Целостность и связность как конструктивные признаки текста
В кругу вопросов, связанных с характеристикой текста, предполагающей всестороннее освещение данного феномена, вопрос о целостности и связности, пожалуй, можно считать одним из основных. Это объясняется тем, что текст как объект лингвистического исследования представляется прежде всего как информационное и структурное единство, как функционально завершенное речевое целое. Именно это качество текста в настоящее время дает возможность определить достаточно четкие закономерности текстообразования.
Целостность и связность - эти, по существу, основные, конструктивные признаки текста -отражают содержательную и структурную сущность текста. При этом исследователи, в частности, различают локальную связность и глобальную связность. Локальная связность - это связность линейных последовательностей (высказываний, межфразовых единств). Глобальная связность - это то, что обеспечивает единство текста как смыслового целого, его внутреннюю цельность.
Локальная связность определяется межфразовыми синтаксическими связями (вводно-модальными и местоименными словами, видо-временными формами глаголов, лексическими повторами, порядком слов, союзами и др.).
Глобальная связность (она приводит к содержательной целостности текста) проявляется через ключевые слова, тематически и концептуально объединяющие текст в целом или его фрагменты.
Связность текста проявляется через внешние структурные показатели, через формальную зависимость компонентов текста.
Целостность же текста усматривается в связи тематической, концептуальной, модальной.
Значит - понятие целостности текста ведет к его содержательной и коммуникативной организации, а понятие связности - к форме, структурной организации.
Вначале о связности. Структурная связь может быть эксплицитной и имплицитной. Например: Стало душно. И поэтому мы вышли на улицу. - Стало душно. Мы вышли на улицу (причинно-следственная связь выражена словами или только логико-интонационными средствами).
Структурная связь может быть левосторонней и правосторонней, в зависимости от места расположения сигналов связи в компонентах текста.
Например: Я считаю, что ему в работе многого не хватает. Например объективности (форма ему отсылает нас к предшествующему контексту; так же как и слово например связано с впередистоящим высказыванием; с другой стороны, связь идет направо - многого, т.е. по контексту справа - объективности).
Еще пример: Юность - это своего рода дарне уставать, не знать скуки, все воспринимать с воодушевлением. Но дар этот,если его понимать как естественный интерес к жизни, можно с годами и утратить, а можно и умножить (сигналы левосторонней связи - но дар этот, его).
Еще пример: В таких случаях он вставал и, превозмогая боль, садился за пишущую машинку. (Левосторонний контекст: Мучительные боли в ампутированной ноге часто не давали Ивану Степановичу заснуть. - А. Крон. Капитан дальнего плавания.)
Есть еще одна причина, почему я не вправе молчать. Количество публикаций, в том числе зарубежных, росло. Моя рукопись устаревала, не сходя с письменного стола. И я понял: от меня ждут не информации, а жизнеописания. Тогда я бросился в другую крайность. Начал писать биографический очерк (там же).
Сочетание есть еще одна причина указывает на правостороннюю связь (причина должна быть раскрыта); сочетание бросился в другую крайность тоже ориентирует на последующее разъяснение (правосторонне направленная связь).
Таким образом, левосторонняя связь - это указание в тексте на ранее сказанное (анафора); правосторонняя связь - это указание на последующее (катафора).
Левосторонняя связь особенно наглядно обнаруживается при цепной зависимости: У ольхи на ветках коричневые круглые шишечки. Этокладовые. В нихдерево хранит свои семечки. Четко просматривается левосторонняя связь в следующем межфразовом единстве: После Пришвина
осталось большое количество записей и дневников. В этих записяхзаключено много размышлений Михаила Михайловича о писательском мастерстве.В этом делеон был так же проницателен, как и в своем отношении к природе (К. Паустовский. Золотая роза).
Структурные сигналы связи можно обнаружить даже в вырванном из текста предложении, если они эксплицитно представлены. Например, предложения То был далекий мир, где самые простые предметы сверкали молодостью; И опять долго шли в темноте (В. Набоков) явно имеют текстовой фон, об этом свидетельствуют знаки связи: то, и.
Структурная связь может быть выражена и посредством синтаксического параллелизма, когда цепочки высказываний повторяют одну и ту же модель; связь осуществляется и однотипностью видо-временных форм глагола и другими средствами формальной организации:
Ботанический залив был скован льдом. Высокие сосны трещали от стужи. Непрестанный ветер сдувал со льда сухой снег. Залив угрюмо блестел по ночам, как черное стекло, и отражал звезды (К. Паустовский. Северная повесть). Здесь использованы одинаковые модели предложений, один и тот же порядок слов, одни и те же видо-временные формы глаголов (был скован, сдувал, блестел, отражал).
