Жанровое своеобразие «Мертвых душ»
Л. Н. Толстой обращая внимание на своеобразие жанра «Мертвых душ» писал, что это «не роман, не повесть — нечто совершенно оригинальное».
Сам Гоголь определил жанр «Мертвых душ» как поэму подчеркнув равноправие эпического (повествовательного) и лирического начал.
Наличие лирического элемента в «Мертвых душах» отмечал и Белинский: «Величайшим успехом и шагом вперед считаем мы со стороны автора то, что в «Мертвых душах» везде ощущаемо и, так сказать, осязаемо проступает его субъективность. Здесь мы разумеем… ту глубокую, всеобъемлющую и гуманную субъективность. Это преобладание субъективности доходит до высокого лирического пафоса... Этот пафос субъективности поэта проявляется не в одних... высоко-лирических отступлениях: он проявляется беспрестанно, даже и среди рассказа о самых прозаических предметах...
Таким образом, по Белинскому, субъективность проявляется:
— в лирических отступлениях;
— по ходу самого повествования в авторских оценках и комментариях.
Эпическая и лирическая части отличаются по целям, которые ставит перед собой писатель. Задача эпической части — показать «хотя с одного боку всю Русь». В лирической части возникает положительный идеал автора.
Такое противопоставление во целям и задачам отражается в языке поэмы. Если в «Евгении Онегине» Пушкина и повествование, и лирические отступления написаны разговорным языком образованного светского человека и переход от одного к другому практически незаметен, то язык лирических отступлений в «Мертвых душах» соответствует возвышенной задаче: здесь — используется высокий стиль речи; средства, приближающие язык лирических отступлений к поэтическому.
1. Оценочная лексика, часто контрастные эпитеты (высокое — уничижительное): «Не признает современный суд, что высокий восторженный смех достоин стать рядом с высоким лирическим движеньем и что целая пропасть между ним и кривляньем балаганного скомороха!»; «…бледно, разбросанно и неприютно в тебе… слышится что-то восторженно чудное».
2. Высокая образность:
— метафоры («Как соблазнительно крадется дремота... Какая ночь совершается в вышине... ничто не обольстит взора...»);
— метафорические эпитеты («устремлен пронзительный перст дерзкие дива природы, небо... так необъятно, звучно и ясно раскинувшееся громадно выглядывает хлебный арсенал»);
— гиперболы («Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему?»).
3. Поэтический синтаксис:
— риторические вопросы («И какой же русский не любит быстрой езды?»);
— восклицания («Выражается сильно русский народ! Эх, кони, кони, что за кони!»);
— обращения («О моя юность! о моя свежесть!.. Русь, куда же несешься ты?»);
— анафоры («Что в ней, в этой песке?.. Что пророчит твой необъятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли?.. Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему?»);
— повторы («Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «черт побери все!» — его ли душе не любить ее? Ее ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное?»);
— ряды однородных членов («И опять по обеим сторонам столбового пути вошли вновь писать версты, станционные смотрители, колодцы, обозы, серые деревни с самоварами, бабами и бойким бородатым хозяином <...>, пешеход в протертых лаптях, плетущийся за 800 верст, городишки, выстроенные живьем, с деревянными лавчонками, мутными бочками, лаптями, калачами и прочей мелюзгой, рябые шлагбаумы, чинимые мосты, поля неоглядные и по ту сторону, и по другую, помещичьи рыдваны, солдат верхом на лошади <...>, зеленые, желтые и свежо-разрытые черные полосы, мелькающие по степям, затянутая вдали песня, сосновые верхушки в тумане, пропадающий далече колокольный звон, вороны как мухи и горизонт без конца...»);
— градация — стилистический прием, заключающийся в последовательном нагнетании или, наоборот, ослаблении сравнений, эпитетов («Что зовет, и рыдает, и хватает за сердце?»; «Какое странное, и манящее, и несущее, и чудесное в слове...»);
— инверсии («Русь! Русь! вижу тебя из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу...»).
Язык эпической части «Мертвых душ» простой, разговорный.
1. Речь героев индивидуализирована.
2. Широко вводится:
— просторечная лексика;
— просторечные устойчивые обороты;
— пословицы и поговорки.
