Пауло Коэльо больше не существует. Теперь он зовется «Вечный Свет» — такое магическое имя он выбрал себе для поклонения сатане

В одиночестве или в обществе Жизы, сопровождавшей его на пути постижения сатанизма, Пауло испробовал кое-какие магические ритуалы и обряды. Один из них повторялся особенно часто и заключался в том, что в каком-либо саду или парке для начала надо было сорвать жесткий остроконечный лист растения, по-латыни именуемого Sansevieria trifasciata, а в народе — «тещин язык» или «меч Святого Георгия». Если ритуал проводился на публике, новичок часто оказывался в довольно нелепом виде, ибо ему надлежало сделать десять шагов, сжимая в руке лист, словно настоящий меч, повернуться лицом на запад, поклониться на четыре стороны света, поочередно указывая острием на каждую, и выкрикивать во весь голос:

— Сила — на Западе!

Каждый шаг влево должен сопровождаться истошным криком, а глаза — устремлены к небу:

— Мудрость — на Юге! Защита — на Востоке! Победа — на Севере!

Затем «меч» нужно принести домой и рассечь на одиннадцать частей (11 — магическая цифра в телемитской теории) с помощью кухонного или перочинного ножа, который предварительно следует вонзить в землю, затем раскалить на огне и омыть морской водой. Одиннадцать кусочков раскладываются на кухонном столе так, чтобы получилась эмблема Марса — круг, увенчанный сверху маленькой стрелой (это же и символ мужского начала). Затем все это бросают в кипящую воду вместе с лепестками двух желтых роз. Весь ритуал проводится с таким расчетом, чтобы густое клейкое варево было готово к одиннадцати вечера — по Либер Озу это час Солнца, после чего его смешивают с водой для омовения, каковое должно длиться до полуночи, до часа Венеры. Проведя этот обряд, Пауло вытирался насухо и в погруженном во тьму доме, при свете единственной свечи записывал в тетрадь:

Я знаю — этот ритуал может показаться наивным до крайности. От начала до конца он занимал два часа. Однако могу сказать, что большую часть этого времени я ощущал себя в контакте с иным измерением, где предметы переплетаются с Законами, Я чувствую механизм этой связи, хоть и не могу пока понять его, как не могу постичь его и с рациональной точки зрения. Чувствую только, что интуиция действует в непосредственной близости от разума, так что две эти сферы почти соприкасаются. Что-то заставляет меня верить — дьявол существует.

Другой часто повторяемый обряд носил название «Ритуал малой пентаграммы»: на расстеленной на полу белой простыне зеленой краской наносилась пятиконечная звезда, вписанная в символ Марса, который изображался с помощью серой бечевки. Затем нужно было погасить весь свет за исключением единственной лампочки на потолке, направленной прямо в центр пентаграммы так, чтобы получилось некое подобие столба света. С мечом в руке и совершенно голый, Пауло, повернувшись к солнцу, ступал на простыню и делал «асану дракона» (позу в йоге, при которой человек сидит на полу на корточках), прыгая по-лягушачьи и громко призывая дьявола. Однажды обряд получил незапланированное завершение, о чем имеется соответствующая запись в дневнике:

В конце первого получаса мои личные проблемы стали весьма серьезно препятствовать сосредоточенности, заставляя меня расходовать на них много энергии. Я сменил позу Дракона на позу Ибиса, оказавшись на корточках в центре круга и сотрясаясь всем телом. Это привело к сексуальному возбуждению, и я начал мастурбировать, думая не о какой-то женщине, но лишь о световом столбе, падавшем на круг. Бурный и долгий оргазм, казалось, решительно освятил меня. Разумеется, во время мастурбации я испытывал сильное чувство вины, но охвативший меня экстаз был столь мощен, что это быстро прошло.

Вот в таких невещественных — пока еще — попытках приблизиться к дьяволу и собирался Пауло дебютировать в качестве лектора. Он приготовил статьи и сценарии комиксов для «Трибуны» и других газет, с которыми сотрудничал, напечатал на машинке программу своих лекций, где профан не обнаружил бы и намека на что-либо магическое или дьявольское. «Я сознательно пошел на этот трюк, — признавался он годы спустя, — чтобы никто ничего не понял, ибо знал, что намереваюсь совершить в высшей степени безответственный поступок, применяя магические технику и обряды в лекциях для школьников и преподавателей. Я занимался там „левой“ или самой настоящей черной магией, используя невинных и ничего не подозревающих людей для своих магических экспериментов».

