Записные книжки 1954-1979 гг.
ед. хр. 12, оп. 3
Тетрадь в желтом переплете, на обложке надпись «1954», в тетради записаны стихотворения из «Колымских тетрадей»: «Когда-нибудь на тусклый свет...», «Еще вчера руками двигая...» и др., рассказ «Шахматы доктора Кузьменко».
Чехов. Поездка на Сахалин в письмах.
После Сахалина Чехов бросился за границу, чтобы хоть как-нибудь снять тяжелую душевную неустроенность. «Приезжал сюда (в Богимово) Суворин, велись беседы, как и прежде, но уже заметно было, что А. П. был не тот, каким был в Бабкине и на Луке и что поездка на Восток состарила его и душевно, и телесно» (М. П. Чехов)1.
После Сахалина он не написал ни одного веселого рассказа. Начата и писалась «Дуэль». Он не хочет жить в столицах — ни в Петербурге, ни в Москве после сахалинской поездки. Он переезжает в Мелехове, и Мелехове — это новый, более серьезный период в его литературной деятельности.
Письмо Суворину2 от 9 марта 1890 г., т. III, с. 19.
Письмо И. Л. Леонтьеву (Щеглову) от 22 марта 1890 г., т. III, с. 33.
«Я еду не для наблюдений и не для впечатлений, а просто для того только, чтобы пожить полгода не так, как я жил до сих пор».
ед. хр. 14, оп. 3
Общая тетрадь в коричневом переплете, заполненная еще в
Калининской обл., до реабилитации и возвращения в Москву. На обложке надпись: «1954—1955». В ней записаны стихотворения «Инструмент», «Нынче я пораньше лягу...», «Кто мы? Служители созвучья...», «Велики ручья утраты...», «Жил был», «Мы Родине служим...».
Один из героев Мопассана упрекал Господа Бога в натурализме.
Зеркала не хранят воспоминаний. Что видели они?
Русская история двух веков. Где памятники, как люди, прятались в бомбоубежища во время войны.
Мы всегда с побежденными, в этом наша сила.
Март. Юбилей Сервантеса. По газетам и журналам — не Сервантес, а Санчо Панса — главный герой романа. Ветр<яные> мельницы — реальный образ. А Дон Кихот — юмористический образ, показывающий>, как смешно бороться с реальной жизнью чудаку. Вечное — брошено в сторону, Великое воспит<ательное> значение — столкновение идеального и реального — вовсе не упомянуто даже.
Подлинный художник не хозяин своих героев. Если они сотворены живыми, они будут жить так, как хотят они, а не так, как хотел бы, может быть, художник.
Белинский не литературный критик, им не был и Чернышевский, и Добролюбов, и Писарев. Перу публициста было легче в литературных вопросах, и времени обязаны мы тем, что они остались в истории как критики литературные. Чернышевский и за роман брался, не имея крупного литературного таланта.
По возвращении он увидел, что перчатки и ботинки пришлось покупать на номер больше, а фуражку — на номер меньше.
Тебя никогда не били, это здорово проясняет мозги.
Ассонанс — это рифма, которую повторяет глухой.
Одиночество звуковое и одиночество зрительное. Человек знает, что его никто не видит, но его слышат, и он не
одинок вполне, или знает, что его никто не слышит, и боится только чьего-либо глаза. Одиночество осязания.
Колоссальное, проникающее все тело удовольствие одиночества в полупустом вагоне Москва — Ленинград.
Да, ты говоришь, как вождь, т. е. вождь может сказать любую нелепость, на которую никто не осмелится возразить.
О льве: у него износились зубы, он скоро начнет умерщвлять людей.
Литература воспринимает идеи у общества и возвращает ему улучшенными или доведенными до абсурда.
Страсть равенства — единственная, которая не может дойти до излишества (Мабли)3.
У Толстого не природа отражает настроения людей, а другие люди кажутся зеркалом собственного внутреннего состояния (Левин в заседании и другие).
Пять чувств поэта:
зрение — полуслепой,
слух — оглохший от прикладов,
осязание — отмороженные руки нечувств<ительные>,
обоняние — простужен,
вкус — только горячее и холод<ное>.
Где же тут говорить о тонкости. Но есть шестое чувство — творческой догадки.
Бертольт Брехт («Литературная газета» от 26 мая 1955 года). В театре «Берлинского ансамбля»: «Между прочим, в качестве временной меры мы отказались от пьес в прозе, потому что в стихотворной форме легче уберечься от соблазнов натурализма».
Это — правильно.
В пьесе нет правды. Это самая крупная ошибка, которую я в ней заметил,
(Мультатули)4.
Энциклопедические словари и справочники удлиняют нам жизнь.