Целостность текста - это прежде всего единство тематическое, концептуальное, модальное.
Смысловая цельность заключается в единстве темы - микротемы, макротемы, темы всего речевого произведения.
Мельчайшая частная тема - тема, заключенная в межфразовом единстве (она обычно дается в зачине, первой фразе единства). Межфразовое единство монотематично. Переход от одной темы к другой есть сигнал границы межфразовых единств. Единство темы проявляется в регулярной повторяемости ключевых слов через синонимизацию ключевых слов, через повторную номинацию. Единство темы обеспечивается тождеством референции, т.е. соотношением слов (имен и их заместителей) с одним и тем же предметом изображения. С единством темы, наконец, связано явление импликации, основанное на ситуативных связях. Наличие одних отображаемых предметов предполагает наличие и других, ситуативно связанных с ними.
Вот пример того, какова роль ключевых слов в создании смысловой цельности текста, в осуществлении активной связи их с другими словами, помогающими всесторонне раскрыть обозначенную тему:
Несколько дней лил, не переставая, холодный дождь. В саду шумел мокрыйветер. В четыре часа дня мы уже зажигали керосиновые лампы, и невольно казалось, что лето окончилось навсегда и земля уходит все дальше и дальше в глухие туманы, в неуютную темень и стужу.
Был конец ноября - самое грустное время в деревне. Кот спал весь день, свернувшись на старом кресле, и вздрагивал во сне, когда темная дождевая водахлестала в окна.
Дороги размыло. По реке несло желтоватую пену, похожую на сбитый белок. Последние птицы спрятались под стрехи, и вот уже больше недели, как никто нас не навещал - ни дед Митрий, ни лесничий.
Лучше всего было по вечерам. Мы затапливали печи. Шумел огонь, багровые отсветы дрожали на бревенчатых стенах и на старой гравюре-портрете художника Брюллова. Откинувшись в кресле, он смотрел на нас и, казалось, так же как и мы, отложив раскрытую книгу, думал о прочитанном и прислушивался к гудению дождяпо тесовой крыше (К. Паустовский. Прощание с летом).
Перед нами раскрывается тема осеннего холодного дождя и тех ощущений, которые он вызывает. Ключевое слово дождь связывает воедино весь фрагмент текста, состоящий из четырех межфразовых единств: лил дождь, холодный; мокрый ветер; глухой туман; темень и стужа; темная дождевая вода; дороги размыло; гудение дождя.
В сущности, это развертывание одной темы, темы дождя, которая помогает передать другой, глубинный смысл отрывка - физическое и душевное состояние «наблюдателей» этого дождя. Так, ключевые слова создали не просто сюжетный фон отрывка, но и нечто большее - глубинный смысл текста.
Ключевые слова, становясь доминантными обозначениями, создают вокруг себя единый смысловой контекст, вовлекая в него другие слова, ситуативно связанные со словом-понятием, избранным в качестве ключевого. Как, например, в следующем межфразовом единстве найденный писателем образ путешествия повлек за собой соответствующий словесный набор: дали и дороги; на каждом шагу; переплетение дорог.
Работа над этой книгой напоминает путешествие по мало знакомой стране, когда на каждом шагу открываются новые дали и дороги. Они ведут неведомо куда, но сулят много неожиданного, дающего пищу для размышлений. Поэтому заманчиво и просто необходимо хотя бы и неполно, как говорится, начерно, но все же разобраться в переплетении этих дорог (К. Паустовский. Золотая роза).
О доминантной роли ключевых слов, применительно к поэтическим произведениям, хорошо сказал в своих записных книжках 1906 г. А.А. Блок: «Всякое стихотворение - покрывало, растянутое на остриях нескольких слов. Эти слова светятся как звезды. Из-за них существует стихотворение»35[1].
Ключевые слова создают семантические текстовые поля36[2].
Это смысловой лейтмотив. Как правило, ключевые слова связаны с темой текста, фрагмента текста, отдельного межфразового единства.
Если это фразовое единство, то ключевое слово обязательно присутствует в его зачине в качестве смыслового центра. И именно это слово семантически притягивает к себе другие слова, расположенные в пояснительной части сложного целого, раскрывающей данную микротему.