Перед отъездом Пауло попросил у своего наставника Фратера Заратустры разрешения включить в курс «Изумрудную скрижаль» Гермеса Трисмегиста — свод из тринадцати заповедей, столь же пафосных, как и постулаты Кроули, — там говорилось, к примеру: «Ты достоин стяжать себе всю славу мира», или: «Сила твоя превыше всех прочих сил». Жители штата Мато-Гроссо, даже не подозревавшие, что некая секта сатанистов намерена использовать их в своих экспериментах как подопытных кроликов, приняли Пауло с распростертыми объятиями. Стоило ему появиться в одном из трех городов, включенных в проект, как тамошняя пресса рассыпалась в похвалах — неумеренных и не вполне отражавших действительность. Сравнив его с Плинио Маркосом и Нелсоном Родригесом — двумя ярчайшими звездами бразильской драматургии — газета «Диарио да Серра» (Кампо-Гранде) одобрила правительство штата, пригласившее Пауло читать курс лекций, «снискавший себе шумный успех в стенах аудиторий Рио-де-Жанейро, Белена и Бразилиа». Газета «Жорнал до Пово» (Трес-Лагоас) выражалась еще более велеречиво:

…И вот настил черед нашего города. Мы ползшем возможность лицезреть одну из крупнейших фигур национального театра — Пауло Коэльо. Поначалу его обличье ничего нам не скажет. Но, поверьте, Пауло Коэльо — велик! Нам предстанет живое воплощение конкретизма, мощного, сложно устроенного, находящегося в постоянном развитии. Фигура, подобная этой, не сможет не расточать себя, ибо заключает в себе огромный заряд энергии, предназначенной для передачи. Не желая впасть в грех преувеличения, мы темпе менее можем с полным правом символически соотнести его с образом Иисуса Христа, как известно, тоже явившегося на землю, чтобы учить, воспитывать и взращивать.

Со времен фарса в Аракажу, когда он похитил и выдал за свою статью Карлоса Эйтора Кони, не получал Пауло таких цветистых комплиментов. А сам он посвящал немногие свободные часы тому, чтобы продвинуться еще глубже в мистицизм, не особенно выбирая средства для доступа в этот таинственный мир. В Трес-Лагоас «через посредство некоего тибетца, выполнявшего там свою миссию», он оказался в Бразильском обществе Эубиоза^[31], члены которого отстаивали необходимость гармоничного единения с природой, и в масонской ложе «Великий орден Бразилии». Узнав о существовании в городском предместье индейского квартала, он пытался расположить к себе его жителей, чтобы получить сведения об их колдовских обрядах. По прошествии трех трудовых недель Пауло собрал чемоданы и подвел в дневнике первые итоги эксперимента:

Поначалу работа с «Изумрудной скрижалью» обернулась для меня разочарованием. Никто (включая и меня самого со всеми лабораторными опытами и импровизационными экспериментами) толком не понимал, как она действует. Тем не менее семя было заронено в души учеников, и многие из них изменили свой образ мыслей и научились думать иначе. Одна из учениц впала в транс посреди лекции. Большинство противилось, и работа до некоторой степени обрела смысл лишь в последний день занятии, когда мне все же удалось так или иначе взломать их эмоциональные барьеры. Разумеется, я говорю сейчас о чисто драматургическом развитии в отношении к Скрижали. Быть может, если бы это был не последний, а первый день занятий, я сумел бы добиться более впечатляющих результатов.

Да, пока не забыл! Как-то раз я вышел собрать кое-каких трав и растений (ибо только что прочел Парацельса и собирался устроить в его память церемонию), как вдруг увидел коноплю, высаженную на газоне перед местным отделением «Банка до Бразил». Можете себе представить?

Вернувшись в Рио, Пауло от одного из сослуживцев по «Трибуне» узнал, что в редакции «Глобо» открылись вакансии. Соблазн работать в «крупнейшей общенациональной газете», как преподносила себя «Глобо», был столь велик, что он не устоял и через чье-то посредничество добился встречи с Ираном Фрежатом, грозным шеф-редактором принадлежавшей семейству Мариньо газеты. Он рассуждал так: если сумеет устроиться туда, то получит идеальный канал для распространения идей О.Т.О. В письмах к своему духовному руководителю Фратеру. Он несколько раз предлагал предоставить свою страницу в «Трибуне» в распоряжение секты, хоть его никогда об этом не просили. Рауль Сейшас, когда Коэльо рассказал ему об открывшейся вакансии, попытался было отговорить друга от этого замысла и в очередной раз соблазнял предложением сотрудничать в музыкальной сфере:

— Да выкинь ты это из головы! Не надо тебе служить ни в какой газете — давай сочинять песни! «ТВ-Глобо» собирается выпускать в эфир новую версию «Вето Рокфеллер» (новаторски снятый сериал, с огромным успехом показанный в 1968–1969 годах теперь уже несуществующей телекомпанией «ТВ-Тупи») и заказала мне саундтрек. Давай займемся этим вместе. Я напишу музыку, а ты — тексты.

