Давай покружимся, за руки держась.

Ну и что, что давно мы не дети,

Ну и что, что на улицах грязь..

Посмотри это доброе солнце

Все растопит и растворит в

теплоте:

Наши долгие вечные сорры,

И упреки холодной весне.

Мы забудем о них в этом танце,

Что в усталых телах вдруг воскрес,

И не будем его бояться:

Это Юности новый Ангел

Прогоняет незванную старость.

По лицу текут слезы дождя,

За плечами растянута радуга,

И ты таешь снегурочкой в этих руках,

Постепенно в объятьях расстаивая.

Давай снимем с черешен их белый наряд,
И примерим на мокрое тело,

Давай спросим у голубя: чему он так рад?

Или это весна в нем повеселела.

Впоминая холодный суровый февраль,

Неприветливый март робкий, скучный,

Она рада теперь нас двоих согревать

Этой радугой и ее отражением в луже.

Я творю, наконец-то, я гений,

Тем, кем должен быть каждый под солнцем.

И водимые вдохновением,

Мы услышим как небо смееться.

Как ему очарованно внемлет

Свежесть утренних трав и цветенье

Наших душ, наших рук и творений,

Толпа снов, толпа слов, стихотворений.

Расцветает, благоухает,

Моя сущность преобладает

Над прохладною пропастью

родственных душ .

Как силен, нерушим наш союз.

В этом гимне воскреснут сердца,

Что способны любить без конца.

Магдалена.

Магдалена узнала любовь,

Но любимый ее не мужчина,

Он не то человек, не то Бог,

Не то Ангел, ей одной зримый.

Всегда рядом с ним Иоанн,

Скромный, тихий, лицом миловидный;

Или Петр, здоровый буян,

Всех смелей и отважен как тигр.

То ли Иаков, смиренный мудрец,

Почитаемый всеми и важный,

Среди них он, как добрый отец,

Кто увидит его – тот уважит.

Но лишь ей не позволено быть,

Рядом с тем, кто милей всех на свете,

«Как скажи мне, его позабыть,

Как заставить молчать свое сердце.

Когда подняты были все руки,

Чтобы камни вонзить в мою грудь,

Он один не позволил свершить

Богом посланный праведный суд.

Не позволил. Чтоб я умирала,

Долго, медленно, от его глаз.

Чтоб любовь только к небу познала,

Что прислало Его грешным нам.

И теперь Я их всех не навижу,

Те, что рядом с ним, вместо меня.

Я была бы смелее Петра,

И пошла бы за ним на все муки.

Только чтоб целовать Его руки,

Чтоб притронуться снова к Нему.

Нет пускай я все же умру,

Нет пускай меня снова осудят,

И пусть молнией небо сожжет,

Я не буду ждать и минуты.

Ты мой избранный, ты мой лишь Христос.

Я куплю это ценное миро

За те деньги, что долго копила,

И помажу любимого ноги,

Путь за это убьют меня боги.

Пусть накажут меня блудницу,

Пусть на суд отдадут, под пытку,

Пусть в аду буду вечно мучима,

Но я буду с тобою Раввини.

Хоть минуту, или мгновенье,

Я готова отдать на сожжение

Свое тело лишь за улыбку,

О Всевышний, терпеть я не в силах.

Я так жажду твоих поцелуев,

Твоих сильных мужских объятий,

Я пойду за тобой на распятье,

Чтоб распяться с тобой навсегда.

Мне не Важен тот Бог на небе,

Что наш мир сотворил и правит,

Что законы дал чрез Моисея,

И хранит всех евреев в правде.

Ты Иешуа в моем сердце,

Ты мой бог и кумир навеки,

Сын Мирьям, мой прекрасный Спаситель

Мой любезный Равви, мой учитель.

Ты забудешь в моих объятьях,

Об апосталах, твоих братьях,

О Петре и об Иоанне,

Даже небо забудешь когда я,

Поцелую любимый, тебя».

Так она, вся в слезах, мечтала,

Под смоковницей, что не рожала,

И проклятой была навеки,

Тем, кто жизнь даровал человекам.

И, о чудо, в тот миг случилось:

Та смоковница вдруг расспустилась.

Слезы горести Магдалены

Исцелили ее от тлена.

И она, воспарив надеждой,

Окрыленная новой верой,

Побежала за миром в лавку,

Прихватив с собой все сбереженье.

2.

В этот день был учитель в гостях,

В знатном доме, средь знатных евреев.

Как всегда рядом с ним Иоанн,

Словно сын его, делящий хлеб,

Сидел рядом и в свиток писал,

Те слова, что не в силах понять,

Не один на земле человек.

Те слова нес посланник Веков,

Вечный Царь, вечный раб и Творец,

Раб законов святых и любви,

Что не мог он в себе запереть.

А в углу ела хлеб его мать,

И без свитка писала слова,

Без чернил, без резца иль пера,

Все слагала в себе на века.

Чтобы вечно их в сердце носить:

Слова Сына и Бога небес,

Что не может стерпеть злобный бес,

И услышав их, в омут бежит,

И сгорает в том пламене слов.

Она знала его малышом,

Она помнила его глаза,

Что смотрели с надеждой в ее.