Развитие логики в древней Греции до Аристотеля 6 страница

Несмотря на свои рационалистические установки в вопросе по­иска истины, Декарт не относится пренебрежительно и к фактам опыта, считая, что для исследования природы необходимо прибегать к наблюдениям и опытам и что только опыт заставляет нас судить, что соответствующие идеи нашего ума имеют отношение к некото­рым вещам, находящимся вне нас. Однако опыт Декарт расценивает скорее как способ проверки выводов и средство для изучения част­ностей, чем как источник научных открытий. Как рационалист, Де­карт и ощущение признает "смутным" видом познания, полагая, что тела познаются не ощущением или способностью представления, не благодаря тому, что их видят или осязают, а одним только разумом, в результате того, что предметы познания разумеют, полагают мыс­лью. "Только разум способен к науке, - пишет Декарт, - но ему мо­гут содействовать или препятствовать три другие способности, а именно воображение, чувство и память"¹. Рациональное мышление, математическое знание с его ясными и безусловными выводами, где господствует человеческий разум с их "естественным светом", стоят у Декарта намного выше чувственного эмпирического знания с его индуктивными обобщениями.

Декарт не ставил перед собой задачу разработать систему логи­ки, в которой бы излагались отдельные логические положения по соответствующим разделам. Эта цель будет реализована его после­дователями и учениками. Сами же философские подходы Декарта нашли широкое распространение в клерикальных кругах, в среде богословов либерального направления, сторонников религиозного течения янсенистов, вдохновителем которого был епископ Янсений. Центром своей деятельности янсенистский кружок сделал закрытый женский монастырь Пор-Рояль. В этот кружок входили богословы и философы школы янсенистов, в том числе Б.Паскаль, А.Арно и ПНиколь.

Математика, как образец научной точности и строгости, стала непревзойденным ориентиром для многих исследователей нового и новейшего времени, в частности для выдающегося французского математика, физика, философа и писателя Блеза Паскаля (1623- 1662). Он развил учение Декарта о методе научного познания, блестяще использовал метод математической индукции, исследовал роль определений и аксиом в доказательстве, внес существенный вклад в разработку аксиоматического метода и теории вероятностей.

Используя методологию Декарта в трактате "О геометрическом методе и об искусстве убеждать", Б.Паскаль показал, что основная функция определений - стремление сделать речь яснее и короче. Именно поэтому научные термины, взятые из естественного языка, должны быть очищены от обыденного употребления и использованы в новом значении; остальные же предложения и формулировки, ко­торые лишь воспроизводят уже установленные в языке значения терминов, являются простыми предложениями. Определение пред­ставляет собой операцию, которая приписывает новое значение уже существующим именам данного языка. Паскаль вообще запрещал приписывать термину иной смысл, кроме того, который раскрывает­ся в определении этого термина, что служит устранению неодно­значности естественного языка^[43].

Разрабатывая теорию доказательства, Паскаль демонстрирует ее практическое применение в процессе формирования убеждений. Он констатирует, что при изучении истины можно поставить три глав­ные цели: открыть истину, когда ее ищут; доказать, когда ее нашли; наконец, отличить ее от лжи, когда ее исследуют^[44]. Чтобы лучше по­нять метод ведения убедительных доказательств, мыслитель в духе своего времени ориентируется на превосходный и совершенный ме­тод - метод геометрических доказательств, хотя бы и никогда не дос­тижимого для людей, ибо то, "что превышает геометрию, превосхо­дит и нас"³.

' См.: Яскевич Я. С. В поисках идеала строгого мышления. Мн., 1989. С. 63-64. ² Паскаль Б. О геометрическом методе и об искусстве убеждать / Логика и риторика. Хрестоматия. Сост.: Берков В. Ф., Яскевич Я. С. Мн., 1997. С: 209. ⁵ Там же. С.210.

Искусство убеждения, с точки зрения Паскаля, есть не что иное, как совокупность методических и совершенных доказательств и со­стоит из трех существенных "вещей": ясных и точных дефиниций терминов, изложения начал или очевидных аксиом, служащих для доказательства предмета рассуждения, мысленной подстановки оп­ределения на место определяемого предмета в ходе доказательства .