Покуда Пауло ломал себе голову, не зная, как совместить страсть ко всему сверхъестественному с необходимостью зарабатывать на жизнь, Рауль, посвятивший себя исключительно музыке, делал успешную карьеру певца: он уже выпустил долгоиграющий диск, контрабандой записанный на студии «Си-би-эс» за несколько недель до его увольнения, и собирался принять участие в Седьмом международном фестивале песни, который организовывала компания «Глобо». Но для Пауло такое сотрудничество означало бы возвращение к поэзии, а он поклялся, что этого не будет. По крайней мере в те дни ему казалось, что вакансия в редакции есть нечто вполне реальное и достижимое, а потому игра стоит свеч. В назначенный для интервью час он появился в здании на улице Иринеу, представился заведующему отделом хроники и репортажей — тот, судя по всему, пребывал в отвратительном расположении духа — и присел в уголке, ожидая, когда Фрежат обратит на него внимание. Выходя из дому, Пауло предусмотрительно прихватил с собой сборник стихотворений Сан-Хуана де ла Крус, и сейчас книга помогала ему скрасить ожидание. Но прошел уже целый час, а Фрежат ни разу даже не взглянул в его сторону, хотя несколько раз проходил мимо, раздавая распоряжения и распределяя меж сотрудниками работу. Пауло поднялся, налил себе кофе из термоса, закурил и вновь опустился на стул. Когда часы пробили три, он потерял терпение — вырвал несколько страниц из книги, разодрал их в мельчайшие клочки, собрал в сложенные ковшиком ладони, встал и засыпал этим конфетти письменный стол шефа. Тот сначала оторопел от такой невиданной в стенах редакции выходки, а потом расхохотался:

— Ты что вытворяешь, парень?! С ума сошел?!

Пауло ответил негромко, но вполне внятно:

— Я жду уже битых два часа, ты не заметил? Маринуешь меня только потому, что мне нужна работа? Я не намерен сносить такое!

Фрежат отреагировал неожиданно мирно:

— Ну, ладно, ладно, извини. Ты пришел устраиваться на работу? Мы проведем испытание: пройдешь — место за тобой. Начать можешь прямо сейчас. Отправляйся в «Санта-Каза» считать покойников.

Считать покойников? Да, одна из его ежедневных задач заключалась именно в этом: побывать в «Санта-Казаде-Мизерикордия» и других крупных клиниках Рио и собрать сведения об умерших, чтобы на следующий день заполнить их именами газетную полосу, отведенную под извещения о смерти. Несмотря на опыт, полученный в «Трибуне» и «Диарио де нотисиас», он начнет в «Глобо» с самой черной репортерской работы. Как стажер-репортер категории В, стоящий на самой нижней ступени журналистской иерархии, будет работать по семь часов в день с одним выходным в неделю и получать ежемесячно тысячу двести крузейро (около семисот нынешних реалов). Первые недели будут посвящены тому, что в газете называлось «репортажем о натюрмортах» или о «мирной демонстрации», то есть хождению по городским моргам. Те, кто при жизни сумел завоевать известность — политики и артисты, — становились добычей журналистов более высокого класса, сочинявших некрологи. В те дни, когда удавалось пройти этот скорбный путь поскорее и освободиться пораньше, Пауло будет захаживать в Манге, квартал публичных домов, и болтать с проститутками.

