Развитие внимания. Моторные теории внимания

Т.Рибо

ПСИХОЛОГИЯ ВНИМАНИЯ* Введение

До сих пор очень много занимались результата­ми внимания и весьма мало его механизмом. Имен­но эту последнюю сторону вопроса я намерен сде­лать предметом настоящего труда. Взятый даже в та­ких тесных рамках, вопрос о внимании представля­ется крайне важным, служа необходимым дополне­нием к теории ассоциации, что мы намерены раз­вить ниже. Если предлагаемый труд сколько-нибудь послужит к уяснению указанного пробела в совре­менной психологии и вызовет в других желание за­полнить его, цель наша будет достигнута.

Не задаваясь пока намерением определить, что такое внимание, не предлагая заранее его характе­ристики, я делаю предположение, что каждый с достаточной ясностью понимает значение этого слова. Гораздо труднее указать те границы, где начинается внимание и где оно кончается, так как оно заклю­чает в себе все ступени, начиная от мимолетного внимания, уделенного жужжащей мухе, до состоя­ния полного поглощения занимающим нас предме­том. Сообразно с требованиями правильного метода наше изучение должно быть направлено на те слу­чаи, которые представляются наиболее резкими, ти­пичными, т. е. на те, которые отличаются одним из двух следующих признаков: интенсивностью или про­должительностью. При совпадении обоих этих при­знаков внимание достигает своего maximum; в от­дельности продолжительность внимания сама по себе приводит к тому же результату путем накопления: примером может служить тот случай, когда при све­те нескольких электрических искр нам удается про­честь слово или разглядеть лицо. Точно так же дей­ствительна сама по себе и интенсивность внимания: так, например, для женщины достаточно одного мгновения, чтобы изучить наряд соперницы. Слабые формы внимания не представляют для нас подходя­щего материала, и во всяком случае не с этих форм должно быть начато его изучение.

Задача этого исследования состоит в том, чтобы установить и подтвердить доказательствами следую­щие положения.

Внимание является в двух существенно различ­ных формах: одна из них - внимание непроизволь­ное, естественное; другая - внимание произволь­ное, искусственное.

Первая, позабытая большинством психологов есть форма внимания настоящая, первоначальная, основная. Вторая же, исключительно служившая до сих пор предметом их исследований, представляет собой лишь подражание, результат внимания, дрес­сировки, увлечения чем-либо. Будучи подвержено

* Хрестоматия по вниманию / Под ред. А.Н.Леонтьева, А.А.Пу-зырея, В.Я.Романова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1976.С. 66-70,75-76, 79-86, 87-88, 92-96, 98-99.

колебаниям и влиянию случайностей, произвольное внимание опирается исключительно на внимание не­произвольное, из которого оно вырабатывается все­цело. Это только усовершенствованный аппарат, продукт цивилизации.

В обеих своих формах внимание не представляет собой "чисто духовного акта", совершающегося та­инственным и неуловимым образом. Механизм его неизбежно должен быть признан двигательным, т. е. действующим на мускулы и посредством мускулов же, главным образом в форме известной задержки. Таким образом, эпиграфом к настоящему исследо­ванию может служить фраза, сказанная Маудсли: "Кто неспособен управлять своими мускулами, не­способен и ко вниманию".

Как в той, так и в другой форме внимание есть состояние исключительное, ненормальное, ограни­ченное во времени, так как оно находится в проти­воречии с основным условием психической жизни — изменяемостью. Внимание есть состояние непод­вижное. Всякому из личного опыта известно, что если оно продолжается чрезмерно долго, в особенности при неблагоприятных обстоятельствах, то вызывает постоянно возрастающую неясность мыслей, затем полное умственное изнеможение, часто сопровож­даемое головокружением.

Эти легкие, мимолетные помрачения мыслей указывают на существующий антагонизм между вни­манием и нормальной психической жизнью. Что вни­мание стремится к единству сознания, составляю­щему его сущность, об этом еще яснее свидетель­ствуют резкие случаи болезненного его проявления, которые мы намерены исследовать ниже, как в хро­нической их форме, т. е. в форме так называемых idees fixes (фр.~ навязчивая идея), так и в их острой фор­ме—в состоянии экстаза.

Теперь, не выходя из круга общих вопросов, мы можем определить внимание с помощью этого рез­кого признака - стремления к единству сознания.

