Михайловское. Пушкин – «поэт действительности»

Как уже отмечалось выше, во время ссылки в Михайловское Пушкин преодолевает духовный и творческий кризис, обретает новые жизненные цели, ставит перед собой иные, по сравнению с предшествующим периодом, творческие задачи. Пушкин становится, по определению В.Г.Белинского, «поэтом действительности»[7].

«Я помню чудное мгновенье...» Любовь – спутница вдохновения

В Михайловском поэт создает яркий образец любовной лирики – «Я помню чудное мгновенье...»(1825). Основная тема этого пушкинского послания – союз любви и творческого вдохновения.

Начало стихотворения напоминает нам о романтической традиции. Поэт рисует таинственный, загадочный образ возлюбленной:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Между тем послание к А.П.Керн не только образец любовной лирики. Это и своеобразная творческая автобиография Пушкина. Здесь поэт воссоздает свой жизненный путь. Он говорит о рассеянной петербургской жизни, проходившей «в тревогах шумной суеты», о романтических настроениях во время пребывания на юге, где поэт пережил «бурь порыв мятежный», о душевном кризисе, особенно тяжелом в первые месяцы пребывания в Михайловском – «в глуши, во мраке заточенья», наконец, о выходе из кризиса, когда поэт ощутил в себе новые душевные силы. Возвращение поэта к жизни и к творчеству увенчалось вновь вспыхнувшим чувством любви:

Душе настало пробужденье,

И вот опять явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

И сердце бьется в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь.

«19 октября» 1825 года. Мотив лицейского братства

Дружба – ведущий мотив всей лирики Пушкина. Наиболее важные грани этого мотива – лицейское братство, «вольнолюбивая дружба», дружба поэтов.

Мотив лицейского братства – один из центральных в пушкинской поэзии. Он присутствует уже в ранних посланиях, написанных в Царском Селе и адресованных Пущину, Дельвигу, Кюхельбекеру, другим товарищам по лицею.

Особенно ярко этот мотив звучит в стихотворениях, посвященных лицейским годовщинам. Наиболее значительное из них – элегия «19 октября» 1825 года.

Созерцание природы почти всегда предшествует в произведениях элегического жанра размышлениям поэта о любви и дружбе, о жизни и смерти, о неумолимой судьбе. «19 октября» открывается замечательной картиной осени – самого любимого поэтом времени года:

Роняет лес багряный свой убор,

Сребрит мороз увянувшее поле,

Проглянет день как будто поневоле

И скроется за край окружных гор.

Вторая строфа («Печален я: со мною друга нет...») звучит грустно: поэт горько переживает свое одиночество, разлуку с друзьями. Не случайно доминирующим мотивом стихотворения становится воспоминание: поэт воскрешает в памяти образы своих лицейских товарищей. Вначале он пишет о рано ушедшем из жизни Н.А.Корсакове, затем о Ф.Ф.Матюшкине, который стал моряком и находится теперь в дальнем плавании; здесь звучит элегический мотив странствий:

Счастливый путь!.. С лицейского порога

Ты на корабль перешагнул шутя,

И с той поры в морях твоя дорога,

О волн и бурь любимое дитя!

Композиционный центр стихотворения – известное обращение к друзьям:

Друзья мои, прекрасен наш союз!

Он как душа: неразделим и вечен.

Неколебим, свободен и беспечен,

Срастался он под сенью дружных муз.

Куда бы нас ни бросила судьбина

И счастие куда б ни повело,

Всё те же мы: нам целый мир чужбина,

Отечество нам Царское Село.

Здесь Пушкин говорит о своем душевном родстве с друзьями-лицеистами. Дружба представляется поэту высокой духовной ценностью –не омраченной корыстными интересами и побуждениями, мелочными заботами суетного мира. «Он как душа: неразделим и вечен», – пишет поэт о союзе друзей. Упоминание двух главных свойств человеческой души – нераздельности и бессмертия – помогает поэту удивительно точно выразить идею истинной дружбы.

Поэт отмечает также свободомыслие, царившее в лицее. «Неколебим, свободен и беспечен», – пишет он о дружеском союзе. Наконец, поэт воспевает творческую атмосферу, в которой воспитывались лицеисты: их союз «срастался» « под сенью дружных муз».

Далее в своем произведении Пушкин говорит о тех товарищах, с которыми ему довелось встретиться во время михайловской ссылки. Это И.И.Пущин, А.А.Дельвиг, А.М.Горчаков.

Иван Пущин был первым и самым любимым другом Пушкина; поэт посвятил ему замечательные строки:

... Поэта дом опальный,

О Пущин мой, ты первый посетил;

Ты усладил изгнанья день печальный,

Ты в день его лицея превратил.

С Антоном Дельвигом Пушкина связывали не только узы дружбы, но и родство поэтических душ. Здесь явственно звучит мотив содружества поэтов:

С младенчества дух песен в нас горел,

И дивное волненье мы познали;

С младенчества две музы к нам летали,

И сладок был их лаской наш удел,

Но я любил уже рукоплесканья,

Ты, гордый, пел для муз и для души;

Свой дар, как жизнь, я тратил без вниманья,

Ты гений свой воспитывал в тиши.

Наконец, Пушкин обращается к Вильгельму Кюхельбекеру – тоже поэту, собрату по перу:

Служенье муз не терпит суеты,

Прекрасное должно быть величаво,

Но юность нам советует лукаво,

И шумные нас радуют мечты...