С ним не заключили формальный контракт — впрочем, так поступали с подавляющим большинством хроникеров почти во всех бразильских периодических изданиях, что закрывало журналистам доступ к «социальному пакету», — но дали право посещать самый дешевый редакционный кафетерий. За шесть крузейро — три реала на нынешние деньги — Пауло мог обедать или ужинать в этом заведении, где часто можно было видеть владельца «Глобо» — Роберто Мариньо, который вместе с простыми смертными двигался вдоль стойки, ставя на поднос тарелки, выкладывая приборы и салфетки. Патрон, надо полагать, тоже его заметил. Через несколько дней после того, как они вместе постояли в очереди к кассе, Фрежат сообщил новичку, что «доктор Роберто» — так все называли хозяина — уполномочил его озвучить ультиматум: Пауло, который в ту пору носил волосы до плеч, должен постричься, в противном случае он может больше в редакции не появляться. Работа в «Глобо» была так важна для него, что он исполнил требование, укоротив до разумных пределов свою черную гриву. Впрочем, мало-помалу облик сотрудников менялся, и респектабельных редакторов в пиджаках и при галстуках вытеснили косматые и расхристанные молодые люди, всем своим видом вгонявшие в столбняк ветеранов.

Тем не менее Пауло сделал два или три срочных репортажа о чрезвычайных происшествиях, и его начальники осознали, что этот новичок с глубоко посаженными глазами умеет писать и, пожалуй, его можно использовать как интервьюера. Его, правда, пока не привлекали к освещению значительных событий, и он целыми днями колесил по улицам, как и все прочие репортеры, перед которыми, однако, у него было одно неоспоримое преимущество — он почти никогда не возвращался с пустыми руками. Начальство, впрочем, даже не подозревало, что если он не находил материала для репортажа, то просто-напросто выдумывал его от начала до конца, уснащая вымышленными лее фактами, именами и свидетельствами. Однажды, получив задание сочинить репортаж о тех, кто имел отношение к организации карнавалов, Пауло провел на улице весь день, а по возвращении ранним вечером в редакцию вручил редактору, многоопытному Энрике Кабану, пять интервью с «Жоакином де Соуза, сторожем», «Алисой Перейра, официанткой», «Адилсоном Лопесом де Барросом, содержателем бара» и прочими. Репортаж завершался «анализом отношения жителей Рио к карнавалу», произведенным в высшей мере сомни-тельным «психологом Адолфо Раббитом». Ночью Пауло написал на машинописной копии своей статьи, которую унес домой, слова, навсегда оставшиеся неизвестными и Кабану, и всем прочим: «Все это ВЫДУМАНО от первого до последнего слова».

Но даже не беря в расчет столь предосудительную практикуй можно сказать, что дела Пауло в «Глобо» пошли хорошо. Не прошло и двух месяцев с начала его работы, как интервью, взятое им у Луиса Сейшаса, президента Института социального прогнозирования (на этот раз — настоящее, не фальсифицированное), поместили на первую полосу. Вслед за тем ему предложили: если он согласится пойти в «ночные редакторы», получит 50 процентов прибавки к жалованью. И то, что отпугивало большинство претендентов — работать ежедневно с двух ночи до девяти утра, — Пауло было нипочем, ибо он, человек бессонный, во мраке ночи чувствовал себя ничуть не хуже, чем при свете дня. Обязанности его заключались в следующем: прочитывать последние выпуски всех конкурирующих изданий, купленные ночью в ларьках в центре города, сравнивать их публикации с материалами, напечатанными в «Глобо», отмечать те события или явления, которые представляли интерес для газеты. После этого — вылавливать из потока радиосообщений все, что могло лечь в основу будущих статей и репортажей, и раздавать эти темы журналистам, появляющимся ранним утром. В его компетенции было решать, какое событие, случившееся ночью, заслуживает того, чтобы послать на место происшествия репортера или фотографа, а какое — нет. В первые дни он молил Бога, чтобы в его дежурство не стряслось ничего экстраординарного, потому что побаивался брать на себя ответственность за освещение сенсации. «Я бы предпочел, конечно, иной график работы, но и этот меня устраивает, — заносит он в дневник. — Устраивал бы, если бы сукин сын Фрежат не задерживал меня здесь по утрам». За те полгода, что Пауло занимал эту должность, ему лишь однажды пришлось организовывать десант репортеров и фотокорреспондентов — это произошло, когда в ресторане «Рио Херес», в южной зоне Рио, португальские туристы в пьяной драке застрелили футболиста Алмира Албукерке, нападающего команды «Фламенго». По большей же части ночи выдавались спокойные, и Пауло, предоставленный самому себе, один в редакции, мог записывать приходящие в голову мысли на «срывах», которые потом вклеивал в дневник.

<…> Мне кажется, шеф-редактор (Фрежат) не любит меня. В разговоре с кем-то он назвал меня «недоделанным интеллектуалом».