Если мы возьмем для примера здорового взрос­лого человека среднего умственного уровня, то за­метим, что обыкновенный механизм его духовной жизни состоит из непрерывно сменяющих друг дру­га внутренних процессов, из ряда ощущений, чув­ствований, мыслей и образов, подвергающихся то взаимной ассоциации, то взаимному отталкиванию под влиянием известных законов. Собственно гово­ря, это не цепь и не ряд, как часто выражаются, но скорее лучеиспускание в различных направлениях, проникающее в различные слои, подвижный агре­гат, который беспрерывно слагается, распадается и вновь восстановляется. Всем известно, что механизм этот подвергся в наше время тщательному исследо­ванию и что теория ассоциации составляет один из наиболее твердо установленных отделов современ­ной психологии. Мы не хотим этим сказать, что он вполне закончен; напротив, по нашему мнению, до сих пор исследователи обращали слишком мало вни­мания на роль аффективных состояний, служащих скрытой причиной многих ассоциаций. Зачастую слу­чается, что одна мысль вызывает другую не в силу сходства представлений, а в силу связанного с той

или другой из них аффективного состояния, обус­ловливающего их взаимное родство. Кроме того, ос­тается еще свести законы ассоциации к законам фи­зиологическим, механизм психологический к меха­низму мозговому, который служит ему основанием; но мы еще далеки от этого идеала.

Нормальное состояние — это множественность состояний сознания, или, по выражению некото­рых писателей, полиидеизм. Внимание есть времен­ная задержка этой бесконечной смены в пользу од­ного только состояния: это моноидеизм. Но необхо­димо в точности определить, в каком смысле мы употребляем этот термин. Сводится ли внимание к исключительно единому состоянию сознания? Мы должны ответить на этот вопрос отрицательно; са­монаблюдение показывает нам, что оно представ­ляет только относительный моноидеизм, т. е. что оно предполагает существование господствующей мыс­ли, стягивающей вокруг себя только то, что к ней относится и ничего более, и допускающей образо­вание ассоциаций лишь в ограниченных пределах по­стольку, поскольку они сосредоточиваются подоб­но ей на одном определенном пункте. Эта господ­ствующая мысль по мере возможности эксплуатиру­ет в свою пользу всю наличную мозговую деятель­ность.

Бывают ли случаи абсолютного моноидеизма, когда сознание сводится к одному всепоглощающе­му состоянию, при котором механизм ассоциаций, безусловно, останавливается? На наш взгляд, явле­ние это встречается в крайне редких случаях экста­за, которыми мы займемся впоследствии; но во вся­ком случае нужно заметить, что такое состояние может быть только мимолетным, так как, будучи поставлено вне условий, существенно для него не­обходимых, сознание исчезает.

Итак, внимание (чтобы не повторяться более, мы напомним, что наше исследование относится только к случаям вполне определенным и резким) состоит в том, что относительное единство созна­ния, составляющее частный случай, заменяет собой множественность состояний сознания и изменяе­мость, составляющие общее правило. Сказанного, однако, недостаточно, чтобы определить внимание. Так, например, сильная зубная боль, припадок бо­лезни почек, интенсивное наслаждение производят временное единство сознания, которое никоим об­разом не может быть смешано с понятием о внима­нии. Внимание требует объекта; это не чисто субъек­тивное изменение, это познавание, известное со­стояние ума. Отметим этот новый признак.

Мы еще не кончили. Чтобы отличить внимание от некоторых состояний, к нему приближающихся, о которых мы поведем речь в нашем исследовании (например, idee fixe), следует принять в расчет при­способление организма, которым оно всегда сопро­вождается и из которого в значительной степени слагается, что мы и постараемся доказать. В чем же состоит это приспособление? Ограничимся пока бег­лым взглядом.

В случае непроизвольного внимания замечается сосредоточение всего тела на объекте внимания; гла­за, уши, иногда и руки сосредоточиваются на нем; все движения приостанавливаются. Личность захва­чена, т. е. все стремления данного лица, вся его на-

личная энергия направлены к одному и тому же пун­кту. Приспособление физическое или внешнее слу­жит признаком приспособления психического, т. е. внутреннего. Сосредоточение есть сведение к един­ству, заменяющему рассеянность движений и при­нимаемых телом положений, которая характеризует нормальное состояние.

