Журналистика 1826 - 1830-х годов

Общество и печать

14 декабря 1825 г. — важный рубеж в общественно-политической жизни России. Пришедший к власти новый император Николай I, же­стоко расправившийся с восставшими, принял меры к укреплению полицейских учреждений для борьбы с вольномыслием. В 1826 г. было создано Третье отделение собственной Его Императорского Величе­ства канцелярии, в распоряжении которого находился Отдельный кор­пус жандармов. Возглавил орган политического сыска граф А. X. Бен­кендорф.

В 1826 г. был обнародован новый цензурный устав, названный со­временниками «чугунным». Он открывал цензуре широкие возмож­ности для запрещения фактически любого произведения, так как один из его параграфов не дозволял «пропускать к напечатанию места в сочинениях и переводах, имеющие двоякий смысл, ежели один из них противен цензурным правилам». В уставе впервые излагались требо­вания к периодической печати, которые вменяли в обязанность цензо­рам «обращать особенное внимание на повременные и мелкие сочи­нения, кои быстрее других расходятся и в случае предосудительного содержания могут производить гораздо опаснейшие последствия».

Недовольство в обществе уставом 1826 г. было столь велико, что правительство оказалось вынужденным заменить его в 1828 г. новым. И хотя он не имел уже казуистического требования об отыскании двоякого смысла в сочинениях и даже предписывал цензорам в по­добных случаях принимать за основание «явный смысл речи», эта видимая мягкость была парализована полным запретом всяких пе­чатных рассуждений о правительственной политике и государствен­ном хозяйстве. Высшей цензурной инстанцией стало Главное управление цензуры при Министерстве народного просвещения, был уч­режден Комитет цензуры иностранной, цензурными правами наде­лялись некоторые ведомства и министерства.

Помощник министра народного просвещения (с 1833 г. министр) граф С. Уваров, в чьем ведении находилась цензура, заявил в конце 1832 г. в отчете о современном состоянии образования, литературы и цензуры в России: «В нынешнем положении вещей и умов нельзя не умножать, где только можно, число „умственных плотин"». Прави­тельство предприняло меры, направленные, с одной стороны, на ук­репление лагеря официальной периодики, а с другой — на сокраще­ние числа частных изданий, особенно политических.

В 1830 г. было опубликовано положение об издании официальных ведомостей в виде опыта в шести губерниях — Астраханской, Казан­ской, Киевской, Нижегородской, Слободско-Украинской и Ярослав­ской. В них разрешалось печатать: «1. Постановления и предписания; 2. Объявления казенные; 3. Известия; 4. Объявления частные». Одна­ко издание казенных ведомостей осуществилось не сразу как из-за отсутствия в провинции кадров опытных журналистов, так и вслед­ствие плохой оснащенности большинства губернских типографий, оборудованных ручными станками, не справлявшимися даже с по­требностями местного делопроизводства.

В 1834 г. Министерство внутренних дел предложило всем губерна­торам позаботиться об усовершенствовании существующих при гу­бернских правлениях типографий в целях издания ведомостей. На эти цели ассигновались значительные средства. Например, Саратовская типография получила 5 тыс. рублей. В 1837 г., после создания необ­ходимой материальной базы, правительство приняло решение об из­дании с 1838 г. ведомостей во всех губерниях и областях, подчеркнув необходимость соблюдения ими программы, детально разработан­ной как для официальной, так и для неофициальной частей этих газет. Ведомости, выходившие в 42 губерниях, стали своего рода преградой на пути периферийных частных газет как более сильные конкуренты, финансируемые правительством. С 1838 и до конца 1840-х годов в провинции не появлялись частные газеты.

Напуганные карательными мерами некоторые издатели частных газет и журналов открыто поддержали репрессивные действия пра­вительства. В их числе оказались Ф. В. Булгарин и Н. И. Греч. После событий 14 декабря 1825 г. Булгарин стал агентом Третьего отделения тайной полиции. Газета «Северная пчела», которую он издавал с 1825 г., единственная из частных газет, удостоилась привилегии публиковать политическую информацию и тем самым обеспечила себе широкий круг читателей (до 3 тыс. подписчиков). В 1829 г. журнал Греча «Сын Отечества» слился с журналом Булгарина «Северный архив». С 1831 г. они совместно издавали «Северную пчелу» и сделались монополиста­ми в журналистике.

Разрешения на новые периодические издания с 1832 г. утвержда­лись Николаем I. В 1836 г., в соответствии с циркуляром министра просвещения, выдача таких разрешений была временно приостанов­лена, и журналисты перекупали нрава на частные издания.