Ключевые слова как семантически важный элемент текста могут оказаться центральными в системе образов того или иного художника слова. Через них не только выражается основная идея произведения, но и авторская стилистика. Л.К. Чуковская в «Записках об А. Ахматовой» писала: «Чтоб добраться до сути, надо изучать гнезда постоянно повторяющихся образов в стихах поэта -в них таится личность автора и дух его поэзии» (8 августа 1940 г.)37[3].
Исследователь В. Виленкин, в частности, обратил внимание на то, что таким ключевым понятием-словом для А. Ахматовой можно считать образ «тени»38[4]. Впервые «тень» появилась в «Белой стае»:
Там теньмоя осталась и тоскует,
Все в той же синей комнате живет.
После смерти А. Блока и о гибели Н. Гумилева - опять:
Из прошлого восставши, молчаливо
Ко мне навстречу теньмоя идет.
В «Поэме без героя» и других произведениях метафора «тени» меняет свою природу, расширяет и углубляет свой смысл, часто превращается в шифр, разгадывание которого приводит к пониманию подтекста. Так ключевое слово, обрастая новыми оттенками значения, становится сигналом тайнописи.
Я иду навстречу виденью,
И борюсь я с собственной тенью-
Беспощаднее нет борьбы.
Рвется теньмоя к вечной славе,
Я как страж стою на заставе
35[1] Судьба Блока: По документам, воспоминаниям, письмам, заметкам, дневникам, статьям и другим материалам/ Сост. О. Немеровская и Ц. Вольпе. Л., 1930. С. 128.
36[2] См.: Новиков Л.А. Художественный текст и его анализ. М., 1988. С. 31.
37[3] См.: Книга 1. 1938-1941. М., 1989. С. 140.
38[4] См.: Виленкин В. Образ «тени» в поэтике Анны Ахматовой// Вопросы литературы. 1994. Вып. 1.
И велю ей идти назад.
О ключевом слове «окно» в комментарии к «Евгению Онегину» очень тонко рассуждает В.В. Набоков. Это слово-образ оказывается значимым для понимания духовного облика и жизни любимой героини Пушкина Татьяны39[5].
Образ-мотив горящей свечи играет важную роль и в содержательной структуре романа Б. Пастернака «Доктор Живаго». Ведь свеча как бы «одерживает» победу над тьмой.
Роль ключевых слов может выходить даже на уровень жанра, например, существовал определенный подбор слов-сигналов для русской элегической школы (В. Жуковский, К. Батюшков). Стоило только появиться словам томиться, бледнеть, младость, радость, луна, роза, слезы, кипарис и др., как читатель сразу понимал, что перед ним элегия. Создавался лексический канон жанра. Элегия оставалась непроницаемой для простого бытового слова. Элегия как «песнь грустного содержания» (В. Белинский) тематически была ограничена. И следовательно, лексическая канонизация представлялась жанровообразующим признаком.
Связующим элементом текста на уровне содержания является и авторская оценка и осмысление отображенных предметов, связь авторского замысла и композиции, авторская позиция. Все это связано с целеустановкой текста и ее реализацией в стиле, в формах представленности в тексте авторства. Авторская модальность скрепляет все элементы содержания текста. Для художественного текста это «образ автора» (по терминологии В.В. Виноградова), для текста нехудожественного это авторская концепция, точка зрения. Нет этого - нет и смыслового единства текста, его цельности. Организация речевых средств для передачи содержания под углом зрения, отражающего авторскую позицию, и определяет целостность текста.
Применительно к художественному тексту об этом хорошо сказал еще Л. Толстой: «Люди, мало чуткие к искусству, думают часто, что художественное произведение составляет одно целое, потому что в нем действуют одни и те же лица, потому что все построено на одной завязке или описывается жизнь одного человека. Это несправедливо. Это только так кажется поверхностному наблюдателю: цемент, который связывает всякое художественное произведение в одно целое и оттого производит иллюзию отражения жизни, есть не единство лиц и положений, а единство самобытного нравственного отношения автора к предмету»40[6].
Таким образом, текст состоится, если он обладает двумя признаками - структурной связностью и содержательной цельностью. Причем оба признака неразрывны и накладываются друг на друга. Присутствие только одного из признаков еще не свидетельствует о целесообразно построенном тексте. В плане выражения текст может быть «связным» (использованы средства синтаксической связи; соблюдены тема-рематические последовательности), но в плане содержания такой текст может оказаться абсурдным. Подобный пример приводит СИ. Гиндин41[7].
