве между двумя полюсами магнита существу­ет силовое поле, причем интенсивность и направление его сил непрерыв­но меняются от одной точки к другой. Перестройка железных опилок, которая происходит при введении магнитного поля, обнаруживает не только то, что эти энергетические дифференциалы способны производить работу, но также и то, что произведенная ими работа позволяет описать природу сил поля. Точно так же феноменальные аспекты восприятия (т.е. произведенная работа) используются гештальттеоретиками для ха­рактеристики сил зрительного поля.

В этом пункте естественно возникает вопрос: где (в нервной системе) локализуется это зрительное поле? Браун и Вот пишут: «Под зрительным полем мы подразумеваем пространственную структуру (конструкт), в которую могут быть упорядочены феномены зрительного поля». И дей­ствительно, поле может быть введено в теорию как чисто гипотетическая конструкция. Это, по-видимому, наиболее безопасная процедура, но геш-тальттеоретики, как правило, вводят физиологические процессы, объясняю­щие их феномены психологического «поля». Коффка пишет: «...давайте думать о физиологических процессах не как о молекулярных, а как о мо­лярных феноменах. Если мы сделаем это, то все трудности старой теории исчезнут. Ибо их молярные свойства будут теми же, что и свойства процес­сов сознания, в основе которых они лежат». И ниже: «... там, где локаль­ные процессы не являются полностью изолированными, они больше не могут быть полностью независимыми, и, следовательно, то, что происходит в одном месте, будет зависеть от того, что происходит в других местах... Имеются бесчисленные перекрестные связи, которые, может быть, связыва­ют каждую нервную клетку с каждой другой... (и следовательно) события в этой сети нервной ткани не могут больше образовывать только геометри­ческие формы... процессы, которые имеют в ней место, больше не могут быть независимыми, и мы должны рассматривать их как молярные распре­деления со степенью взаимозависимости, варьирующей обратно пропорци­онально действительному оперативному сопротивлению». И все же это не говорит нам, где (т.е. в 17-м, 18-м поле или где-либо еще в мозговой ткани) действуют эти динамические силы, и гештальттеоретики, по сути дела, об этом так нигде и не сказали.

По вопросу о том, как на основании известных свойств материальной нервной системы можно объяснить процессы поля, наиболее ясно высказал­ся Келер, Келер и Уолах. Келер указывает, что перцептивные процессы ведут себя аналогично токам в электролитах, и затем спрашивает, возмож­но ли, что явления восприятия действительно связаны с электрическими токами в нервной системе. Его физиологические рассуждения могут быть резюмированы следующим образом.

На основании того факта, что нейрогуморальные химические веще­ства выделяются на окончаниях волокон, можно предположить, что в зрительных отделах мозга, «когда нервные импульсы достигают оконча­ния сенсорных волокон, химические вещества проникают в среду, кото­рая окружает эти окончания». При большом количестве возбужденных в данном районе волокон, при повторяющихся волнах возбуждения и, по-видимому, высвобождении нейрогуморальных веществ можно предполо­жить, что будет достигнуто устойчивое состояние химической концент­рации. Эта концентрация, представляющая в своем пространственном распределении фигуру, будет отличаться от концентрации, представляю­щей фон. Поскольку эти районы различных концентраций химических веществ имеют общие и непрерывные границы, ионы будут диффундиро­вать из районов повышенной концентрации в районы пониженной кон­центрации, образуя тем самым электродвижущую силу, которая вызовет ток вокруг контура фигуры. Это движение тока будет независимым от анатомических проводящих путей как таковых. «Поскольку причиной тока является присутствие фигуры, мы можем говорить, что его движе­ние образует функциональный ореол (ободок) или поле фигуры».

Келер считает, что большое число психологических фактов требует теории, подобной этой.