Метод геометрических доказательств Паскаля в искусстве убеж­дения предполагает использование правил для совершенных дефи­ниций, аксиом и доказательств.

Правила для дефиниций он формулирует следующим образом: 1. Не определять никаких совершенно ясных терминов, которые нельзя выразить другими словами. 2. Не вводить темных или дву­смысленных терминов без дефиниций. 3. Употреблять в дефинициях только слова совершенно известные или предварительно объяснен­ные.

Правила для аксиом: 1. Не вводить без исследования никаких необходимых начал, какими бы ясными и очевидными они ни каза­лись. 2. Принимать в аксиомах только истины, которые совершенно очевидны сами по себе.

Правила для доказательств: 1. Не доказывать ничего, что само собою очевидно без всякого доказательства. 2. Доказывать все не вполне ясные предложения, используя в доказательствах самые оче­видные аксиомы или предложения, уже принятые или доказанные. 3. Всегда мысленно ставить определения на место определяемых терминов, чтобы избежать заблуждения от двусмысленности слов, значение которых должно быть ограничено дефинициями.

Эти правила, по мнению Паскаля, "заключают в себе все, что требуется для основательных и бесспорных доказательств" . Из них три правила не являются абсолютно необходимыми, поэтому пре­небрежение ими не ведет к ошибке. Эти три правила следующие: по отношению к дефинициям - не определять слов совершенно извест­ных; по отношению к аксиомам - не принимать без исследования ни одной аксиомы, даже совершенно очевидной и простой; по отноше­нию к доказательствам - не доказывать ничего, что само собою ясно. Остальные же пять правил абсолютно необходимы, без них нельзя обойтись, не сделав важного упущения, а также и ошибки. Использо­вание всех восьми правил делает доказательства убедительными, бесспорными и совершенными, словом, геометрическими. Все ис­кусство доказательства заключается единственно в четком использо­вании правил.

Методические требования, разработанные Паскалем по отноше­нию к дефинициям, аксиомам и доказательствам, а также дедуктив­ный метод и другие логические подходы "одного знаменитого фило­софа этого века" (под которым в предисловии к книге понимался Декарт) были положены в основу так называемой "Логики Пор- Рояля". Таковым было широко распространенное название вы­шедшей в Париже в 1662 г. книги "Логика, или Искусство мыслить", написанной последователями Декарта, янсенистами, обосновавши­мися в монастыре Пор-Рояль. Авторы книги - французские филосо­фы и логики Антуан Арно (1612-1694) и Пьер Николь (1625-1695) определяли логику как искусство правильно прилагать разум к по­знанию вещей и в соответствии с этим акцентировали внимание изу­чающих логику на ее прикладное значение. Особенностью данной "Логики" является то, что в ней значительное место занимает психо­логия мышления, и вопросы логики трактуются в тесной связи с пси­хологией.

В логике Арно и Николь видели методологическое пособие для всех наук. Однако правильность мышления и точность ума полезны не только в науках, они полезны вообще во всех делах людей, во всех их жизненных амплуа, так как всегда важно умение различать истину и ложь. Все же другие свойства ума имеют ограниченную область применения. Например, чтобы работать в области геометрии, астро­номии, физики нужны специальные дарования ума. Однако, пишут Арно и Николь, "люди созданы не для того, чтобы проводить время, измеряя линии, исследуя отношения углов и изучая различные дви­жения материи. Ум их слишком велик, а жизнь слишком коротка и время слишком драгоценно, чтобы тратить его на столь незначитель­ные предметы"^[45].