Что было раньше — рифма или ассонанс (аллитерация). Раньше был ассонанс (саги, записаны в VII веке, в народном творчестве).
Реформа замены рифмой ассонанса принадлежит Отфриду (середина IX века)5, немецкому монаху Вейсенбургского монастыря, им писались молитвы, псалмы, а после него и светская лирика стала рифмованной.
Лирика рождена в Средние века, в рыцарские. Эстетические идеалы поставили впервые только в Ср<едние> века. Психологизм и личность заявляют свои права только в Средние века.
1. Утверждение чисто светского жизнерадостного идеала.
2. Пробуждение интереса к краскам и формам внешнего мира.
3. Процесс душевных переживаний.
4. Возникновение сознательной культуры художественного слова.
Не надо также забывать, что провансальская лирика — трубадуры были учителями Данте. Из ее форм родились Петрарка, Ронсар, Шекспир.
Глаза у Александра Македонского были разные: один — голубой, другой — черный.
Две рубашки Александру подарила фея, одна защищала от жары и холода, другая — от ран.
За круглым столом
Король Артур велел сделать в своем дворце круглый стол, где не было ни худших, ни лучших, где все были равны.
Данте не рифмовал слова «Христос» и в «Аду» даже не упоминал.
Ты лжешь, мой глаз.
Гельмгольц6: «Наши ощущения — знаки, по которым человек выучился читать. Они составляют тот язык, на котором внешние предметы говорят с человеком. Всякий человек должен путем упражнения и опыта понимать этот язык, как он научился понимать свой родной язык».
Диалектика, по сути дела, это та же прагматика.
Доказательства в спорных случаях ищутся чаще всего не в естествознании и развитии науки, а в развитии общественных систем.
Неру7 написал историю Индии в тюрьме.
Чернышевский написал «Что делать?» в тюрьме. Генри стал писателем в тюрьме. Достоевский написал «Записки...» в тюрьме.
Только в советских тюрьмах не написано никаких художественных, литературных работ.
Ньютон: «При изучении наук задачи полезнее правил».
Тонкость вычислений не может превосходить точность измерений.
Ганди8: «Цель не оправдывает средства. Думая о цели, думайте о средствах».
Несвоевременные мысли
Процент семейного счастья выше в т<ак> н<азываемых> браках по расчету, чем в браках по любви.
Каждый мужчина в глубине души мечтает о женщине, которая бы с ним спала, рожала ему детей, варила ему щи и меньше рассуждала о гражданских материях.
Кокетливый Макаренко9 — литератор, а не педагог. С 90% его трудкоммунаров я встречался на Севере, «жульническая кровь» неистребима.
Физический труд не гордость и не слава, а проклятие людей.
Нигде не прививается так ненависть к физическому труду, как в трудовом лагере. Начальство хорошо знает, что говорит, когда грозит проштрафившимся подчиненным: «В забой пошлю».
«Он есть истинный представитель полупросвещения. Невежественное презрение ко всему прошедшему; слабоумное изумление перед своим веком, слепое пристрастие к новизне, частные поверхностные сведения, наобум приноровленные ко всему, — вот что мы видим в Радищеве».
Пушкин о Радищеве10.
Добролюбов разобрался в Пушкине очень хорошо и, отдавая ему должное как поэту, не высокого мнения о нем как об общественном деятеле.
ед. хр. 20, on. 3
Тетрадь 1956 года в картонном зеленоватом переплете с записями стихотворений «О песне», «Гомер», «Стланик», «Мне горы златые плохая опора...», «Розовый ландыш», «Я жив не единым хлебом...», «Ночью», «Раковина», «Лицо твое мне будет сниться...».
«И исчезла тьма, и открылись семь небес, и увидела Богородица тут множество мужей и жен, вопивших и кричавших. «Что сотворили вы, несчастные, окаянные и как здесь очутились?» — спросила их Богородица со слезами. И не было от них голоса. «Хождение Богородицы по мукам»11.
Заметка о фольклоре (Памяти Арины Родионовны).
Фольклор и его подлинное место. Высоты искусства обходятся без фольклора. Атомный реактор и <вода>, наливаемая зимой в щели скал. Вокруг фольклора кормятся литературоведы.
Страна, убивающая своих поэтов, страна, которая убила Блока. Последний сборник Блок хотел назвать «Черный день» (Дневник. Запись 6 февраля 1921 г.)12.
75-летие со дня рождения Блока, 200 строк в «Правде» — подвал в «Литературной газете» — отписка такая же, как была в юбилей Сервантеса, нечего сказать, а говорить надо.
Блок: «Я художник — то есть свидетель. Нужен ли художник демократии?» 1916 год.
