Способ исследования и способ изложения
Восхождение есть способ исследования. Внешне оно фиксируется и проявляется в способе изложения. Под “способом исследования”, напомним, мы понимаем субъективные приемы, посредством которых раскрывается диалектика (в данном случае) предмета; под “способом изложения” — законы, регулирующие изложение знания о предмете в устной или письменной речи; наиболее отчетливо способ изложения выражается в последовательности изложения, в последовательности категорий, соответствующих различным сторонам предмета.
Восхождение прежде всего выступает как способ изложения. Что оно есть способ исследования, способ получения нового знания, это обнаруживается анализом. Но оно есть способ изложения лишь постольку, поскольку является способом исследования.
Утверждая, что способ изложения есть проявление, показатель способа исследования, есть тот же способ исследования в “застывшем виде”, мы должны сделать некоторые пояснения.
“С формальной стороны”[4] способ изложения отличается от способа исследования. Что это значит? Вопрос прост, если точно выяснить, о чем здесь идет речь: о различии данного частного процесса исследования и данного частного изложения знания о предмете (в данном произведении) или о различии законов, регулирующих ход исследования и ход изложения. Если же смешать законы исследования и изложения с их конкретным проявлением в том или ином процессе исследования и изложения, то вопрос заведомо неразрешим.
Исследование диалектики предмета — длительная история исследования, идет ли речь о развитии науки в ряде поколений или о работе отдельного исследователя. Как и во всякой живой истории, в истории исследования предмета законы процесса исследования прокладывают себе дорогу через массу случайностей, отклонений, перерывов, как скрытые тенденции. На ход исследования влияют самые различные обстоятельства, начиная от злобы дня и кончая личными “причудами” исследователя. Да и сама природа исследования оставляет простор случайностям, образующим внешнее разнообразие хода развития наук и видимость отсутствия общих законов. Так, никто не может запретить исследователю начать изучение развитых явлений раньше простых и исходных.
Но с чего бы тот или иной процесс исследования не начался и как бы не протекал, внутренняя необходимость его обнаруживает себя, — прежде всего, в форме обнаружения зависимости понимания одного явления от понимания другого. Как бы извилист не был путь добросовестного экономиста в изучении капитала, он рано или поздно (не этот, так другой) столкнется с необходимостью исследовать товар, чтобы понять капитал.
Такого рода зависимости, имеющие более или менее общий характер и имеющие место в том или ином ответвлении или этапе исследования, и образует собственные законы процесса исследования. Будучи осознаны и обобщены, они образуют сознательный способ, прием исследования.
Процесс исследования резюмируется в форме процесса изложения. Отличается ли чем-нибудь данный процесс изложения от процесса исследования, как он протекал в данном частном случае? Конечно. Ряд случайностей, зигзагов, отступлений и т.п., неизбежных в ходе исследования[5], в изложении исчезает. Исследователь, например, может отложить какой-либо вопрос и взяться за другой, затем — вернуться к первому. В изложении это не фиксируется: оно в “сокращенной” форме фиксирует исследование.
Но вследствие этого изложение не превращается в способ исследования “в чистом виде”. И в изложении, как протекающем во времени и в данных условиях процессе, регулирующие его законы проявляются в модифицированной и разнообразной форме. Так, никакими декретами нельзя регламентировать количество суждений и умозаключений, характер иллюстраций и примеров, порядок следования ряда частностей, степень детализации ряда разделов и т.д. В каждом данном изложении, если учесть, что его производит конкретно-исторический человек, имеется масса индивидуальных черт. Так что можно говорить о различии данного процесса исследования и данного изложения, как его результата. Можно ли говорить о различии способов, т.е. основных законов того и другого? Ни в коем случае. Те же самые законы, которые в истории исследования пробиваются как тенденции хода исследования, в процессе изложения выступают как (скрытые или осознанные) принципы его. Так, зависимость понимания прибавочной стоимости от исследования стоимости была нащупана в результате длительных поисков затруднений, постановки проблем, длительной теоретической борьбы. В изложении эта же зависимость обусловливает порядок мысленного изображения предмета. Эта зависимость обусловлена не свойствами мысли самой по себе, не является чисто субъективным привнесением человека. Она выступает (возникает) как закономерность мысли лишь постольку, поскольку отражается зависимость в самом предмете. Потому она не зависит ни от каких случайностей, последние влияют лишь на форму ее проявления в том или ином исследовании и изложении.
Так что можно говорить о различии формы проявления одних и тех же законов, одного и того же способа отражения в истории исследования и в “застывшем” изложении.