В случаях внимания произвольного приспособ­ление тела часто бывает неполное, перемежающее­ся, непрочное. Хотя движения и приостанавливают­ся, но от времени до времени они снова появляются. Организм сосредоточивается, но это происходит вяло и слабо. Перерывы в приспособлении физическом свидетельствуют о перерывах в приспособлении ум­ственном. Личность захвачена лишь отчасти и только по временам.

Прошу читателя извинить меня за ту неясность и неполноту, которые он заметит в этих кратких на­бросках. Подробности и доказательства, подтверж­дающие сказанное, он найдет ниже. Пока требова­лось только выработать определение ьнимания, ко­торое я предлагаю в следующей форме: это умствен­ный моноидеизм, сопровождаемый непроизвольным или искусственным приспособлением индивидуума. Эта формула может быть заменена другой: внимание есть умственное состояние, исключительное или пре­обладающее, сопровождаемое непроизвольным или искусственным приспособлением индивидуума.

От этих общих положений перейдем теперь к изучению механизма внимания во всех его формах.

Внимание непроизвольное

I

До тех пор, пока мы еще не имеем дела с воспи­танием и различными искусственными мерами, вни­мание непроизвольное является единственно суще­ствующим. У большинства животных и у маленьких детей не наблюдается иной формы внимания. Это -природный дар, весьма неравномерно распределен­ный между индивидуумами. Но каково бы ни было внимание, будь оно слабо или сильно, оно всегда вызывается аффективным состоянием; это общее правило, не допускающее исключений.

Как человек, так и животное непроизвольно обращают свое внимание только на то, что его каса­ется, что интересует его, что вызывает в нем состо­яние приятное, неприятное или смешанное.

Так как удовольствие и огорчение служат только признаками того, что известные стремления наши удовлетворены или, напротив, встречают противо­действие, и так как стремления наши глубоко лежат в нас самих и выражают сущность нашей личности, наш характер, то из этого следует, что и характер непроизвольного внимания коренится в глубоких тайниках нашего существа. Направление непроиз­вольного внимания данного лица обличает его ха­рактер или по меньшей мере его стремления. Осно­вываясь на этом признаке, мы можем вывести зак­лючение относительно данного лица, что это чело­век легкомысленный, банальный, ограниченный, чистосердечный или глубокий. Так, привратница не­вольно все свое внимание отдает сплетням; краси-

вый солнечный закат привлекает внимание худож­ника, действуя на его эстетическую жилку, тогда как поселянин в том же закате видит лишь приближе­ние ночи; простые камни возбуждают любознатель­ность геолога, между тем как для профана это толь­ко булыжники и ничего более. Подобные факты столь многочисленны, что останавливаться на них не пред­ставляется никакой надобности, стоит только чита­телю заглянуть в себя или бросить взгляд на окружа­ющее. <...>

II

<...> Мы можем теперь определить истинную роль движений в акте внимания. До сих пор мы ограничи­лись только описанием их. Постараемся формулиро­вать вопрос по возможности ясно. Представляют ли движения лица, туловища, конечностей и дыхатель­ные изменения, сопровождающие внимание, про­сто, как принято думать, следствия, знаки? Или же это, наоборот, необходимые условия, составные элементы, необходимые факторы внимания? Мы без всяких колебаний принимаем второй тезис. Оконча­тельное уничтожение движений сопровождалось бы совершенным уничтожением внимания.

Пока мы можем только отчасти установить это положение, которое явится для нас в ином свете при изучении произвольного внимания, что соста­вит предмет следующей главы; но так как мы уже коснулись главного пункта механизма внимания, то считаем необходимым продолжать.

Основная роль движений в акте внимания со­стоит в поддержании и усилении данного состояния сознания. Так как здесь дело касается механизма, то предпочтительнее рассматривать этот вопрос с фи­зиологической точки зрения, наблюдая за тем, что происходит в мозгу как органе движения и мысли в одно и то же время. <...>

Итак, сравнивая обыкновенное состояние субъекта с состоянием внимания, мы находим в пер­вом случае слабые представления, малое количество движений; во втором же — яркое представление, энергичные и сосредоточенные движения и, кроме того, отражение произведенных движений. Не важ­но, будет ли последний придаток сознателен или бессознателен: сознание не производит этой рабо­ты, оно лишь пользуется ею.

