Авдусин Д.А., Полевая археология СССР, М., 1980 1 страница
ВВЕДЕНИЕ
Полевая археология — часть археологического источниковедения. Археология — отдел истории, имеющий с ней общую методологию, единые цели и приемы исследования, но отличающийся характером основных источников. Базой археологических исследований служат вещественные источники, т. е. изготовленные человеком в древности предметы, сооружения или древние погребения. Теория и практика выявления, изучения, критики и практического использования письменных источников, т. е. их источниковедение, имеет свою специфику, отличающую его от источниковедения археологического, как в силу особого характера источников, так и вследствие разделения процесса археологического исследования на два этапа: полевой и кабинетный. В первом из них преобладают выявление источников, изучение обстоятельств их обнаружения, критика этих обстоятельств, главным образом с точки зрения надежности источника, а проблема их использования стоит на втором плане. На кабинетном этапе изучение и критика источников производится преимущественно с точки зрения раскрытия их содержания в целях использования для восстановления хода исторического развития человеческого общества. Но при этом исследователь опирается и на уже известные данные полевого исследования, нередко возвращаясь к анализу обстоятельств находки и первичной критике источника.
Таким образом, полевая археология не ограничивается правилами археологических разведок и раскопок. Полевая археология — совокупность научных методов изучения археологических памятников, расположенных под открытым небом, как говорят, в поле, хотя это «поле» может оказаться лесом, горами, пустыней и даже дном моря.
Нельзя хорошо раскапывать археологические памятники, не зная закономерностей их образования, их структуры и свойств, не умея их истолковать, подвергнуть источниковедческой критике. Ведь их изучение начинается в процессе раскопок. Нельзя быть и хорошим кабинетным исследователем, не умея вести раскопки, так как без этого невозможно понять условия залегания обнаруженных древностей и представить себе степень их надежности как исторического источника, осмыслить характер памятника. В этом случае историческое исследование вряд ли будет полноценным Кабинетные и полевые археологические исследования — две стороны одной науки, и они неразрывны.
История зарождения полевой археологической практики. Частью археологического источниковедения полевая археология стала недавно; зародилась же она с первыми раскопками, производившимися в интересах исторического знания. Часто считают, что первые раскопки были произведены вавилонским царем Набонидом в VI в. до н. э. Он искал надписи древних царей в фундаментах построек, отмечая успех или тщетность поисков. Интерес к старинным вещам, преимущественно к реликвиям, возник у людей давно, но попытки исторического истолкования этих предметов появились гораздо позже и тогда они еще не могли быть научными. Так, автор Ипатьевской летописи под 1114 г. говорит: «Когда я пришел в Ладогу, поведали мне ладожане, что здесь, когда бывает туча великая, находят дети наши глазки стеклянные, и маленькие, и крупные, проверченные (т. е. бусы. — Д. А.), а другие подле Волхова собирают, которые вымывает вода. Этих я взял более ста, все различные». Летописец встретился с явлением, хорошо знакомым археологам: дождь и река часто вымывают различные вещи из так называемого культурного слоя. Летописец не знал, почему вещи оказываются на большой глубине, поэтому появление бус объяснял выпадением из большой тучи.
В ряде городов хранились древние вещи, но хранились они не потому, что в них видели исторические источники. а потому, что они принадлежали разным деятелям русской истории, впоследствии причисленным к святым. Так, в Пскове хранились сани княгини Ольги, в Боголюбове — меч князя Бориса. Возникшие впоследствии дворцовые сокровищницы были еще не музеями, а хранилищами драгоценностей. Таким бессистемным собранием дорогих вещей была первое время и Оружейная Палата Московского Кремля, более или менее систематическая опись коллекций которой составлена в XVII в.
