Мотивированные отклонения от нормы
В речевой деятельности часто наблюдаются отклонения от нормы - в произношении, в размещении ударений в слове, в употреблении грамматических форм, в словоупотреблении.
Отклонения могут свидетельствовать об элементарной неграмотности, недостаточной речевой культуре, но могут быть осознанными, специально запланированными, несущими определенный смысл.
Такие отклонения имеют вторичный характер, рассчитаны на понимание их смысла и представляют собой особый литературный прием. Осознанное, специальное употребление речевых «ошибок», характеризующих ту или иную речевую ситуацию, может быть допустимым в образованной среде профессионально связанных людей, когда ошибочность речений вносит элемент непринужденности, обычно ироничности, в общение хорошо понимающих друг друга собеседников. Это своеобразная «игра в ошибки», игра с легко воспринимаемым подтекстом. Великолепно сказал об этом Л.В. Щерба: «Только безупречное знание языка, грамматики дает возможность почувствовать всю прелесть отклонения от правил. Эти отклонения становятся средством тонких и метких характеристик» (албанский язык)
В публицистике, в художественной литературе нарушение языковой нормы оказывается художественно значимым, оно тановится словесным образом, средством передачи специального, характерологического смысла. Например, в «Комсомольской правде» (17 июля 1971 г.) была напечатана заметка о незаконном приеме в институт. Заголовок этой заметки такой: «Прашу пренять в инстетуд». Как говорится, комментарии излишни. Как видим, ошибочная орфография может оказаться ярким стилистическим средством. Журналисты, писатели часто пользуются этим средством характеристики.
Осознанная речевая ошибка, к месту и со смыслом сделанная, придает речи некоторую пикантность. Идеально нормативная речь психологически создает ощущение сухости, пресности, она не задевает эмоциональных струн. Как, например, правильно (по грамматике) поставленные знаки препинания не замечаются, но необычные знаки привлекают внимание. Это своеобразный стилистический «шарм». Недаром ведь А.С. Пушкин произнес ставшую в дальнейшем крылатой фразу «Как уст румяных без улыбки, без грамматической ошибки я русской речи не терплю».
В художественной литературе отклонения от нормы становятся средством речевых характеристик. Приемы, как известно, не непроизвольны, а подчинены говорящему / пишущему. Они выполняют художественную функцию. Часто случается, что великие художники слова, например уровня Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, допускают такие погрешности в языке, какие не дозволены рядовому носителю языка. Недаром ведь Ю. Олеша советовал писателям заняться изучением «неграмотности» языка Л. Толстого. Художническое чутье помогало ему ощутить значимость такой «неграмотности». Подобное можно встретить и у А. Блока - в орфографии, в акцентном оформлении слова, в грамматике. Блок настойчиво охранял свои грамматические оплошности от издателей, поскольку они для него имели цену образно-эстетическую. Звуковые и словесные повторы, алогизмы при сочетании однородных членов предложения, нарушение управления и согласования, эти элементарные просчеты, нарушающие правила практической стилистики, могут служить целям особого плана. Словесная или грамматическая игра, тонко проведенная, заставляет почувствовать оригинальность слога, умение свободно и легко обращаться с тем неистощимым богатством, которое предоставляет нам язык. И отклонения от нормы в создании такого слога занимают свое особое место. Известно, например, что многие стилистические и грамматические «ошибки» возводятся в ранг литературно-художественных приемов, украшающих речь, делающих ее остроумной, изобразительной, часто ироничной. Например, зевгма - фигура речи, создающая юмористический эффект семантической и грамматической разнородностью и несочетаемостью членов предложения: ...Хозяин, блестя очками и остроумием, возглавлял стол, и позади него на стене во весь рост сам Петр Великий в ботфортах (М. Белкина. Скрещение судеб); Доктор с озабоченным лицом, подающий надежду на кризис, часто имеет палку с набалдашником и лысину (А. Чехов); Марья Александровна сидит у камина в превосходнейшем расположении духа и в светло-зеленом платье, которое к ней идет (Ф. Достоевский); Дочка, стройная и меланхолическая девушка лет семнадцати, воспитанная на романах и на чистом воздухе (А. Пушкин); Одни обедают с вином, другие с друзьями, одни пользуются палочками, другие случаем, одни едят за столом, другие задаром (П. Вайль, А. Генис. Русская кухня в изгнании).
Осознанное отклонение от нормы в качестве литературного приема породило новый термин и противопоставление норма - антинорма. Воспроизводство нормы делает текст стандартным, а производство антинормы сообщает ему индивидуальную неповторимость. Как видим, норма всегда воспроизводится, а антинорма творится.
Рассматривая взаимоотношения нормы и антинормы, Л.Н. Мурзин сформулировал критерии их разграничения: статистический (чем чаще употребляется, тем нормативнее); деривационный (все производные формы языка тяготеют к ненормативности, все производящие - к нормативности); логический (нормативны те формы, которым соответствуют логические структуры - так, прямой порядок слов нормативнее, чем обратный); психологический (чем нейтральнее языковая форма, тем она нормативнее, так как привычнее отмеченной; последние попадают в фокус внимания).