Я пошел в кино. Кино на Остоженке. Остоженка - одна из самых старых улиц Москвы. Москва - центр всех железнодорожных путей страны. Железные дороги - артерии народного хозяйства. Такой «текст» не раскрывает обозначенную в зачине тему (Я пошел в кино), а уводит от нее, хотя структурные правила построения текста здесь соблюдены строго - четко представлены тема-рематические последовательности на уровне высказываний. Текст как бы утратил смысловую ориентацию, которая обычно определяется конкретной целеустановкой, коммуникативным заданием42[8].
Правда, подобная «абсурдность» может быть запланирована автором и являться своеобразным литературным приемом. Это можно встретить в текстах Н.В. Гоголя. Например, связная по форме, но несвязная по существу речь полицейского чиновника («Нос»):
39[5] См.: Фенина Г.В. О некоторых аспектах комментирования В.В. Набоковым романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин»// Филологические науки. 1989. №2.
40[6] Полн. собр. соч. 1. 30. С. 18-19.
41[7] См.: Гиндин СИ. Внутренняя организация текста: Автореф. канд. дисс. М., 1972.
42[8] Сравни с примером, приведенным в параграфе «Единицы текста - высказывание и межфразовое единство»: Кинотеатр находился на Пулавской улице. Пулавская улица - это одна из улиц Варшавы. Улицы в Варшаве имеют определенную форму. Такую форму можно описать при помощи следующих уравнений...
Но, к счастью, были со мной очки, и я тот же час увидел, что это был нос. Ведь я близорук, и если вы станете передо мною, то я вижу только, что у вас лицо, но ни носа, ни бороды, ничего не замечу. Моя теща, то есть мать жены моей, тоже ничего не видит.
Еще пример, когда абсурдность планируется как установка автора:
Подъезжая к крыльцу, заметил он выглянувшие из окна в одно время два лица: женское, в чепце, узкое, длинное, как огурец, и мужское, круглое, широкое, как молдаванские тыквы, называемые горлянками, из которых делают на Руси балалайки, двухструнные легкие балалайки, красу и потеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щеголя, и подмигивающего и посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушать его тихоструйного треньканья (Н. Гоголь. Мертвые души). Так после сравнения головы Собакевича с тыквой текст «поплыл» в неопределенном направлении: тыква, балалайка, деревенский парень в кругу девушек.
Не создают текста как такового и тематически подобранный, но грамматически не связанный ряд слов. Например, такие ряды используются при обучении иностранному языку, когда дается задание из слов составить предложения и объединить их в текст (Я, подойти, остановка, трамвай, ехать, институт).
Использование отдельных слов, вне грамматических связей, может послужить особым литературным приемом. В частности, у В. Сорокина в книге «Норма» (М., 1994) через перечень слов рассказывается вся жизнь «нормального» с точки зрения определенных социальных устоев человека - от рождения до смерти: этот перечень как наплывы сознания - значительные события и мелкие детали; предметный мир и событийный, социальный и индивидуальный. По этому перечню можно безошибочно определить типичность намеченной пунктирами социальной среды, неизбежную этапность жизненного пути; стереотип жизненных условий и потому стереотип поведения отдельного индивидуума. Вот некоторые из этих слов (слова даны избирательно, общий перечень автора составляет 23 страницы: 75-98):
| Нормальные роды | Нормальная самоволка |
| Нормальный мальчик | Нормальный Калашников |
| Нормальный животик | Нормальный отпуск |
| Нормальные ползунки | Нормальный дембель |
| Нормальная погремушка | Нормальная Марина |
| Нормальная песочница | Нормальный стимул |
| Нормальная ссадина | Нормальные квартальные |
| Нормальный озноб | Нормальное начальство |
| Нормальный страх | Нормальный субботник |
| Нормальный детсад | Нормальная целина |
| Нормальные песни | Нормальный райком |
| Нормальная учительница | Нормальное большинство |
| Нормальная промокашка | Нормальное предательство |
| Нормальный двор | Нормальная свекровь |
| Нормальные ребята | Нормальные выборы |
| Нормальные спички | Нормальная свобода |
| Нормальный самопал | Нормальный курс |
| Нормальный вывих | Нормальное выпрямление |
| Нормальная больница | Нормальная пенсия |
| Нормальная тетка | Нормальный миокардит |