Наряду с интересом к древним вещам несомненно существовал интерес и к остаткам древних поселений. Выше уже говорилось об археологических наблюдениях русского летописца, хотя наблюдаемые им явления и связывались с появлением «тучи великой», а не с представлениями о древности Ладоги. Слово «городище» в значении остатков древнего поселения хорошо известно в русских летописях и в географическом описании России 1627 г. — «Книге Большому Чертежу», где указан ряд городищ.
В документах XVII в. встречаются сведения о поисках кладов, якобы зарытых легендарными разбойниками. Есть точные сведения о том, что клады искали и в археологических памятниках, в частности в городищах, причем происхождение самих городищ понято не было. Отсутствие в городищах и курганах лесной полосы России дорогих вещей не разжигало страстей искателей кладов. Иначе дело обстояло в Сибири, где в XVII в. раскопано значительное количество «бугров», так там называли курганы, в которых не раз находили золотые вещи. Это кладоискательство принесло науке колоссальный вред. Грабительские действия «бугровщиков» не могут быть оправданы даже тем, что они позволили составить самые первые представления о том, что именно находится в курганах, а отчасти и в городищах.
Тогда же по приказу Сибирской канцелярии был произведен поиск мест, откуда в древности добывали драгоценные металлы. В результате тобольские служилые люди нашли остатки плавильных печей и «копанных ям», т. е. древних рудников.
В XVII в. уже были известны и курганы, и городища, и писаницы, и места находок костей ископаемых животных, и древние рудники, но незнакомы стоянки и селища. Первая отраженная в документах попытка раскопок в России относится к 1420 г., когда в Пскове искали остатки древнейшей в городе церкви Власия. В 1684 г. под Воронежем в земле нашли огромные кости, принятые за кости ног волота, т. е. великана. Из Москвы было послано предписание их откопать, измерить и зачертить.
Значение древностей и происхождение находок в большинстве случаев еще понято не было. На этом этапе развития полевой археологии можно говорить только о случайном выявлении памятников, лишь о зачатках их изучения. Ни об их критике, ни об использовании как исторического источника не было и речи. Но описания древностей, их поиски и даже кладоискательство, о котором археологи вспоминают с сожалением, подготовили исследовательский подход к археологическим памятникам, который обозначился уже в XVIII в.
Явственной границей между XVII и XVIII столетиями в подходе к археологическим памятникам явились указы Петра I. В петровских указах речь идет о широком диапазоне древностей. В изданном в 1718 г. указе Петра о собирании вещей для Кунсткамеры говорится: «Также, ежели кто найдет в земле, или в воде какие старые вещи, а именно: каменья необыкновенные, кости человеческие или скотские, рыбьи или птичьи, не такие, как у нас ныне есть, или и такие, да зело велики или малы перед обыкновенным; также какие старые подписи (надписи. — Д. Л.) на каменьях, железе или меди, или какое старое, необыкновенное ружье (оружие. — Д. Л.), посуду и прочее все, что зело старо и необыкновенно, — такожь бы приносили за что давана будет довольная дача».
В другом указе Петр требовал: «Где найдутца такие, всему делать чертежи, как что найдут». Этот указ далеко опережал запросы западноевропейских коллекционеров, довольствовавшихся древностями, представляющими собой случайно появившиеся на рынке произведения искусства. Извлеченные из земли старая посуда и старое оружие, на которые обращают внимание петровские указы, в Западной Европе еще никого не интересовали. Петр предвосхитил требования современной археологии и в том, что в России, помещая такие древности в государственный музей, признавали их ценность. В требовании «всему делать чертежи» можно усмотреть предвосхищение современного правила описания обстоятельств находки и отдаленное родство с требованием составления полевой документации.
Указ Петра I, последовавший в 1721 г., запрещал переливать «куриозные» драгоценные вещи, предписывая отсылать их в Петербург. Этот указ имел в виду прежде всего Сибирь, где найденные золотые и серебряные изделия часто переплавляли. Так в России впервые проявилась забота о сохранности древностей.