Мультатули: «Сны, которые в тюрьме «имели дерзость быть приятными».
«Закон обладает лишь грубой способностью восприятия».
Великим в искусстве становится то, что, по сути дела, в нем не нуждается.
«Старик и море» Хэмингуэя имеет предком «Тысячу дюжин» Лондона.
Мультатули:
«Хорошо писать публика не может, потому что у нее нет души и потому, что она не страдала, что одно и то же».
Чаплин весь — из двух русских писателей, Гоголя и Достоевского (в Комедии убийств)13.
Словарь сатаны: понт, фраер.
Мне сорок лет. Вот уже 16 лет как меня называют «эй, старик», и я понимаю, что это относится ко мне.
Колыма научила меня понимать, что такое стихи для человека.
ед. хр. ПО, оп. 2
Общая тетрадь в серо-зеленом переплете. На обложке: «1957.1». В тетради записаны стихи «Если сил не растрачу...», «Алхимик», «Разведка», «Кто ты, руда иль просто россыпь...», «Птица спит и птице снится», «Горное шоссе» и др.
Хирург Меерзон, который не раздевался в терапевтических отделениях.
Солнце играло на зеркале, как <на> стекле компаса. <Мачтовое> полотно перекинуто на руль. И было похоже на <главу>. В плаванье?
В плаванье.
(Ночь. 18. VI.57)
<В. Т. иногда просыпался среди ночи и записывал сны.— И.С. >
30 марта 1957 г. В Гендриковом, в музее14. Странное впечатление от «посмертного»: ни планов, ни черновиков, ничего... Как будто все сказано, все прожито и не о чем больше писать. И смерть как естественный конец поэта. Четыре наброска, несколько строф т<ак> н<азываемого> «Второго вступления» в поэму «Во весь голос». И интонациями и словарем похож не на себя, а на другого поэта — на Пастернака.
Любовь Есенина к России — русская любовь — жалость.
Чтобы кончать самоубийством, надо быть молодым. Надо иметь силы.
Горбань15 — секретарь партийной организации Союза писателей 1937 года, застрелился в июне 1957 года.
ед. хр. 23, оп. 3
Общая тетрадь в картонном зеленоватом переплете. На обложке: «1957. II». В тетради записаны стихи «Бивень», «Память», «Сосны срубленные», «Ручей», «Дождь» и др.
На листе 14 переписано стихотворение Гумилева «Волшебная скрипка».
Наброски воспоминаний о детстве (л. 63).
В ноябре. Вот когда я переписывал эти стихи в Л<енинской> б<иблиотеке>, у меня и был первый меньеровский приступ16. <Н. Гумилев. «Волшебная скрипка».>
Для названия: «Прелестный лист».
«Звуки зачинщики жизни». В. Хлебников.
Там, где я живу, мало магазинов и много сберегательных касс.
Поэт должен быть немножко глухим, чтобы лучше ловились звуковые повторы, легче сдвигались слова. Немножко слепым, ибо «собственное зрение», свой поэтический глаз — это уже вид дальтонизма, это глазное заболевание.
И обязательно — иностранцем в материале, немножко чужим тому, о чем он пишет. (Генри о писателе, который пишет чужой кровью.)
Болезнь Меньера действует по-блатному — сзади бьет.
Одноглазые цветы.
Река проносит букеты черемухи.
Рябой, как напильник.
Есенин — как голубоглазый лен.
Цветы на эшафоте прилавка.
Если бы на войне погиб Кассиль, ему ставили бы памятники и награждали его орденами, а Гайдар стал бы незначительным детским писателем17.
Сомнение, нерешительность — это и есть признак человечности.
Размышления не увеличивают запаса знаний.
Ненастный, ненавистный день.
Воздух можно трогать руками.
Уродливая и необыкновенная смерть. Две — от паралича дыхания, от остановки сердечной деятельности.
Тодор Павлов18: писатели не композиторы, а оркестранты.
ед. хр. 24, оп. 3
Общая тетрадь в сероватом картоне. На обложке: «1957. III». В тетради записаны стихи «Некоторые свойства рифмы», «Ода ковриге хлеба», «Речные отражения», «Арбалет» и др.
Всякому поэту — Пушкину, Пастернаку, Маяковскому и т. д. хочется: 1) зарифмовать, вогнать в строку новое слово, свежее слово, еще не бывшее в стихотворении ни у кого, 2) овладеть, запрячь большое многосложное слово, вроде: «Раскрасневшиеся лица», 3) звуковой перезвон названий: «Танец старинных имен, что для сердца отраден».
Народные названия трав как раз прошли звуковой отбор.
ед. хр. 25, оп. 3
Школьная тетрадь в линеечку. Заполнялась в Боткинской больнице в 1957 году, когда Варлам Тихонович болел.