Опомнимся, но поздно! И уныло

Глядим назад, следов не видя там,

Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,

Мой брат родной по музе, по судьбам?

Пушкину не довелось встретиться с Вильгельмом в Михайловском. Как известно, минутная их встреча произошла позже, случайно, когда закованного в кандалы Кюхельбекера везли в Сибирь.

Далее в своем стихотворении Пушкин предсказывает свою близкую встречу с друзьями: «Промчится год, и с вами снова я...» Здесь звучат пророческие мотивы.

В пушкинском произведении присутствует и историческая тема. В радостном, приподнятом настроении поэт готов простить царю «неправое гоненье»: «Он взял Париж, он основал лицей». Примечательно, что два совершенно разных по масштабу событий – основание Царскосельского лицея и победа России над наполеоновской Францией – в этом пушкинском произведении уравниваются: оба исторических факта оказываются чрезвычайно важными для духовного становления лицеистов.

Стихотворение завершается на грустной ноте. Элегические мотивы быстротечности жизни, неумолимого рока, неизбежной смертизвучат в следующих строках:

Увы, наш круг час от часу редеет;

Кто в гробе спит, кто, дальний, сиротеет;

Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;

Невидимо склоняясь и хладея,

Мы близимся к началу своему...

И все же оптимистическое начало побеждает. Поэт в бодром настроении размышляет о том лицеисте, который переживет своих товарищей:

Пускай же он с отрадой хоть печальной

Тогда сей день за чашей проведет,

Как ныне я, затворник ваш опальный,

Его провел без горя и забот.

Об оптимистическом пафосе этого пушкинского стихотворения замечательно сказал В.Г.Белинский: «Не в духе Пушкина остановиться на скорбном чувстве... Пушкин не дает судьбе победы над собою; он вырывает у неё хоть часть отнятой у него отрады».

Пушкин новаторски преображает традиционный жанр элегии – причем в его глубинных философских основаниях. Заключительный мотив традиционной элегии – беззащитность человека перед лицом жестокой судьбы – постепенно сменяется в пушкинских элегиях оптимистическим финалом, основанным на вере в благой Божественный промысел о человеке, поэте, творце.

«Пророк»

Наиболее ярко процесс духовного и творческого перерождения поэта по воле Всевышнего передан в стихотворении «Пророк», написанном в 1826 году – под впечатлением от известия о казни пяти декабристов. Отсвет этого трагического события – в высоком, торжественном звучании пушкинского творения.

Как и многие произведения на тему поэта и поэзии, «Пророк» написан в иносказательной форме. Однако если в раннем творчестве Пушкин использовал преимущественно образы античной мифологии, то здесь основой произведения становится Священное Писание – рассказ о чудесном видении пророку Исайе[8]. Церковнославянская лексика, господствующая в пушкинском творении, подчеркивает его неразрывную связь с библейским источником.

При всем различии исторических контекстов ветхозаветного повествования и пушкинского произведения основная тема двух текстов по существу одна и та же: это встреча избранной личности с Богом, обретение ею нового, истинного смысла жизни; благословение Господне на пророческое служение.

Прежнюю свою жизнь герой стихотворения уподобляет «мрачной пустыне»:

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился.

Иногда этим строкам исследователи дают широкое толкование: это исповедь падшего человека, страдающего от жажды духовной в мрачной пустыне грехов и стремящегося покаяться и воссоединить свою душу с Богом. В то же время здесь очевиден и автобиографический подтекст, а именно: напоминание о душевном кризисе, пережитом Пушкиным в 1823-1824 годах, и осознание поэтом исчерпанности тех идей и творческих принципов, которым он следовал в своей прошлой жизни.

Герой стихотворения рассказывает о том, как с Божьей помощью он преодолел кризис и пережил чудесное преображение всех своих способностей. Посланник Бога шестикрылый Серафим наделяет поэта-пророка удивительными дарами: это и «вещие зеницы», позволяющие видеть тайны Вселенной, и чуткий, обостренный слух. По воле Божьей поэт-пророк обретает способность проникать в тайны бытия. Об этом говорится в следующих строках:

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

Поэт-пророк получает возможность постигать законы дольнего мира и приближаться к тайнам мира горнего. Все эти способности не были нужны поэту-романтику, оторванному в своих мечтаниях от реальности. Чудесные свойства необходимы «поэту действительности»,цель которого – познание окружающего мира во всей его глубине и многогранности.

«Празднословный и лукавый» язык заменен Серафимом на «жало мудрыя (т.е. “мудрой”) змеи»; на месте «сердца трепетного» оказался «угль, пылающий огнем». Мудрость в сочетании с жаром сердца – необходимые качества поэта-пророка.

Заканчивается стихотворение обращением к герою самого Творца – с призывом к пророческому служению людям:

Как труп в пустыне я лежал,

И Бога глас ко мне воззвал:

«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею Моей,

И, обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей».

Следует отметить, что в этом стихотворении начертан некий идеал поэта-пророка – служителя Всевышнего. Пушкин со свойственной ему самокритичностью понимал, что сам он этому идеалу в полной мере не соответствует. Между тем необыкновенно важен сам факт появления программного произведения, в котором обозначены высшие цели художественного творчества. Эти цели, как мы знаем, запечатлены и в поэтическом завещании Пушкина – стихотворении «Я памятник себе воздвиг нерукотворный»: «Веленью Божию, о Муза, будь послушна...»