Ввиду того, что еще до этих распоряжений царю присылали коллекции древностей из Киева и из Сибири, полагают, что петровским указам предшествовали устные распоряжения о собирании древностей. Не следует, конечно, Петра I считать первым археологом. Археология оформилась в науку позже. Мысль о возможности собирания древностей путем специальных раскопок еще не была высказана, но мысль о ценности древних вещей родилась уже тогда. Появился научный интерес к археологическим памятникам.
Изучение полевых археологических памятников в XVIII в. Основной археологической проблемой XVIII в., наряду со сбором древностей, стал сбор сведений о курганах, городищах, писаницах и других археологических памятниках. Разрабатывалась методика выявления древностей и принципы их систематизации. Известный русский историк В. Н. Татищев составил и издал одну из первых в мире инструкций по сбору сведений об археологических памятниках (1739). Ряд требований этой инструкции сохранил значение поныне и нашел отражение в позднейших инструкциях и руководствах. Описание археологических памятников было, по Татищеву, частью географического описания страны. Такова же была основа инструкции, составленной М. В. Ломоносовым. Анкета В. Н. Татищева послужила руководством для Г. Ф. Миллера, который позднее написал инструкцию для своего преемника по Сибирской экспедиции. Инструкция Миллера (1740) состоит из ста пунктов и показывает, что тогда уже много знали об археологических памятниках, их расположении, устройстве, составе находок, погребальном обряде и т. п. Началась и научная публикация открытий. В изданиях XVIII в. можно найти планы городищ и рисунки древностей.
В то время именно в Сибири для археологии было сделано особенно много. В 1722 г. в Хакассии Д. Г. Мессершмидт проводит первые раскопки курганов, чтобы узнать, «каким образом язычники в старину устраивали свои могилы». В 1734 г. Г. Ф. Миллер производит раскопки под Усть-Каменогорском. В 1772 г. несколько сибирских курганов раскопал П. С. Паллас.
Гораздо меньшее внимание уделялось древностям европейской России, которые, как уже говорилось, не представляли материальной ценности и не были эффектными. Тем не менее на Нижней Волге И. И. Лепехин описал ряд курганов и городищ, а под Елисаветградом (современный Кировоград) А. П. Мельгунов в 1763 г. раскопал курган Литая Могила.
Французская буржуазная революция 1789—1793 гг. усилила интерес к античности в Европе. Следствием это- го явились раскопки Помпеи, засыпанных пеплом Везувия вместе с городами Геркуланумом и Стабией в I в. н. э. Эти раскопки были начаты еще в 1748 г., но приняли систематический характер с 1799 г., когда Италия была оккупирована наполеоновскими войсками. Раскопки Помпеи позволили изучить быт римлян с невиданной до тех пор полнотой. Были открыты помпейский форум, рынки, храмы и пр. Но именно потому, что город был погребен под пеплом, а не в культурном слое, его расчистка не явилась типичным примером археологических раскопок. Раскопки Помпеи вызвали интерес к бытовым древностям, и не только к античным. Методика исторического исследования была простейшей: раскопали — смотри.
В России интерес к античности долгое время не был связан с археологией. Только что вошедшие в состав Российской империи Северное Причерноморье и Крым посещались и описывались людьми, далекими от археологии. Так, в 1786 г. поручик А. Строков посетил Гераклейский полуостров, на котором был расположен Херсонес, и обратил внимание на сохранившиеся древние межи, разделявшие поля еще в античное время. Строков составил довольно точный их план, теперь используемый археологами.
В 1771 г. Сенат предписал землемерам собирать и включать в журнал сведения о курганах и пещерах. Таким образом, сбор сведений о некоторых видах археологических памятников стал государственным делом. Со времен Татищева уже понималась связь древностей с историей, начали сопоставлять вещественные и письменные источники, понимать структуру и свойства информации, содержащейся в вещественных источниках, ее идентичность с информацией, полученной при анализе источников письменных.
