Магический мир «Гарри Поттера»

Разделение миров в романе Роулинг осуществляется исходя из наличия или отсутствия магических способностей, которые, как любое дарование, могут быть сильными или слабыми. Такое предопределение свойственно и архаическому сознанию. Так, Эмиль Дюркгейм утверждал, что магия есть прерогатива отдельных людей, тогда как религия предназначена для всех: “…магические сообщества…, если они образуются, никогда не охватывают и далеко не охватывают всех приверженцев магии, не только магов; миряне, если можно так выразиться, т.е. те, в пользу которых совершаются обряды…, из них исключены”2. Однако, взаимодействие двух миров ведет к образованию промежуточных категорий людей: это, во-первых, сквибы – рожденные от волшебников, но лишенные магических способностей, во-вторых, «грязнокровки» - волшебники, рожденные от маглов, в-третьих, «полукровки». Волшебные способности можно развить (на что и направлено магическое образование), но не приобрести. Кроме того, от магических способностей можно отказаться (как это происходит с

МеропойМракс – матерью Волан-де-Морта), хотя этот отказ может оказаться проблематичным (как это было в случае с сестрой ДамблдораАрианой). Действенность магических заклятий, с одной стороны, обусловлена правильностью их произнесения и особыми внешними условиями (например, для заклятия нередко необходим зрительный контакт), с другой – внутренним волением волшебника (как говорит БеллатрисаЛестрейндж: “Ты должен действительно хотеть причинять боль и получать от этого удовольствие” 1). Магический мир представляется как реальный, более того – в нем лежит объяснение некоторых фактов и событий, происходящих в мире обычном: например, отсутствие дома № 12 на площади Гриммо объясняется его невидимостью, вечный ремонт в универмаге – необходимостью размещения в Лондоне волшебной больницы, нарушения функционирования сантехники и частая потеря ключей – магическим хулиганством («извергающие унитазы» и «тающие ключи»), а ночные кошмары, возможно, возникают в связи с тем, что человека подвергли изменению памяти с целью сокрытия существования магического сообщества. Кроме того, некоторые волшебные вещи даже в мире магии имеют вполне рациональное объяснение: например, феномен «скатерти-самобранки» обеспечивается невидимым трудом домашних эльфов. Магические способности Люпина и членов семьи Уизли не спасают их от бедности. Магия не имеет власти над погодой: например, матчи по квиддичу могут проходить в бурю – вероятно, изменение погоды либо вообще недостижимо магическими средствами, либо недопустимо ради повседневных дел. Примечательно существование определенных законов магии, таких как закон о пяти исключениях Гэмпа, согласно которому пища не может быть добыта «ниоткуда». Даже так называемое непростительное заклятие Империус вполне преодолевается при помощи бдительности – сопротивление, которое оказывает Гарри этому заклятию2, аналогично практике отсечения прилога (помыслов), которая имеет место, например, в христианской аскетике1. На страницах романа неоднократно изобличаются различные суеверия – например, вера в талисманы и магические средства, помогающие сдать экзамен. В контексте обсуждения темы суеверий необходимо упомянуть о страхе перед именем Волан-де-Морта («Сами-Знаете-Кого»), который лишь “усиливает страх перед его носителем”2, а практически является бессмысленным и дает силам зла лишнее оружие в борьбе. Так, с помощью табу на произнесение этого имени в седьмом томе Пожиратели Смерти выслеживают членов Ордена Феникса: использование страха придает злу порой непреоборимую мощь. Известно, что страх перед именем весьма распространен в рамках первобытного мышления: “Первобытный человек не может различать слова и вещи и, как правило, считает, что связь между именем и человеком или вещью, которые это имя обозначает, есть не случайная и идеальная ассоциация, но действительное и осязаемое взаимодействие, которая так тесно их соединяет, что на человека можно оказать магическое воздействие через его имя, как и через волосы, ногти или другую часть тела”3. Но в романе магические средства всегда преодолеваемы силой любви и внутренней цельности – тем, что доступно любому человеку как из магического, так и из «магловского» мира4. Мир