Почему возможна логика? Дело в том, что размышляя над тем, какому методу следовали люди, когда они хорошо рассуждали и ка­ковы были причины их ошибок, они смогли установить правила, по­зволяющие избегать ошибок в будущем. Цель логики - анализиро­вать деятельность ума, выражающуюся в образовании понятий и су­ждений, в составлении умозаключений, в способности руководить рассуждениями. И именно слово "мыслить" охватывает все эти раз­личные виды умственной деятельности, ибо и простые идеи суть мысли, и суждения - мысли, и рассуждения - мысли. Именно поэто­му во введении к своей логике авторы возражают против мнения критиков, предлагавших называть логику не искусством мыслить, а искусством хорошо рассуждать. Это было бы сужением задач этой науки, речь должна идти в данном случае именно об "искусстве мыс­лить", охватывая все виды умственной деятельности'.

Арно и Николь подразделяют логику на четыре части. В первой части излагается учение о понятиях - простых представлениях или идеях. Подобно Декарту, идеи различаются у них по сравнительной ясности. Все понятия авторы книги об искусстве мыслить делят на простые и сложные, а также на общие, частные и единичные. Заслу­гой Арно и Николя является и то, что они впервые дают точную формулировку термину "содержание понятия". Хотя закон обратного отношения объема и содержания восходит еще ко временам Порфи- рия, сам термин "содержание понятия" оставался незафиксирован­ным. Под содержанием авторы понимают совокупность существен­ных признаков предметов, на которые распространяется понятие, под объемом - те предметы, которые соответствуют понятию. Содержа­ние (компрегензией - comprehension) идеи, указывается в "Логике", - это атрибуты, которые в ней заключены и которых нельзя у нее от­нять, чтобы ее не разрушишь. Так, содержание идеи треугольника включает протяженность, фигуру, три угла и равенство трех углов двум прямым.

Критическому анализу подвергается учение Аристотеля о десяти категориях. При этом высказываются упреки в произвольности отбо­ра именно этих категорий (сущность, количество, отношение, место, время, положение, состояние, действие и страдание) и в том, что Аристотель подменяет их словами. Арно и Николь предлагают свою точку зрения на источник логических ошибок, считая, что ложные выводы в умозаключениях есть следствие того, что в естественном языке многие слова употребляются неоднозначно. Авторы "Логики" мечтали о таком языке, в котором за каждым словом закреплялся бы один единственный смысл и не больше.

Для установления единственного значения слова применяется словесная дефиниция. В своем учении авторы различают реальные определения (определения вещи) и номинальные определения (опре­деления имени). В реальном определении за определяемым терми­ном сохраняется его обычный смысл (общепринятый), т.е. реальные определения устанавливают смысл или содержание термина уже сложившегося языка. В номинальном же определении определяемый термин первоначально не имеет никакого смысла и получает его по­средством определения, причем лишь тот, который приписывается ему определяющим термином. Развивая в своей логике концепцию соглашения, они делают вывод, что определение имени в отличие от определения вещи произвольно и поэтому не может быть оспорено. В силу своего произвольного характера любое номинальное опреде­ление можно принять в качестве исходного принципа (аксиомы) в отличие от реальных определений, являющихся суждениями, кото­рые нуждаются в доказательстве. Номинальное определение еще не говорит о существовании в качестве реальной вещи того, что с их помощью определяется. Номинальные определения представляют собой соглашения относительно предмета исследования. Отвечая на вопрос, как пользоваться дефинициями, авторы указывают, что, во- первых, не следует стараться давать определение всем словам, в силу бесполезности и невозможности этого; во-вторых, не следует изме­нять дефиниций, которые уже даны; в-третьих, когда приходится давать дефиницию, следует по возможности пользоваться общеупот­ребительными словами в их обычном значении.

Во второй части "Логики Пор-Рояля" рассматривается суждение - действие ума, когда связываются различные идеи. Все суждения делятся на простые и сложные; на утвердительные и отрицательные; общие, частные и единичные; истинные, ложные и вероятные. Изла­гается и учение о преобразовании суждений.

Авторы критически оценивают предшествующие системы логи­ки, начиная с Аристотеля, за то, что они ограничивались рассмотре­нием лишь немногих видов суждений и не придавали значения та­ким, например, суждением, как выделяющие суждения (только неко­торые S есть Р), исключающие суждения (все S, кроме одного, суть Р), сравнительные (компаративные) суждения ("нечестие - наиболь­шее из всех безрассудств"). Несмотря на недостаточную четкость, предложенные подходы выходили за рамки общепринятой класси­фикации суждений и обращали внимание логиков на их разнообра­зие.