Мне могут возразить: мы допускаем это отра­женное действие движений на мозг, но нет никаких доказательств в пользу того, что эти движения при своем возникновении не представляют попросту ре­зультат внимания. Здесь возможны три гипотезы: внимание (состояние сознания) служит причиной движений, или же оно представляет следствие дви­жений, или же, наконец, оно сначала является их причиной, а затем следствием.

Я не остановлюсь ни на одной из этих гипотез, имеющих значение чисто логическое или диалекти­ческое; я бы желал поставить вопрос иначе. В этой форме он насквозь проникнут тем традиционным дуализмом, от которого так трудно избавиться пси­хологии, и сводится, в сущности, к вопросу о том, что предшествует: воздействие ли души на тело или же, наоборот, воздействие тела на душу? Это загад-

ка, за разрешение которой я не берусь. Для физио­логической психологии существуют только внутрен­ние состояния, разнящиеся между собой как по сво­им собственным свойствам, так и по физическим проявлениям, им сопутствующим. Если возникаю­щее душевное состояние слабо и выражение его не­уловимо, то оно не может назваться вниманием. Если же оно сильно, стойко, ограничено в своих преде­лах и выражается вышеназванными физическими изменениями, то это действительное внимание. Мы утверждаем только, что внимание не существует in abstracto (лат.— отвлеченно, вообще, само по себе), в качестве явления чисто внутреннего. Это конкрет­ное состояние, психофизиологическое сочетание. Уничтожьте у нашего зрителя, присутствующего на оперном представлении, приспособляемость глаз, го­ловы, туловища, конечностей, дыхательные изме­нения, изменения в мозговом кровообращении и т. д.; уничтожьте сознательное и бессознательное реа­гирование на мозг всех этих явлений, и первоначаль­ное целое, таким образом обобранное и лишенное содержания, не будет уже вниманием. Все, что оста­нется от него, - эфемерное состояние сознания, призрак того, что было раньше. Мы полагаем, что пример, каким бы фантастическим он ни представ­лялся, яснее выразит нашу мысль, нежели длинные рассуждения. Двигательные проявления - не причи­ны, не следствия, но элементы; вместе с состояни­ем сознания, составляющим их субъективную сто­рону, они представляют внимание...<...>

Произвольное внимание

Внимание произвольное, или искусственное, есть продукт искусства воспитания, дрессировки, увлечения чем-либо. Оно привито ко вниманию не­произвольному, или естественному, и из него чер­пает условия для своего существования, подобно тому, как привитая ветвь питается за счет ствола растения. В непроизвольном внимании объект дей­ствует с помощью внутренних присущих ему свойств; в произвольном же внимании субъект действует с по­мощью внешних, т. е. добавочных сил. Здесь цель яв­ляется не в силу случайности или обстоятельств; она составляет предмет желания или выбора, ее прини­мают или по крайней мере ей подчиняются; необхо­димо приспособиться к этой цели, найти средство для поддержания внимания, вследствие чего состо­яние это всегда сопровождается чувством некоторо­го усилия. Максимумы внимания непроизвольного и произвольного представляют две совершенные антитезы: в одном случае требуется наибольшее при­тяжение, в другом - наибольшее сопротивление. Это два противоположных полюса, между которыми ле­жат всевозможные ступени до точки, где, по крайней мере в теории, обе формы сливаются друг с другом.

Хотя предметом изучения для психологов почти исключительно служило произвольное внимание, хотя для многих из них им только и исчерпывается весь вопрос о внимании, тем не менее механизм его исследован от этого не лучше. Чтобы познакомиться с ним, мы намерены проследить, каким путем об­разуется внимание, начертать его генезис; затем мы займемся изучением связанного с ним чувства уси-

лия и, наконец, явлений задержки, которые, по на­шему мнению, играют капитальную роль в механиз­ме внимания.

Процесс, с помощью которого составляется про­извольное внимание, сводится к следующей един­ственной формуле: искусственно сделать привлека­тельным то, что по природе непривлекательно, при­дать искусственный интерес вещам, которые сами по себе неинтересны. Слово "интерес" я употребляю в смысле вульгарном, соответствующем перифразе: то, что побуждает ум к деятельности. Но ум побуж­дается к деятельности только приятным, неприят­ным или смешанным воздействием на него предме­тов, т. е. аффектами. Только здесь чувства, поддержи­вающие внимание, приобретены, добавлены и не могут быть названы непроизвольными, как в перво­начальных проявлениях внимания. Все сводится к отысканию действительных двигателей; если они от­сутствуют, то произвольное внимание не может со­стояться.

