Искушение психотерапевта рассматривать жертв тяжёлых травм исключительно в качестве жертв
Я мог бы описать множество случаев, в которых эта проблематика постоянно повторяется. Конечно, в большинстве случаев лечения эта проблема вообще не появляется, так как многие психотерапевты не могут избежать искушения видеть в подобного рода жертвах, испытавших в жизни тяжёлые травмы, исключительно только жертв. И, естественно, для пациента «создаётся» такая ситуацию, в которой терапевт видит его только в роли жертвы. Эти пациенты отщепляют агрессивное поведение в другую область – на реакции в отношении других персон. Для лучшего пояснения я опять буду использовать пример из нашего исследовательского проекта. Речь идёт о пациентке, которую лечила одна из наших самых опытных психотерапевтов:
У этой пациентки, которая страдала от тяжёлого пограничного расстройства, было одно интересное состояние, которое – как это выяснилось под конец – следовало бы назвать ложным воспоминанием (false memory syndrome). До нас она была в одной из клиник, которая занималась исследованием следов памяти, сохранившихся у пациентов, о пережитых ими сексуальных травм. Так как у нашей пациентки были налицо явные следы соматизации, пациентка жаловалась на боли в области живота, на тошноту и побуждения к рвоте, то в той клинике ей стали внушать, что скорее всего она занималась со своим отцом фелляцией, в чём она со временем стала убеждена. Во время лечения у нашего психотерапевта-женщины пациентка начала посылать всем родственникам письма, в которых рассказывала о том, что отец изнасиловал её в детстве, причём пациентка просила ничего не сообщать своему отцу. Но, конечно, все немедленно обратились к отцу, который в ярости стал обвинять весь наш госпиталь в том, что мы внушаем дочери столь превратную идею. Отец пациентки незамедлительно стал угрожать нам судом. Так что как видите, нам пришлось одновременно заниматься как проблемами, связанными с возможным возбуждением дела, так и вопросом пациентки, адресованным терапевту: «Так Вы верите мне или нет?» Психотерапевт пояснила пациентке, что не её задача верить или не верить воспоминаниям, рассказанным пациенткой. Намного больше её занимает возможность помочь пациентке в познании того, насколько прошлое определяет теперешние реакции пациентки. Психотерапевт пыталась путём разрешения проблем пациентки в ситуации Здесь и Сейчас объективно помочь оценить своё собственное прошлое и найти свою собственную адекватную установку по отношению к воспоминаниям и своей семье. Пациентка тотчас отреагировала на такое вторжение: «Ага, значит, Вы находитесь на его стороне» и начала жестоко нападать на нашу женщину-психотерапевта. Безуспешные, назавершённые прежние попытки лечения этой пациентки проводились женщинами. Конечно же, пациентка всегда поддерживалась в её роли жертвы, все другие персоны из её рассказов рассматривались в качестве палачей, в результате чего наблюдалась некоторая стабилизация состояния пациентки, хотя это никогда не приводило к действительному улучшению. Так как эту пациентку ещё не лечил ни один мужчина, то и мы в рамках нашего проекта направили её к женщине-терапевту. Наша терапевт дала пациентке интерпретацию, что не может избавиться от впечатления того, что пациентка мгновенно превращается в палача, если только не принимать на себя роль её союзника.
Речь здесь идёт о типичном для пограничных пациентов расщеплении в соответствии со следующим паттерном: или ты стоишь на моей стороне, или же ты мой враг. Наша терапевт вначале получила от пациентки роль союзницы отца, роль надсмотрщика над рабами. Прошло много месяцев, прежде чем пациентка смогла понять на сеансах, что в своих внутренних представлениях она одновременно была жертвой этого садистического (реального или воображаемого) палача и постоянно заново сталкивалась с ним в отношениях с терапевтом и отцом, но ещё и бессознательно идентифицировалась с палачом. Никаких доказательств, которые бы говорили об истинности воспоминаний об изнасиловании, так и не нашлось. Да и все другие объективные исследования всегда приводили к одному и тому же результату: речь шла о внушённой пациентке гипотезе изнасилования. Но психопатологически это интернализованное отношение с объектом в виде жертва-палач имело огромное значение.