Археологическая наука в России в XIX в. Первая четверть XIX в. ознаменована интересом к отечественной истории, связанным с патриотическим подъемом, вызванным Отечественной войной 1812 г. Этот интерес отразился в работах 3. Я. Ходаковского (настоящее имя Адам Чарноцкий, 1784—1825). Некоторые археологи называют Ходаковского одним из основоположников археологической науки в России. Он впервые указал, что археологические памятники — прежде всего исторические источники, т. е. было понято, что археологические памятники отражают реальный исторический процесс. Во время своих многочисленных, в основном пешеходных, путешествий по России Ходаковский открыл и описал великое множество городищ, которыми так богата Русская земля, и предложил начать их изучение. Правда, Ходаковский считал городища культовыми сооружениями. Правильную научную характеристику этого вида памятников как остатков древних поселений дал К. Ф. Калайдович — известный открыватель древних рукописей. Ходаковский, кроме широких археологических разведок, производил также раскопки погребений, причем (и это было ново) все вещи, даже горшки с пеплом, были сохранены.
Почти в то же время в России начинает развиваться античная археология. В 1811 г. на Керченском полуострове начал археологические изыскания П. А. Дюбрюкс, руководивший затем одним из первых в России Керченским музеем. Дюбрюкс был прекрасным разведчиком, сумевшим отыскать на территории Боспорского царства множество археологических памятников. Он также принял участие в проводившихся известным археологом И. А. Стемпковским раскопках знаменитого кургана Куль-Оба. Стемпковский и Дюбрюкс одними из первых переходят от сбора случайных вещей к правильным раскопкам, сопровождавшимся записями и чертежами. Эффектные находки в кургане Куль-Оба значительно продвинули вперед развитие античной археологии.
В 1839 г. в Одессе возникло Общество истории и древностей — крупный научный и организационный центр археологии в Причерноморье.
В 1846 г. в Петербурге организуется Русское археологическое общество, первоначально занимавшееся античной археологией и нумизматикой.
А. С. Уваров (1825—1884). В 1851— 1854 гг. один из ведущих деятелей Русского археологического общества П. С. Савельев и известный впоследствии археолог А. С. Уваров предприняли грандиозные раскопки курганов во Владимирской земле. Цель этих раскопок сводилась не к добыче эффектных вещей, а к историческому исследованию древнего населения края. Однако ими не была учтена неразработанность техники раскопок курганов и приемов фиксации находок. Опыта правильных раскопок курганов еще не было[1]. Тогда раскопали более 7000 курганов без нужной паспортизации вещей, в результате чего, как впоследствии писал А. А. Спицын, «они представили в полном смысле беспорядочную груду материала, так как при них не было описи с отметками, из какого кургана каждая вещь происходит». Массовая депаспортизация перечеркнула благие намерения Уварова и Савельева. При этом все же следует иметь в виду, что их методические ошибки были обусловлены начальным этапом развития русской археологии, неразработанностью приемов археологического исследования, отсутствием основных археологических понятий: археологический памятник, археологический источник, археологический комплекс и т. п.
Владимирские курганы копали чаще всего колодцем, реже — траншеей, т. е. узкой ямой или такой же канавой. Этот прием долгое время был основным при исследовании курганов не только в России, но и за границей.
Раскопки Владимирских курганов имели и важную положительную сторону: они значительно подняли интерес к русским курганным древностям. В ряде мест учениками и последователями А. С. Уварова предпринимаются раскопки древнерусских курганов. К сожалению, некоторые из этих археологов повторили ошибки своего учителя, хотя в их время уже многие копали методически правильнее. Так, крупный исследователь В. И. Сизов пренебрегал полнотой комплексов и полевой документацией. В то же время один из памятников (Гнёздовские курганы) вполне научными для той эпохи приемами раскапывал С. И. Сергеев, который был не археологом, а железнодорожным служащим. Он пришел к передовому для своего времени выводу о необходимости копать курганы на снос. Дневники Сергеева отличаются точностью и полнотой, все вещи снабжены археологическим «паспортом», по которому легко установить место и обстоятельства находки.