Таков процесс в общих чертах, но на практике он видоизменяется до бесконечности.

Наиболее понятным является генезис внимания при изучении детей и высших животных. Лучшими примерами будут наиболее простые.

В первый период своей жизни ребенок способен лишь к непроизвольному вниманию. Его глаза оста­навливаются только на блестящих предметах, на лице матери или кормилицы. К концу третьего месяца он исследует поле зрения, постепенно останавливая свой взгляд на предметах менее и менее интересных (Прейер). То же происходит и с остальными чувства­ми; переход совершается от предметов, наиболее ему близких, к предметам, наименее его касающимся. Ос­тановка взгляда, переходящая впоследствии в ин­тенсивное внимание, проявляется во внешности более резко выраженным сокращением некоторых мускулов. Внимание сопровождается известным аф­фектом, который Прейер называет "эмоцией удив­ления". На высшей своей ступени это состояние про­изводит временную неподвижность мускулов. По мне­нию доктора Сикорского, "удивление или скорее эмоция, сопровождающая психический процесс вни­мания, наиболее характеризуется временной задер­жкой дыхания; явление это бросается в глаза чело­веку, привыкшему к ускоренному дыханию детей". Нет почти возможности указать момент первого по­явления воли. Прейер думает, что он совпадает с пятым месяцем, являясь в форме импульса; как за­держивающая способность воля проявляется значи­тельно позже.

Пока психическая жизнь остается еще в периоде попыток (periode d'essai), внимание, т. е. переход мыс­ли от одного предмета к другому, определяется только их притягательной силой. Зарождение произвольно­го внимания, состоящего в способности удерживать мысль на предметах непривлекательных, может быть вызвано лишь насильственно, под влиянием воспи­тания - все равно, исходит ли оно от людей или от вещей. Воспитание, привитое людьми, более замет­но, но существует не одно оно.

Ребенок отказывается учиться читать; он не в состоянии сосредоточить свой ум на буквах, для него

непривлекательных, но он жадно всматривается в картинки, которые находит в книге. "Что изобража­ют эти картинки?" На это отец отвечает: "Когда ты научишься читать, книга тебе об этом скажет". Пос­ле нескольких подобных разговоров ребенок поко­ряется; сначала он вяло берется за дело, потом при­выкает и, наконец, проявляет усердие, которое при­ходится уже умерять. Это пример генезиса произволь­ного внимания. К желанию естественному, прямому пришлось привить желание искусственное и косвен­ное. Чтение есть процесс, не имеющий непосред­ственного интереса; но оно имеет интерес посред­ствующий; этого достаточно — ребенок втянулся в работу, первый шаг сделан. Другой пример я заим­ствую у Переца. "Однажды шестилетний ребенок, обыкновенно крайне рассеянный, уселся по соб­ственному побуждению за рояль, чтобы проиграть мотив, нравящийся его матери; упражнение его про­должалось более часа. Тот же ребенок, когда ему было семь лет, видя, что брат его занят исполнением ка­никулярных работ, сел в кабинете отца. "Что вы де­лаете здесь?" — спросила няня, удивленная, что зас­тала его в этой комнате. — "Я пишу страницу по-немецки, - отвечал ребенок, - правда, это не осо­бенно весело, но мне хочется сделать приятный сюр­приз маме". Еще пример генезиса произвольного вни­мания, привитого на этот раз к чувству симпатии, а не эгоизма, как в первом примере. Ни рояль, ни урок немецкого языка не возбуждают внимания непроиз­вольного, они вызывают внимание и приковывают его к себе с помощью заимствованной силы.

Везде при возникновении произвольного вни­мания замечается с бесчисленными вариациями все тот же механизм, приводящий к полному успеху, к успеху половинному или же к неудаче: берутся есте­ственные двигатели, отклоняются от прямой их цели и употребляются (если возможно) для достижения другой цели. Искусство пользуется природными си­лами для осуществления своих задач, и в этом-то смысле я называю такую форму внимания искусст­венной.