Как мнение Коффки о молярных физиологических процессах, па­раллельных психическим процессам, так и призыв Келера к раскрытию полевых мозговых функций основываются на принципе изоформизма. Бук­вально это означает «равенство форм». Боринг по этому поводу приводит следующую иллюстрацию: «Если эта система точек нанесена на плоскую резиновую пленку, и затем пленка натянута на неправильную плоскость, то точки на натянутой пленке будут изоморфны точкам на плоской пленке»². Заметьте, что здесь нет требований, чтобы расстояния были идентичны по величине, только, чтобы точки соответствовали по своему порядку. Про­странственная и временная упорядоченность ответа будет соответствовать пространственной и временной упорядоченности физиологических процес­сов: содержанию, представленному в ответе как «одна вещь», будет соответ­ствовать единица или целое в составляющем основу физиологическом процессе. В решении проблемы «души и тела» — это вариант психологи­ческого параллелизма, параллелизма между молярными душевными и мо­лярными физиологическими явлениями. Проекция сенсорной поверхнос­ти на кору делает возможной такую точку зрения. Действительно, видение белого квадрата сопровождается (грубо говоря) квадратоподобной областью возбуждения в 17-м поле. Однако изоморфизм гештальттеории идет даль­ше этого. Она утверждает, что сознательно воспринимаемый квадрат дол­жен соответствовать области возбуждения в форме квадрата в каком-то месте зрительной коры, т.е. если форма из четырех точек воспринимается как «квадрат», должен иметь место некий подобный квадрату физиологи­ческий процесс. Если этот принцип верен, то можно использовать опыт со­знания прямо как средство изучения молярных физиологических функций. Так считали гештальтпсихологи. Изложенное составляет сущность феноменологии. Эти теоретики принимали изоморфизм как фундамен­тально «данное», как аксиому. Они не признавали локализованных специ­фических путей, ассоциаций, поскольку такие физиологические явления, исходя из принципа изоморфизма, не имеют соответствующего представи­тельства в сознании.

Каковы силы, действующие в зрительном поле? Имеется один основ­ной динамический фактор, один источник энергии для перцептивной ра­боты: сходные процессы в зрительном поле привлекают друг друга <...>. Это взаимопривлечение сходных процессов составляет основу связываю­щих сил в зрительном поле. Они являются центральными по происхож­дению, интегрирующими (организующими) по функции и перцептивны­ми по природе.

«Мы предполагаем, что между всеми объектами в зрительном поле существуют связывающие силы поля, имеющие природу векторов <...>. О зрительном поле необходимо думать как о четырехмерном множестве, имеющем наряду с тремя пространственными четвертое, временное, изме­рение». Чем ближе две точки в пространстве и времени, тем сильнее вы­ражена эта тенденция к их связыванию. Келер предлагает большое ко­личество иллюстраций этой закономерности в зрительном поле и в дру­гих модальностях: тенденция двух точек на коже казаться ближе друг к другу, чем это есть на самом деле, при почти симультанном прикоснове­нии к ним; тот же феномен в слухе, слияние слегка диспаратных точек при восприятии глубины. Очевидно, что если бы не было ограничений в этих тенденциях к связыванию, все объекты в поле просто слились бы, об­разовав правильный сферический шар. Следовательно, мы должны посту­лировать противоположные, сдерживающие силы, которые являются пери­ферическими по происхождению, сегрегативными (разделяющими, дезин­тегрирующими, автономизирующими) но функции и «сенсорными» по природе. Коффка пишет: «У нас имеются два вида сил: те, которые су­ществуют внутри самих процессов распределения и которые имеют тен­денцию придавать этому распределению по возможности наиболее про­стую форму, и те, которые имеют место между этим распределением и формой стимула, которые сдерживают это стремление к упрощению».

Как предполагалось выше, интенсивность связывающих сил варьи­рует в соответствии с квазиколичественными законами.

1. Чем больше качественное сходство между процессами в зритель­ном поле, тем сильнее связывающие силы между ними. Если некоторые буквы на странице с обычным шрифтом красные, общая форма, которую они образуют (например, х), воспринимается с готовностью — сходные про­цессы, вызываемые красным, связываются. Такие же черные буквы не об­разуют форму, поскольку они связываются равным образом со всеми дру­гими черными знаками на странице.

2. Чем больше сходство процессов по интенсивности, тем больше связывающие их силы. Наиболее чистая демонстрация этого — эффект Либмана. Если яркость цветной фигуры одинакова с яркостью нейтраль­ного серого фона, на котором она воспринимается, форма цветной фигуры становится неясной. Сильные связывающие силы между процессами оди­наковой интенсивности имеют место между фигурой и фоном, они ослабля­ют разделяющий эффект качественного различия и в результате смазыва­ют контуры. Эффект наиболее заметен в случае голубых фигур (на сером фоне).

3. Чем меньше расстояние между сходными процессами, тем боль­ше связывающие их силы.

4. Чем меньше временной интервал между сходными процессами, тем сильнее связывающие их силы.

Оба эти закона хорошо иллюстрируются фи-феноменом. Две световые вспышки, включающиеся поочередно, при определенных условиях могут восприниматься как одно световое пятно, движущееся вперед и назад. Если временной интервал оптимальный, увеличение пространственного расстоя­ния между вспышками снижает впечатление от движения. Мультиплика­торы знают, что для того, чтобы уменьшить рывки в движении фигур, раз­личие между последовательными рисунками, т.е. расстояние, должно быть уменьшено. Наконец, в общем, чем меньше временной интервал между по­очередными вспышками, тем лучше кажущееся движение.

Восприятие как процесс категоризации.