| Нормальная сумочка | Нормальный кашель |
| Нормальная затяжка | Нормальные воспоминания |
| Нормальный участковый | Нормальное равнодушие |
| Нормальный побег | Нормальный орденок |
| Нормальный портвейн | Нормальный цирроз |
| Нормальная разборка | Нормальный юбилей |
| Нормальная повестка | Нормальная водка |
| Нормальная армия | Нормальный диванчик |
| Нормальная панель | Нормальный наркоз |
| Нормальные политзанятия | Нормальная смерть |
Как литературный прием используется цепочка номинативов-наименований в ироническом плане и в следующем зарифмованном тексте43[9]:
Мама, сказка, каша, кошка,
книжка, яркая обложка,
Буратино, Карабас,
ранец, школа, первый класс,
грязь в тетради, тройка, двойка,
папа, крик, головомойка,
лето, труд, река, солома,
осень, сбор металлолома,
Пушкин, Дарвин, Кромвель, Ом,
Гоголь и Наполеон,
Менделеев, Герострат,
бал прощальный, аттестат,
институт, экзамен, нервы,
конкурс, лекция, курс первый,
тренировки, семинары,
песни, танцы, тары-бары,
точность знаний, чет-нечет,
радость, сессия, зачет,
стройотряд, жара, работа,
культпоход, газета, фото,
общежитъе, взятка-мизер,
кинотеатр, телевизор,
карандаш, лопата, лом,
пятый курс, проект, диплом,
отпуск, море, пароход,
по Кавказу турпоход,
кульман, шеф, конец квартала,
цех, участок, план по валу,
ЖСК, гараж;, квартира,
теща, юмор и сатира,
детский сад, велосипед,
карты, шахматы, сосед,
сердце, печень, лишний вес,
возраст, пенсия, собес,
юбилей, часы-награда,
речи, памятник, ограда.
О. Молотков
Как видим, своеобразная канва из слов способна передать некоторое содержание, однако это лишь окказиональный случай построения текста, запрограммированный его создателем на оригинальность формы, это своеобразный эксперимент, рассчитанный на эффект неожиданности.
43[9] Пример взят из кн.: Акимова Г.Н. Новое в синтаксисе современного языка. М., 1990. С. 98-99.
Что же касается обычного текстообразования, то здесь действуют определенные правила и закономерности, определяемые логико-грамматическими, языковыми категориями.
Кстати, перечень может вписаться и в обычный, грамматически связанный контекст, и тогда он воспринимается как структурный элемент сложного целого. В следующем примере даны однородные номинативы-высказывания, завершающиеся традиционно оформленным обобщающим предложением:
Город отражался в воде рейда всеми своими огнями. Блеск пламени достигал морского дна, -так прозрачна была вода севастопольских бухт.
Что происходит ? - спрашивал я себя.
Верди. Венеция. Старинный рояль и вино. Песенки студентов, седые актеры и молодая женщина с красной камелией, приколотой к корсажу.
Предательство, любовь, печальный поцелуй в висок.
Севастополь, красная эскадра, матросы-комсомольцы, якоря, цепи. Советские гюйсовые флаги, тончайшая музыка и слушатели, которым мог бы позавидовать Бетховен.
Все это произвело в душе радостное смятение. Только к концу спектакля оно сменилось ясным ощущением неповторимого времени, переживаемого нами, и небывалого будущего, идущего ему на смену (К. Паустовский. Черное море).
Перечисление номинативов здесь тематически сгруппировано, что отражено при помощи абзацного членения.
Итак, чтобы текст был оформлен как осмысленное целесообразное структурное единство, необходимы оба признака - признак связности и признак целостности.
Последнее включает в себя и такое качество, как коммуникативная установка. Гиперсвязность текста достигается именно его коммуникативной (целевой) установкой.
Повторная номинация
Семантико-структурная и коммуникативная организация текста осуществляется в результате следования некоторым правилам, среди которых немаловажную роль играет выбор способа повторной номинации, порядка слов, типа модальности и др. Прежде всего при создании связного текста неизбежно встает вопрос о повторной номинации, т.е. выборе средств словесной замены для уже названного субъекта или объекта. Так, во избежание повторения одних и тех же слов возникает необходимость лексических замен. Однако такие замены не всегда удобны и допустимы. В частности, трудности возникают при создании специальных текстов, где подыскать, скажем, другое наименование научному понятию не представляется возможным из-за четкой обозначенности его содержания. В таком случае повторение ключевых слов (терминов) неизбежно.