Не задаваясь перечислением различных двигате­лей, которыми пользуются искусственно, чтобы вызвать и упрочить произвольное внимание, т. е. как уже сказано, придать намеченной цели деятельную силу, не присущую ей самой, я должен отметить в образовании произвольного внимания три последо­вательных периода.

В первом периоде влияние воспитателя прости­рается только на простейшие чувства: он действует на чувство страха во всех его формах, на эгоистичес­кие стремления, пользуется привлекательностью наград и влияет на нежные и симпатичные эмоции, на врожденную любознательность, составляющую как бы умственный аппетит, встречающийся у всех в известной, хотя бы и слабой степени.

Во втором периоде искусственное внимание вы­зывается и поддерживается чувствами вторичного образования: самолюбием, соревнованием, честолю­бием, интересом в практическом смысле, чувством долга и т. д.

Третий период - период организованного вни­мания: внимание вызывается и поддерживается при­вычкой. Так, ученик, сидящий в классной комнате, работник, трудящийся в мастерской, чиновник, за-

41 1

нимающийся в канцелярии, купец, сидящий за при­лавком, по большей части охотно выбрали бы для себя иные местопребывания; но под влиянием са­молюбия, честолюбия, интереса у них создалось прочное влечение к указанным занятиям. Вырабо­тавшееся внимание стало второй натурой, задача ис­кусства выполнена. Достаточно очутиться в извест­ных условиях, известной среде, чтобы все остальное последовало само собой; внимание вызывается не столько причинами, принадлежащими настоящей минуте, сколько накоплением причин предшество­вавших. Двигателям первичным сообщилась сила дви­гателей естественных. Субъекты, не поддающиеся воспитанию и дрессировке, никогда не достигают этого третьего периода; у них произвольное внима­ние является редко, урывками и не может войти в привычку.

Нет надобности подробно доказывать, что у жи­вотных переход от внимания непроизвольного к про­извольному происходит точно так же под влиянием воспитания, дрессировки; но здесь воспитатель рас­полагает для воздействия только ограниченным чис­лом простых средств. Он действует с помощью уст­рашения, лишения пищи, насилия, кротости, лас­ки и, таким образом, достигает того, что у живот­ного являются привычки, и оно с помощью искус­ственных средств становится внимательным. Между животными точно так же, как и между людьми, есть способные к воспитанию и строптивые.

"Воспитатель обезьян, — говорит Дарвин, — по­купавший их в зоологическом обществе по пятиде­сяти рублей за экземпляр, предлагал двойную плату за право удерживать обезьян в течение нескольких дней у себя, чтобы сделать из них выбор. Когда его спросили, каким образом он узнает в такой корот­кий срок, будет ли данная обезьяна хорошим акте­ром, он отвечал, что все зависит от способности их ко вниманию. Если в то время, когда говорят с обе­зьяной или объясняют ей что-либо, внимание ее легко развлекается мухой, сидящей на стене, или каким-нибудь другим пустяком, то такое животное вполне безнадежно в смысле дрессировки. Когда пы­тались с помощью наказания заставить невниматель­ную обезьяну повиноваться, она становилась норо­вистой, между тем как, напротив, внимательная обе­зьяна всегда оказывается способной к дрессировке". Резюмируя сказанное, мы видим, что нашли в корне внимания лишь аффективные состояния, при­тягательные или отталкивательные стремления. Для непроизвольной формы не существует других при­чин. Для формы произвольной причины те же, но чувства более сложны, более позднего образования, опытные производные от первоначальных стремле­ний. Попробуйте в то время, когда произвольное вни­мание находится еще в периоде генезиса, пока оно еще не организовалось, не утвердилось под влияни­ем привычки, отнять у ученика самолюбие, сорев­нование, страх наказания; попробуйте обогатить ком­мерсанта и рабочего, дайте чиновнику пенсию с первых дней его карьеры, и все внимание их к не­привлекательной работе исчезнет, потому что нет более того, что вызывало и поддерживало его. Я со­гласен, что этот генезис очень сложен, но он соот­ветствует действительности. Если верить большин­ству психологов, можно подумать, что произволь-

ное внимание, единственно для них существующее, хотя и представляющее форму производную и при­обретенную, - устанавливается сразу. Оно подчиня­ется мною высшему авторитету. Я даю его или отни­маю по желанию, я направляю его поочередно на различные точки, я сосредоточиваю его на одном пункте так долго, как только может продолжаться усилие моей воли. Если это описание не условно и не фантастично, если автор вывел его из собствен­ного опыта, я могу только восхищаться им. Но, по правде говоря, надобно быть лишенным всякой наблюдательности или же ослепленным предрассуд­ками, чтобы не видеть, что произвольное внимание в своей устойчивой форме есть состояние, трудно сохраняемое, и что многим не удается достигнуть его.

