После успеха «Бриды» критика разверзла уста: Пауло Коэльо грозит четвертование

Отвергнутый Мандарино «Алхимик» в конце концов станет одним из самых популярных подарков не только на Рождество, но и на Пасху, Новый год, день рождения, именины, карнавал, Великий пост и пр. — не только в Бразилии, но и еще в сотне стран. Первое издание, выпущенное Рокко, в считанные дни испарилось с прилавков книжных магазинов, автор же — невиданное дотоле дело — попал сразу в два списка бестселлеров: с «Дневником мага» — в «нон-фикшн», с «Алхимиком» — в разряд «художественная литература». С той поры объем продаж будет только возрастать. Феномен, который случился с «Алхимиком», попавшим в руки Рокко, побудил Пауло забрать из «Эко» и первую книгу. Поскольку для этого требовался предлог, он предъявил Мандарино новые требования: чтобы защитить свои гонорары от чудовищной инфляции, достигавшей 1350 % в год, он пожелал, чтобы авторские отчисления выплачивались не раз в квартал (что само по себе было привилегией немногих авторов), а еженедельно, и вопреки всем законам рынка это желание было удовлетворено. Пользуясь беспримерной уступчивостью владельца «Эко»(и его явным стремлением удержать «Дневник мага» за собой), Пауло добавил в договор еще два пункта, также не имевшие прецедентов в практике бразильского книгоиздания: ежедневную (!) индексацию с учетом инфляции и требование направлять определенный процент от валового дохода на рекламу.

Подобное отношение к обоим издателям представляло особый интерес для Моники Антунес, которая теперь была неразлучна с Пауло и сопровождала его повсюду. В начале 1989 года девушка призналась ему, что подумывает о том, чтобы оставить свой инженерно-химический факультет (она была тогда на втором курсе) и вместе с женихом уехать за границу. При этом известии глаза писателя засияли, словно им въяве предстало, как открываются новые врата для его карьеры:

— Прекрасная мысль! Почему бы вам не отправиться в Испанию?! У меня там есть друзья, они помогут. Ты могла бы заняться там продажей моих книг! Если получится, будешь получать на 15 процентов больше того, на что имеет право всякий литературный агент.

Когда Моника обсудила это со своим возлюбленным, выяснилось, что компания, где он работает, имеет филиал в Барселоне, и, кажется, ему не составит труда добиться туда перевода — хотя бы на несколько месяцев. Кроме того, Моника узнала, что в Барселоне находятся некоторые крупнейшие испанские издательства. В конце мая 1989 года они с Эдуардо приземлились в Мадриде.

Свой первый год в Испании Моника и Эдуардо прожили в квартирке, расположенной в районе Руби. На книжных выставках и ярмарках они обходили стенды издательств, собирали проспекты и каталоги, а потом в каждое посылали по почте краткий пресс-релиз, предлагая уступить авторские права на «Алхимика», а если речь шла об иностранных издательствах — то и на «Дневник мага». «Дневник мага» в переводе на испанский, сделанном боливийкой Кати Шумер вскоре вышел в издательстве Мартинеса Роки под названием «Паломничество в Компостелу».

А меж тем в Бразилии «Дневник мага» и «Алхимик» по-прежнему занимали первые строчки рейтингов читательского спроса. И хотя Мандарино и соглашался на все требования своего успешного автора, в один прекрасный день ему пришлось получить от Пауло Рокко дурное известие: издательство Рокко, предложив Коэльо 60 тысяч долларов аванса, приобрело у него права и на первую книгу. Даже и теперь, когда прошло двадцать лет, Эрнесто Мандарино не скрывает, какое горькое чувство вызвал у него поступок автора, которого «Эко» поддерживало, когда он был еще никем.