В середине 1827 г. Н. А. Полевой обратился в цензурное ведом­ство с ходатайством о дозволении ему выпуска политической газе­ты «Компас». На имя Бенкендорфа поступили доносы, представляв­шие Н. Полевого в неблагоприятном свете. Их автор, Булгарин, особо подчеркивал специфику газетного издания, возможность идейного влияния на массового читателя. «Издание политической газеты, — писал он, — даже к конституционных государствах поверяется лю­дям, известным своею привязанностью к правительству... В полити­ческой газете самое молчание о предметах, могущих произвести при­ятное впечатление, и простой голый рассказ о событиях, представляющих власть в виде превратном, могут волновать умы и подавать неблагоприятные ощущения в читателях».

Неудачей завершилась и попытка А. С. Пушкина основать в 1832 г. политическую газету «Дневник» при поддержке товарища министра внутренних дел Д. Н. Блудова, знавшего поэта но совместной деятельно­сти в литературном обществе «Арзамас». По этому поводу «Молва» писала 29 июля 1832 г.: «Носятся приятные слухи, что А. С. Пушкин будет издавать в С.-Петербурге газету... Искренне радуемся и поздравляем русскую публику». Несколько позже «Молва» вновь напомнила читате­лям о «газете литературной и политической, которую, слышно он (Пуш­кин. — Авт.) получил позволение издавать», и подчеркнула исключи­тельное значение этого предприятия: «Итак, монополия гг. Булгарина и Греча, ко благу русской словесности, — пала!.. Сердечно радуемся и желаем всякого успеха новому достойнейшему конкуренту». Однако настоятельная общественная необходимость в пушкинской политиче­ской газете, так красноречиво высказанная «Молвой», и собственное стремление поэта не осуществились. 11ричины заключались как в став­ших ясными Пушкину планах Блудова превратить «Дневник» в орган Министерства внутренних дел, так и в опасениях правительства предо­ставить печатный орган поэту, вольнолюбивые взгляды которого были хорошо известны. Сбылись слова Пушкина, сказанные им в конце 1831 г. в письме к Вяземскому: «Ты пишешь о журнале: да, черта с два! кто нам разрешит журнал?.. О газете политической нечего и думать».

Кроме Пушкина и Полевого в цензуру с ходатайствами о разреше­нии частных политических газет обращались и другие литераторы. В июле 1830 г. В. Олин намеревался предпринять издание политико-ли­тературной газеты «Санкт-Петербургский курьер», а несколько по­зднее, в мае 1832 г., об издании в столице политическим газеты «Ли­сток» ходатайствовали Р. Чернявский и В. Романович. Но и эти просьбы удовлетворены не были.

Правительство, опираясь на официальную печать, внедряло в обще­ственное сознание мысль о незыблемости самодержавного строя. В 1832 г. граф С. С. Уваров провозгласил основными началами русской жизни «самодержавие, православие и народность». Патриархальная набож­ность русского крестьянства, преданность царю и Отечеству («а народ не умеет отделять Отечество от царя и видит в нем свое счастье, силу и славу») обеспечивали, согласно теории «официальной народности», стабильность государственного устройства, подтверждением чему служило то, что народ остался безучастным к декабрьским событиям 1825 г., а также противостояние России «растленному» Западу.

С целью укрепления крепостнического строя Николай I осуществил реформу управления государственными крестьянами, провел денеж­ную реформу, умножил армию чиновников, усилил управленческий централизм.

Однако ни карательные меры, ни «умственные плотины» не смог­ли искоренить ростков демократических идей в обществе. В 1827 г. возникло «дело братьев Критских», связанное с попыткой студентов Московского университета изложить конституционные требования в прокламации и положить ее к памятнику Минину и Пожарскому. Последовали репрессии.

Из Московского университета исключили и отдали в солдаты А. Полежаева, автора поэмы «Сашка». В 1832 г. отчислили сту­дента Белинского, автора драмы «Дмитрии Калинин». Свободолюби­вые идеи и критический настрой против рабства и насилия послужи­ли основанием для преследования студентов-сочинителей.

Московский университет стал средоточием передовой мысли. В университетской среде сформировался кружок во главе с Н. Стан­кевичем, его посещал после отчисления Белинский. Участники круж­ка Т. Грановский, К. Аксаков, М. Бакунин обсуждали груды европей­ских философов — Шеллинга, Фихте. В другом кружке — Герцена и Огарева — читали произведения западных социалистов-утопистов, говорили о путях преобразования общества. В 1834 г. Герцена и Ога­рева арестовали и отправили в ссылку.