Тексты же художественные, публицистические обнаруживают стремление разнообразить наименования в потоке речи, обновлять словесный инвентарь. Однако возможность замен и здесь имеет определенные текстуальные ограничения. Кроме того, отсутствие замен (при лексическом повторе) может повысить семантико-стилистическую напряженность текста и, следовательно, усилить его выразительность.
Вот некоторые примеры на возможность (невозможность) или желательность (нежелательность) замен при повторной номинации.
1. Познакомились мы в одном санатории. Гуляли вместе, вспоминали новгородские леса, морошку, глухие деревушки. Семья наша жила тогда в районном центре, в Лычкове. Неподалеку от нашего дома стоял двухэтажный дом с железными решетками на окнах нижнего этажа.Мне интересен этот домбыл тем, что по вечерам тамвсегда горел свет... Мы, мальчишки, почему-то обходили этот домстороной, в окна не заглядывали, в сад не лазили и даже между
собою не говорили про этот дом. Какая-то опасность окружала его. Тогда это учреждениеназывалось ОГПУ. Люди, которых тудапривозили, исчезали. О них говорили шепотом (Д. Гранин. Анатомия страха. Лит. газ. 1997, 12 марта).
Пространное наименование «двухэтажный дом с железными решетками на окнах нижнего этажа» (первое представление объекта) заменяется в дальнейшем кратким «этот дом» (причем именно указательное слово «этот» отсылает нас к поименованному выше). И, наконец, в конце смысл «этого дома» раскрывается точным указанием адреса: появляется новая номинация «это учреждение называлось ОГПУ». Так от внешнего описания объекта текст ведет нас к раскрытию его внутренней сущности. В этом отрывке есть и другие указатели повторной информации -пространственного и временного характера (тогда, там, туда), однако доминирующим все-таки остается сочетание «этот дом», повторение которого усиливает впечатление о значимости данного объекта.
2. Вообще-то знать о Сковородеи питать какой-то интерес к легендарной жизни странствующего поэта и мудреца Булгаковдолжен был с детства: ведь онопрошло у него в Киеве, на Украине, гдеи сегодня в разговорах нет-нет да и услышишь шутку, поговорку или афоризм, приписываемые Сковороде. Кроме того, Сковородуособо почитали все, кто когда-нибудь учился после него в Киевской духовной академии, а отец писателя, Афанасий Иванович, был выпускником и преподавателем этого учебного заведения(И. Л. Галинская. Загадки известных книг. М., 1986. С. 81).
Здесь мы имеем замены, Булгаков - писатель; детство - оно; Сковорода - он (после него), поэт и мудрец; Киевская духовная академия - это учебное заведение. Невозможной оказалась замена в одном случае: «Сковороду почитали все...» - повтор имени связан с тем, что замена могла бы быть отнесенной к Булгакову.
3. …В «Мастере и Маргарите» очевиднейшим образом художественно воплощена теория трех миров: земного, библейскогои космического. Первыйв романе представляют люди. Второй- библейские персонажи. Третий- Воланд со своими спутниками.
Теория же таких «трех миров»могла быть позаимствована Булгаковым только у того, ктоявляется ее создателем, - у украинского философа XVIII в. Григория Саввича Сковороды. Последний, кстати сказать, часто подписывался под своими произведениями словами «любитель Библии»...
Теория «трех миров» Сковороды, изложенная им в трактате «Потоп змиин», представляет собой близкую к пантеизму объективно-идеалистическую концепцию. Согласно этой теории,самый главный мир - космический, Вселенная, всеобъемлющий макрокосм. Два других мира, по Сковороде, частные. Один из них- человеческий, микрокосм; другой-символический («символичный», пишет Сковорода), т.е. мир библейский (И.Л. Галинская. Загадки известных книг. М., 1986. С. 77-78).
Замены с помощью повторной номинации: три мира - первый, второй, третий; теория - ее создателем; у того, кто... - у украинского философа...; Сковорода - последний; Сковорода - он (изложенная им); два других мира - один из них, другой.
Неудачной представляется замена - «согласно этой теории»: имеется в виду теория Сковороды, а грамматика текста, вследствие контактности расположения соответствующих сочетаний, свидетельствует об отнесенности этой замены к впереди стоящему упоминанию «объективно-идеалистической концепции».