волшебников имеет свою социальную организацию, денежную систему (при исчислении денег используется не десятичная система счета), системы образования, радиовещания и здравоохранения, спорт, сеть банков и свое законодательство. В рамках магического сообщества идет также «научная работа», о чем, в частности, свидетельствуют названия журналов «Трансфигурация сегодня», «Практика зельеварения» и др.; в романе упоминается о научных статьях и курсовых работах в Хогвардсе, то есть волшебные умения не суть раз и навсегда устоявшаяся данность, они подлежат развитию и совершенствованию. В некоторой степени магический мир представляет собой пародию на нашу действительную реальность и западную рационализацию1: это и бюрократизированная до предела работа Министерства Магии (причем именно эта бюрократизация обусловливает незаметный переход Министерства на сторону Волан-де-Морта), и карьерные соображения волшебников, и система образования в школах волшебства, и механика функционирования прессы, раскрытая через образы Риты Скиттер и КсенофилиусаЛавгуда (последний представляет так называемую «желтую прессу»). Обычные механизмы действуют также при установлении тоталитарного режима в волшебном мире: стремление взять под контроль все секторы, в особенности – образование и прессу, и неопределенность, которая пугает больше всего, перенаправление чувства опасности (внушение членам магического сообщества, что опасен не Волан-де-Морт, а Гарри) и пр. Акцент на вопросах крови имеет отчетливые параллели с нацизмом (ср. надпись на обелиске «Магия – Сила» над курганом из человеческих тел в Министерстве Магии2). Мотив тоталитарной власти содержит пародийные элементы (например, вход в Министерство Магии в интересах безопасности осуществляется через смывание в унитаз), но и способствует постановке весьма актуальных вопросов; например, автором проводится мысль об иллюзорности и искусственности всякого расизма, поскольку стоящий во главе борцов «за чистую кровь» Волан-де-Морт на самом деле является полукровкой. Мир «Гарри Поттера» населен самыми разнообразными существами, при этом, в отличие от мифологического мировосприятия, в романе нет никакого указания на одушевленность самого мира. Возможно, отсутствие единой одушевляющей всё субстанции (Бог здесь также не присутствует) обусловливает субстанциональное различие между существами при необходимости совместного проживания, и, как следствие, значимость умения воспринимать другого, не руководствуясь исключительно удобными для себя критериями. Рассмотрим фигурирующие в романе различные волшебные сообщества1. Помимо людей в романе представлены такие существа, как домовые эльфы, гоблины, великаны, гномы, кентавры и пр. Тема домовых эльфов (как, впрочем, и других магических сообществ) фактически является социальной: домовые эльфы обладают своей магией, порой более сильной, чем у волшебников, но при этом их психология – психология рабов. В связи с этим, возможно рассмотрение проблемы рабства как таковой. Идея несправедливости рабства и необходимости борьбы с ним, в первую очередь, осознается ГермионойГрейнджер, однако, ее действия также оказываются проблемными, поскольку нежелание освобождения свойственно самим домашним эльфам2. При этом «унизительное» послушание эльфов порой оборачивается обратной стороной и представляет собой мощнейшую магию: так, Кикимер послушанием хозяину сумел преодолеть чары Темного Лорда в заколдованной пещере3. Послушание эльфа хозяину носит характер магического контракта: во второй книге Добби получает носок из рук хозяина по недосмотру последнего, и, несмотря на это, обретает свободу. Таким образом, возникают следующие вопросы: как возможно изжить рабство? возможно ли освободить человека (эльфа), если он сам этого не хочет? не является ли социальное положение эльфов необходимым условием их волшебных дарований? и пр. В волшебном мире необходимость «мультипарадигмального» подхода прослеживается особенно четко: у людей, эльфов, гоблинов, великанов имеются свои моральные установки, свои законы совместного жительства, и вековое подавление волшебниками всяческих привилегий означает лишь усугубление взаимных конфликтов. Животныепредставленывроманеразличнымиспособами. Во-первых, обычные домашние животные (жабы, крысы