Условия соблюдения уместности

1. Знание структуры языка (лексики и синтаксических конструкций). Благодаря этому у говорящего появляется возможность выбора нужных языковых средств в каждом конкретном случае.

2. Знание системы языка, т.е. тех связей и отношений, в которых находятся между собой его структурные элементы. Только имея представление о специфике стилей литературного языка и стилистической дифференциации лексики, можно найти наиболее целесообразный способ, вариант передачи информации.

Таким образом, уместность речи, определяющая эффективность общения, предполагает знание структуры и системы языка, а также учёт условий ситуации общения.

ЧИСТОТА РЕЧИ

Одним из критериев хорошей речи является её соответствие этике общения. Этическая нормативность, уважение к адресату, по мнению О.Б.Сиротининой, едва ли не важнее ортологической правильности [Сиротинина: 105]. Так, не принято говорить на темы, вынесение которых на обсуждение может быть неприятным, неудобным или даже болезненным для кого-либо из присутствующих. «Речь выступает как знак духовной деятельности человека, и категории морали и нравственности безусловно оказывают влияние на характер речевой коммуникации. Умение соблюдать этические нормы всегда высоко ценилось в обществе. Знание норм этики, умение следовать им в поведении и речи всегда свидетельствовало и свидетельствует о хороших манерах, о хорошем воспитании и образовании говорящего и пишущего» [Богданова, Кочеткова: 197].

Всё вышесказанное позволяет утверждать, что чистота как коммуникативное качество хорошей речи должна истолковываться на основе соотношения языка и этики. Этика – 1. ‘философское учение о морали, её развитии, принципах, нормах и роли в обществе’; 2. ‘совокупность норм поведения, мораль какой-либо общественной группы’. Именно ко второму значению слова этика апеллируют исследователи [Б.Н.Головин, О.Б.Сиротинина, В.А.Богданова, Т.В.Кочеткова], когда пытаются описать чистоту как коммуникативное качество хорошей речи.

Но хорошая речь предполагает соответствие этике общения не только с точки зрения её содержания (общение на трудные, запретные, деликатные и т.п. темы), но и с точки зрения использованных форм выражения этого содержания: «чистой мы называем такую речь, в которой нет чуждых литературному языку элементов (прежде всего слов и словосочетаний) и нет элементов языка, отвергаемых нормами нравственности» [Головин: 166].

Если говорящий не обладает достаточно высоким культурным и интеллектуальным уровнем, то вполне вероятна возможность того, что человек не справится с давлением ситуативности и спонтанности – системообразующих признаков устной речи. В результате боязнь возможной паузы при выборе языкового средства, боязнь того, что слушающий может перехватить инициативу в разговоре, желание казаться образованнее, чем есть на самом деле, ряд других причин приводят к тому, что в речи появляются языковые средства, засоряющие её[32]:

1. лишние слова (слова-сорняки, слова-паразиты);
2. варваризмы;
3. вульгаризмы.

Рассмотрим использование в речи указанных языковых средств.

Лишние слова (слова-паразиты)

К языковым средствам, нарушающим чистоту речи, относятся, в первую очередь, лишние слова (слова-сорняки, слова-паразиты: как бы, на самом деле, значит, достаточно, в принципе, типа, короче, так сказать, такой), т.е. языковые средства, не несущие информативной нагрузки.

Каковы причины появления в речи лишних слов? Для ответа на этот вопрос обратимся к рассмотрению природы устной речи.

Речевая деятельность характеризуется исследователями как сознательная, психологически организованная деятельность по выбору и экспликации языкового варианта, наиболее подходящего для реализации замысла говорящего. Иначе говоря, продуцирование речи – это осуществление взаимосвязи между языковой способностью и речевой активностью (см. об этом подробнее в разделе «Богатство речи»).

Любая речевая деятельность осуществляется в рамках определённой ситуации общения. Поэтому говорящий в процессе речи вынужден учитывать массу факторов, связанных с условиями общения и потому влияющих на выбор языковых средств. Кроме того, речь обусловлена также и набором личностных характеристик говорящего.

Устная речь в силу присущих ей спонтанности и неподготовленности (а в неофициальной обстановке – ещё и непринуждённости) в значительно большей степени, чем речь письменная, подвержена влиянию ситуативного и личностного факторов.

Именно спонтанность и неподготовленность в совокупности со специфическими личностными особенностями конкретного говорящего обусловливают появление в устной речи так называемых «лишних» слов.

1. Как можно быстрее закончить научную проработку, так сказать, и начинать присматриваться что ли, так сказать, проектировать, готовиться к строительству железнодорожной магистрали.
2. Ну, ты, короче, это, принесешь мне его во вторник, а я посмотрю, что можно сделать.
3. Они, короче, корову дома держат.
4. А я такая его спрашиваю.
5. Мы сидим такие, а там такая тетушка подходит. И такая: «Вы тут долго будете сидеть еще?». Я такая: «Ну конечно». А она такая: «Я тогда милицию позову». Прикинь!
6. При проведении работ, значит, проводятся исследования, значит, на содержание радона.
7. И, в принципе, надо очень постараться так всё испортить, чтобы у неё в жизни осталась только одна радость – бутылка.
8. И мы помним как бы Набережную.
9. Я как бы считаю, что кандидатура Димы Билана как бы самая удачная для выступления на Евровидении.

Особое внимание обратим на распространённое сейчас в речи множества людей слово как бы.

