Постановка проблемы. Механизмы рассудочной деятельности антропоидов

В главе IV, рассматривая систему взглядов Коффки, мы останавливались на его понимании актов разумного поведения высших обезьян. Напомним, что наиболее фундаментальным механизмом такого поведения он считал вычленение структур из более широкого контекста, т. е. дифференциацию этого контекста. В настоящей главе будет сделана попытка более детально обосновать справедливость принципиального подхода, намеченного Коффкой. Но для этого потребуется дополнение принципа дифференциации еще двумя другими фундаментальными принципами или понятиями: принципом временной связи или ассоциации и сеченовским принципом сопоставления раздельных объектов в том или другом отношении как признака собственно предметного мышления в отличие от чувственно-автоматического мышления, где такое сопоставление отсутствует (глава II).

Современные исследования механизмов анализаторов, обучения и памяти подтверждают универсальность принципа временной связи как фундаментального закона формирования и осуществления прижизненно складывающегося поведения. Так, например, Г. А. Вартанян и А. А. Пирогов пишут, что, проанализировав огромную литературу по проблеме организации поведения и памяти, они «не нашли альтернативного теоретического принципа, позволяющего изучать эту проблему с естественнонаучных позиций, и пришли к выводу, что иного принципа наука о мозге не создала» (Г. А. Вартанян, А. А. Пирогов, 1988, с. 4).

Однако, когда речь заходит о сложных формах поведения, которые применительно к высшим животным и прежде всего к приматам и антропоидам принято называть разумными, рассудочными или интеллектуальными, а применительно к человеку также сознательными, адекватность данного принципа начинает подвергаться сомнениям. Значение понятия временной связи здесь далеко не очевидно. Существует

319

взгляд о его неприменимости или, по крайней мере, весьма ограниченном значении для анализа высших форм поведения. Так, Ф. В. Бассин считает, что имеются более сложные, чем условно-рефлекторные, формы работы мозга, лежащие в основе отражения причинно-следственных связей. Они существуют уже у высших животных, подготавливали в эволюции возникновение второсигнальной деятельности человека, получили у него мощное развитие, проявляясь в суждениях и умозаключениях, в далеко идущей способности к обобщению и абстракции. Эти формы работы мозга, как он полагает, по своей природе не являются ни условно-рефлекторными, ни ассоциативными (Ф. В. Бассин, 1971). Но автор никак не раскрывает, в чем же именно могут состоять эти высшие формы работы мозга, и поэтому его утверждение остается чисто декларативным.

В работах Л. В. Крушинского (1977) развивалось представление, что рассудочные формы поведения высших животных основаны на «улавливании эмпирических законов», связывающих предметы и явления внешнего мира. Однако природа и механизмы такого «улавливания» в работах Крушинского не были раскрыты, и они продолжают оставаться в современной науке большой загадкой, несмотря на многие детальные описания отдельных их проявлений. Отношение «улавливания» эмпирических законов к фундаментальному закону временной связи Крушинским, насколько нам известно, не рассматривалось, хотя физиологи и психологи хорошо знают мысль И. П. Павлова, сформулированную им в последние годы жизни на основе наблюдений за решением проблемных задач антропоидами, о наличии в их мозговой деятельности временных связей особого вида, обеспечивающих «образование знания, улавливание постоянной связи между вещами» (Павловские среды, 1949, т. III, с. 262). Но и у Павлова, как справедливо отметил Э. А. Астратян (1970), специфика этого особого вида временных связей осталась нераскрытой, хотя в мыслях Павлова, по его мнению, угадываются черты чего-то грандиозного и величественного.

Два положения представляются важными для продвижения по пути понимания природы и механизмов высших форм поведения.