и пр.), которые никаких магических функций не несут; во-вторых, обычные животные, но с магическими задатками - животные-помощники (кот Живоглот, кошка миссис Норрис или совы), в-третьих, это животные волшебные, но лишенные интеллекта (драконы, фестралы, нарглы, шишуги, пикси и пр.1), в-четвертых, это интеллектуальные животные сообщества (например, гигантские пауки), в-пятых, это полулюди-полуживотные (сфинксы, кентавры), наконец, люди, превращенные в животных – добровольно (анимаги2) или недобровольно (оборотни или превращенные другим волшебником при помощи трансфигурации). Человекоподобие не является гарантией разумности: так, некоторые антропоморфные существа (тролли, гномы) ничем не отличаются от животных, а «полулюди» или пауки по интеллекту вполне могут равняться волшебникам и даже превосходить их. В основном, прототипы магических существ восходят к шотландским народным поверьям, однако, писатели фэнтези по-разному их отображают: например, нет ничего общего между эльфами и гномами Толкиена и Роулинг. Скорее можно провести параллель между гномами Толкиена (и вообще фольклорными гномами) и гоблинами Роулинг: и те, и другие обрабатывают металлы и делают оружие, которое может обладать чудодейственными свойствами (например, оружие гоблинов не требует чистки и принимает в себя все, что его закаляет), любят золото и драгоценности (деньги) и пр. Произведения Толкиена отмечены противостоянием эльфов и гномов, в романе Роулинг гоблины (и великаны) постоянно сопротивляются волшебникам. Однако, противостояние «эльфы – гномы» здесь также присутствует в контексте традиционной оппозиции «космос – хаос»: эльфы отвечают за порядок в доме и олицетворяют дом в целом, гномы же сеют разрушение и беспорядок (хотя в романе «Гарри Поттер и тайная комната» они выполняют функцию письмоносцев – разносят «валентинки»). Впрочем, деятельность и тех, и других вселенского масштаба не имеет. Фестралы, как было рассмотрено выше, имеют прямое отношение к иному миру: они видимы лишь для тех, кто сознательно видел и пережил смерть. В их внешности имеется что-то от лошади, что-то от пресмыкающихся (в мифологии разных народов змеи связаны с загробным миром1), кроме того, на них нет никакой плоти – только черная шкура и скелет. Также фестралы могут служить перевозным средством, что, возможно, связано с функцией психопомпа (в сказках конь нередко выполняет роль посредника между двумя царствами2). Примечательно суеверие, распространенное в волшебном сообществе, согласно которому фестралы приносят несчастье, - таким образом проявляется традиционный страх перед иным миром, перед невидимостью, перед смертью. Также следует отметить значение восклицания Гермионы “Хотелось бы мне их увидеть”3. Приобщение к сакральному миру (в данном случае его символизирует возможность видеть фестралов) осуществляется вне воли приобщаемого и требует определенной жертвы (переживания чьей-то смерти), так что ничего желательного в нем нет и быть не может. Рассмотрение василиска, феникса и единорога целесообразно в контексте идеи противостояния добра и зла: василиск есть гигантское чудовище змеиной породы, обитающее в замке и убивающее взглядом. Он вылупливается из куриного яйца, высиженного жабой, что означает как безродность, так и нечистоту. В романе Роулинг вход в Тайную Комнату, где живет василиск, находится в туалете, и это знаменует его связь как с нечистотой, так и с водой. В мифах змей, противник змееборца (напр. Вритра), нередко заграждает путь воде, сдерживает воды, а победа над ним заканчивается дождем, водой или потопом4. Также василиск как проявление темных сил боится петушиного пения (петух традиционно не только отгоняет нечистую силу, но и связан с темой возрождения жизни и воскресения мертвых5). Во время схватки Гарри с василиском на помощь главному герою приходит легендарная птица феникс – помощник (и Патронус) Дамблдора и традиционный символ воскресения. Единорог является воплощением добра и невинности, отметим, что взрослый единорог подпускает к себе только женщин и девочек – вероятно, здесь можно проследить мотив деторождения и плодородия, кроме того, в христианской традиции единорог является символом бессеменного рождения или символом Девы Марии в целом1. Мудрость или чудодейственная