— Переиздания шли одно за другим и вызывали зависть у моих коллег. И тут является Рокко и сообщает, что дает Пауло Коэльо 60 тысяч аванса и забирает его у меня. Я только и мог сказать: «Если такова его воля, ничего поделать не могу, потому что договор мы заключали на каждое издание». «Дневник мага» выдержал 28 изданий, после чего Коэльо от нас ушел. Конечно, мне горько было об этом узнать. А еще было горько потому, что ни разу, ни в одном интервью, вообще нигде он не упомянул маленькое издательство Эко, с которого начал. — Отставив сантименты, Мандарино признает, сколь важен Коэльо не только для книжного рынка, но и для бразильской литературы: «Пауло Коэльо превратил книгу в массовый продукт потребления, пользующийся высоким спросом. Он совершил настоящую революцию на нашем издательском рынке, где прежде доминировали смехотворные тиражи в три тысячи экземпляров. Благодаря ему рынок поднялся. Пауло Коэльо, можно сказать, возвеличил книгу в Бразилии и нашу литературу в мире».

Неудивительно, что те, кто возделывал скудную ниву бразильского книжного бизнеса, заинтересовались автором, который всего двумя названиями сумел достичь полумиллионной отметки проданных экземпляров. Под олимпийски бесстрастным присмотром СМИ люди сметали книги с прилавков, тысячами собирались по всей стране слушать автора — и вовсе не затем, чтобы перед ними переливали из пустого в порожнее. Создавалось впечатление, что читатели хотели приобщиться к духовным поискам, о которых автор рассказал в своих книгах. Лекции — или «встречи с читателями», — устраиваемые Коэльо, пользовались огромным успехом, народ на них в буквальном смысле ломился, и нередки бывали эпизоды, подобные тому, что произошел в столичном университете Мартинса Пены, когда устроители вечера вынуждены были вывести наружу динамики для тех, кому не хватило места в аудитории, рассчитанной на две тысячи человек. Интервью, которое Пауло дал журналистке Маре Режеа с канала «Радио насьонал де Бразилиа», пришлось повторить трижды по просьбе тех, кто желал в течение полутора часов слушать про алхимию и мистицизм. И так было по всей стране. В городе Бело-Оризонте трехсотпятидесятиместный зал в «Банко де Дезенволвименто де Минас-Жерайс» не смог вместить тысячную аудиторию, так что молодой Афонсо Боржес, организатор лекции, должен был поставить в разных концах здания теле мониторы, чтобы никто не лишился возможности послушать слова мага.

Пресса же, очнувшись от спячки, впала в растерянность, ибо не знала, как объяснить такой лавинообразный успех. Не решаясь судить о собственно литературных достоинствах обеих книг, журналисты предпочли расценить его как преходящий маркетологический феномен. По почти единодушному мнению, писатель Пауло Коэльо просто вошел в моду, «попал в струю», подобно тому, как в свое время это случилось с твистом или с автором рок-текстов Пауло Коэльо и его Альтернативным обществом. Два года назад в газете «Глобо» его назвали «Кастанедой с Копакабаны», после чего СМИ практически позабыли о его существовании. Лишь когда его книги вышли на первые места в списках бестселлеров, а газета «Эстадо де Сан-Пауло» обнаружила, что «Дневник мага» и «Алхимик» разошлись более чем полумиллионным тиражом, критики осознали: два года не просто стабильного, но и нарастающего успеха — слишком много для модного поветрия. Лишь в октябре 1989 года имя его замелькает в прессе, появится в «Кадерно-2», литературно-художественном приложении к газете «Эстадо де Сан-Пауло». Первой оказалась большая статья, подписанная Терезой Жоржи и посвященная траектории его жизни еще со времен рокерства. Заканчивалась она таким недвусмысленным заявлением: «Однако свое неповторимое место Пауло Коэльо было суждено занять не в музыке, а в литературе». Здесь же можно видеть свидетельство того, что по поводу творчества Коэльо не могли прийти к единому мнению люди, писавшие даже не в одной газете, а на одной полосе. В нескольких сантиметрах от этого дифирамба была помещена заметка в двадцать строк некий Гамильтон дос Сантос называл в ней писания Пауло «студенистым синтезом положений, идущих от христианства к буддизму». По признанию самого Коэльо, «это была первая оплеуха, полученная от критиков»:

— Прочитав такое, я просто потерял дар речи. Онемел. Возникло такое впечатление, будто журналист предупреждал меня, как недешево обойдется мне слава.