Третья часть книги посвящена учению об умозаключениях, т.е. о действиях ума, через которые он образует новое суждение из многих других. Необходимость и задача умозаключения, по мнению авторов, заключается в решении вопроса об истинности или ложности какого- либо суждения. В простейшем случае в умозаключение входят две посылки (большая и меньшая) и заключение. Но не всегда обе по­сылки выражены явно. В этом случае мы имеем умозаключение, на­зываемое энтимемой. Энтимема лишь несовершенный, т.е. неполно выраженный силлогизм, поскольку одна из посылок подразумевается.

Умозаключения, построенные из многих суждений, в которых каждое последующее зависит от предыдущего, называется соритом.

Сорит можно свести к цепи силлогизмов. В математике сориты являются самыми обычными рассуждениями.

Подробнейшим образам авторы излагают правила силлогизма, характеризуют модусы и фигуры силлогизма.

Одним из наиболее интересных разделов третьей части трактата являются две заключительные главы, посвященные анализу софис­тических рассуждений. Авторы описывают восемь основных софиз­мов: 1) доказывать не то, что требуется доказать; 2) предполагать истинным то, что требуется доказать; 3) принимать за причину то, что не является причиной; 4) неполное перечисление; 5) судить о вещи по тому, что относится к ней лишь случайным образом; 6) переходить от разделительного смысла к соединительному или от соединительного - к разделительному; 7) переходить от того, что истинно в некотором отношении, к тому, что истинно вообще; 8) злоупотреблять двусмысленностью слов^[46].

Касаясь вопроса о причинах того, что приводит людей к ложным суждениям, авторы обращают внимание прежде всего на нравствен­ную сферу: "Если как следует разобраться, что обычно заставляет людей придерживаться одного мнения, а не другого, то обнаружится, что это не знание истины и не сила доводов, а узы самолюбия, лич­ного интереса или страсти"^[47]. Эту причину авторы называют внутрен­ней. Но есть еще причина внешняя - "предметы, о которых выносят суждение и которые обманывают ум ложной видимостью"^[48]. Однако предпочтение отдается первой из этих причин: "обманчивый внеш­ний вид предметов не мог бы ввергнуть нас в заблуждение, если бы воля не побуждала ум выносить поспешное суждение, когда он еще недостаточно просвещен"^[49].

Четвертая часть книги посвящена вопросам метода и правилам доказательства и особенно ярко отражает влияние картезианских подходов. Метод трактуется как способ расположения мыслей, по­средством которых открывается новая истина или доказывается дру­гим истинность известной мысли. Метод подразделяется на аналити­ческий и синтетический. Аналитический метод, или метод решения (метод изобретения) имеет своей целью открытие истины. К тому же это не какие-то особые правила, а проницательность и способность ума правильно оценивать вещи. Синтетический метод, или метод композиции (теоретический метод, метод науки) имеет своим назна­чением передачу другим лицам уже открытых истин. Главное в про­цессе исследования и объяснения - идти от более общего рода, к ча­стному - виду и особым отличиям.

Книга Арно и Николя сыграла большую роль в развитии логики и особенно, в практике ее преподавания. Общая структура изложения логики, предложенная авторами из Пор-Рояля, нашла широкое при­знание, а их логический трактат надолго стал ориентиром для напи­сания практических руководств по логике, преподававшейся в каче­стве общеобразовательной гуманитарной дисциплины. Лишь со вто­рой половины XIX в. с такого рода учебниками стали успешно кон­курировать, постепенно их вытесняя, ориентированные на опытное естествознание трактаты по индуктивной логике, а затем и работы по математической логике.

Литература

Источники

Декарт Р. Правила для руководства ума // Декарт Р. Соч. в 2-х т. М., 1989. Т. 1.

Декарт Р. Рассуждения о методе // Там же.

Арно А., Николь П. Логика, или искусство мыслить. М., 1991.