Различие исследования и изложения вообще очень относительно. Исследование есть всегда изложение: исследователь совершает свое понимание предмета в суждениях, определениях, умозаключениях и т.п., связывая их определенным образом; процесс изложения, в свою очередь, есть тот же процесс исследования, его продолжение, раз в ходе его вырабатывается четкость категорий, систематизируется материал, появляются новые мысли о предмете. Изложение не есть просто переписка и механическая комбинация знаний. Это единый (один и тот же) процесс исследования предмета мышлением, необходимую “сторону”, условие которого образует постоянное фиксирование его в субъективных формах, т.е. изложение. Изложение есть форма проявления исследования.
С двумя ошибочными крайностями приходится сталкиваться в вопросе о соотношении способа исследования и способа изложения (в связи с диалектикой). Первая крайность рассматривает диалектику как своеобразную субъективную манеру изложения, но не как способ исследования. В марксистской литературе она подвергнута критике, потому останавливаться на ней нет необходимости. Вторая крайность, наоборот, признает диалектику в качестве способа исследования, но очень своеобразно: признает, что мышление отражает диалектику предметов, но… отрицает специфические субъективные формы, приемы, ее отражения, проявляющиеся в форме способа изложения. Эта крайность выражается либо в полном равнодушии к способу изложения, либо в противопоставлении его способу исследования: исследование идет якобы от конкретного к абстрактному, а изложение наоборот.
Это представление может получить и видимость аргументированности. В самом деле:
1) познание начинается с чувственного отражения единичных фактов тех или иных явлений, и выработка соответствующих им абстракций есть результат, а не исходный пункт;
2) познание предмета, представляющего продукт истории, исходит из готовых результатов развития и идет путем, противоположным его развитию;
3) познание начинается с отражения внешних проявлений предмета и идет к его внутренним связям.
Можно привести факты из истории науки, свидетельствующие об “обратном” ходе исследования. Например, экономисты 17 столетия[6].
Тем не менее эти обстоятельства ничуть не влияют на то, что законом исследования является именно восхождение.
Познание начинается с чувственного отражения эмпирических фактов. Это бесспорно. Но мы говорим не о познании вообще, а уже о познании предмета посредством мышления, т.е. посредством абстракций. А в этом случае даже такой поверхностный факт говорит о движении от абстрактного к конкретному: чтобы отразить предмет с массой его сторон посредством абстракций, человек должен последовательно отвлекать его стороны и идти ко все более полному отражению предмета посредством абстракций. Конкретное понятие, как сочетание ряда абстракций, есть не исходный пункт, а результат.
Ошибка в понимании восхождения в данном пункте основывается на смешении конкретного предмета (он действительно исходный пункт, предпосылка и постоянно находящийся перед исследователем предмет) и конкретного понятия о предмете; во-вторых, это очень важно, основывается на смешении чувственного и конкретного.
Конкретный предмет не есть нечто просто чувственно воспринимаемое. Чувственно воспринимаются единичные предметы, да и то в пределах возможностей органов чувств, в пределах, за которыми вступает в силу абстрактное мышление: воспринять, например, такой единичный предмет, как французский капитализм, невозможно. Конкретный предмет есть единство многообразного. Отражение его предполагает, что различные стороны его чувственно наблюдались в единичных проявлениях. Но отражение его как целого возможно одним единственным путем — путем сочетания ряда абстракций, фиксирующих его различные стороны и результат их исследования.
Относительно приведенных выше второго и третьего аргумента надо сказать следующее. Речь у нас идет даже не об абстрактном мышлении вообще, а о мышлении, отражающем диалектику предмета, — о диалектическом мышлении. Ошибка в понимании восхождения как средства изложения, противоположного по направлению ходу исследования, заключается здесь в том, что восхождение представляют как однообразный процесс нанизывания абстракций одной за другой (“товар” + “деньги” + “прибавочная стоимость”). На самом же деле восхождение — противоречивый и многосторонний процесс. В процессе восхождения (как в исследовании, так и в изложении) исследователь должен не только восходить от одностороннего к многостороннему, от простого к развитому, от скрытого к проявляющемуся, но, чтобы восходить, должен постоянно углубляться от являющегося к скрытному, от развитого идти к простому, и т.д. Достаточно открыть “Капитал”, как мы увидим: он начинается с движения от менового отношения к скрытому в нем отношению в процессе труда. Но процесс в целом есть восхождение: этот термин наиболее точно выражает специфическую задачу диалектики — изучение предмета в его многообразии путем раскрытия его возникновения, возникновения его различных явлений, внутренних законов и их внешних проявлений, развития и т.д. Восхождение, выражая господствующую тенденцию диалектического мышления, характеризует последнее в его субъективной форме специфически.
Таков основные соображения, позволяющие брать изложение Марксом своего понимания капитала в “Капитале” в качестве материала для изучения способа его исследования и позволяющее говорить о восхождении как о способе исследования.