сила таких существ, как кентавры, сфинксы и гиппогрифы, вероятно, обусловлены их двойственной природой (человек – лошадь, человек – лев, лошадь - орел), которая, несомненно, возводится к тотемизму: если приобщение к тотему само по себе чудодейственно, то смешение тотемов тем более знаменует особые дарования. Тема оборотней связана с проблемой внутренней порчи, которую несет человек без желания и вины, причем он может как поддаться этой порче (Фенрир Сивый), так и противостоять ей по мере сил (Римус Люпин). Идея совиной почты восходит к архаическим представлениям, согласно которым совы нередко служат помощниками шаманов, кроме того, примечательна их связь с ночью (с потусторонним миром) и мудростью (недаром сова считалась символом богини Афины). Драконы в мире Роулинг особой мудростью не обладают, их разводят, укрощают, используют (например, в Турнире Трех Волшебников). Также дракон охраняет банк Гринготтс. Последний мотив вообще характерен для фольклора, где дракон, как правило, связан с сокровищами и тщательно их охраняет: “Дракон считался также покровителем сокровищ, получить которые можно было только после убийства дракона (в германском мифе о Сигурде или Зигфриде и др.)”2. Дракон охраняет и золотое руно в Колхиде. Вообще можно выделить две традиции в толковании образа дракона – как хтонического чудовища, фактически змея, и как носителя древней (нечеловеческой) мудрости. Последнюю тему развивала американская писательница Урсула леГуин. Она же в своих эссе использовала образ дракона как символ литературы фэнтези и фантазии в целом1. Такой подход близок и Дж.Р. Толкиену: “Благопристойный и трезвый вкус может отказаться допустить, что драконы и огры представляют интерес для нас, а гордое мы включает всех ныне живущих образованных людей, однако мы только тогда сможем постичь загадку поэмы [«Беовульф»], если признаем тот странный факт, что удовольствие от прочтения состоит как раз в присутствии этих «неуместных» существ”2. В романе Дж.Р. Толкиена «Дети Хурина» древний змий – Праотец драконов Глаурунг оказывает своим взглядом магическое влияние на людей, склоняя их к пути зла, открывая правду, лишающую надежды3. В произведении Роулинг, безусловно, прослеживается первое толкование, хотя хтоническая природа дракона, его связь с первобытным хаосом в значительной степени рационализирована4. Дракон в банке «Гринготтс» не имеет никакого «личного» отношения к хранящимся в банке сокровищам; он сам является пленником людей и гоблинов. Дементоры тождественны Призракам у Пулмана и имеют некоторое сходство с толкиеновскиминазгулами: как и назгулы, они слепы, воспринимаются как пятна чернее тьмы, а также безлики и сеют вокруг себя холод и ужас. Дементоры символизируют отчаяние, представляют собой его материальную (вещественную) сущность (примечательно, что от воздействия этих существ исцеляет шоколад). Несомненна связь самого образа дементоров со знаменитым лондонским туманом, здесь можно провести аналогию с мнением некоторых литературоведов, согласно которому климат Петербурга в какой-то степени способствовал появлению героев Гоголя и Достоевского. Маглы не могут видеть дементоров, но ощущают их влияние (и это также может служить объяснением реалий, имеющих место в обычном мире). Азкабан (тюрьма, охраняемая дементорами) по своей сути представляет собой вариант ада: узники заточены в темнице собственных мыслей, от которых нет спасения, тогда как дементоры суть паразиты, питающиеся чужой радостью и надеждой. В то же время, влияние дементоров на человека можно объяснить тем, что они парадоксальным образом соединяют в себе два сильнейших (по Фрейду) внутренних импульса1: они, безусловно, связаны со смертью, но и сексуальный мотив в их действиях присутствует (дементоры казнят через поцелуй, в котором высасывается душа человека, и этот поцелуй расценивается как нечто самое ужасное, что может перенести человек). Такой же амбивалентностью характеризуются и пулмановские Призраки: они высасывают душу, но в самом этом акте присутствует некое «непристойное дрожание», вызывающее вполне сексуальные ассоциации. Как Призраки в «Темных Началах» интересуются лишь взрослыми, так дементоры особенно влияют на Гарри, который пережил гораздо больше своих сверстников. Тем не