Тем не менее если, как мы старались это дока­зать, высшая форма внимания есть дело воспита­ния, полученного нами от наших родителей, учите­лей, от окружающей нас среды, дело того воспита­ния, которое мы впоследствии даем себе сами, под­ражая полученному нами от других, то объяснение это только отодвигает дальше затруднение; ведь наши воспитатели ограничивались тем, что действовали на нас, как раньше действовали на них другие, и т. д. из поколения в поколение; следовательно, это нис­колько не объясняет нам первоначального генезиса произвольного внимания.

Каким образом возникло оно? Оно возникло в силу необходимости, под давлением потребности и рядом с успехами умственного развития. Это усовер­шенствованный аппарат, продукт цивилизации. Тот же прогресс, который заставил человека в нравствен­ном строе своем заменить господство инстинктов господством интереса или долга, в строе социаль­ном перейти от первобытной дикости в состояние организованного общества, в строе политическом -от почти абсолютного индивидуализма к образова­нию государства, тот же прогресс в области умствен­ного развития заставил человека перейти от господ­ства непроизвольного внимания к господству вни­мания произвольного. Последнее служит одновремен­но следствием и причиной цивилизации.

В предыдущей главе мы заметили, что в естествен­ном состоянии как для животного, так и для чело­века возможность непроизвольного внимания слу­жит фактором первой важности в борьбе за жизнь. Как только под влиянием тех или других причин, выступивших вперед, человек вышел из дикого со­стояния (недостаток дичи, скученность населения, бесплодность почвы, соседство лучше вооруженных племен) и явилась необходимость погибнуть или при­способиться к более сложным условиям жизни, т. е. работать, внимание произвольное стало, в свою оче­редь, фактором первой важности в этой новой фор­ме борьбы за жизнь. Как только у человека явилась способность отдаться труду, по существу своему не­привлекательному, но необходимому, как средство к жизни явилось на свет и внимание произвольное. Следовательно, оно возникло под давлением необ­ходимости и воспитания, даваемого внешними пред­метами.

Легко доказать, что до возникновения цивили­зации произвольное внимание не существовало или появлялось на мгновение, как мимолетное сверка­ние молнии. Леность дикарей известна; это подтвер-

ждают все путешественники и этнологи; примеры так многочисленны, что приводить их нет надобно­сти. Дикарь со страстью предается охоте, войне, игре, он страстный любитель всего непредвиденного, не­известного, случайного во всех возможных формах; но постоянного труда он не знает или презирает его. Любовь к труду есть чувство вторичного образова­ния, развивающееся параллельно с цивилизацией. Заметим, что труд составляет наиболее резкую кон­кретную форму внимания. Даже полуцишилиэован-ные племена чувствуют отвращение к последователь­ному труду. Дарвин спросил у гаучей, преданных пьянству, игре и воровству, почему они не работа­ют. Один из них ответил: "Дни слишком длинны". "Жизнь первобытного человека, - говорит Герберт Спенсер, - почти вся проходит в преследовании зве­рей, птиц и рыб, которое доставляет ему приятное возбуждение; для человека цивилизованного охота хотя и служит удовольствием, но далеко не таким постоянным и распространенным... Наоборот, очень слабо развитая у первобытного человека способность к продолжительному, непрерывному вниманию сде­лалась у нас очень значительной. Правда, большин­ство людей трудится по необходимости, но среди общества существуют и такие люди, для которых ак­тивное занятие составляет потребность настолько сильную, что они беспокоятся, когда им нечего де­лать, и чувствуют себя несчастными, если случайно принуждены отказаться от труда; встречаются люди, для которых предмет их исследования настолько при­влекателен, что они предаются ему в течение целых годов, почти не давая себе необходимого для их здо­ровья отдыха...".

Произвольное внимание — явление социологи­ческое. Рассматривая его как таковое, мы лучше пой­мем его генезис и непрочность.