Отсек. Молодые врачи, медсестры средних лет, пожилые няни.
Почему нет консультантов психиатров? (Истерии, эпилепсии.)
Инсультам все возрасты покорны — дети и старики, юноши и женщины.
Комплекс упражнений Циммермана — Машкова: лечебная гимнастика по укреплению вестибулярного аппарата, общая гимнастика без приседаний. Спать ночью, не пить и не курить.
— Как Вы мне ставите клизму?! Я научу Вас честноотноситься к своим обязанностям!
О. Т.: Вы уже ходите. (Через две недели.) Я: (скромно): Да, хожу. О. Т.: Ну вот, можно немного ходить.
Раненые градусники с резиновыми повязками.
Мы, как и в Древнем Риме, — ложимся только обедать и ужинать.
Новая рифма рождает новое сравнение.
Ему все казалось, что за одну руку и ногу он привязан кем-то к кровати, и он бился, бился до утра. И только поняв, что это инсульт, паралич, он заснул.
Жизни в искусстве учит только смерть.
Институт поделен, как подводная лодка, на отсеки. Отсек острого инсульта.
Буфет — раздаточная.
В физиотерапевтическом отделении лечебные процедуры не делаются, а отпускаются.
Тихий час — бывший мертвый час.
Врачи приходят и уходят, а больные остаются.
Одинаково одиноко.
Профессор был худенький и маленький, и врачи старались, чтобы ему тоже было видно, как бьется больной. Он то подходил ближе, то отходил дальше, не прикасаясь к больному, прищуривался на больного, как художник перед мольбертом. Наконец, уловив что-то в лице больного, профессор отдал распоряжение, неслышно что-то шепнув, и сейчас же огромная сестра присела у кровати и стала брать шприцем густую темно-красную кровь из вены больного. Сестра была неправдоподобно большая, и, даже согнувшись вдвое, она была больше профессора.
Врачи все теснились, все новые входили в комнату, это был институт, где много врачей было на практике, а так как это был институт столичный, то среди врачей был и фотограф, занявший самое удобное место. Наведя объектив на больного, он небрежным жестом позволил и профессору войти в поле фотообъектива и только тогда сделал снимок.
Профессор подтвердил диагноз и вынул иглу, чтобы еще исследовать чувствительность пораженной руки. Но заголив рубашку и увидев, что рука, плечо сплошь в красных точках от уколов, которые были сделаны в это, рекомендованное профессором место дежурным врачом приемного покоя, профессор завернул рукав и спрятал иглу.
Профессор вышел, а за ним вышли толпой, наступая друг другу на ноги, врачи, все старались пропустить вперед маленького профессора.
И все забыли больного, который через минуту стал биться и кричать, но только минут через десять случайно забежавшая туда лаборантка увидела его и стала держать ему бьющуюся голову.
Больной, ему было 72 года, и пышные седые волосы разлетались нимбом по всей подушке. У него было кровоизлияние в мозг и сердечная слабость, и он послушно лежал пятые сутки на спине. Он цеплялся за жизнь, даже когда ему было разрешено ходить, басил доктору: «А если я еще немного полежу, не буду вставать, ведь лучше будет, а?»
К нему приходила его семья, высокая и прямая седоволосая женщина, с шумливой краснощекой двадцатилетней дочерью. Состояние отца им было не в новинку — они шутили, шумели и очень скоро ушли.
ед. хр. Ill, on. 2
Тетрадь в серо-зеленом переплете. На обложке: «1959. II. Блатные слова». В тетради записаны стихи «Золотой, пурпурный и лиловый...», «Памяти Марии Кюри», «Замолчат речные дали...», «Я верю в предчувствия и приметы...», «Зимние надежды», «В бане» и др.
«Вор да мор до веку не переведутся».
Фраер, понт, штымп, срисовать, пахать, ишачить, разбрасывать чернуху, кимарить, кимать, припухать, лыбиться, втихаря, наколка, выкатить шары, стучать, дуть, стукач, олень, асмодей, черт, мужик, человек — уркаган, урка, марьяна, фикс, мосол, мент, шпаер, фигура, на стреме, духарка, дух, духовой, играть на рояле, корзубый, смех, Иван Иванович, шкарп, лепеха, чердак, котелок, разбить понт, фармазон, темнить, туфта, туфтить, битый фраер, локш, вор, преступный мир, начальничек, бикса исполнять, кукла, мостырка, мосты замостырить, в цвет, терц, бура, стос, гой со смыком, с кушем, куш, чифирь, надыбать слабину, слабона, метать икру, тянуть резину, резинщик, жулик, жуки-луки, стырки, тряпки, перышко, саксан, жаловаться на судьбу, оплакивать судьбу.