Дж. Брунер

О ГОТОВНОСТИ К ВОСПРИЯТИЮ

Брунер Дж. Психология познания. М.: Прогресс, 1977.

Восприятие предполагает акт категоризации. Фактически в экспе­рименте происходит следующее: мы предъявляем субъекту соответству­ющий объект, а он отвечает путем отнесения воспринятого раздражите­ля к тому или иному классу вещей или событий. На этой основе только и могут строиться любые наши теоретические рассуждения. Испытуе­мый говорит, например, «это апельсин или нажимает на рычаг, на кото­рый он должен по инструкции нажимать при виде апельсина. С помо­щью некоторых характерных, или определяющих, свойств входного сиг­нала — мы называем их признаками (cues), хотя правильнее было бы называть их «ключевыми признаками» (clues) — он осуществляет отбор, отнесение воспринимаемого объекта к определенной категории в отличие от иных категорий. <...> Этот вывод на основании признака объекта о принадлежности его к определенному классу, осуществляемый при вос­приятии, интересен тем, что он ничем не отличается по существу от лю­бого другого вида категориальных выводов, источником которых служат признаки предметов. «Этот предмет круглый, шероховатый на ощупь, оранжевого цвета и такой-то величины — следовательно, это апельсин; дайте-ка я проверю остальные свойства для большей уверенности». Как процесс этот ход событий ничем не отличается от решения более абст­рактной задачи, когда человек видит число, устанавливает, что оно делит­ся лишь на само себя и на единицу, и в результате относит его к классу простых чисел. Так, с самого начала мы убеждаемся, что одна из глав­ных характеристик восприятия является свойством познания вообще. У нас нет никаких оснований считать, что законы, управляющие такого рода выводом, резко отличаются от законов понятийной деятельности. Соответствующие процессы вовсе не обязательно должны быть сознательными или произвольными. Мы полагаем, что теория восприятия дол­жна включать, подобно теории познания, какие-то механизмы, лежащие в основе вывода и категоризации.

Этим мы отнюдь не хотим сказать, что вывод при восприятии ни­чем не отличается от вывода на понятийном уровне. Прежде всего, первый гораздо труднее поддается трансформации, чем второй. Я могу прекрасно сознавать, что комната Эймса, кажущаяся прямоугольной, в действительности искажена, однако, поскольку ситуация не содержит конфликтных признаков, как в описываемых ниже экспериментах, я все равно не могу отделаться от впечатления, что она прямоугольна. Так же обстоит дело с непреодолимыми обманами зрения типа иллюзии Мюл­лер—Лайера: несмотря на мое убеждение в противном, отрезок со стрел­ками, обращенными наружу, кажется мне короче отрезка со стрелками, обращенными внутрь. И все же эти различия, сами по себе интересные, не должны мешать нам видеть общие логические свойства, лежащие в основе различных познавательных процессов. <...>

Основное допущение, которое мы должны принять с самого начала, состоит в том, что всякий перцептивный опыт есть конечный продукт процесса категоризации. Мы должны принять это допущение по двум причинам. Первая состоит в том, что восприятия имеют родовой харак­тер в том смысле, что все воспринимаемое относится к некоторому клас­су и лишь через него приобретает свое значение. Конечно, любой встре­чаемый нами предмет имеет какие-то уникальные черты, однако эта уни­кальность проявляется как отклонение от класса, к которому относится предмет. <...>

Факт существования предметов, событий или ощущений, не относи­мых ни к какой категории — хотя бы категории определенной модаль­ности,— настолько далек от всякого опыта, что его без колебаний следу­ет признать сверхъестественным. Категоризацию предмета или события — отнесение его к какому-то классу или идентификацию его — можно уподобить тому, что в теории множеств называется отнесением элемен­та некоего множества к некоторому его подмножеству на основе таких упорядоченных пар, троек или ппризнаков, как мужчина — женщина, мезоморф — эндоморф— эктоморф или, скажем, высота предмета с точно­стью до сантиметра. Короче говоря, если мы хотим сказать о предмете нечто более содержательное, чем просто указать на его принадлежность к подмножеству данного множества, следует его категоризировать. Кате­горизация может быть богаче («Это хрустальный бокал, ограненный в Дании»), а может быть бедней («Это стеклянный предмет»). Всякий раз, когда в результате какой-то операции воспринимаемый объект относит­ся к некоторому подмножеству, налицо акт категоризации.