<…> Я как-то сказал Жизе: журналистика мне нравится тем, что тому всех — короткий век. Каждый час одни падают, другие поднимаются. Скоро слетит и Фрежат, потому что задолбал всю редакцию. Впрочем, люди с хорошим характером в этой сфере — большая редкость. Таким тут не выжить.

<…> Прочел о том, как некто исполосовал ножом жену, потому что не мог добиться от нее отклика. Вырежу эту заметку и покажу Жизе. Надеюсь, сделает нужные выводы.

<…> Адалжиза уехала в Минас, оставив дома сущий пандемониум. Не отдала в «Трибуну» материалы, не заплатила за свет и даже не вымыла посуду. Меня подобные вещи приводят в бешенство. Порой кажется — она не имеет ни малейшего представления о том, что такое супружество. Денег у меня сейчас нет, заплатить за электричество нечем, придется сидеть в темноте. По телефону она оправдывалась тем, что у нее, видите ли, запор, но на самом деле речь идет об элементарной безответственности.

Поскольку договор с администрацией штата Мато-Гроссо предшествовал службе в «Глобо», Пауло в конце 1972 года с неимоверным трудом удалось добиться трехнедельного отпуска за свой счет, чтобы продолжить курс лекций. Однако в начале следующего года проблема возникла вновь. «Разрываюсь между лекциями в Мато-Гроссо и работой в крупнейшей бразильской газете, пишет он в дневнике. — Кабан говорит, что мне нельзя уезжать, и вероятнее всего, придется выбирать одно из двух». Кроме того, Рауль настаивал на сотрудничестве. В доказательство искренности своего интереса к этому сотворчеству баиянец тонко польстил его самолюбию: подписал свою песню «Манговая косточка», которую только что сочинил для новой версии телеромана «Вето Рокфеллер», двумя именами. Хотя это было довольно распространенное явление в мире звукозаписи — друзей часто берут в соавторы, — этот жест означал для Пауло еще и половину отчислений по авторским правам. Мало-помалу персонаж по имени Рауль Сейшас стал занимать все больше места в жизни Пауло:

<…>Как хорошо, как спокойно работать по ночам. Сегодня не мылся. Спал с девяти утра до семи вечера. Встал. Жиза была дома. Позвонили Раулю предупредить, что зайдем вечером.

<…> Устал. Целый день барабанил по клавишам и сейчас не могу припомнить, что же я обещал Раулю.

<…> Рауль пребывает в смехотворных терзаниях — соглашаться ли писать музыку на заказ, для рекламных роликов? Он не понимает — чем сильнее твоя позиция в СМИ, тем значительнее все, что ты делаешь.

Как Пауло и предвидел, в апреле 1973 пришлось определяться — остается он в «Глобо» или нет. Как и во всякой ситуации, когда он оказывался перед необходимостью делать выбор — причем неважно, много ли ставилось на карту, — он вверил свою судьбу «Книге Перемен». Оставшись дома один, сосредоточившись, Пауло бросил на стол три монетки и отметил в дневнике получившиеся гексаграммы. Сомнений не было: мудрая книга предостерегала его от работы в газете, предрекая, что подобная деятельность станет «медленным и долгим путем к несчастью». Больше ничего и не потребовалось. На следующее утро Пауло прервал свою эфемерную карьеру в газете «Глобо». Сальдо — включая и банковское — оказалось положительным. Гонорары за комиксы, за лекционное турне по штату Мато-Гроссо, страничка в «Трибуне», жалованье в «Глобо» не только обеспечили ему хлеб насущный, но и позволили начать приумножение капитала за счет скромной и осмотрительной игры на бирже. «Я потерял деньги, вложенные в акции „Банка до Бразил“. Я разорен, — скорбно отмечает Пауло в дневнике, но уже через несколько дней ликует: — Акции „Петробраза“, стоившие по 25, когда я их покупал, сегодня взлетели до 300».

В промежутке между увольнением из «Глобо» и началом сотрудничества с Раулем Сейшасом Пауло занимался всем понемногу. Он снова начал давать уроки, готовя абитуриентов к поступлению, режиссировал шоу своего приятеля-музыканта и даже снялся в порнофильме «Рохли». Теперь, когда не надо было больше ночами напролет сидеть в редакции, а днем отсыпаться, он стал чаще видеться с Раулем — то у себя дома, то у него, — чтобы наконец наладить столько раз откладывавшееся сотрудничество. В перспективе совместного творчества имелся для Пауло и дополнительный стимул: если авторские за одну лишь «Манговую косточку» ощутимо пополняют его банковский счет, то можно себе представить, какие дивиденды принесет в случае успеха целый долгоиграющий диск.