4. А снизу, на лестнице показалась фигуркаи медленно ползла по ступеням вверх. Фигуркашла на разъезжающихся больных ногах и трясла белой головой. Па фигуркебыла широкая двубортная куртка с серебряными пуговицами и цветными зелеными петлицами. В прыгающих руках у фигурки был огромный ключ (М. Булгаков). (Пример взят из статьи: Т.М. Николаева. О функциональных категориях линейной грамматики// Синтаксис текста. М., 1979.)
Повторение одного наименования (ключевого слова «фигурка») в данном случае представляется вполне закономерным из-за «особости» самого наименования объекта субъектно-предметного мира: в основном высказывании уже произошла образно-метафорическая замена («фигурка» не может быть изначальным наименованием субъекта), именно поэтому в
последующем тексте прямое наименование уже исключено, в противном случае пришлось бы заменить заменителя (ср. невозможность: Фигурка шла... На этом человеке была куртка). Кроме того, при третьем упоминании «фигурки» замена невозможна еще и потому, что возникает чисто формальная необходимость разорвать цепную связь двух рядом стоящих предложений, а иначе «двубортная куртка» окажется на «белой голове».
Повторная номинация в художественном тексте может служить эффективным средством детальной характеристики персонажа. Вот как, например, М. Булгаков характеризует Азазелло, вначале прямо не называя его. Повествование ведется с точки зрения восприятия другого лица, Аннушки. Для нее наблюдаемое лицо было неизвестно, и постепенно по ходу наблюдения лицо обрастало рядом внешне определяемых признаков. И только в конце описываемой сцены автор называет его конкретное имя. Вот этот текст:
...Замыкал шествие маленького роста прихрамывающий иностранец с кривым глазом, без пиджака, в белом фрачном жилете и при галстуке.Вся эта компания мимо Аннушки проследовала вниз. Тут что-то стукнуло на площадке <...>. В руках у нее [Аннушки] оказалась салфеточка с чем-то тяжелым <...>.
Аннушка спрятала находку за пазуху, ухватила бидон и уже собиралась скользнуть обратно в квартиру, отложив свое путешествие в город, как перед ней вырос, дьявол его знает откуда взявшийся, тот самый с белой грудью без пиджакаи тихо шепнул:
-Давай подковку и салфеточку <...>.
Белогрудый твердыми, как поручни автобуса, и столь же холодными пальцами, ничего более не говоря, сжал Аннушкино горло так, что совершенно прекратил всякий доступ воздуха в ее грудь. Бидон вывалился из рук Аннушки на пол. Подержав некоторое время Аннушку без воздуха беспиджачный иностранецснял пальцы с ее шеи. Хлебнув воздуху, Аннушка улыбнулась <...>.
Получив подковочку и салфеточку, иностранецначал расшаркиваться перед Аннушкой, крепко пожимать ее руку и горячо благодарить в таких выражениях, с сильнейшим заграничным акцентом:
- Я вам глубочайше признателен, мадам. Мне эта подковочка дорога как память. И позвольте вам за то, что вы ее сохранили, вручить двести рублей <...>.
Щедрый иностранец в один мах проскользнул через марш лестницы вниз <...>.
...Аннушка еще долго по инерции продолжала кричать:
— Мерси! Мерси! Мерси! - а иностранцауже давно не было.
Не было и машины во дворе. Вернув Маргарите подарок Воланда, Азазелло распрощался с нею <...> (Мастер и Маргарита).
Так искусно «плетя» текст, М. Булгаков варьирует наименования персонажа, причем все варианты даны с точки зрения наблюдателя со стороны, не знающего, кто это на самом деле. И только в конце появляется собственное имя, но уже за пределами Аннушкиного восприятия.
Таким образом, выбор средства повторной номинации при конструировании текста подчиняется и структурно-семантическим правилам, и стилистико-композиционным. Ограничения при подборе замен могут быть лексико-грамматического свойства, когда цепная связь предложений при неудачном выборе повторной номинации смещает контекстуальную соотнесенность имен. Ограниченность выбора может ощущаться и при обращении к образным наименованиям. Наиболее безразличными к именуемому предмету оказываются местоименные слова, поскольку они имеют широкую тематическую отнесенность: «он, она, они» могут соотноситься с наименованием предмета, лица, качества; «этот, эта, эти» в сочетании с именами тоже в своей соотнесенности с другими наименованиями не ограничены.