Ежемесячный литературный таблоид «Лейа ливрос», выходящий под редакцией Кайо Грасо Прадо, сына почтенного коммунистического историка Кайо Прадо-мл., «прогнулся» перед силой цифр. На обложке декабрьского (1989) номера изображен Пауло — волосы дыбом, в руке меч, взгляд по-дзен-буддийски устремлен в бесконечность. Манера, в которой обращался с Коэльо таблоид, мало отличалась от наскоков, принятых в его отношении другими СМИ: из двенадцати страниц репортажа одиннадцать пространно повествовали о жизненном пути Пауло, не давая никакой оценки его творчеству. Собственно литературный разбор, произведенный однофамильцем нашего героя, профессором Тейшейрой Коэльо из университета Сан-Пауло, умещался на половине странички. Среднему бразильцу — а такими, надо полагать, было подавляющее большинство читателей «Дневника Мага» и «Алхимика» — было весьма затруднительно уразуметь, хвалят Пауло или ругают, превозносят или втаптывают в грязь, поскольку ученый муж выражался очень витиевато:

Давно прошло то время, когда видение, воображение — иррациональное, однако наделенное собственной внутренней рациональностью — было неотъемлемой составной частью реальности и приходило «сверху», становясь мыслительной привычкой. Она — или, если угодно, обыкновение — определяла культурную парадигму, образ мысли и способ познания мира. Парадигму, отставленную в сторону иной рационалистической парадигмой XVIII века. Сейчас и она представляется (быть может, на какое-то время) исчерпанной. Феномен Пауло Коэльо есть символ деградации этой парадигмы и недвусмысленно воплощает в себе недоверие к такому рационализму, каким мы знали его на протяжении двух столетий.

(…) Я склонен объяснять коммерческий успех произведений Пауло Коэльо приматом воображения, все активнее отвоевывающего свои права под разными обличьями (религии, «магия», «альтернативные» медицина и секс, поэтический метод познания и осмысления) — словом, всего того, что эмблематический картезианский метод определяет понятием «иррациональное».

(…) В жанре, избранном для себя Пауло Коэльо, безусловно, лучший писатель — это Лоуренс Даррелл с его «Авиньонским квинтетом», а наиболее интеллектуализированный — Колин Уильямс. Впрочем, оценки такого рода неизбежно, хоть и невольно, грешат поверхностностью.

Покуда журналисты ломали голову, силясь разгадать феномен Пауло Коэльо, тиражи продолжали расти. В один из тех редких моментов, когда обычная сдержанность — особенно когда дело касалось вопросов денежных — ему изменяла, Пауло обмолвился в интервью «Жорнал да Тарде», что две книги принесли ему никак не менее 250 тысяч долларов (410 тысяч 2008 года). Не исключено, что и больше. Если принять на веру цифры, «озвученные» автором и его издателем Рокко, то, по самым приблизительным подсчетам, получается, что из прибыли, полученной за полмиллиона экземпляров «Дневника мага» и «Алхимика», 350 тысяч долларов причитались Коэльо. И он, имея в своем активе два бестселлера, нового издателя, несколько сотен тысяч на счету, отчетливую перспективу международной известности, получил от Жана приглашение пройти по очередному из четырех так называемых «Священных путей», по которым совершают паломничества вступающие в орден R.A.M. После «Пути Сантьяго» он выполнил второй обет, побывав в пустыне Мохаве, и теперь ему оставался третий, предпоследний искус — «Римский путь». Четвертым же странствием принято считать путь к смерти. Название третьего паломничества следует понимать метафорически, благо совершить его можно было в любой точке планеты и более того — на машине, что было несомненным преимуществом. Выбор Пауло пал на Лангедок, узкую полоску в Пиренеях на юго-западе Франции, где в XII–XIII веках был центр катарской (или, как ее еще называли — альбигойской) ереси, жесточайшим образом искорененной инквизицией. Еще одна особенность «Римского пути», по словам Пауло, ссылавшегося на Жана, заключалась в том, что паломник непременно должен следовать своим снам. Пауло счел такое определение чересчур расплывчатым и попросил уточнить, однако ответ Наставника еще сильнее его озадачил:

— Если ночью увидишь во сне остановку автобуса, наутро отправляйся на ближайшую. Если приснится мост — твоим следующим пунктом назначения должен стать мост.