Болдоха (солнце).
Крысушник, кондей.
Летерка (литерка) Галантонка (?)
Лох (Даль) Красюк.
«Мух не ловит».
«Известия отд. русского языка и литер<атуры> Ак. Наук». 1899. IV
Вантки, бухарик, заныкал, горячо до слез.
Сквозить, сквозануть, щипач.
Чокнутый, шестерить.
«Подуй меня — может, я лопну».
От пуза.
Загашник, заначка.
В законе, сука, сучий, беспределыщик, жульническая кровь, сделать начисто, заделать начисто, кодло, шалман, хавира, хаза, писать, расписался, пидер, хавать, хавать культуру, хевра, блатной, блатарь, сдать рога в каптерку, скокарь, скок, медвежатник, тяжеловес, урчить, дергать короля за бороду, план, анаша, тормознуться, закон-тайга, хлестаться, всю дорогу, обратно, божиться по ростовски, шалман, огонь, фитиль, туз, лоб, хавать культуру, хороший урка.
Смех, карзубый, ручкин, свист (клички).
Рука дерзкая, качать права, правилка, оторваться, оторвись, по новой фене, блатная музыка, рвать когти.
Бикса, пахан, глот, глотничать.
Вантаж, кант.
Семь дуют, один стучит, зеленый прокурор.
Втихоря.
Байковый язык (крестовый, Петербург).
Шмонить (Даль) шмонать.
Надыбать (Даль).
Язычником в лагере зовут доносчика,
стукача, язычник, стирки.
Калым — хезать, кимать, дудорга.
Косить (закосить), забазлать.
К бабаю на нос, камбала (лорнетка, крест).
Куклим, петрить курсак (брюхо,.навар),
(а раньше курсать — хезать).
Отпулить, пулять, хариться, шуровать.
Гробки.
Хлестаться (хвастать от Хлестакова — лит. Гоголь).
Тушеваться, ксива.
Липа, запудрить мозги.
Выкрутить [нрзб], выламывается.
Порчак, язычник, в натуре.
Шухер на боку, шухернулся.
Бодяга, бортануть, падло, господин падло.
Тварь, тварсын, забазлать.
Зараженный, заигранный.
Вантаж, кусок заразы, зараза.
Кусок педераста, параша, дрюкнуть, дрюкать.
Личит (личит мне обновка).
Стирки.
Сидор (это не блатное, это якутское, колымское).
Улахан-сидор — Улахан-мешок.
Пайка — птюшка.
Закосил, косить.
Темнило, затемнил, помороки.
Лох (ср.: Даль: лоха, солха, дура, глупая баба).
Лощить, тартор.
Лепить горбатого, перо, саксан курсак.
Ключ
Подлец от порядочного человека отличается в тюрьме тем, что подлец считает, что только он один невинен и попал в тюрьму по ошибке, а все остальные — враги советской власти.
Честный же человек считает, что раз он, вовсе не винный, попал в тюрьму, туда могут попадать и другие, его многочисленные соседи по тюремной камере.
В этом — ключ ко многим замкам нашей жизни.
Удар ножом в живот гораздо хуже пулевого ранения. Это знает каждый хирург. Нож — это инфекция, перитонит.
«Битие определяет сознание». Термин 1938 года.
Любить не люби, да почаще взглядывай.
В детстве мало знал Пушкина, чтил, а любил не Пушкина, а Жуковского.
«Песнь о вещем Олеге» написана Пушкиным в соревновании с Жуковским («Рыцарь Роллон»). Вместо западной романтики — русская былина.
В рассказе, в каждом рассказе — великое равновесие слов.
Хемингуэй («Фиеста»)
Ромеро попался бык, который не различал цвета.
Но быки, как и все животные, кроме обезьян, вообще не различают цвета.
Ясновидящая ночь Григорьева19.
Темно-белый снег Анненского20.
Слуцкий — искусственная простота.
Северянин, Есенин — Божьей милостью поэты.
«То, что он знает, я уж давно забыл».
Чем удивителен Анненский?
Тонкостью наблюдений. Емкостью стиха необычайной. Огромным вниманием к деталям.
Все это повторил — на высоком уровне — Пастернак. Ближайшее родство Пастернака — Анненский, Блок. Далее — Тютчев, Баратынский — Лермонтов. Русское родство. Заграница — это Рильке, не Гете и не Гейне, которого, кстати, Пастернак никогда не переводил — настолько чужда ему гейневская «ирония», гейневское юродство. Не французы, не англичане.
Ассонанс — это рифма, которую повторяет глухой.
Фет. Удивительный, редчайший случай. Стихи 60-, 70-летнего поэта лучше стихов ранних.