Пауло на съемках порнофильма «Рохли». Слева от него актер Анри Фонтоура, справа — режиссер Фелипе Кароне

Раулю, человеку с опытом, который за краткий срок сумел создать свыше восьмидесяти музыкальных композиций для разных исполнителей, — хоть он и твердил, что ни одна из них ему не нравится, — удалось побороть предубеждение, которое Пауло все еще питал к любой форме поэтического творчества и простой версификации. «Чтобы говорить с людьми всерьез, не обязательно говорить сложно, — объяснял Рауль во время нескончаемых бесед. — Наоборот: чем проще ты будешь, тем серьезнее все получится». Он наставительно, как учитель ученику, растолковывал другу, что чрезмерная, головоломная усложненность ни к чему хорошему не приведет:

— Сочинить песню — значит уложить в двадцать строчек историю, которую люди будут слушать раз по десять, и их не затошнит. Если сумеешь сделать такое — ты совершишь мощный рывок: будешь создавать искусство, понятное всем.

И они начали. С течением времени это сотрудничество переросло в нечто большее: они стали настоящими друзьями или, как любили называть себя перед журналистами — «закадычными врагами». Они часто ходили друг к другу в гости с женами, и потребовалось не так уж много времени, чтобы головокружительный омут наркотиков и черной магии затянул и Рауля с Эдит. В ту пору, правда, наркотики в жизни Пауло отошли на второй план под мощным воздействием тех ошеломительных откровений, что явили ему Фратер Заратустра и О.Т.О. Выражение «закадычные враги» было употреблено не для красного словца — вражда эта, похоже, зародилась одновременно с дружбой. Если Рауль отворил перед Пауло врата успеха и удачи, тот в свою очередь ввел его в таинственный мир, в неведомую вселенную, куда простым смертным доступа не было. По высказываниям каждого из них, повторявшимся в последующие годы, можно понять: то, что внешне походило на обмен любезностями, было тонким, едва заметным противостоянием, где каждый пытался побить карту другого — Рауль избрал себе дорогу славы, зато Пауло знал, как прийти к дьяволу.

Первый плод творческого союза появился в 1973 году — это был долгоиграющий диск, название которого — «Криг-Ха, Бандоло!» — позаимствовано у Тарзана, героя романов Эдгара Райса Берроуза, а также комиксов и кинофильмов: это его боевой клич. Из пяти песен на тексты Пауло только одна — «Аль-Капоне» — стала настоящим хитом из тех, что люди напевают себе под нос. Диск был памятен еще и тем, что в работе над ним у Рауля Сейшаса также обнаружилось дарование текстовика. По меньшей мере три песни, к которым он написал и музыку и слова — «Муха в супе», «Ходячая метаморфоза» и «Шальное золото», — будут звучать по радио и через много лет после его смерти, а умер он в 1989 году. Выход диска не стал сенсацией, однако на текущем счету Пауло впервые появились настоящие деньги. Он не поверил своим глазам, когда в отделении «Банко до Бразил» на Копакабане ему сообщили (прошло всего несколько недель после выхода пластинки), что «Филипс» перечислил на его счет ни много ни мало 240 млн. крузейро (около 200 тысяч долларов). Никогда прежде он не держал в руках таких денег.

Успех позволил им — Пауло и Жизе, Раулю и Эдит должным образом это отпраздновать. Сели в самолет и — после «детской недели» в Диснейленде во Флориде — посетили Мемфис, штат Теннеси, родной город Элвиса Пресли а потом целый месяц провели в Нью-Йорке. Однажды, гуляя по «Большому яблоку»^[32], четверка буквально наткнулась на «Дакота-билдинг» — серое и довольно мрачное здание в неоготическом стиле, где одну из квартир окнами на Центральный парк занимал Джон Леннон; кстати, там же разворачивалось действие классически сатанистской ленты Романа Полански «Ребенок Розмари». Движимые, вероятно, вошедшей в поговорку бразильской нескромностью, Рауль и Пауло сочли, что успех диска — более чем достаточное основание для того, чтобы два рокера-доходяги на какое-то время почувствовали себя равными создателю «Imagine». Вернувшись в Бразилию, оба давали интервью — в том числе и зарубежным изданиям, — наперебой вспоминая подробности разговора с Ленноном, который вместе с Йоко, якобы их принял, несмотря на то, что был нездоров, и удостоил беседы, а в обмен на их диск подарил им свой и даже дал понять, что не возражает против того, чтобы записать что-нибудь вместе. В «заявлении для прессы» было рассказано, как проходила встреча:

<…> Джон Леннон в конце концов появился в Нью-Йорке за день до нашего возвращения. С нами был журналист одного бразильского телеканала. Когда мы расселись, журналист с места в карьер осведомился, правда ли, что Леннон и Йоко расстаются. Джон, не особенно стесняясь в выражениях, попросил его немедленно выйти вон, сказав, что «не собирается тратить время на вздорные сплетни». Из-за этого инцидента атмосфера встречи поначалу была довольно напряженной, тем более что Джон сразу предупредил нас, что любая попытка «капитализировать» ее и использовать для «самораскрутки» будет принята им с крайним неодобрением. Через несколько минут, когда обстановка немного разрядилась, мы полчаса без умолку) говорили о настоящем и будущем. Мы намерены предавать гласности результаты этой встречи постепенно — по мере развития ситуации.

Все это была чистейшая ложь — от первого до последнего слова. С течением времени все тайное, как водится, стало явным. Пауло и Рауль никогда не были у «битла» дома и никогда не встречались там с Йоко Оно. Ближайшим к Леннону человеком, с которым им удалось поговорить, был швейцар из «Дакота-билдинг»: он по интерфону сухо уведомил визитеров, что «мистера Леннона нет дома» — тем дело и кончилось. Не менее вопиющая ложь содержалась в заявлении для прессы, где сообщалось, будто на Леннона произвел глубокое впечатление проект под названием «Альтернативное общество», который Рауль и Пауло собирались запускать в Бразилии.

На самом деле у них постепенно созрел план создать некую общность, вдохновленную идеями Алистера Кроули, которые в начале XX века тот пытался воплотить в жизнь в Чефалу, на Сицилии. Будущему «Городу Звезд», как предполагал назвать его Рауль, отводилось место в городке Параиба-до-Сул, где проживал «посвященный» Эуклидес Ласерда, он же — Фратер Заратустра. Рауль так быстро вписался в мир наркотиков и магии, что уже через год после знакомства с Пауло даже отдаленно не напоминал того благопристойного менеджера, что появился когда-то в редакции «Голубки». Бородатый и вызывающе длинноволосый, он и одевался теперь весьма экстравагантно: носил джинсы, узкие в бедрах и сильно расклешенные внизу, и пиджак из лайки на голое тело — костлявое, бледное и со впалой грудью.

По возвращении из Америки друзья приступили к своей наиболее успешной совместной работе — долгоиграющему диску «Гита». Тексты семи песен (из одиннадцати) были написаны Пауло, а по крайней мере три из этих семи стали визитными карточками тандема — «Страх дождя», «Гита» и «Альтернативное общество». В первой — с самого начала — обнаруживался, мягко говоря, нетрадиционный взгляд автора па институт брака:

Напрасно ты думаешь, будто я раб

Что если муж, так уйти не посмею

Как галька на пляже, останусь недвижен,

Рядом с тобой проживу, не познав

Новой любви, что жизнь мне подарит…

Конверт пластинки «Гита» с логотипом «Альтернативного общества»; по настоянию Пауло с берета Рауля удалили красную звездочку

Да и сама эта композиция была не чем иным, как точным и тщательно выполненным переводом диалога из священной индуистской книги «Бхагават Гита», только что прочитанной соавторами. Наиболее интригующей все же оказалась шестая песня — «Альтернативное общество» — точнее, ее подоплека. На первый взгляд, слова песни звучат как невинная сюрреалистическая шуточка, чей основной смысл заключен в единственной строфе, повторяющейся рефреном:

Если ты хочешь и я хочу

Мыться в шляпе,

Ждать Санта-Клауса,

Обсуждать Карлоса Гарделя —

Давай!

Именно в рефрене, начинавшем и завершавшем каждый куплет, скрывалась тайна. Рауль, чей голос подхватывался затем хором, открывал ее:

Делай что хочешь, вот и весь закон.

Да здравствует Альтернативное общество!

Чтобы ни у кого не оставалось сомнений относительно их намерений, авторы включили в текст целые фрагменты из «Либер Оз» и потом открыли карты, назвав того, кому служат. Рауль пел рефрен, а на фоне рефрена его собственный голос произносил следующие слова:

Число 666 зовется Алистер Кроули!

Ура ему! Ура!

Да здравствует Альтернативное общество!

Телемский закон…

Ура! Ура!