И. Е. Забелин (1820—1908). В середине XIX в. в русской археологической науке становится широко известным имя И. Е. Забелина. Будучи руководителем крупных археологических раскопок (главным образом в Поднепровье и Причерноморье), он стремился усовершенствовать их приемы. Забелин раскопал много скифских курганов, которые оказались ограбленными еще скифами, и он научился определять, ограблен курган или нет еще до раскрытия погребения. Это была одна из первых попыток научной критики археологического источника, в данном случае — курганной насыпи, а также попытка выработки научных приемов их раскопок. Им было обращено внимание на изучение земляных слоев, составляющих насыпь, на тщательное зарисовывание курганных разрезов и достигнуто умение легко читать земляную насыпь, земляные слои. Забелин уже отличал землю насыпи от земли, выброшенной из могильной ямы. Открывая могильный коридор — дромос, Забелин прослеживал на его стенках следы инструментов и по ним восстанавливал форму орудия, которым работали люди, копавшие могилу и дромос.
И. Е. Забелин стал основателем научных приемов раскопок, основателем изучения археологической стратиграфии (см. ниже). Широкие траншеи, которыми копал он, резко отличались от узких щелей, которыми раскапывались курганы до него. Чертежи и дневники раскопок, произведенных Забелиным, выполнены тщательно. Разработав приемы раскопок, Забелин приступил к раскопкам гигантского кургана Чертомлык и достиг блестящего успеха (1862—1863), раскрыв богатейшее скифское погребение.
Московское археологическое общество. А. С. Уваров и И. Е. Забелин были основными деятелями Московского археологического общества, основанного в 1864 г. По инициативе А. С. Уварова это общество организовывало Всероссийские археологические съезды, периодически проходившие в различных городах. Перед каждым съездом в той губернии, центром которой являлся избранный местом съезда город, происходили интенсивные раскопки, способствовавшие изучению истории данной округи.
Съезды уделяли внимание также разработке инструкций по раскопкам курганов и археологическим разведкам. Приемы раскопок, разработанные Забелиным, были заимствованы рядом археологов, понявших важность изучения земляных напластований. Видный археолог Д. Я. Самоквасов на III Археологическом съезде, проходившем в 1874 г. в Киеве, выступил с докладом об «Инструкции для описания городищ, курганов и пещер и для производства раскопок курганов». Главные положения инструкции были им разработаны на основании собственного большого полевого опыта, а также опыта других археологов. Но еще долгое время курганы, особенно небольшие, копались без чертежей, а иногда и без дневников. Были научно разработаны только отдельные полевые приемы, и поэтому не могло быть единых твердых требований при полевых работах. Охрана археологических памятников была в зачаточном состоянии. Только к началу XX в. общественность поняла необходимость охраны памятников истории и культуры, в том числе археологических. Но принятие единого закона неизменно наталкивалось на огромное непреодолимое препятствие — частную собственность на землю. В этих условиях полевая археология развивалась медленно, но все же развивалась, и не только как сводка правил раскопок курганов.
Зоолог И. С. Поляков, которому принадлежит честь открытия Костёнковской палеолитической стоянки, обратил внимание на то, что на палеолитических поселениях почти всегда встречается много костей вымерших животных, и предложил при разведках таких стоянок прежде всего искать выходы подобных костей. Это значительно облегчало поиски поселений, иной раз скрытых под многометровыми толщами земли.
Первобытная археология рождалась при посредстве геологии. В области палеолита общеизвестны заслуги французского археолога Г. Мортилье. В полевую археологию он ввел понятие слоя, заимствованное из геологии. Приемы, используемые в геологии, оказали влияние и на другие разделы археологии. Известный геолог А. А. Иностранцев дал подробное описание открытой им неолитической стоянки на берегу Ладожского озера и изучил совокупность археологических, геологических и биологических данных залегания подобных стоянок.