менее, противостояние дементорам вполне возможно при помощи Патронуса – воплощения внутренней силы и цельности человека – или при наличии идеи (так, Сириус почти не подвержен влиянию дементоров в силу осознания своей невиновности и желания помочь Гарри). Фактически вещественное влияние дементоров ослабляется внутренним противостоянием, как паразитизм зла в целом не имеет никаких шансов в противостоянии добру как онтологической сущности. Первоначально Гарри не может сопротивляться дементорам, поскольку не может преодолеть подспудного желания слышать голос своих родителей (и именно на этом желании и «играют» дементоры). В данном примере затрагивается тема аскетизма как оружия, требующего отречения не только от греховных, но и от вполне понятных «земных» желаний. В связи с темой паразитизма также необходимо упомянуть и о боггартах – существах, принимающих форму того, чего человек больше всего боится, по сути представляющих собой чистую форму, лишенную какого-либо своего содержания. Основным способом борьбы с ними является высмеивание, так что внутренняя цельность человека, умение самому (вне магических средств) преодолеть свой страх и здесь являются преобладающими. Отметим, что в христианских богослужебных текстах неоднократно упоминается о том, что ад (как источник муки и страха), прежде всего, достоин всяческого посмеяния: “Егда во гробе новее за всех положился еси, Избавителю всех, ад всесмехливый видев Тяужасеся…”2. Рассмотрим также некоторые магические растения и зелья. Мандрагоры, возвращающие подвергнувшимся заклятию человеческий облик, несомненно связаны с идеей человеческого жертвоприношения: они антропоморфны и обладают некоторым сознанием: “Пифагор называл мандрагору «человекоподобным растением», а Колумелла – «травой-получеловеком»”3. Упоминание о мандрагорах послужило поводом для обвинений Роулинг чуть ли не в черной магии. Однако, несмотря на безусловно магическую символику, вряд ли использование мандрагор у Роулинг подразумевает именно человеческую жертву и чем-то отличается от использования животных и растений для человеческих нужд. Для нас весьма значимо также оборотное зелье, дающее возможность на время принять облик другого человека вне зависимости от его пола и возраста. Интересно, что оно не действует на полувеликанаХагрида, но имеет некоторое отношение к миру животных (человек, обернувшись в животное, остается таковым навсегда, если только его не подвергнут определенному лечебно-магическому воздействию). Зелье состоит из многих редких и сложных компонентов, в том числе, в него добавляют кусочки ногтей, волос и пр. того, в кого хотят превратиться. Здесь необходимо указание на контагиозную магию, в рамках которой провозглашается идентичность части и целого: “Если мы проанализируем принципы мышления, на которых основана магия, возможно, мы сведем их к двум положениям: во-первых, подобное рождает подобное, или результат сходен со своей причиной; и во-вторых, вещи, которые ранее вступали в контакт друг с другом, продолжает воздействовать друг на друга на расстоянии, после того, как контакт прерван… Воздействие, основанное на законе подобия, можно назвать гомеопатической либо имитативной магией. Воздействие, основанное на законе взаимодействия или взаимовлияния, можно назвать контагиозной магией”1. Например, у Гарри для оборотного зелья берут клок волос, но друзья, обретшие его облик, получают и его плохое зрение. В данном контексте вновь возникает вопрос о внутренней идентичности, которая отнюдь не диктуется идентичностью внешней. ПолумнаЛавгуд, наряду с внешним юродством обладающая некоторыми способностями, узнает Гарри в обличии другого человека «просто по выражению лица»2. Также примечательно, что вкус зелья в некоторой степени отражает внутреннюю сущность человека: так, зелья, превращающие в Крэбба, Гойла и Беллатрису на вид и на вкус весьма противны, а зелье Гарри имеет ярко-золотистый цвет. Кроме того, открытым остается вопрос: если зелье используется не сразу, а, например, спустя несколько лет или даже десятилетий (разумеется, при условии соблюдения «срока годности») в кого превратится герой – в современного персонажа или в человека на несколько лет моложе (исходя из момента, в который был взят «биологический материал»)? Данная