Да здравствует Альтернативное общество!

Закон сильного —

Это наги закон и радость мира.

Ура! Ура!

Да здравствует Новый Аэон!

Несмотря на то, что лишь горсточка причастных к миру Кроули понимала смысл этих слов, Пауло Коэльо и Рауль Сейшас решили превратиться в глашатаев О.Т.О., а следовательно, — провозвестников сатаны. Правда, многие слушатели восприняли песню как зашифрованное послание, иносказательный гимн новому обществу как альтернативе режиму военной диктатуры. Судя по всему, правительство придерживалось того же мнения: разрешив выход диска, цензура тем не менее запретила Раулю публичное исполнение «Альтернативного общества» во время гастролей по стране. Так или иначе, но их финансовые дела были столь хороши, что Пауло окончательно уверовал, что годы нищеты остались позади. Однажды вечером он — уже не впервые — записал не в дневник, а на магнитофонную кассету следующее высказывание, прочитанное не без пафоса, словно со сцены:

15 апреля 1974 года на 26-м году жизни я, Пауло Коэльо, завершил оплату своих преступлении. Лишь в 26 лет я непреложно убедился, что расчелся сполна. Теперь мне причитается вознаграждение.

Теперь я хочу получить то, что мне следует.

А следует мне то, чего я пожелаю!

А желаю я денег.

И власти!

Я желаю славы, бессмертия и любви!

Покуда прочие желания не исполнились, он наслаждался деньгами, славой и любовью. В начале мая Рауль пригласил их вместе с Жизой в Бразилиа, где ему предстояло дать три концерта на Фестивале наций, проходившем в столице 10, 11 и 12 мая. А заодно и начать раскрутку нового диска «Гита», который должен был поступить в продажу через несколько недель. Пауло, верный последователь китайской «Книги перемен», заглянул в нее, подкинул монетку и убедился, что поездка ничем ему не грозит. В пятницу они остановились в фешенебельном в ту пору отеле «Насьональ», а в день первого концерта их обоих пригласили в федеральную полицию для рутинной процедуры: напомнить, что можно и чего нельзя исполнять на публике. Принимавшие их полковник и чиновник из цензурного комитета сообщили, что в их случае под запрет подпадает лишь одна композиция — «Альтернативное общество». Первые два выступления, проходившие в набитом до отказа спортивном комплексе, прошли без непредвиденных обстоятельств. В воскресенье, когда должно было состояться заключительное шоу, у Рауля, целый день и пол вечера курившего марихуану, случилось то, что он определял словом «затык»: он не мог вспомнить ни единого слова из своих песен. Покуда группа продолжала «разогрев», Рауль, присев у рампы на корточки, шептал соавтору, сидевшему в первом ряду:

— Дон Паулете, выручай! Поднимись на сцену, займи публику на минутку, а я хоть умоюсь холодной водой, вдруг поможет.

Представив зрителям своего «дорогого соавтора», он сунул тому в руки микрофон и скрылся за кулисами. Поскольку публика сопровождала музыку ритмичными рукоплесканиями и выкрикивала рефрен запрещенной песни, Пауло ничего не оставалось, как сделать то же самое и запеть вместе со всеми:

Ура! Ура! Да здравствует Альтернативное общество!

Ура! Ура! Да здравствует Альтернативное общество!

По возвращении в Рио он кратко подвел в дневнике итоги уикенда в столице:

Поездка была спокойной. В пятницу был у нас официальный контакт с властями — мы говорили с начальником цензуры и полковником федеральной полиции. В воскресенье впервые общался с большой аудиторией — был захвачен врасплох.

В ту неделю Пауло принял важное для себя решение: оформить свое формальное членство в О.Т.О. в звании «испытуемого», то есть новичка, принеся клятву верности «великому делу». Для адептов сатанизма, для приверженцев дьявола с 19 мая 1974 года перестало существовать «профанное имя» Пауло Коэльо де Соузы, уступив место имени магическому, которое он выбрал для себя сам — «Вечный Свет», или «Стаарс», или совсем коротко — «313». Отослав по почте свою клятву, он записал в дневнике: «Его столько раз заклинали явиться, что где-то совсем близко должен был бы уже ощущаться запах серы». Что ж, он накликал. Утром 25 мая, через шесть дней после вступления Пауло в мир тьмы, состоялась его столь желанная встреча с сатаной.

19 мая 1974 года (по профанному летоисчислению) Пауло меняет имя, полученное при крещении, на «Вечный Свет» — или «313»