Чуть больше двух месяцев Пауло бродил по горам, долинам и берегам рек в этом красивейшем уголке Европы. 15 августа он покинул «Отель д’Анвер», где жил в Лурде, священном для католиков городе, и двинулся по направлению к Фуа, Рокфиксаду, Монсегюру, Пейрепертюзу и десятку других крохотных городков, где было порой не более десятка домов. Поскольку Жан не оговорил это специальным запретом, Пауло счел, что может взять с собой Монику, выкроившую неделю среди своих барселонских трудов и забот и приехавшую составить ему компанию. 21 августа 1989 года, прибыв в Перпиньян, он сунул несколько жетонов в прорезь телефона-автомата и позвонил в Бразилию Кристине, по которой скучал. Жена сообщила: в Сан-Пауло только что скончался от застарелого панкреатита, вызванного алкоголизмом, Рауль Сейшас.

Для Пауло эта утрата стала настоящим потрясением. Несколько лет они с Раулем не виделись, а четыре месяца тому назад встретились в Рио-де-Жанейро в «Канекане», где баиянец давал свой концерт, который оказался чуть ли не последним. Нет, о примирении речи не было, тем более что они никогда и не ссорились — просто новый партнер Сейшаса, молодой рок-музыкант Марсело Нова, предпринял попытку вновь сблизить их. Пауло был вызван на сцену и вместе с остальными музыкантами повторял рефрен: «Да здравствует Альтернативное общество!» Если верить бывшему «рабу» Тониньо Будде, на всех углах отзывавшемуся о Пауло весьма нелицеприятно, тот пел, «в буквальном смысле держа фигу в кармане, поскольку вынужден был публично исполнять мантру дядюшки Кроули». На кадрах любительской киносъемки, сделанной одним из фанатов и выложенной в интернет спустя много лет, глядя на Рауля Сейшаса, мы видим дрожащие руки и опухшее лицо тяжко пьющего человека. Последней совместной работой Пауло и Рауля был альбом «Девственный лес», который они записали давным-давно — в 1978 году. А в 1982-м, когда Элдорадо, музыкант из Сан-Пауло, попытался было восстановить былое сотрудничество в работе над новым диском, из этого ничего не вышло: Пауло жил в Рио-де-Жанейро, Рауль — в Сан-Пауло, и ни один не желал сделать первый шаг и приехать к другому. Призванный разрешить спор Роберто Менескал предложил поистине соломоново решение: провести встречу в точке, равноудаленной от Рио и Сан-Пауло — в национальном парке Итатиайа. И Пауло, поселившись в одно прекрасное воскресенье в отеле «Симон», рано утром в понедельник подсунул под дверь номера, где остановился Рауль, записку: «Готов начать работу». Баиянец, однако, не откликнулся и лица не показал ни в этот день, ни во вторник. А в среду к Пауло пришел хозяин отеля, встревоженный тем, что Рауль трое суток сидит взаперти, пьет и даже не притрагивается к заказанным по телефону сандвичам. Так была похоронена надежда воссоединить партнеров, некогда революционизировавших бразильский рок.

На концерте Рауля Сейшаса Пауло неожиданно поднялся на сцену и встал рядом со своим соавтором, которому оставалось жить всего несколько месяцев

Пауло, совершая паломничество по «Римскому пути», пребывал под тягостным впечатлением от смерти своего «закадычного врага», а через шесть дней после этого печального известия он вновь испытал «экстрасенсорное потрясение». За рулем арендованного автомобиля он направлялся в сторону некоего городка, где должен был участвовать в «ритуале огня», когда при свете костра произносятся заклинания. И, по его словам, ощутил — ни больше ни меньше — присутствие своего ангела-хранителя.

Нет, ощущения были не слуховые и не осязательные, но он явственно чувствовал рядом с собой существо, общаться с которым мог только мысленно. И как он вспоминает, это существо заговорило первым, начав такой диалог, беззвучный и невербальный:

— Чего ты хочешь?

Не повернув головы, не затормозив, писатель ответил:

— Хочу, чтобы мои книги читались.