Нам удалось, думаем мы, доказать, что произ­вольное внимание есть приспособление к условиям высшей социальной жизни, что это дисциплина, привычка, подражание естественному вниманию, служащему ему одновременно точкой опоры и точ­кой отправления.

II

До сих пор в механизме внимания мы рассмат­ривали только то внешнее давление причин и сре­ды, которое обусловливает переход его из одной формы в другую. Теперь мы приступаем к вопросу, гораздо более темному, именно к изучению внут­реннего механизма, который усиленно поддержива­ет известное состояние сознания, несмотря на пси­хологическую борьбу за существование, постоянно стремящуюся к его уничтожению. Этот относитель­ный моноидеизм, состоящий в господстве извест­ного числа внутренних состояний, приспособленных к одной цели и исключающих всякие другие, не нуж­дается в объяснениях для непроизвольного внима­ния. Одно какое-нибудь состояние (или группа со­стояний) преобладает в сознании, потому что оно много сильнее остальных; а много сильнее оно по­тому, что, как мы уже говорили, все стремления ин­дивидуума действуют сообща в его пользу. В произ­вольном внимании, особенно в наиболее искусст-

венных его формах, замечается противоположное. Каким же механизмом удерживается это состояние?

Нет надобности разыскивать, каким образом вызывается произвольное внимание в текущей жиз­ни. Оно возникает по требованию обстоятельств, как и всякое другое состояние сознания; отличие его от последнего заключается в том, что оно может быть удержано. Если ученик, не интересующийся матема­тикой, вспоминает, что ему надобно решить задачу, то это известное состояние сознания; если же он садится за работу и продолжает ее — здесь является состояние произвольного внимания. Чтобы устранить всякие недоразумения, я повторяю: вся задача за­ключается в этой возможности задержки. <...>

Произвольная задерживающая способность, ка­ков бы ни был ее способ действия, есть образование вторичное; она появляется относительно поздно, как и все проявления высшего порядка. Хотение в своей положительной, импульсивной форме, хотение, что-либо производящее, является первым в хронологи­ческом порядке. Хотение в отрицательной форме, препятствующее чему-либо, является позже, по Прейеру, на десятом месяце, под очень скромной формой задержки естественных испражнений.

Но каким образом нами производится задержка? На этот вопрос мы не в состоянии ответить удовлет­ворительно. Тем не менее надобно заметить, что в этом отношении мы находимся в точно таком же положении и касательно противоположного вопро­са: каким образом производим мы движение?

В хотении положительном вслед за "я хочу" яв­ляется обыкновенно движение; это значит, что сна­чала возникает в мозгу деятельность двигательных образов или приспособленных двигательных следов, передача нервного возбуждения через лучистый ве­нец полосатым телам, нижнему слою ножки боль­шого мозга, продолговатому мозгу, затем после пе­рекрещивания спинному мозгу, нервам и, наконец, мускулам. В хотении отрицательном за "я хочу" сле­дует обыкновенно задержка: здесь анатомические и физиологические условия передачи не так хорошо известны; по гипотезе, изложенной выше, они нис­колько не должны отличаться от предыдущего слу­чая. Но как в том, так и в другом случае сознанию непосредственно доступны только два момента: от­правной и конечный, т. е. "я хочу" и акт совершен­ный или задержанный. Все промежуточные состоя­ния ускользают от него; оно усваивает их только путем изучения и косвенно. Итак, при настоящем состоянии наших знаний мы должны ограничиться установлением факта, что точно так же, как в на­шей власти начать, продолжать и усилить движение, в нашей же власти сократить, прекратить или осла­бить его.

Эти общие замечания приводят к одному по крайней мере положительному результату, а имен­но, что всякое хотение, будь это импульс или задер­жка, действует только на мускулы и через мускулы, что всякое другое толкование неопределенно, не­уловимо, химерично; что, следовательно, если ме­ханизм внимания двигательный, как мы утвержда­ем, то необходимо, чтобы во всех случаях внимания участвовали мускульные элементы, действительные движения или же движения в зародышном состоя­нии, на которые действует задерживающая сила. Мы

имеем власть (импульсивную или останавливающую) только над мускулами произвольными; это един­ственное понятие наше о воле. Таким образом, из двух вещей нужно выбрать одну: или найти мускуль­ные элементы во всех проявлениях