Паскаль Б. О геометрическом уме и об искусстве рассуждать // Логика и риторика. Хрестоматия. Мн., 1997.

Исследования

ЛоутДж. Псгарычныя уводзшы у фшасофно навуы. Мн., 1995.

Маковельский А.О. История логики. М., 1967.

НарстйИ.С. Западно-европейская философия ХУЛ века. М., 1974.

Попов П.С. История логики Нового времени. М., 1960.

Попович М.В. Очерк развитая логических идей в культурно-историческом контексте. К., 1979.

Стрельцова Г.Я. Паскаль и европейская культура. М., 1994.

Субботин АЛ "Логика Пор-Рояля" и ее место в истории логики // Арно А, Николь П. Логика, или искусство мыслить. М., 1991.

Яскевич Я.С. В поисках идеала строгого мышления. Мн., 1989.

Идеи логики в произведениях Томаса Гоббса

В произведениях Томаса Гоббса (1588-1679) вопросы логики занимают значительное место. Фактически им полностью посвяща­ется первый раздел трактата "О теле". Этот раздел называется "Ис­числение, или логика". Тело в понимании Гоббса - это не только фи­зическое, природное, естественное тело. Это и человеческое тело, самодвижущееся, со сложной психологической жизнью и познава­тельной деятельностью, наиболее очевидно представляемой члено­раздельной речью.

Как и у Аристотеля, вопросы логики в учении Гоббса предшест­вуют всем другим отраслям философского знания, являясь как бы введением в них. "В первом разделе первой части, озаглавленном Логика, я зажигаю светоч разума"^[50], - пишет Гоббс.

Центральные категории в логике Гоббса - имя, предложение, силлогизм, метод. Уже по этому перечню можно судить, что логика Гоббса имеет номиналистический оттенок^[51], хотя его философия ис­пытала сильное влияние картезианского рационализма. Рационализм Гоббса сводится к истолкованию мышления как совокупности свое­образных математических операций. Они производятся не только над числами. Можно складывать и вычитать линии, углы, фигуры, - этим должна заниматься геометрия. "Сложение" и "вычитание" договоров, законов и событий составляет политику. Исчислением имен, пред­ложений и силлогизмов занимается логика. В общем, "рассуждать, - согласно Гоббсу, - значит то же самое, что складывать и вычитать"^[52].

Имя - исходная категория в логике Гоббса. Оно определяется следующим образом: "Имя есть слово, произвольно выбранное нами в качестве метки, чтобы возбуждать в нашем уме мысли, сходные с прежними мыслями, и одновременно, будучи вставленным в пред­ложение и обращенным к кому-либо другому, служить признаком того, какие мысли были и каких не было в уме говорящего"^[53]. Имена, таким образом, обозначают не вещи, а мысли, мысль соотносится, но не отождествляется с языковым выражением. Между именами и ве­щами нет сходства, имена возникают по произволу.

Имя может быть простым или сложным. Простое имя может быть индивидуальным, но не обязательно. Чаще всего простое имя - наиболее широкое по своему объему. Гоббс пишет: "Я называю про­стым такое имя, которое внутри каждого рода является наиболее об­щим и имеет наибольший объем, сложным же - такое имя, которое благодаря сочетанию с другим именем ограничено в своей всеобщ­ности и тем самым указывает на наличие в уме говорящего несколь­ких представлений, в силу чего последний и прибавляет в первому имени второе"^[54]. Слово "тело" - простое имя, "одушевленное тело" - сложное имя.

Сочетание имен соответствует сочетанию мыслей. "Как идеи или образы следуют в уме друг за другом, так и различные имена последовательно прибавляются друг к другу, а их совокупность об­разует сложное имя"^[55]. Но на первом плане - знаковые действия, ко­торые как бы заслоняют действия с мыслями, операции с мыслями незримо следуют за знаковыми действиями. Тем самым Гоббс зало­жил основы знаковой концепции языка, и в этом его большая заслу­га. В последующих программах построения формализованных язы­ков отчетливо слышны отзвуки идей Гоббса: формализованный язык создается таким, чтобы, как писал выдающийся логик современности А.Чёрч, "следовать за логической формой и воспроизводить ее даже в ущерб краткости и легкости общения, если это будет необходимо"^[56].