Развивались и приемы раскопок погребений. Л. К. Ивановский при раскопках нескольких тысяч курганов в Новгородской земле уже сумел избежать многих ошибок, допущенных его предшественниками.
Хотя в большинстве раскопки поселений еще производили траншеями, позволявшими выбирать вещи, но портившими памятник, наряду с этим производились попытки более правильных раскопок. Так, П. М. Леонтьев, видевший в археологических раскопках средство исторического исследования, копал Танаис уже не узкими, а широкими траншеями, иногда превращаемыми в раскоп.
В 1859 г. была учреждена Археологическая комиссия — официальный археологический центр России. Первое время ее внимание было обращено исключительно на античные древности. В 1889 г. комиссия получила право контроля над раскопками на государственных, городских и крестьянских землях. Однако помещичьи земли не входили в число контролируемых, и помещики могли на своих землях делать с древностями что хотели.
В. Дёрпфельд и А. Эванс. Примерно в это же время за границей Г. Шлиман производил раскопки Трои (холм Гиссарлык), напластования которой были варварски прорезаны гигантской траншеей без учета стратиграфии. Изучение стратиграфии Гиссарлыка поставил на научную основу В. Дёрпфельд. Благодаря Дёрпфельду в Олимпии перешли от поисков отдельных вещей к раскрытию архитектурного комплекса, были выработаны приемы фиксации открываемых объектов. Здесь была понята важность протоколизации процесса раскопок, составления планов, фотографирования. Дёрпфельд в своей практике исходил из стремления дать наиболее полную реконструкцию раскапываемого памятника. Но Дёрпфельд все же недостачточное внимание уделял рядовым вещам, а главное — не докопал до материка. Крупнейшее достижение полевой методики Дёрпфельда — идея строительного горизонта. До материка в Трое докопал только Бледжен, что позволило создать хронологическую шкалу этого замечательного памятника.
Прославившийся открытиями на Крите английский археолог А. Эванс понимал значение массовых находок. Реконструкции он производил по еле заметным, но прослеженным им следам. Эванс для удобства фиксации разбивал площадь поселения на одинаковые квадраты, и этот прием впоследствии вошел в практику археологов и был назван послойно-квадратным методом. Сетка квадратов создает устойчивую систему координат и облегчает чертежную фиксацию сооружений, регистрацию находок и лабораторную обработку полученных материалов. Четкие приемы раскопок, проводившихся Т. Омолем в Дельфах, обусловили большое научное значение этих исследований.
Б. В. Фармаковский (1870—1928). Б. В. Фармаковский, раскапывая Ольвию, разработал систему приемов раскопок, внимательно изучая напластования, сооружения, вещи и подробно фиксируя процесс раскопок. Он одним из первых показал необходимость исследования структуры курганной насыпи раскопками курганов на снос. Как было показано выше, к этому же выводу пришел исследователь Гнёздовских курганов С. И. Сергеев, работавший в то же время, что и Фармаковский. Но разнобой в применяемых приемах раскопок был еще очень велик и главным способом исследования курганов оставались раскопки колодцем.
С развитием полевой археологии все чаще стали выдвигаться требования унификации ее приемов. Одним из путей к этому было создание руководств по разведкам и раскопкам памятников археологии.
А. А. Спицын (1858—1931). Один из крупнейших русских археологов А. А. Спицын был приглашен в Археологическую комиссию из провинции и оживил работу этого археологического центра. Он был знатоком древностей широкого диапазона и значительную часть своих усилий и таланта использовал на издание материалов раскопок других археологов, не имевших на то возможностей. Среди этих материалов видное место занимали полевые дневники, важность которых Спицын ясно представлял, хотя сам почти не производил раскопок. Эта деятельность побудила А. А. Спицына написать полевые научные руководства: сначала — «Археологические раскопки», затем — «Археологические разведки». А. А. Спицын в числе первых подошел к археологическим памятникам с источниковедческих позиций, и поэтому обе его книги имеют важное значение. Эти книги представляют интерес и сейчас. А. А. Спицын рекомендовал копать курганы двумя перекрещивающимися траншеями, что для того времени было ново. Опыт раскопок Ольвии не описан, хотя в книге имеются фотографии этого поселения в процессе исследования. О других городах Спицын пишет, что приемы их исследования еще не выработаны. Много внимания Спицын уделил топографическим картам и планам. Руководства Спицына содержат также некоторые указания о применявшихся тогда приемах предохранения вещей от разрушения.