Из книги Лауры Ферми21 мы узнали, что Эйнштейн не только не был против применения атомной бомбы в войне, но именно письмом физика президенту начинается история создания атомной бомбы.
Шагинян22 (Дн<евники> пис<ателя>), указывая на недочеты языка Толстого: «вправе и влеве виднелись» и т. д.
Но это — Даль!
Сольвейг. Удивительный образ Ибсена. Ни один большой поэт не прошел мимо образа Сольвейг.
Сытин23 говорит в отчетном докладе («ЛГ», 10.12.59) — книготорг сообщает: художественная литература не идет, лежит на складах:
«Как известно, сейчас на складах лежит много художественной литературы. И вообще она стала продаваться хуже».
Причина, по мнению Сытина, — плохая пропаганда книги.
Страшен грамотный человек.
Боков («ЛГ», 12 дек.) говорит, что поэтесса Фокина из Архангельска, проучившись три года в Литературном институте на поэтическом отделении, не узнала, что такое размер и ритм стихотворения.
Литературный институт им. Горького — высшее учебное заведение типа института физкультуры, что на Гороховой. Там ведь тоже «высшее».
Что значит «идейное новаторство»?
Художественное новаторство — это понятно, но идейное? И в чем оно может заключаться, выражаться.
«Беда наша в том, что у нас тошнота никогда не доходит до рвоты» (Тютчев. Письмо к брату24).
Гиганты Средневековья — Данте, Руставели, Микеланджело. О форме типичности творчества Микеланджело (героичность, муки людей) для Средневековья указывал Роден.
Не лезу я в спасители,
Не лезу я в Праксители.
Остап Бендер — это советский Чичиков.
Евтушенко. Пока он все еще «делает свою судьбу», а не литературу.
Кого больше не свете — дурных или хороших людей? Больше всего трусов (99%), а каждый трус при случае подлец.
Искусство — это жизнь, но не отражение жизни.
Бунт «отверженных» так непохож на бунт Крамского. Во Франции боролись за формы искусства, а передвижники — за тематику его.
Чувство вины перед жертвой вызывает ненависть к ней. 21.12.59. перевыборное собрание поэтической секции. Больше всех голосов (68%) получил Светлов. Сам он не использовал своего бюллетеня — был пьян.
«Преступники» мало отличаются от людей «воли».
В стихах нельзя делать никаких сносок, разъясняющих непонятное.
Наше сердце старше нас, раньше нашего рожденья бьется сердце.
«Юбилейное» Маяковского — на грани пародии, что и понял Архангельский. Он просто повторил эти стихи. Чьи это строки — Маяковского или Архангельского — узнать нельзя:
Вы чудак — насочиняли ямбы / только вот печатали не впрок./ Были б живы, показал я Вам бы, / как из строчки сделать десять строк. / Были б живы — стали бы по «ЛЕФу» соредактор, / я бы и агитки вам доверить смог. / Раз бы показал: вот так-то, мол, и так-то, / Вы б смогли — у вас хороший слог...
Никому нельзя было доверить измятый старый рубль или зеленую, выцветшую от пота трешку. Бригадиров, что могли бы купить хлеба и не украсть деньги арестантов, — не было. «Потерял. Украли», — вот короткие ответы.
И завтра собирались новые рубли, и с новой надеждой вручались подлецу бригадиру, который, впрочем, был голоден так же, как и мы.
Вши и клопы под гипсом повязок.
ед. хр. 112, оп. 2
Школьная тетрадь; на обложке надпись «Московские кладбища» <1959>.
В тетради — выписки из путеводителя 1915 г. «Москва» о захоронениях на московских кладбищах, стихи: «Нет, он сегодня не учитель...», «Сквозь ночь на черный горный пояс...» и др.
Фет — Блок! Мы много пишем о Блоке, но настоящего его учителя просматриваем. Это — Фет.
И лжет душа, что ей не надо
Всего, чего глубоко жаль...
Фет. «Укамина».
ед. хр. 29, оп. 3
Общая тетрадь в черном переплете. На обложке: «1961.1», в тетради записи стихов: «Жить вместе с деревом, как Эрьзя...», «Пусть чернолесье встанет за деревьями...», «Ипподром» и др.
С антисемитизмом я встретился только при советской власти. В детстве, в юности в городе, где я жил (в Вологде), не было и тени антисемитизма. Антисемитизм и интеллигенция — разные миры.
Первые годы революции, первые десять лет антисемитизма не было и в Москве. Но уже в тридцатых годах антисемитизм не считался позором, а после войны стал чуть ли не доктриной (вплоть до Кочетова25 и [нрзб] редакции «Москвы»). В лагере тоже не было антисемитизма — у блатных, например.