— Для этого придется снести много брани и хулы.

— Почему? Только потому, что я хочу, чтобы люди читали мои книги?

— Твои книги принесут тебе славу, и тебе достанется по полной программе. Вот и реши, в самом ли деле ты этого хочешь.

И прежде чем рассеяться в воздухе, существо добавило:

— Даю тебе день на раздумья. Сегодня тебе приснится определенное место. И завтра в этот же час мы встретимся там.

Приехав в городок По, он заночевал в маленьком отеле, и увидел во сне трамвайчик, везший пассажиров на вершину высокой горы. А наутро портье рассказал ему, что одна из здешних достопримечательностей — это канатная дорога, фуникулер, расположенный в нескольких метрах отсюда, рядом с железнодорожной станцией. Гора, на которую каждые десять минут взбирались темно-зеленые вагончики с тридцатью пассажирами, была не так высока, как та, что ему приснилась, но сомнений не было — он на верном пути. Когда стало смеркаться, и со вчерашней встречи минули сутки, Пауло, отстояв недлинную очередь, через несколько минут уже пребывал на горной террасе, откуда открывался удивительный вид на город, где в окнах домов уже зажигались первые огни. Коэльо точно помнит не только дату — «это было 27 сентября 1989 года, в день Святых Козьмы и Дамиана» — но и свою просьбу:

— Я хочу, чтобы мои книги читались. Но еще хочу, чтобы через три года эту мою просьбу можно было подтвердить. Ты даешь мне три года, я возвращаюсь сюда 27 сентября 1992 года и говорю, хватает ли мне духа продолжать.

…Когда семьдесят дней паломничества, казавшегося бесконечным, подходили к концу, однажды вечером, после «ритуала огня», к Пауло подошла девушка, светлокожая и белокурая, и завела разговор. Она оказалась тридцатилетней ирландкой Бридой О’Ферн, достигнувшей, как и он, ранга Наставника в ордене и тоже совершавшей паломничество по «Римскому пути». Приятное знакомство не только скрасило окончание утомительной ордалии: Пауло, хоть и намеревался написать книгу о своем паломничестве, до такой степени проникся историей этой девушки, что переменил замысел и в третьей книге, так и названной — «Брида» — вдохновлялся тем, что узнал от ирландки.

Ордалия была исполнена, а в работе над «Бридой» определился метод, который отныне будет применяться Коэльо ко всем последующим произведениям — выносить тему, дать ей созреть и оформиться, а сам текст написать за две недели. Новый роман — история 21 — летней Бриды О’Ферн, решившей познать мир магии. В лесу, находящемся в 150 километрах от Дублина, столицы Ирландской Республики, она встречает мага. Ведьма Викка руководит ее шагами, и Брида, выполнив все обряды, становится Наставницей ордена. Автор уже на первых страницах предуведомляет читателей:

В «Дневнике мага» я заменил два ритуала упражнениями на постижение, которым научился в ту пору, когда был тесно связан с театром. Хотя полученные результаты были в точности те же самые, мой Наставник сурово выбранил меня: «Даже если существуют более короткие и легкие пути, Традицию никогда ничем другим заменять нельзя», сказал он тогда. И потому немногие ритуалы, описанные на страницах «Бриды», являются теми же, исполнение которых предписывалось на протяжении столетий «традицией Луны» — ритуалом особого свойства, требующим большого опыта и долгого навыка. Исполнение этих ритуалов без цели — опасно, нежелательно, не нужно и может сильно затруднить поиск Своей Стези.