Иногда автор прибегает к приему переразложения устойчивых оборотов, обыгрывает поговорки и пословицы, чем достигается комический эффект и более полная обрисовка характеров героев: «...другие оделись во что Бог послал в губернский город».
Чичиков: «Не имей денег, имей хороших людей для обращения, сказал один мудрец».
3. Именно разговорным языком эпической части «Мертвых душ» Гоголь значительно расширяет рамки русского литературного языка, оправдывая себя перед читателем в лирическом отступлении о метко сказанном русском слове и о неподходящем слове, «излетевшем» из уст Чичикова.
Противопоставление эпического и лирического начал заметно и в пейзаже.
Основной мотив лирического пейзажа — простор: «Открыто-пустынно и ровно все в тебе; как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города... А ночь? небесные силы! какая ночь совершается в вышине! А воздух, а небо, далекое, высокое, там, в недоступной глубине своей, так необъятно, звучно и ясно, раскинувшееся!»
В эпическом пейзаже почти нет дикой природы, здесь появляются мотивы забора, границы, пересечения: «У подошвы этого возвышения, и частию по самому скату, темнели вдоль и поперек серенькие бревенчатые избы... двор окружен был крепкою и непомерно толстою деревянною решеткой». В эпическом пейзаже присутствуют элементы социального.
«Мёртвые души» сравнивали с эпопеей, называли русской «Одиссеей», «русской «Илиадой» по затронутой Гоголем всеобъемлющей проблематике, но Белинский утверждает, что это неверно, так как «Илиада» — универсальное произведение, а «Мертвые души» — глубоко национальное, понятное только русскому человеку.
В проекте «Учебной книги словесности для русского юношества» (1845—1846) Гоголь говорит о «меньших родах эпопеи» и приписываемые этому жанру признаки позволяют отнести к нему «Мертвые души»: «...героем... бывает хотя частное и невидное лицо, но однако же значительное во многих отношениях для наблюдателя души человеческой. Автор ведет его жизнь сквозь цепь приключений и перемен, дабы представить с тем вместе вживе верную картину всего значительного в чертах и нравах взятого им времени, ту земную, почти статистически схваченную картину недостатков, злоупотреблений, пороков, всего, что заметил он во взятой эпохе и времени».
Малая эпопея, по Гоголю, включает в себя черты эпопеи и черты романа.
Черты романа в «Мертвых душах»:
— Романное начало связано прежде всего с образом Чичикова, хотя его нельзя назвать героем романа в традиционном смысле этого слова. Если в первых шести главах он лишь композиционно связующий образ и дан в ряду других, описываемых автором не менее подробно, то во второй части I тома появляются элементы концентрического сюжета.
— Возникают намеки на традиционную романную любовную интригу (история с губернаторской дочкой).
— Сплетня — также элемент романного сюжета. («Из числа многих в своем роде сметливых предположений было, наконец, одно — странно даже и сказать: что не есть ли Чичиков переодетый Наполеон»).
— Дана также биография героя, правда в ХI, заключительной главе I тома, что нетипично для романа, где биография давалась, как правило, до завязки основной сюжетной линии.
«Мертвые души» можно сравнить с плутовским романом популярным жанром европейской литературы XVII-XVIII вв., появившимся сначала в Испании, а затем в Англии, Франции, Германии (Кеведо «История жизни пройдохи по имени дон Паблос», Лесаж «Хромой бес», «Жиль Блас»).
На такое сопоставление толкали читателя и первые издатели «Мертвых душ», по требованию цензуры распространившее название: «Похождения Чичикова, или Мертвые души».
Принципы плутовского романа:
1. Главное действующее лицо — антигерой, герой-пройдоха, герой-подлец.
2. Сюжет построен на логически не связанных эпизодах, которые объединены похождениями и проделками героя (часто сюжетообразующем становится мотив дороги).
3. Герой не изменяется под влиянием внешних обстоятельств, он пытается или обмануть общество, или приспособиться к нему, поэтому плутовской роман дает возможность показать широкую социальную панораму.
4. Как правило, плутовской роман имеет сатирическую направленность.
Хотя все эти черты налицо в «Мертвых душах», произведение Гоголя по проблематике шире плутовского романа.
Вставные элементы также своеобразны по жанру новелла «Повесть о капитане Копейкине» и притча о Кифе Мокиевиче и Мокии Кифовиче.