проблема видится несколько надуманной, однако, она тоже связана с темой идентичности. Кроме того, источник «биологического материала» на момент его использования должен быть жив (поэтому Крауч-младший в четвертом томе не убивает Грюма, а держит его в сундуке под заклятием), и это вновь наводит на мысль о контагиозной магии (частичка идентична целому, следовательно, целое должно наличествовать). Также следует обратить внимание на такие зелья, как Приворотная субстанция (Амортенция) и Зелье Удачи (Феликс Фелицис). Для нас значимо то, что приворотное зелье может сфабриковать увлечение, но не любовь, которая недоступна для магических средств, а зелье удачи помогает лишь «пришпорить» обстоятельства, но не совершить невозможное. Кроме того, действие зелья удачи имеет ярко выраженную психологическую составляющую, например, Рон выигрывает матч, будучи уверенным, что выпил это зелье, хотя на самом деле он его не пил. Также в связи к зельями следует обратить внимание и на мотив волшебных котлов. Эта тема характерна для кельтского фольклора, где фигурируют котел вдохновения, котел мудрости, котел, от которого не уходят голодным и пр. По большей части различные артефакты (как животные, растения и зелья) составляют некий волшебный антураж книги и особого значения для нашего исследования не имеют. Однако, некоторые из них нуждаются в отдельном рассмотрении. Волшебную палочку юный маг приобретает при поступлении в школу. В каждой волшебной палочке наличествует некая магическая субстанция – перо феникса, сердечная жила дракона, волос единорога и др. Данное представление восходит к обращению к силе тотема: “Сила присуща всему животному и всем частям его. В волосках есть та же сила, что и во всем животном, т.е. в волосе есть конь, так же как он есть в уздечке, так же как в кости – все животное”1. Характерно, что для изготовления волшебных палочек используется дерево обычных (не магических) пород (вероятно, это связано с представлением о силе плодородия). Волшебная палочка выбирает волшебника сама, но и палочка, взятая в бою, верно служит своему новому владельцу: “По мере того, как совершенствуются орудия, можно наблюдать следующее явление: магическая сила, приписываемая животному-помощнику через какую-нибудь часть его, переносится теперь на предмет. Человек в меньшей степени замечает свое усилие и в большей – работу орудия. Так получается … представление об орудии, работающем без человека, за человека”2. В романе Роулинг волшебная палочка представляет собой инструмент, перенаправляющий поток магической энергии, он может сохранять остаточную магию, и это объясняет возможный эффект от использования палочки маглом. В то же время лишение палочки для волшебника представляет собой трагедию: без нее маг не может творить волшебства. Волшебная палочка не должна уметь больше, чем умеет волшебник, но она и учится от своего хозяина, между палочкой и ее владельцем устанавливаются родственные отношения. В экранизации «Гарри Поттер и Философский Камень» использование Гарри «не тех» палочек вызывает разрушения в лавке мастера и такое их действие как раз и показывает, что та или иная палочка не подходит волшебнику. Несовместимость палочек нередко означает и несовместимость их владельцев (например, Гермионе отвратительна палочка Беллатрисы). Сложные отношения, связывающие волшебников, могут обернуться и трудностями во взаимодействии их волшебных палочек: Волан-де-Морт не может поразить Гарри своей волшебной палочкой, отчасти потому, что это палочки-близнецы (магическая субстанция в них – два пера одного и того же феникса), отчасти – в результате предыдущего нападения Темного Лорда, когда в Гарри поселилась частица его души. Не решает проблемы и смена Волан-де-Мортом волшебной палочки, поскольку действие магических орудий несмотря ни на что определяется действиями их хозяев. В контексте проблемы свободы выбора значим такой артефакт, как Зеркало Еиналеж (theMirrorofErised - «желание» - наоборот), показывающее “не ваше лицо, а ваше самое горячее желание”1, так что для счастливого человека это зеркало оказалось бы обычным. Фактически зеркало показывает внутреннюю сущность человека (по принципу “скажи мне, чего ты хочешь, и я скажу, кто ты”), поэтому оно становится наиболее