Когда окрыленный успехом предшествующих книг — «Дневника мага» и «Алхимика» — Рокко узнал, что Пауло только что «достал из печи» новый роман, он сам проявил инициативу и предложил ему за «Бриду» 60 тысяч долларов. В данном случае примечательна не сама сумма, хоть и высокая по бразильским меркам, но отнюдь не астрономическая и не рекордная на рынке рекламы или хотя бы издательском — тот же Рокко за несколько месяцев до того уплатил ровно в три раза больше за авторские права на «Костры амбиций» американца Томаса Вулфа. Внимание привлекает то, как именно Пауло Коэльо предложил разделить выплаты, и эта модель будет принята почти во всех его дальнейших отношениях с издательствами в Бразилии: 20 тысяч издательство тратит на рекламу и продвижение книги, еще 20 тысяч — на поездки автора по стране, предпринятые опять же для ее продвижения, и лишь последняя треть будет являться собственно авансом. Изюминка, впрочем, была в том, что издательство держало свои планы в полнейшем секрете и лишь накануне выхода книги, в первую неделю августа 1990 года, нарушило молчание и оповестило о том, что первый тираж «Бриды» составит 100 тысяч экземпляров — эту цифру среди соотечественников автора до тех пор перекрывала только «Тьета до Агресте» Жоржи Амаду, в 1977 году выпущенная для начала тиражом 120 тысяч экземпляров.

Если даже ангел, с которым Пауло повстречался в Лангедоке, и был всего лишь плодом его воображения, все равно он как в воду смотрел, предрекая, что критики не оставят на авторе живого места. В отличие от подслащенных пилюлей, какими его пичкали после выхода двух первых книг, тут критики возжаждали крови — и тем больше, чем значительней был читательский успех. Появлявшиеся в ведущих изданиях Рио-де-Жанейро и Сан-Пауло рецензии — бранные и зачастую просто выходившие за рамки приличий — были на редкость беспощадны и свирепы:

Автор очень плохо пишет. Он не умеет пользоваться ресурсами языка, неправильно употребляет местоимения, нарушает правила управления и согласования, игнорирует такие элементарные вещи, как разница понятий «говорить» и «сказать».

(Луис Гарсия, «Глобо»)

С точки зрения эстетической «Брида» — это настоящий провал. Имитация томительного стиля Ричарда Баха, приправленная Карлосом Кастанедой. Стереотипы составляют существо книги Пауло Коэльо.

(Журемир Машадо да Силва, «Эстадо де Сан-Пауло»)

Быть может, автору следовало бы заняться своим прямым делом — вызывать дождь. Это у него получается лучше, нежели писать книги.

(Эуженио Буччи, «Фолья де Сан-Пауло»)

«Алхимик» — одна из тех книг, которую, дочитав, больше не хочется брать в руки.

(Рауль Гиудиселли, «Жорнал до Коммерсио»)

Каменья летели со всех сторон — не только из редакций журналов и газет. Через несколько дней после выхода книги автор участвовал в популярном ток-шоу «В половине двенадцатого с Жо Соаресом», которое шло по телеканалу Эс-би-ти. Хотя Пауло давно дружил с ведущим и даже когда-то снимался с ним в порнофильме «Тангарела», Соарес был явно не на стороне гостя и начал программу с того, что предъявил длинный перечень ошибок, обнаруженных в «Алхимике». Интервью переросло в «параллельную полемику». Через два дня газета «Диа» (Рио-де-Жанейро) поместила в колонке Артура да Таволы — да-да, былого коллеги по «рабочей группе» «Филипс» и автора одного из предисловий к «Архивахм ада» — статью под названием «Как тебе верить, Жо?»:

Эта колонка завоевывает мир. Хоть и не вызывает того доверия, какое должна, раз уж вошел позавчера в студию, держа в руках факс с 86 ошибками, обнаруженными в «Алхимике», Жо Соарес, чтобы взять интервью у Пауло Коэльо и заодно сделать отбивную котлету из корректорской службы издательства Рокко.

Маг отмазывал, как мог, недостатки издания, утверждая, что это и не ошибки вовсе, а «так было задумано». «Это — код, — уверял нас Пауло Коэльо, — а что не код, то будет исправлено в последующих изданиях». Жо поинтересовался тогда употреблением глагола «haver» ^[38] во множественном числе, что, как известно, не допускается грамматическими правилами португальского языка. «Я употребляю, — отвечал автор, — потому что так принято».

Где же это принято? В Мозамбике?