Более серьезным, хотя и чисто логическим, является вопрос о том, как вообще человек может сообщить другим о наличии у него не родо­вого или полностью индивидуального опыта. Ни язык, ни предварительное обучение, которое можно дать организму для управления любой дру­гой формой внешней реакции, не позволяют ничего сообщить иначе, как в терминах рода или категории. Если бы какое-нибудь восприятие ока­залось не включенным в систему категорий, т.е. свободным от отнесе­ния к какой-либо категории, оно было бы обречено оставаться недоступ­ной жемчужиной, жар-птицей, погребенной в безмолвии индивидуального опыта. <...>

Если мы утверждаем, что категоризация часто оказывается скры­тым или бессознательным процессом, что мы не осознаем перехода от отсутствия идентификации объекта к наличию ее и что решающим при­знаком всякого восприятия является тем не менее отнесение объекта в той или иной форме к известной категории, то это не освобождает нас от обязанности объяснить, откуда берутся сами категории. Хебб утвержда­ет, что некоторые первичные категории врожденны или автохтонны, а не являются результатом обучения. Первичную способность выделять пред­меты из фона следует, по-видимому, считать одним из примеров этого.

Полный список врожденных категорий — излюбленный предмет философских споров в XIX в. — это тема, на которую, по-видимому, по­трачено слишком много чернил и слишком мало экспериментальных усилий. Движение, причинность, намерение, тождество, эквивалентность, время и пространство суть категории, которым, скорее всего, соответ­ствует нечто первичное в психике новорожденного. И вполне возможно, что некоторые первичные способности к категоризации определенного рода строятся, как полагает Пиаже, на основе еще более первичных спо­собностей. Чтобы понять, что нечто является причиной чего-то, необхо­димо прежде всего существование категории тождества, чтобы в процес­се причинного взаимодействия оба предмета могли представляться как остающиеся самими собой. Первичные, или существующие до опыта, категории — предмет пристального внимания таких исследователей ин­стинктивного поведения, как Лешли и Тинберген, — еще ждут своего объяснения. В дальнейшем мы условно будем считать их существование доказанным. Что же касается вторичных, производных категорий, ис­пользуемых для классификации или идентификации предметов, то их развитие связано с обучением. Это обучение направлено на выделение признаков предметов, определение их значения и использование решаю­щих признаков, или сигналов, с целью группировки объектов в равно­ценные классы. Оно характеризуется теми же чертами, что и любое обучение различению с помощью признаков, и ниже у нас еще будет возмож­ность говорить об этом.

Другая черта восприятия, помимо его категориального характера, состоит в том, что оно в большей или меньшей степени соответствует действительности. Эта особенность восприятия обозначается как функ­ция репрезентации реальности. Содержание восприятия представляет внешний мир как некоторое сложное сообщение, которое можно, однако, понять, несмотря на его возможные искажения. Мы уже давно отказа­лись от уподобительной теории восприятия. Говоря о том, что восприя­тие представляет действительность или соответствует ей, мы обычно име­ем в виду, что результаты восприятия можно более или менее точно предсказать. Это значит, что видимый нами предмет можно также ося­зать и обонять и должно существовать некое соответствие, или конгру­энтность, между тем, что мы видим, осязаем и обоняем. Перефразируя высказывание молодого Бертрана Рассела, можно сказать, что то, что мы видим, должно оказываться тем же самым и при ближайшем рассмот­рении. Или, иными словами, что категоризация объекта при восприятии служит основой для соответствующей организации действий, направ­ленных на этот объект. Например, этот объект выглядит как яблоко — и действительно, съедая его, мы убеждаемся в этом. <...>

Тот факт, что восприятие достаточно точно отражает мир, обуслов­лен умением сопоставлять признаки объекта с эталонной системой ка­тегорий. Он также связан со способностью человека создавать систему взаимоотнесенных категорий, отражающую существенные черты того мира, в котором живет человек. Тонкое, адекватное отражение мира в восприятии требует усвоения соответствующих категорий, изучения при­знаков, полезных для соотнесения предметов с этой системой, и, наконец, усвоения вероятностей появления данного предмета в том или ином окружении. <.„>

Подведем итог. Мы считаем, что восприятие — это процесс катего­ризации, в ходе которого организм осуществляет логический вывод, от­нося сигналы к определенной категории, и что во многих случаях этот процесс является неосознаваемым, как это уже давно отметил Гельмгольц. Вывод часто делается бессознательно. Результаты такой категори­зации имеют репрезентативный характер: они обнаруживают большую или меньшую степень соответствия природе физического мира, в кото­ром действует данный организм. Говоря о таком соответствии, я имею в виду просто то, что отнесение предмета или события при его восприя­тии к определенной категории позволяет нам выходить за пределы не­посредственно воспринимаемых свойств предмета или события и пред­сказывать другие, еще не воспринятые свойства данного объекта. Чем адекватнее системы категорий, построенные таким образом для коди­рования событий окружающей среды, тем больше возможность предска­зания других свойств соответствующего предмета или события. <...>

Теория восприятия как циклического процесса. Понятие когнитивной схемы. Виды когнитивных схем и их функции в восприятии.

У. Найссер