Петр и Алексей» Д. Мережковского как символистский исторический роман.
Трилогия Д.С. Мережковского «Христос и антихрист» в начале XX века стала образцом новой, модернистской прозы в русской литературе. Ее уникальность заключается в изображении «всемирности» пространства, в пятнадцативековом временном охвате событий, в экзотической обстановке первых двух романов, в совмещении исторической и символической картин мира. Новаторской оказалась поэтика трилогии. З.Г. Минц выделяет в «Христе и антихристе» две разновидности символов. Одни символы рождаются из образов мировой культуры: из образов всемирной мифологии, из произведений великих художников. Другие символы возникают внутри текста с помощью повторов, автоцитат, параллельных сцен.
Роман «Антихрист (Петр и Алексей)» является третьей частью трилогии. Одна из основных тем трилогии - борьба духа и плоти, христианства и язычества как в мировой истории, так и в душе отдельного человека. З.Н. Гиппиус вспоминает, что уже с «Юлиана Отступника» у Мережковского был поворот к христианству, явно не обозначившийся в «Леонардо да Винчи». Прямое обращение Мережковского к христианству происходит во время работы над исследованием «Л. Толстой и Достоевский» (1898 - 1902), которое предшествует «Антихристу (Петру и Алексею)». Первоначально автор хотел озаглавить его «Человекобог и Богочеловек», - иными словами, Христос и антихрист в русской литературе. Он пишет: «Я только теперь понял окончательно и безоговорочно, что спасение всей Европы, всего мира (т.е. Земного шара) в нас, русских, и только в нас, и может быть именно в нас немногих (до ужаса немногих*.), законных наследниках Русской Культуры - Петра, Пушкина и Достоевского, Св. Софии Премудрости Божией, Третьего Русского Рима - "четвертого же не будет вовеки"...». Развивая эту мысль, в «Антихристе (Петре и Алексее)» Мережковский создает символическую историософскую картину, проливающую «свет сквозь образы прошлого на грядущие судьбы России и мира» [7]. Обращая внимание на изображение петровской эпохи, М.О. Цетлин пишет, что после пушкинского «Бориса» произведения Мережковского «Антихрист (Петр и Алексей)» и «Павел І», в своей сдержанной силе, - «лучшие, вероятно, исторические трагедии на русском языке». Роман «Антихрист (Петр и Алексей)» необходимо рассматривать в системе творчества Мережковского, основу которой составляет принцип неомифологизма. Религиозно-философская система Мережковского конца XIX - начала XX вв. с ее основополагающим принципом неомифологизма имеет сложный генезис: в этот период эволюция взглядов писателя предстает от идеи двойственности к идее троичности и Мифу о Троице. Учитывая формирование религиозно-философской системы Мережковского в культурном контексте эпохи порубежья, ее органическую связь с философскими системами Ф. Ницше и Вл. Соловьева, можно предположить, что поворот в ней происходит от ницшевского имморализма и эстетизма в сторону соловьевского всеединства, «соборности» и христианства, отразившийся на проблематике произведений писателя начала 1900-х годов.
Художественное пространство Мережковского в значительной степени организуют важнейшие категории символа и мифа. Символы у Мережковского, зачастую построенные на основе аллегорий, благодаря связи с религиозно-философскими тяготениями автора, его неомифологическими построениями, становятся символами-идеями, символами-концептами, символами-категориями (Д. Е. Максимов).
Мережковский реконструирует миф о Петре Первом: «подмененный царь» во всех его версиях: 1) Петр подменен в детстве; 2) Петр подменен за морем; 3) Петра подменил антихрист, — и миф «Петр — антихрист», а также формировавшийся параллельно с ними (в конце XVII — начале XVIII вв.) специфический миф о царевиче Алексее — «избавителе». Возникновение и распространение этих мифов происходило в исторической ситуации раскола. Воспроизведение в романе старообрядческой среды позволяет писателю максимально широко отразить народное восприятие личностей и деяний Петра I и царевича Алексея. Исторически зафиксированное определение Петра как прогрессивного монарха, с которым связано будущее страны — глазами иностранцев и ближайших его сподвижников — представлено в романе в образе философа Лейбница: Мережковский противопоставляет «восточное» и «западное» направления в споре о пути развития России.