В нем, впрочем, еще теплилась надежда, что кто-нибудь из журналистской братии прочтет его книги непредвзято, взглянет на них так же, как глядели тысячи людей, рыскавших по книжным магазинам всей страны в поисках его бестселлеров. Быть может, это сделают сотрудники журнала «Вежа», самого читаемого и влиятельного бразильского еженедельника? Пауло дал им длинное интервью, попозировал фотографу и стал с нетерпением ждать воскресенья, когда свежий номер должен был поступить в киоски Рио-де-Жанейро. Первое изумление ожидало его уже при взгляде на обложку, на которой вместо собственного изображения он увидел хрустальный шар под броским заголовком «Море мистицизма». Пауло принялся листать журнал и вот наконец наткнулся на репортаж, называвшийся «Маг на высотах» и снабженный фотографией, где он был запечатлен в черном плаще, кроссовках и с посохом в руке. Он стал жадно проглядывать статью по диагонали, но уже на десятой строчке понял: автор, что называется, бил прямой наводкой — и «Брида», и «Алхимик», и «Дневник мага» были классифицированы как «скверно рассказанные метафизические истории, утопающие в многословном мистицизме». На шести последующих страницах пальба продолжалась с неослабевающей силой, и не встречалось ни единого абзаца, где не было бы огульной критики и издевательской насмешки:

(…) дурацкие суеверия…

(…) никто не возьмется суверенностью сказать, где кончается искренняя убежденность и начинается фарс…

(…) еще один серфист, скользящий по высокодоходной поверхности мистики…

(…) уже получил 20 тысяч долларов как аванс за распространение «Бриды» и предполагает получить за свои лекции…

(…) без сомнения, наихудшая из трех его книг…

(…) убогая проза…

К вящему разочарованию писателя, журнал «Вежа» вместо его портрета поместил на обложке хрустальный шар

Досталось даже его вере. Упомянув религиозный орден, к которому принадлежал Пауло, «Вежа» уверял читателей, что R.A.M. — не более чем «несколько разрозненных латинских слов, означающих приблизительно „Царство Агнца Мира“». Из всего того, что наговорил он в этом нескончаемом интервью, в неприкосновенности оставили одну фразу. Когда его спросили, в чем, по его мнению, причина такого беспримерного успеха, Коэльо ответил:

— Это дар свыше.

В редакцию «Вежа» он послал краткое письмо: «Мне хотелось бы внести только одно уточнение в репортаж „Маг на высотах“. Я не собираюсь брать деньги за мои встречи с читателями. Все прочее меня не удивило: мы — ослы, вы — чрезвычайные умники». Журналисту Луису Гарсия из «Глобо» было направлено длинное письмо, занявшее в напечатанном виде половину полосы и озаглавленное «Я — НЛО литературы». Там Пауло впервые посетовал на то, как с ним обращаются СМИ:

(…) В данное время я — летающая тарелка нашей литературы, нравится ли кому-то или нет ее форма, цвет, состав экипажа. Пусть смотрят на меня с удивлением, но зачем же смотреть с такой агрессивной злобой? Уже три года публика покупает мои книги во все большем количестве, и мне просто не удалось бы обмануть такое множество людей всех классов и сословий. Все, что я делаю, я делаю ради того, чтобы показать мою истину, то, во что я со всей искренностью верю — но критика и этого за мной не признает.

Автор статьи в «Вежа» ответил там же и в том же едко-ехидном стиле, что и в своем предыдущем тексте:

Ничего не имея против того, чтобы автор продолжал, по собственному туманному выражению, «подвиг добрый», я хочу все же посоветовать ему не настаивать на сомнительном утверждении, будто писать просто — то же самое, что писать плохо. Впрок это не пойдет.

Цифры меж тем показывали, что афоризм Нелсона Родригеса может быть применен и к миру книг: на счастье Пауло, критики не могли предоставить книжным магазинам ни одной молекулы текста. И покуда они в лупу высматривали сомнительные словоупотребления, спорные согласования и пропущенные запятые, читатели не переставали покупать, книги. Через неделю после выхода на рынок «Брида» заняла первую строчку в рейтингах по всей стране, одарив Пауло новым рекордом — он был автором одновременно трех национальных бестселлеров. Феномен этой нежданно обретенной массовой популярности заставлял «публичных людей», интеллектуалов и художников, определяться, вырабатывать к нему собственное отношение. Забавно, что если критики выступали единым фронтом, мир «культовых фигур» оказался разделен в зависимости от отношения к новому чуду бразильской словесности. Об этом легко судить по многочисленным интервью в газетах и журналах того времени:

Это гений. Он учит, что благодать — не обязательно в сложном.