Наш космос — точность.
О прозе будущего. Вроде Сент-Экзюпери. Проза достоверности, звучащая, как документ, ручательство знания, полного знания, авторское ручательство. В отличие от прозы прошлого и настоящего, где писатель для успеха не должен знать слишком много, слишком хорошо свой материал.
Проза будущего не техника, а душа. Экзюпери показал нам впервые воздух. А кто показал нам войну? Ремарк? Война еще не показана. Не показан лагерь, каторга, тюрьма. Не показаны больные люди.
«Техницизмов» в прозе будущего почти не будет. Душу профессии будут уметь показывать без содействия «многошпидельного»26 стиха.
Не проза мемуара. Мемуар — это другое. Хотя место мемуара в будущем более значительно. Мемуару можно мало верить, а проза будущего достоверна.
Эта проза — не очерк, а художественное суждение о мире, данное авторитетом подлинности.
Искусство — не отражение жизни, оно — сама жизнь.
«Пушкин» — книга, которую Тынянов опоздал написать.
Таль — не Алехин. Успехи Таля — успехи скорее психологического, чем шахматного порядка.
Старая лошадь стоила во много раз дороже, чем молодая кобыла.
12 апреля. Поразительная новость, к которой, впрочем, все были готовы. Передачи телевидения начались в двенадцатом часу дня — уже после того, как космонавт вернулся из полета — и в течение двух часов на экране телевизора сообщали: «пролетел над Африкой, готовится к спуску» — в то время как все это было проделано часа два-три ранее.
14 апреля. Гагарин. Грамотный солдат. Очень уверенный, очень. Держится вовсе независимо, без тени волнения. Поздравлял весь мир, кроме Мао Цзедуна.
Это, конечно, самое сильное, самое незабываемое.
Стыд, совесть и неполноценность.
Тендряков — «Суд» («Новый мир»)27.
Волнения героев, составляющие суть «Суда», понятны только людям сталинского времени. Это — рассказ о бесправии, ведь нельзя судить за несчастный случай.
Труп из тряпок, брошенный ночью под фары автомашины в каком-то подмосковном городке ночью. Развлечения местных подростков.
Что знаем мы о влиянии неба.
Надо запретить авторам использовать в комедийном плане названия, значащие другое, большое, серьезное.
Фильм называется «Роман и Франческа»28.
А кукольная постановка театра Образцова — «Божественная комедия».
Смерть — это тихая жизнь на другом берегу, надо доплыть, додышать...
«Если парни всего мира.. .»29 Нет слова вместо никуда не годного: «парни», вовсе не подходящего здесь.
Человеческий язык беден, а не богат. Он с трудом передает мысли и то далеко не всегда — только в идеале может передать — и не может передать сотой части чувств, их оттенков, полутонов, полунамеков.
Значительная часть выражается в интонации, в намеке, и без этого — нет языка.
Кто может описать человеческое лицо, смену выражений на нем. Разве есть такой язык. Может быть, можно описать лицо актера — оно гораздо проще лица обыкновенного человека. Оно стандартизировано, подчинено определенным законам. Складки его сдвигаются по команде в театральной школе.
Но лицо обыкновенного человека описать невозможно. Это— невероятный, немыслимый труд.
Я не хочу и не имею права посылать кого-нибудь на смерть. И сам не хочу умирать по чьему-то приказу.
Страшный подарок
Космонавту Гагарину московские писатели сделали страшный подарок — каждый подарил по книге с автографом и взяли с него слово все прочесть.
Деталь — это художественная подробность, ставшая символом, образом.
18 мая 1960
Маргарита Н.: А ваш портрет был на выставке30. Все спрашивали: Кто это? Кто это? Какое знакомое лицо.
Я: Скажите им, что я — лицо времени — потому и знаком всем.
Автор пишет: «с необъяснимым наслаждением». Писатель для того и существует, чтобы объяснить необъяснимое в поведении людей.
Ничего «необъяснимого» не должно в рассказе быть.
Наше знамя — не ясность, а точность.
Время сделало меня поэтом, а иначе чем бы защитило.
Московские валютчики держались с большим достоинством, чем троцкисты в тридцатые годы. Ян <Рокотов> подвел базу: «В советском обществе большой спрос на негодяев».
(«Литгазета», статья Славина или Розова31, 10 июня 1961.)
Писатель, поэт не открывает никаких путей. По тем дорогам, по которым он прошел, уже нельзя ходить.
Кроме известных примеров, когда гений пожирает таланты.
Война неизмеримо проще лагеря. Это и ясно, понять не трудно.
Крещение — был великий протест. И остались людьми.