Из имен составляются предложения и силлогизмы. По опреде­лению Гоббса, "предложение есть словесное выражение (oratio), со­стоящее из двух соединенных связкой имен, посредством которого говорящий хочет выразить, что он относит второе имя к той же са­мой вещи, которая обозначается первым, или (что то же самое) что первое имя содержится во втором"^[57]. "Человек есть живое существо" - предложение, в нем как слово "человек", так и слово "живое суще­ство" являются именами одной и той же вещи, при этом первое имя содержится во втором. Таким образом, Гоббс придерживался объем­ного понимания при истолковании предложений.

Своеобразие понимания Гоббсом силлогизма фактически за­ключается в том же, что обнаруживается в его истолковании пред­ложения. "Рассуждение (oratio), - пишет Гоббс, - состоящее и з трех предложений, последнее из которых вытекает из двух остальных, называют силлогизмом"^[58].

Метод на наиболее абстрактном уровне определяется Гоббсом следующим образом: "Метод при изучении философии есть крат­чайший путь к тому, чтобы на основании знания причин прийти к познанию их действий (effektus) и на основании знания действий прийти к познанию причин"¹. Среди методов познания Гоббс перво­степенное значение придает доказательству.

Таким образом, номиналистический "знаковый" подход к толко­ванию процессов мышления последовательно проведен Гоббсом по всем разделам его логического учения. В дальнейшем его мировоз­зренческие ориентации оказались воспроизведенными многими представителями точных наук. Ю.Бохенский, известный своими тру­дами по истории логики, приведя цитированное выше определение силлогизма, отметил: "Этот текст значителен не только исторически, так как он оказал известное влияние на Лейбница, но и характерен для тех математических установок, которые до Джэвонса в широком масштабе определяли новую форму логики"². Гоббс как бы предчув­ствовал наступление эры математической логики.

Литература

Источники

Гоббс Т. Основы философии. Часть первая. О теле/ Гоббс Т. Соч. в 2-х т. М., 1989. Т.1.

Исследования

Маковелъский А.О. История логики. М., 1967.

Мееровский Б.В. Гоббс. М., 1975.

Попов П. С. История логики Нового времени. М., 1960.

Соколов В. В. Бытие, познание, человек и общество в философской док­трине Томаса Гоббса // Гоббс Т. Соч. в 2-х т. М., 1989. Т.1.

Иммануил Кант

Предшествующее изложение свидетельствует о том, что фор­мальная логика долгое время была известна фактически в том виде, который придали ей Аристотель и его комментаторы. Отсюда - на­звание, соответствующее данному этапу, - "аристотелевская логика". Восходящая к Аристотелю традиция породила также другой равно­значный термин - "традиционная логика". Неизменность проблема­тики и методов ее разрешения в рамках аристотелевской логики на протяжении многих веков дала основание Иммануилу Канту (1724- 1804), впервые употребившему термин "формальная логика", пола­гать, что за две тысячи лет, прошедших со времени Аристотеля, эта логика не сделала ни одного шага вперед и имеет по существу закон­ченный характер.

Вместе с тем Кант считал, что эта наука "может многое приоб­рести в отношении точности, определенности и отчетливости"[59], и проделал большую работу, чтобы продвинуть ее в этом направлении. В течение четырех десятилетий он преподавал общую формальную логику в Кенигсбергском университете, что, естественно, требовало от него ясного, точного, последовательного и систематического из­ложения. Но великий философ этим не ограничился, сделав понятия ясности, точности, отчетливости и др. предметом пристального ана­лиза.

Кант определяет логику как науку "об одной лишь форме мыш­ления вообще"[60]. По существу так она определяется и у многих дру­гих авторов. При этом понимании предметом логики охватываются синтаксические и семантические аспекты языка. Его прагматика (от­ношения языковых выражений к тем, кто их воспринимает, интер­претирует и использует) фактически остается за рамками рассмотре­ния.