1. Неправомерно нередко встречающееся разделение и противопоставление обучения и разумных, рассудочных и интеллектуальных форм поведения, состоящее в том, что к категории разумных и рассудочных должны относиться только такие акты поведения, которым индивид не обучался и которые появляются, так сказать, «с места». Ребенок учится множеству вещей — называть и использовать по назначению окружающие его вещи, читать, считать и писать, обучается физике и истории т. д. Необходимость обучения отнюдь не делает соответствующее поведение неразумным или несознательным. Хорошо известно, как долго и с каким трудом обучаются антропоиды строить сооружение из ящиков, чтобы достать плод, подбирать для той же цели палку с сечением

320

определенной формы и т. д. Однако, когда обучение произошло, поведение является в определенной мере разумным, основанным на «улавливании» некоторых закономерных отношений между вещами.

Иное дело, что в работе мозга действительно следует выделить особые динамические временные связи, отличающиеся от обычных замыкательных временных связей по способу образования. Понятие динамических временных связей разрабатывалось Е. И. Бойко (1975), по мысли которого они возникают не в результате сочетания в прошлом опыте каких-либо раздражителей, но как результат экстренной перестройки нескольких ранее образованных замыкательных связей. Разделение динамических и замыкательных временных связей — это разделение продуктивного и репродуктивного, творческого и нетворческого аспектов в деятельности мозга, но никак не разделение «разумных» и «не разумных», интеллектуальных и не интеллектуальных форм этой деятельности.

2. Не ведет к успеху отсутствие четкости в содержании таких трех фундаментальных понятий как «ассоциация», «временная связь» и «условный рефлекс» и широкая экспансия последнего. Как известно, И. П. Павлов в последние годы жизни на основе анализа всех накопленных результатов по изучению высшей нервной деятельности пришел к выводу о нетождественности содержания понятий «временной связи» и «ассоциации», с одной стороны, и «условного рефлекса», с другой (Павловские среды, 1949, т. III).

Понятия «временная связь» и «ассоциация», по И. П. Павлову, тождественны по своему объему, относятся к одному и тому же явлению. Их отличие в том, что понятие «временная связь» включает в себя представление о мозговом обеспечении отражения связи явлений, а для понятия «ассоциация» это не обязательно. Что же касается отношения этих двух понятий к понятию «условного рефлекса», то это отношение родового понятия к видовому. «Ассоциация» или «временная связь» — это родовое понятие, которое включает в себя целый ряд видовых, одно из которых это «условный рефлекс». Кроме условного рефлекса, видами ассоциаций, по И. П. Павлову, являются связи между индифферентными раздражителями и те особые временные связи, которые лежат в основе образования знаний, улавливания постоянных закономерных связей между вещами и явлениями. Об этих связях И. П. Павлов прямо утверждал, что их условным рефлексом назвать нельзя. Выделение видовых понятий, входящих в общее родовое понятие «ассоциации» или «временной связи», должно быть основано на различиях связываемых явлений, хотя сам И. П. Павлов на эти различительные признаки не указывал. С нашей точки зрения, в условном рефлексе связываются объекты (их свойства, комплексы) с определенной двигательной или вегетативной реакцией организма, а при замыкании временных связей между индифферентными раздражителями связываются друг с другом разные объекты. С этой точки зрения, заучивание человеком пар или

321

рядов цифр, букв или слогов, безусловно, есть образование ассоциаций, образование временных нервных связей, но назвать это образованием условных рефлексов было бы неправильно.

Если в классификации И. П. Павлова видовые признаки понятий «условный рефлекс» и «связь между индифферентными раздражителями» достаточно ясны, то этого нельзя сказать о третьем выделенном им виде ассоциаций. Что и с чем здесь связывается? Как мы отмечали выше, специфика этого особого вида временных связей осталась нераскрытой.

Анализируя имеющуюся теоретическую и экспериментальную литературу по данному вопросу, мы в свое время пришли к выводу, что специфика данного вида временных связей может состоять в том, что здесь связываются не объекты как целое (связь между индифферентными раздражителями), не объекты (их свойства, комплексы отношения) и определенные реакции организма (условный рефлекс), но отдельные изолированные свойства объектов и отдельные изолированные отношения этих свойств (Н. И. Чуприкова, 1985). Как видим, такое понимание вытекает из существа принципа дифференциации. Развивая этот взгляд, мы опирались на труды многих авторов, изложенные в настоящей монографии (Гегель, Сеченов, Гольдштейн и др.), но прежде всего на теорию обобщенных ассоциаций П. А. Шеварева (1959, 1966).