(Регина Казе, актриса)

Как вы сказали? Пауло Коэльо? Нет, не приходилось читать ничего им написанного. Да я уж давно пребываю вне реальности.

(Олгария Матос, философ, профессор Университета Сан-Пауло)

«Алхимик» — это история про каждого из нас. Я был до такой степени вдохновлен этой книгой, что рекомендовал прочесть ее всей семье.

(Эдуардо Суплиси, экономист и политик)

Читал и проникся. Рассказ будоражит интуицию и течет естественно, как река. (Нелсон Мотта, композитор) Две книги произвели на меня сильное впечатление. Благодаря им я понял что-то такое, что трудно объяснить в словах.

(Тесил Линс-и-Силва, адвокат и политик)

Да, я читал «Дневник мага», но предпочитаю тексты, которые он создавал в сотрудничестве с Раулем Сейшасом.

(Кака Россет, театральный режиссер)

Вопреки язвительной критике «Брида» за год выдержала 58 изданий и продолжала возглавлять списки продаж, которые (если считать две предшествующие книги) перевалили уже за миллион экземпляров — рубеж, до тех пор достигнутый очень немногими бразильскими авторами. Пауло, окрыленный успехом, готовился в 1991 году взорвать новую бомбу — он работал над документальной книгой, в подробностях повествующей о сотрудничестве с Раулем Сейшасом, об их погружении в мир черной магии и сатанизма и, разумеется, о той «черной ночи», когда, как он был уверен, ему явился дьявол. Нарушив свое правило — обычно Кристина читала рукопись только после того, как была поставлена последняя точка — Пауло давал жене читать книгу по главам. Покуда он целыми днями сидел, склонившись над своим маленьким ноутбуком «Тошиба-1100», Кристина читала, и, когда он был уже на 600-й странице, вдруг сурово сказала ему:

— Пауло, брось эту книгу.

— Что?

— Я от нее в восторге, но беда в том, что она вся — про зло! Я знаю, зло завораживает, но тебе нельзя продолжать писать.

Пауло еще попытался — «сперва словесными аргументами, а потом круша все вокруг себя» — переубедить жену, заставить ее отказаться от этой безумной, как ему казалось, идеи:

— Ты с ума сошла! По крайней мере, ты ведь могла бы сказать мне об этом на десятой странице, а не на шестисотой!

— Ладно, я открою тебе причину: я взглянула на образ Пречистой Девы, и она сказала мне, что ты не должен писать эту книгу.

После долгих споров возобладала, как, впрочем, почти всегда, точка зрения Кристины. Решив, что работа погибнет неизданной, Пауло распечатал текст, после чего уничтожил в компьютере все следы написанного. Пригласил издателя Рокко на обед в фешенебельный португальский ресторан «Антикуариус» на Леблоне и выложил на стол пачку бумаги сантиметров в десять толщиной.

— Рукопись новой книги. Открой на любой странице.

Хотя прежде Рокко, быть может, из суеверия, никогда не читал оригиналы Пауло прежде чем послать их корректорам, в данном случае он исполнил просьбу автора: вероятно, тот неспроста обставил дело такими церемониями. Он наугад вытащил страницу, стал читать, а когда окончил, услышал слова Пауло:

— Кроме меня и Кристины, ты будешь единственным человеком на свете, кто читал хотя бы фрагмент этой книги, ибо я собираюсь ее уничтожить. Я не прошу официанта сжечь рукопись, потому что не хочу, чтобы ее отрицательная энергия превратилась в огонь. Из компьютера я ее удалил.

После обеда Пауло в одиночку двинулся по пляжу Леблона в поисках места, где бы он мог похоронить книгу. Увидев фургон, загружавший в свое нутро и перемалывавший там содержимое мусорных баков, он швырнул рукопись под ножи измельчающего барабана — и через мгновение листки рукописи превратились в труху.