Вместе с тем в нормативном плане Кант трактует логику как науку "о правильном применении рассудка и разума вообще, ... о том, как он должен мыслить"[61] и выделяет в ней два раздела - анали­тику и диалектику. Аналитика, поскольку она изучает формы рас­судка и разума, есть канон для распознавания формальной правиль­ности нашего познания. Диалектика же возникает, "когда эту лишь теоретическую и общую доктрину хотят применить в качестве прак­тического искусства, т.е. органона"[62]. И здесь возможны различного рода субъективные привнесения. В частности, "из простого злоупот­ребления аналитикой возникает логика видимости (ars sophistica, disputatoria), поскольку по одной логической форме создается види­мость истинного знания"[63].

Критике видимости Кант отводит значительное место. Тем са­мым он выходит за узкие рамки синтактико-семантического подхода и обращается к рассмотрению ряда прагматических понятий. Его намерение вполне естественно находится в русле заявления о том, что "все наше познание имеет двоякое отношение: во-первых, отно­шение к объекту, во-вторых, - к субъекту"[64]. Он дает определения (по преимуществу явные) феноменов, которые характеризуют отноше­ние познания к субъекту, - представления простого и сложного, яс­ного и темного, отчетливого и неотчетливого, упорядоченного и спу­танного. Он объясняет, как и почему знание одного и того же объек­та различно по форме: у одного человека "оно есть только созерца­ние, у другого созерцание и одновременно понятие"[65]. Это различие зависит от общего условия, сопровождающего всякое познавание от сознания.

Попутно ставится вопрос о красоте как непременном качестве познающего мышления: "Если бы мы пожелали далее иметь пример неотчетливости в понятиях, то для этого нам могло бы послужить понятие красоты, - замечает философ. - ... Эстетическое совершен­ство, в смысле подлинной красоты, может быть полезным для логи­ческого совершенства"³. Характерно, что постановка данного вопро­са в таком плане, когда логические формы мышления соотносятся с эстетическими категориями, является едва ли не пионерской в логи­ко-философской литературе. В современной прагматике, в том числе логической, указанное отношение до сих пор остается "белым пят­ном".

Наконец, нельзя не обратить внимание на градацию, предлагае­мую Кантом для характеристики глубины проникновения в содержа­ние объекта. При этом выделяется семь ее степеней: 1) представле­ние о чем-либо; 2) сознательное представление, или восприятие; 3) знание как представление, получающееся в результате сравнения предметов как их по сходству, так и по различию; 4) знание созна­тельное как результат познания (животные, отмечает в связи с этим Кант, также знают предметы, но они не познают их); 5) понимание, которое он определяет как познание рассудком с помощью понятий; б) познание с помощью разума; 7) постижение, т.е. познание чего-либо посредством разума или a priori в той степени, в какой это нуж­но для нашей цели.

В работах Канта, в том числе в его "Логике", содержание поня­тий, отнесенных к выделенным степеням, полностью не раскрывает- , ся, не всегда даются определения этих понятий. Вместе с тем, от­дельные характеристики весьма точны, отчетливы и полезны. Так,

указывая на разницу между пониманием (конципированием) и постижением, Кант пишет: "Многое мы можем конципировать и не постигая, например perpetuum mobile, невозможность которого по­казывает механика"^[66].

Путем дидактически удачных сопоставлений раскрывается со­держание таких понятий, как вера, мнение, знание, которые называ­ются модусами признания истинности, вскрывается природа убежде­ния, уверенности и других феноменов сознания.

Нетрудно видеть, что вводимые и анализируемые Кантом поня­тия имеют прагматический характер. С их помощью в той или иной мере раскрывается или уточняется отношение между познающим субъектом, с одной стороны, и им используемыми познавательными средствами и получаемыми результатами, с другой. Очевидно, что находящаяся на этапе становления прагматическая логика, которая уже приступила к серьезному освоению понятий распознавания, вос­приятия, понимания, принятия, убеждения и пр., не может быть без­различной к отмеченным соображениям крупнейшего немецкого фи­лософа XVIII века.