удачным способом защиты философского камня (или пути к бессмертию) – получить его может лишь тот, кто не хочет его использовать. Автор при этом подчеркивает разрушительность желания (страсти): Дамблдор считает, что зеркало не дает ни знаний, ни правды, но многие теряли напрасно время, восхищенные тем, что видели, а другие сходили с ума, пытаясь понять, действительно ли это или хотя бы возможно1. Порочность зеркала заключается в том, что оно не содержит процесса становления, в ходе которого формируется человек: “Жить свои жизни – а не только мечтать или думать о жизни – крайне важно. Действительно настоящая жизнь – это нечто, что нужно прожить деятельно”2. В то же время, сама постановка целей и задач связана с проблемой взросления, поскольку этот период жизни как нельзя более может быть охарактеризован как становление. Этот момент дает широкие возможности для различных психологических (в частности, психоаналитических) толкований эпизодов романа с точки зрения идеи формирования личности подростка3. Философский камень знаменует собой связь золота и бессмертия: он превращает вещества в золото, а сделанный из него эликсир позволяет при условии постоянного приема жить вечно (при этом, по-видимому, человек защищен лишь от воздействия старости и болезней, но не от внешнего воздействия). Примечательно, что путь к камню охраняет трехголовый пес Пушок – несомненно, аналог античного Цербера. В эпизоде с Пушком также следует отметить средство его укрощения: подобно мальчику с дудочкой, укротившему крыс4, желающему пройти нужно всего лишь сыграть Пушку на музыкальном инструменте. В романе Роулинг также присутствует вполне сказочный мотив волшебных даров: с одной стороны, это так называемые «Дары Смерти», значение которых будет подробно рассмотрено в последней главе настоящей работы, с другой – волшебные предметы, полученные Гарри, Роном и Гермионой по завещанию Дамблдора. Делюминатор, вытягивающий и возвращающий свет, может быть соотнесен с Рождественской звездой: как она привела волхвов к месту рождения Христа, так и делюминатор помог Рону вернуться к друзьям, которых он по малодушию оставил. Книга «Сказки барда Бидля» знаменуетповествования: решение проблем бытия нередко кроется в сказочной реальности, и, возможно, в этом и заключается суть и значение как народной, так и авторской сказки. Наконец, в оставленном Гарри снитче, золотой цвет которого традиционно символизирует иной мир, находится кольцо с воскрешающим камнем. Эти дары играют роль волшебных помощников, однако, необходимо подчеркнуть их сугубо функциональное значение: судьбу человека и мира решает внутренние настрой и цельность, а вспомогательные средства могут быть самыми разными. В целом, “герои могут сами творить волшебство, но от этого их проблемы не становятся более решаемыми”1. В магическом мире никак не решаются проблемы бедности, коррупции, бюрократизма, преступности2. Возможности, предоставляемые магией, велики, однако они не исключают способности обмануть, просчитать варианты и пр. (“Обман всегда был традиционным для Турнира Трех Волшебников”3). Магия оказывается заменой науки, вернее, изобретения науки в магическом мире объясняются неспособностью маглов решить свои проблемы4. Волшебство есть определенный образ жизни, затрагивающий все ее стороны, прежде всего, бытовое существование (например, миссис Уизли владеет рядом «хозяйственных» заклинаний, тогда как для Тонкс – волшебницы-мракоборца – они затруднительны), повседневный труд (конвейер по выпуску брошюр в Министерстве Магии приводится в действие взмахом волшебной палочки) и различные приспособления для удобства существования (профессор Слизнорт умеет отключать магловскую сигнализацию, когда ему нужно пожить в чужом доме, но ту же функцию предупреждения выполняют так называемые «воющие чары», свидетельствующие о проникновении на запретную территорию). При этом примечательна беспомощность в магловском мире самих волшебников (мистера Уизли, Хагрида) и невозможность применять некоторые магловские изобретения (например, «жучки», радары, электричество) в Хогвардсе (хотя, например, фотоаппараты к этому списку не относятся). Маглы для волшебников, по большому счету, оказываются не менее экзотическим сообществом, чем волшебники для маглов.