Эта теория явилась итогом многолетнего изучения учебной деятельности школьников. П. А. Шеварев отмечал, что и представители ассоциативной психологии, и их критики опирались лишь на отдельные, отрывочные примеры ассоциаций, тогда как на самом деле требуется их детальное тщательное изучение и анализ в конкретных процессах учебной и трудовой деятельности. На основе такого анализа он представил широкую развернутую классификацию ассоциаций, выделив их разные классы, виды и подвиды.

В основе теории П. А. Шеварева лежит различение конкретных и абстрактных предметов действительности. Конкретный предмет — это любая часть объективной действительности (вещь, часть вещи, совокупность вещей, процесс и т. д.), которая объективно, онтологически может существовать независимо от других. А абстрактный предмет — это свойство, присущее той или иной части объективной действительности, или совокупность таких свойств. Термин «абстрактный предмет» подчеркивает то обстоятельство, что свойства вещей онтологически не существуют вне самих вещей, не могут быть никаким способом как-то отделены от них. Однако в познании человека такое отделение вполне обычная вещь. П. А. Шеварев на большом фактическом материале показал, что существенная особенность многих ассоциаций человека состоит в том, что связываются не конкретные, а абстрактные предметы действительности, т. е. не объекты как целое, а их отдельные свойства.

Поскольку определенные свойства могут быть присущими всем объектам определенного класса, но вместе с тем вариировать по своему

322

конкретному виду или проявлению, то происходит образование самого высокого типа ассоциаций, названных П. А. Шеваревым вариативными и обобщенными. В экспериментальных исследованиях, проведенных П. А. Шеваревым и его учениками, показано, что выполнение многих алгебраических действий, составление несложных уравнений, умозаключения по всем модусам первых трех фигур силлогизма, применение правил грамматики могут быть поняты как результат актуализации определенных ассоциаций, главным образом обобщенных.

Если обратиться к тем актам поведения приматов и антропоидов, которые обычно называются разумными, рассудочными или интеллектуальными, то, вероятно, нетрудно будет увидеть, что они предполагают именно способность выделять и изолированно оперировать отдельными свойствами объектов — такими как длина, протяженность, форма, вес и т. д., — отвлекаясь от многих других иррелевантных свойств. Вместе с тем анализ показывает, что в этих актах часто наблюдается сопоставление по этим отдельным свойствам двух объектов: объекта-цели и объекта-орудия. Т. о. принцип ассоциации, чтобы он работал в данном случае, должен быть, во-первых, уточнен в том смысле, что здесь связываются абстрактные предметы действительности в смысле П. А. Шеварева, и, во-вторых, дополнен сеченовским принципом умственного сопоставления.

Когда животное достает палкой находящуюся вне прямой досягаемости приманку, то это требует познавательного выделения длины палки, расстояния до приманки и их сопоставления. Когда оно вставляет в отверстие ящика деревянный ключ, совпадающий по форме поперечного сечения с формой отверстия в ящике, то ясно, что форма поперечного сечения ключа и форма отверстия должны быть, во-первых, выделены и отделены в качестве сигнального критериального признака от их других свойств и, во-вторых, сопоставлены друг с другом. Если говорить в терминах И. М. Сеченова, то в обоих случаях есть и элементы мысли, и их сопоставление в определенном отношении.