В. А. Городцов (1860—1945). В. А. Городцова часто называют патриархом советской археологии. Он воспитал и ввел в науку целое поколение ученых, которые стали основателями советской археологии. Уделяя много времени преподаванию, В. А. Городцов читал, наряду с другими курсами, и лекции по полевой археологии, впоследствии изданные под названием «Руководство для археологических раскопок и обработки добытого раскопками материала». Городцов в этом курсе лекций выступает с тех же позиций, что А. А. Спицын в своих трудах. В основных чертах эта книга перекликается с книгами Спицына, но в подробностях, иногда весьма важных, имеет свою специфику. В «Руководстве» Городцова рекомендуется копать поселения послойно; уделяется много внимания раскопкам сооружений и их расчистке.
В дальнейшем Городцов неустанно совершенствовал полевую археологию. Насыпь большого кургана он копал несколькими широкими колодцами, что позволяло изучать ее почти полностью. Городцов обратил внимание на изучение остатков жилищ на дьяковских городищах и достиг в этом больших успехов. Работы Городцова отличаются точностью наблюдения, учетом стратиграфических признаков и полнотой охвата материала, предоставляемого памятником. Поселения Городцов копал траншеями, что соответствовало научным требованиям того времени.
Кроме перечисленных книг можно было бы отметить ряд других работ, как русских, так и иностранных, посвященных правилам археологических раскопок, равно как и серию статей по консервации и хранению находок. Все эти руководства оказали известное влияние на унификацию приемов раскопок и разнобой в полевой методике значительно уменьшился.
Русские дореволюционные археологи не считали себя историками. Археология тогда еще не стала исторической наукой, хотя целый ряд археологических работ уже содержал исторические выводы. Но для широких исторических обобщений археология должна была иметь глубокий фундамент источников, она должна была пройти через период накопления научного материала. Этот период длился в течение всего дореволюционного развития русской археологии.
Трудности в развитии дореволюционной полевой археологии. Буржуазно-помещичий строй царской России создавал многочисленные трудности для развития археологии. Неисчислимы были препятствия, которые чинила на пути дореволюционной археологии частная собственность на землю. Самодурство помещиков, нередко запрещавших раскопки на их земле (например, долгое время запрещались раскопки Ольвии), было первым таким препятствием. На частной земле приемы археологических раскопок были бесконтрольными. Нередко найденные вещи приходилось выкупать у владельцев земли. Ввиду ограниченности средств, имевшихся у Археологической комиссии и археологических обществ, возможности раскопок в дореволюционной России суживались, а археологи были вынуждены обращаться к меценатам с просьбами об отпуске средств.
Вещеведение, т. е. изучение вещей, не ставящее целью получение исторических выводов, господствовавшее в буржуазной археологии, имело прямым следствием поиски редких, преимущественно красивых, драгоценных вещей. Нередко «неинтересные» вещи выбрасывались и пропадали для науки. Так, археологи часто выбрасывали развалившиеся горшки, а порой не брали даже целые. При помощи раскопок добыча вещей в значительной степени осуществлялась наиболее дешевым способом. Поэтому не исследовались полы курганов, т. е. края курганных насыпей, — это было невыгодно; городища копались траншеями. Даже А. А. Спицын писал, что «содержательное городище — большая редкость». Под «содержанием» городища понимались вещи, а не сооружения, которые не привлекали внимания археологов.