Однако при использовании местоименных замен учитывается строение сочетающихся фраз, контактность или дистантность в расположении соотносимых слов. Например, в следующем контексте местоимение «их» употреблено явно неудачно: Многие книги в библиотеке были старые, порванные. Надо сказать детям, что их надо беречь (получается, что беречь надо только порванные книги). Возможны смысловые смещения и при употреблении слова «который» (-ая, -ые): оно соотносится с контактно расположенным именем.
Повторные номинации выполняют текстообразующую функцию: они тематически и грамматически связывают компоненты высказываний, межфразовых единств. В качестве повторных наименований могут употребляться местоимения и местоименно-наречные слова (он, она; тот, этот, который; там, туда, оттуда); метафорически употребленные существительные; слова и сочетания указательного значения (этот вопрос; данные сведения; такие выводы); перефразы (Остап Бендер - великий комбинатор) и др.
Характер повторных номинаций зависит от вида текста: они могут быть стилистически нейтральными или иметь экспрессивно-оценочную окраску; по объему информации точно соответствовать именуемому предмету или расширять, уточнять его содержание. Такое разнообразие приводит и к функциональному разнообразию. Номинативные единицы выполняют следующие основные функции: информативно-описательную (например, дефиниция полная или частичная при терминах; характеристика объекта: Бендер - молодой человек, лет двадцати восьми); ситуативную (характеристика в данной ситуации); экспрессивно-оценочную (характеристика объекта с оценкой его качеств); редуцирующую (сокращение объема текста).
Стилистически нейтральна, например, местоименная референция (он, она); экспрессивно-оценочные номинации, содержащие элементы характерологические (Сковорода - поэт и мудрец). В научном тексте предпочитаются нейтральные, редуцирующие и описательные номинации; в художественном - функционально более разнообразные и разветвленные.
Степень информативности средств повторной номинации, средств замещения, зависит: 1) от способности заместителя совмещать функцию замещения с функцией сообщения новой, характеризующей или классифицирующей информации; 2) от точности квалификации содержания именуемого; 3) от наличия у именуемого терминологического эквивалента и др. Например, среди заместителей обозначения предмета или лица большей информативностью обладают заместители, передающие классифицирующую информацию44[1].
Наиболее информативны обычно заместители в текстах художественных. В текстах нехудожественных, в частности в научном, чаще употребляются заместители, редуцирующие текст и стилистически нейтральные, например отвлеченные имена универсального типа «явление», «случай» и предложно-падежные сочетания типа «в этом отношении», «в этом смысле» и др.
Вот примеры нейтральных заменителей наименований в научном тексте. Они лишены характерологических признаков, это прямые, формальные отсылки к упомянутым прежде наименованиям:
В последние годы в целом ряде областей знания наметился интерес к так называемой «наивной картине мира». В частности, это понятиеприобрело значительную популярность в лингвистике (а именно - в семантических исследованиях), где оно иногда конкретизируется, так что говорят о «наивно-языковой» (или просто «языковой») «картине мира» (Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев. Стихийная лингвистика//Русский язык сегодня. М., 2000. С. 9).
Термин «Приказ» условен; к выбору именно такого обозначенияприводит его аутентичность (ср., например, «Приказы» В. Маяковского) и укорененность в научной традиции (это, впрочем, касается футуризма, но не экспрессионизма). Кроме того, словарное значение этого слова в целом, как представляется, соответствует эстетике авангардизма (Н.С. Сиротин. «Приказ» в авангардистской поэзии// Филологические науки. 2001. №4).
Итак, средства повторной номинации и способы их применения, при всем их словесном разнообразии, в принципе составляют две основные группы: 1) средства, усиливающие информативные качества текста, и 2) средства, принадлежащие к чисто формальным показателям связи текстовых компонентов.
Первые углубляют и расширяют содержательную структуру текста; вторые - дают возможность избежать назойливых повторений одних и тех же наименований. Выбор тех или других может быть связан с функционально-стилевой принадлежностью текста (например, художественные и нехудожественные тексты тяготеют к разным типам повторной номинации);
44[1] См.: Сорокина Е.Н. Информативность как критерий редакторской оценки средств выражения в научной литературе: Автореф. канд. дисс. М., 1982.
однако, например, формальные средства повторной номинации могут присутствовать в любом тексте (как художественном, так и нехудожественном).