В рукописном наброске «Интеллект человекообразных обезьян» И. П. Павлов (1975) выделил 10 элементарных ассоциаций (он считал возможным назвать их знаниями или мыслями), которые должны были быть приобретены и сложиться в систему, чтобы обезьяна могла быстро и безошибочно возводить постройку из нескольких ящиков, доставая подвешенный к потолку плод. Одним из критериев такого выделения служила, насколько можно судить из текста, «отдельность» каждого соответствующего акта: во-первых, то, что он может полностью пропускаться, и, во-вторых, то, что для каждого из них требуется особая деятельность. Однако, что с чем именно связывается в каждой из 10 ассоциаций, в наброске эксплицитно не выявлено. Приведем для иллюстрации полностью начало соответствующего текста:

«Вот эти элементарные ассоциации, или знания, или мысли.

323

Самая первая — это ящики должны стоять точно под плодом, т. е. тем цель достижимее, чем короче до нее расстояние, а глазомер у обезьян развит чрезвычайно при их практике в прыганиях. Только в таком случае плод достигается, усилия оправдываются успехом; всякие постройки в стороне напрасны, бесплодны. Постройка в стороне, если она и делается иногда, то перенести ее оказывается невозможным, не под силу животному, она при этих попытках разваливается.

Вторая ассоциация — ящики должны быть поставлены один на другой. Обе ассоциации зрительные. Но как?

Третья ассоциация — обезьяна влезает на поставленный ящик и пробует его устойчивость, раскачиваясь на нем. Если размахи невелики, не грозят падением, так должно быть, так (должно) остаться, будет успех. Если размахи велики, происходит четвертая ассоциация.

Четвертая ассоциация: второй ящик передвигается туда и сюда на первом и опять пробуется устойчивость. В положительном случае эта ассоциация прекращается, иначе повторяется до успеха.

Вместо этой кинестетической ассоциации, когда нагромождено много ящиков, пробуется другая зрительная ассоциация, по счету пятая. Обезьяна раскачивает постройку, спрыгивает и смотрит, как она качается. Если качается сильно, поправляет еще раз.

С течением времени для устойчивости стала применяться новая ассоциация — передвигание ящиков один на другой, опираясь на зрение, т. е. на большее или меньшее совмещение плоскостей. Когда постройка была значительной, происходила шестая ассоциация. Обезьяна то, стоя на полу, вскидывала взгляд на цель и на последний ящик и определяла достаточно или недостаточно расстояние, то — седьмая ассоциация — влезая на верхний ящик, проделывала то же исследование» (И. П. Павлов, 1975, с. 93—93).

Попробуем в первом приближении несколько более конкретно описать некоторые из этих ассоциаций, опираясь на все сказанное выше и имея в виду, что здесь, во-первых, должны выделяться и связываться абстрактные предметы действительности, а во-вторых, должны иметь место акты умственного сопоставления разных объектов. С этой точки зрения в большинстве ассоциаций идет более или менее детальная «проработка» прежде всего общего расстояния от плода до пола, сопоставление его с вертикальной поверхностью каждого из ящиков, с суммарной высотой каждого последующего сооружения из них и с длиной тела самого животного. Это первый существенный для достижения цели абстрактный предмет действительности. Второй абстрактный предмет — это соотношение плоскостей нижнего и верхнего ящиков. Наконец, есть еще одно свойство постройки — это ее устойчивость.

Рассмотрим сначала ассоциации, в которых связывается общее расстояние от плода до пола и его отдельные элементы как между собой, так и с действиями животного.

324

В первой ассоциации первый член — это «мысленная» вертикаль, идущая от плода к полу. Второй член — это общее совмещение ящиков с выделенной вертикалью, ведущее к их перетаскиванию в соответствующее место помещения. Чтобы ассоциация образовалась, должно было происходить какое-то общее сопоставление этой вертикали с наполненным пространством, занимаемом ящиками.

Во второй ассоциации первый член — это та же вертикаль, которая сопоставляется и связывается с вертикальной (в отличие от горизонтальной) поверхностью ящиков. В результате происходит «физическое» совмещение соответствующих вертикалей, и в общей длине от плода до пола выделяются «пустая» и «заполненная» части. Постановка каждого нового ящика связывается с уменьшением пустой и увеличением заполненной части.