Как показало исследование, мифопоэтическое мышление Мережковского представляет собой синтез двух направлений: воскрешение древней мифологии в архетипических образах, сюжетах и — неомифологизм, представляющий собой авторское осмысление историко-культурного мифа и создание собственного концепта мифа.
Мифопоэтическое мышление писателя проявилось в его подходе к факту, документу, в отношении к мифу, легенде, в их отборе и интерпретации.
Критика отмечала удачные художественные черты первых глав романа: ярко и характерно обрисованную среду, в которой будет разыгрываться драма, захватывающие образы Петра I и царевича Алексея. Г. Брандесподчеркнул особое значение России в историософском контексте всей трилогии: «Мережковский ощущает в себе религиозного проповедника и не сомневается в том, что именно России достанется удел подарить человечеству мессию будущего, мессию, который разрешит все религиозные искания и сольет воедино Элладу с Палестиной, язычество с христианством, воплотив их в то высшее единство, в котором найдут удовлетворение и сердце и ум».
Мережковский воплощает в романе один из основных принципов символизма - принцип соответствия и соотношения между явлением и его «умопостигаемою или мистически прозреваемою сущностью, отбрасывающей от себя тень видимого события». С помощью многообразных творческих приемов художник показывает зарождение символа в глубинах самой действительности. С этой целью он обращается к различным историческим эпохам, вовлекая их в контекст мировой культуры и, более того, в метафизическую картину мира.
«Антихрист (Петр и Алексей)» - роман мистический. Существенной чертой русского символизма как самого раннего этапа модернизма было внимание к разным формам сверхчувственного познания или к их имитации. В Москве формой сверхчувственного познания являлся спиритизм, в Петербурге - различные виды мистицизма. Мережковский проповедовал мистическое христианство, верил, что после апокалипсиса, завершения земной истории совершится трансцендентальный, недоступный человеческому познанию переход к Откровению Третьего Завета Св. Духа. Мережковский мечтал о духовном единстве между интеллигенцией и простым народом. Он рассматривал Россию как хранительницу православной веры, а русский народ - как носителя истинного религиозного сознания, по существу, сознания мистического. Мережковский считал, что осуществление апокалипсических пророчеств сбудется, когда два религиозных движения, интеллигентское и народное, сольются воедино. Трилогия «Христос и антихрист», согласно замыслу Мережковского, «должна пониматься в двух планах - историческом и религиозно-мистическом». Мистицизм романа «Антихрист (Петр и Алексей)» проявляется, в первую очередь, в названии. «Антихрист (Петр и Алексей)» - это проекция зла на отношения между Петром I и царевичем Алексеем. Мережковский вводит в роман мистические темы и образы. Это темы конца света, места России в мировом процессе, Петербурга как загадки русской истории.
роман «Антихрист (Петр и Алексей)» как символистский «текст - миф». Элементами символистского текста являются символы, мифологемы; картина мира, полная соответствий между трансцендентальным и эмпирическим мирами, миром природы и миром человека.При рассмотрении данной проблемы мы придерживаемся, в первую очередь, художественно-эстетических взглядов самого Мережковского. Согласно Мережковскому, «образ, явление этого мира, изображенное так, что оно становится прозрачным и сквозь него светится образ "миров иных," - вот символ. Символ есть художественный образ, соединяющий этот мир с тем, познаваемое явление с непознаваемой сущностью».
За примером обратимся к эпизоду возвращения царевича Алексея домой от Кикина: «Сани быстро неслись по пустынному бору и столь же пустынным, широким улицам, похожим на лесные просеки, с едва заметным рядом темных бревенчатых изб, занесенных снежными сугробами. Луны не было видно, но воздух пропитан был яркими лунными искрами, иглами. Снег не падал сверху, а снизу клубился по ветру столбами, курился как дым. И светлая лунная вьюга играла, точно пенилась, в голубовато-мутном небе, как вино в чаше».
Повествование перенасыщено символами, берущими начало еще от древних мистерий и преданий и составляющими "словарь", условную речь русских символистов: луна, кристаллы, дым, синий цвет, метель, вино. Рисуется странное, зыбкое состояние самой атмосферы. Луны нет, но воздух пропитан лунными иглами, темно, но вьюга светлая, и она - не снежная, а лунная. Опрокинуты низ и верх - снег клубится от земли к небу. Это какая-то светлая темнота, мир объемный, но невесомый, как пена».