Подозрение полиции вызывал кружок во главе с Д. Веневитиновым. В нем молодежь изучала философские труды Шеллинга, трак­товавшие искусство как высшую форму постижения мира, единство сознательного и интуитивного («Система трансцендентального идеа­лизма», 1800). Участники кружка — «любомудры» — основали свой журнал «Московский вестник» (1827-1830). Поскольку правительство в 1826 г. закрыло кафедру философии при Московском университете, кружки служили целям самообразования студенчества.

Правительство Николая 1 запрещало публичное обсуждение таких внешне- и внутриполитических событий, как французская революция 1830 г., польское освободительное восстание 1830-1831 гг., волнения крепостных крестьян, карательные экспедиции против непокорных гор­цев во главе с имамом Шамилем и др. На страже стояла цензура. Одна­ко, используя эзопов язык и разного рода ухищрения, отечественная журналистика знакомила читателей с этими событиями.

Газета «Бабочка. Дневник новостей, относящихся до просвещения и общежития»(1829-1831) В. Филимонова регулярно публиковала зарубежную культурно-хозяйственную информацию. В силу цензур­ного запрета она не могла прямо поместить известие о революцион­ных событиях июля 1830 г. во Франции, и в материалах из Парижа именовала их как «недавние» или «последние». Вооруженные вы­ступления парижан против правительства дворян-аристократов в за­щиту конституционной хартии, отречение от престола Карла X, переход власти в руки буржуазии и провозглашение королем Луи-Филиппа — все эти события имели международное значение, способствовали подъему либерально-демократических движений в европейских стра­нах. «Бабочка» описывала второстепенные факты, и все же из них читатель мог получить представление о явлении и целом. Так, в сен­тябре 1830 г. под рубрикой «Париж» «Бабочка» напечатала следую­щее: «Полиция ищет вещи, принадлежавшие герцогу Ангулемскому и утратившиеся во время последних событий...» Она рассказала о возмущении рабочих Анзенских рудокопен, которые требовали, что­бы хлеб продавали им по 2 су за фунт, «грозя присоединиться в про­тивном случае к валансьенским мятежникам», о волнениях мастеро­вых, которые успокоились после вмешательства егеря первого легиона, «доказавшего» им, «сколь ненохвально такое их поведение», о распоряжении министра внутренних дел, чтобы «граждане, ране­ные во время последних событий», пользовались бурбонскими ми­неральными водами безо всякой платы. Завуалированная политиче­ская информация, публиковавшаяся в «Бабочке», привлекала внимание современников. «Тифлисские ведомости» в 1830 г. неодно­кратно перепечатывали эту информацию со ссылкой на «Бабочку».

Оригинальный способ оповещения о революционном восстании 1830 г. в Париже избрал «Колокольчик» (1831) В. Никонова и В. Олина. Политическая информация здесь была включена в описание дамских причесок и туалетов, помещенное в разделе «Моды». Будучи извле­чено из французских журналов, оно приводилось в «Колокольчике» на французском языке и в русском переводе (две параллельные ко­лонки), причем та часть, в которой шла речь об июльской революции, имела место только в русском варианте, что подчеркивало преднаме­ренный характер ее включения.

Свое отношение к рабству, процветавшему в России, газеты выражали с помощью исторических параллелей и аналогий. Так, ста­тья в «Бабочке» «Индейцы Северной Америки» повествовала о бес­правной жизни индейцев и колонизаторской политике американско­го правительства. В ней приводились отрывки из книги Д. Теннера, американца, который прожил тридцать лет среди индейцев, от­мечалась правдивость его описаний. Впоследствии Пушкин для пере­вода в статье «Джон Теннер» избрал некоторые отрывки из книги американца, ранее переведенные Д. Сахаровым для «Бабочки».

О дикой расправе над негром рассказывалось в статье «Казнь негра», переведенной из французского журнала. «Мы сообщим нашим читате­лям пример варварства, с каким американские содержатели плантаций поступают с на рами», — предуведомлял автор, а в заключение гово­рил, что слышал доказательства необходимости рабства нефов, но «весь­ма мало расположен одобрять сии смешные и ужасные доказательства».

Попытки периодических изданий обойти цензурные запреты вы­зывали санкции, мартиролог русской прессы в рассматриваемый период значительно пополнился. Тем не менее отечественная журна­листика смогла противостоять натиску реакции, информировала чи­тателей о важнейших мировых событиях, играла активную роль-в об­щественной и культурной жизни страны.