В шестой и седьмой ассоциациях первые их члены — это «пустое» расстояние от верхнего ящика до приманки. Это расстояние теперь сопоставляется и связывается с длиной тела животного и его вытянутой руки. Когда оба расстояния совпадают, происходит схватывание плода; если же не совпадают, то ставится еще один ящик. Иначе говоря, совпадение двух расстояний — двух абстрактных предметов действительности — становится сигналом одной деятельности, а несовпадение — другой.

Перейдем теперь к другим ассоциациям.

Ясно, чтобы обезьяна смогла достать плод, постройка должна быть устойчивой и именно это ее свойство выделяется в третьей, четвертой и пятой ассоциациях. При этом вначале устойчивость выделяется только через связь с движениями животного, влезающего на ящики и раскачивающегося на них. Позднее свойство устойчивости связывается с положением соприкасающихся плоскостей нижнего и верхнего ящиков. В этом отношении очень интересна пятая ассоциация, в которой первый член — это такое взаимное положение плоскостей, которое не привело к успеху, при котором постройка не была устойчивой, а второй член — перестановка ящиков под контролем зрения, ведущая к большему совмещению их плоскостей. Значит, значительное совмещение плоскостей (один абстрактный предмет) выделилось как сигнал устойчивости постройки и связалось с этой устойчивостью (вторым абстрактным предметом).

Предложенное описание состава ассоциаций обезьяны, строящей вышку из ящиков, конечно, достаточно приблизительно и носит предварительный ориентировочный характер, т. к. мы сами не наблюдали этого процесса, а исходный набросок И. П. Павлова не дает материала для их более точной и исчерпывающей интерпретации.

Цель нашего описания состояла лишь в том, чтобы показать потенциальные возможности, которые открываются на пути приложения принципа ассоциации к пониманию природы высших форм поведения, если принять во внимание способность высших животных мысленно сопоставлять объекты

325

по разным свойствам и отношениям, выделять в среде абстрактные предметы действительности, связывать их между собой и использовать в организации целесообразного приспособительного поведения.

Среди аргументов, высказываемых против приложимости принципа ассоциации к высшим формам поведения, часто используется указание на широкий перенос общего принципа, усвоенного или «открытого» при решении какой-либо типовой задачи. Так, например, животное использует палки разной длины для доставания приманок, находящихся на разных расстояниях от клетки, — чем дальше приманка, тем более длинная палка выбирается. При этом рассуждают следующим образом. Если бы речь шла о выработке временных связей, то для каждого нового конкретного случая требовалось бы образование новой временной связи между определенным расстоянием до приманки и определенной длиной палки. Но т. к. опыт явно показывает обратное, то говорят, что речь идет никак не об ассоциациях, а о «понимании принципа», «выработке общей стратегии», «улавливании закономерных отношений между свойствами вещей» и т. п. Второй пример: обезьяна научилась открывать ящик с приманкой, безошибочно вставляя в определенной формы отверстие на его крышке деревянный ключ с той же формой поперечного сечения. После этого ей можно предложить совсем новое по форме отверстие и новые ключи, и есть большая вероятность, что из нескольких ключей она сразу выберет подходящий. Если бы в данном случае речь шла о выработке временных связей, то, рассуждают противники ассоциативной теории, для каждой новой формы отверстия требовалась бы выработка новой временной связи. А поскольку этого нет, то значит, данная форма поведения не основана на ассоциациях, а предполагает «понимание», «схватывание принципа», «открытие правила» и т. п.

Однако более внимательный анализ соответствующих форм поведения показывает несостоятельность приведенных аргументов и неправомерность противопоставления «понимания», «открытия принципа или правила», «схватывания закономерностей» фундаментальному закону образования временных нервных связей.

Для обоснования этого положения рассмотрим результаты проведенных нами экспериментов по изучению поведения дошкольников в ситуации «выбора по образцу». Эта ситуация является хорошей моделью разумного (рассудочного или интеллектуального) поведения и широко используется в экспериментах с маленькими детьми и приматами.