Чего нет на Севере
Что запомнилось после возвращения в Озерках — вокзальная уборная с удивительным спуском воды, а главное, с обилием надписей, похабных надписей. К такой литературе я не был приучен на Севере.
У Толстого «В<ойне и> м<ире»> вовсе нет поэтов, стихотворцев того времени, и Денисов «В<ойны и> м<ира»> и вовсе не Денис Давыдов.
Надо ставить «В. М.» и «А<нну> К<аренину>» в кино. Иначе не решить вопроса. Но «Козаки» и «Воскресенье» не решают.
«Кроткая»32 поставлена очень хорошо, удачно, но это не «Братья Карамазовы», не «П<реступление> и н<аказание»>, не «Идиот».
«Темное чувство собственного долга»33.
<Пушкин> «Арап Петра Великого».
«Евг<ений> Он<егин> — «энциклопедия русской жизни». Какая чепуха. Роман вечен из<-за> трагической судьбы Ленского, из<-за> драмы Татьяны. Решение опять только «в миноре» — ибо это высшее решение. Любовь и смерть.
22 июня 1961 г.
Вот современные стихи:
Вчера я растворил темницу
Воздушной пленницы моей.
Воздушной пленницы!
Я рощам возвратил певицу,
рощам возвратил певицу!
Я возвратил свободу ей.
Двойное возвратил!
Она исчезла, утопая
В сияньи голубого дня.
Точность современности!
Именно «исчезла, утопая»,
именно «в сияньи»,
именно «голубого дня»
И так запела, улетая,
Как бы молилась за меня.
(В. Туманский)
Поэзия это личный опыт, боль, но это боль и опыт поколения, времени.
В Эрмитаже. Выставка Гуттузо34.
Граница реализма проходит ныне в другом месте, чем сто и тысячу лет назад.
Импрессионистов никакие обойдешь, [нрзб].
Граница между абстракционизмом и реализмом. Поиски Пикассо с символикой идеограмм, искусством фрески — все это попытки наметить новые линии, границы, рубежи.
Орленев35. Шекспир
Бескультурье Орленева было бесконечным. Он даже «Гамлета» исправлял, вставляя в шекспировский текст собственные фразы:
«Все приходит вовремя
Для того, кто умеет ждать».
Не постеснялся написать об этом в мемуарах.
27 августа. «Алые паруса»36. Бездарная Вертинская — Ассоль. «Реализм», гнетущий гриновское начало. Ведь «Алые паруса» — феерия! феерия! а тут провинциальный спектакль драмы Островского.
У нас даже Толстого — писателя, которого очень легко ставить в кино нашего плана — перегружают, хотя у Толстого никаких символов, никаких вторых планов, никаких подтекстов — нет.
Чехова ставить уже трудней, а Достоевский требует большой удачи.
27 августа. Прохожий иностранец. «У нас есть Могила неизвестного солдата, а у вас — неизвестного ученого».
«Друг мой Колька»37 — нелепая необходимость героического поступка с опасностью для жизни, чтобы доказать то, чего не надо доказывать.
Концепция Космодемьянской. Юридическая основа известна.
Жизнь человека оправдывается его интересами, его устремлениями на высокое.
Толстой гораздо проще, примитивнее Чехова. У Чехова и подтексты, и вторые планы, чего у Толстого вовсе нет. И напрасно он хвалился «архитектурой» «Анны Карениной».
Там механически смешаны два романа.
Чехов же сложнее, литературнее, более писатель, чем Толстой. Притом Чехов — человек решенных вопросов, что очень важно. («Но ты, художник, твердо веруй в начала и концы...»38.
Почему все запоминают «Воспоминания в Царском селе», лицейскую, явно слабую вещь Пушкина? Потому что ее учат в школе вместо того, чтобы изучать на филологическом факультете.
Когда убили Войкова39, из Москвы было выслано в ссылку и лагеря сто тысяч <раскольников?>.
Живость мышления — это еще не ум.
Главный врач был любитель животных. Но странное дело все, что <он> собирал [нрзб], рвало на части всех входящих: кошка Мура царапалась и кусалась, а петух подпрыгивал, хлопал крыльями, и клевал, клевал. Но больше всех клевались гуси.
Стихотворение может носить не декларативный, а декоративный характер.
ед. хр. 32, оп. 3
Тетрадь белого цвета. На обложке: «1963. II». В тетради записи стихотворений: «Не удержал усилием пера...», «Я вовсе не бежал в природу...», «Я над облачной грядою...» и др.
Блок — размер «Свеча горела...» <Стихотворение Б. Пастернака>
Там неба осветленный край
Средь дымных пятен,
Там разговор гусиных стай
Так внятен...
(БП, с. 503)