Чем мотивировано такое специфическое, повсеместно отмечаемое явление, как использование в речи этой языковой единицы? Как считает А.А.Мурашов, многочисленные как бы, короче, ну это – результат отставания мысли от речи: «мы подчас стремимся говорить быстрее, и делаем это раньше, чем элемент осмысленного речевого поведения становится нам ясен» [Мурашов: 85].

«Почему это происходит? Причин несколько.

Во-первых, «какбизм» возникает, когда человек ищет слово, решив, что его повседневный лексикон не соответствуют ситуации общения.

Во-вторых, эта фраза свидетельствует о неуверенности говорящего – в правдивости собственных слов, в себе самом, в том, что собеседник поймёт его должным образом.

В-третьих, «как бы» наиболее часто звучит тогда, когда беседы как таковой нет, она должна состояться, но собеседники лишь оценивают друг, и аксиологический момент диалога («Я» – ученик, меня оценивают) доминирует над остальным. Боясь быть оценённым «не по достоинству», коммуниканты старательно выстраивают нить разговора, их занимают не столько факты и их изложение-восприятие, сколько сама возможность общения, они выбирают слова, заменяя пустоту многочисленными рудиментами, всего более опасаясь молчания и считая это «как бы» его возможной альтернативой. Фразы с «как бы» выдают неуверенность, боязнь сказать что-то лишнее, не предусмотренной «протоколом» и коммуникативным намерением. Иными словами, человек не чувствует коммуникативной комфортности, стремится следовать однажды составленному самим собой «сценарию», удержаться в пределах которого помогают интеллектуальные паузы, заполняемые избыточной лексикой» [Мурашов: 86].

Похожей точки зрения придерживается Л.А.Капанадзе, считая, что «распространение именно этой модальной частицы есть симптоматический знак. Здесь и отказ от поисков новых средств выразительности, и бесконечная ирония и самоирония, и постоянная наша оглядка на собеседника».

Мы не вполне согласны с трактовкой использования как бы как результата иронии и тем более самоиронии, поскольку имеющийся фактический материал не позволяет интерпретировать речь носителей, систематически использующих как бы, как речь людей, способных к рефлексии и саморефлексии, необходимых для иронического отношения к миру.

Для соблюдения чистоты как коммуникативного качества необходимо избавляться от слов-паразитов, строго контролируя свою речь.

Варваризмы

Обычно авторы пособий по культуре речи обращают внимание на использование говорящими заимствованной лексики, причём оценивается это отрицательно.

Важно отметить, что речь в данном разделе идёт не о запрете использования заимствований, тем более что это – абсолютно бессмысленное занятие: язык своих возможностей не утратит, он в течение времени одни заимствования адаптирует, от других – избавится сам.

В качестве аргумента можно привести наблюдения исследователей. В истории русского литературного языка выделяют несколько периодов, в которые происходили глобальные заимствования: а) петровский (связанный с реформами Петра I); б) карамзинско-пушкинский (начало XIX века); в) послеоктябрьский (советский) и г) перестроечно-постперестроечный (примерно с конца 80-х годов ХХ века до наших дней). Но, несмотря на такую массу заимствований, русский язык по-прежнему жив. Более того, он продолжает развиваться по своим законам.

Причина возникновения заимствований проста: у говорящих появляется потребность в новых словах, потому что появляются новые реалии и понятия, а готового русского названия для них нет. Но это не значит, что заимствованное слово нарушит структуру языка. Оно либо постепенно встроится в лексическую систему, либо будет – в силу разных причин – отторгнуто языком. Поэтому бессмысленны сетования по поводу «гибели языка», причины их (сетований) бытования, как представляется, кроются в непрофессионализме самих поборников «чистоты рядов».

Вот что пишет об этом заведующий отделом культуры русской речи Института русского языка А.Д.Шмелёв: «Тексты, распространяемые современными средствами массовой информации, изобилуют словами, которые всего лишь двадцать лет тому назад в русской речи не употреблялись: такие слова, как пиар и ньюсмейкер, маркетинг и фьючерс, риелтор и пикапер, ремейк и блокбастер, и сейчас понятны далеко не всем носителям языка. Однако заимствование большинства из них связано с тем, что в нашу жизнь входят новые явления, для которых нет готового русского названия. Как правило, сначала соответствующая реалия бывает знакома относительно узкой группе «посвященных», которым обычно известно ее английское название. В этом случае соблазн пользоваться английским названием часто оказывается слишком велик; а по мере того как явление получает все более широкое распространение, все более широко известным становится и его заимствованное наименование. И множество людей, подающих заявки на получение грантов, уже не помнит, что двадцать лет тому назад само слово грант было мало кому известно.

Дальнейшая судьба заимствованных слов может сложиться по-разному. Когда в начале XX века в России начинали играть в футбол, поклонники новой игры пользовались английской футбольной терминологией. В дальнейшем некоторые слова прижились в русском языке (пенальти, аут), некоторые оказались вытесненными русскими аналогами (сейчас редко услышишь слова голкипер, бек, хавбек — вместо них используются такие наименования, как вратарь, защитник, полузащитник), а в некоторых случаях возникла конкуренция между заимствованным словом и его русским «переводом» (форвард и нападающий, офсайд и вне игры, корнер и угловой)» [Шмелёв: http://www.strana-oz.ru/?numid=23&article=1033].

Представляется, что чистоту речи нарушают не любые заимствования, а лишь те, которые «не входят в состав русской лексики, не освоены языком, не являются его принадлежностью» [Голуб: 106].

К таким языковым средствам, нарушающим чистоту речи, относятся варваризмы– иноязычные слова или выражения, употребляемые в речи с сохранением особенностей формы и произношения, обозначающие понятия, которые уже имеют наименования в русском языке. «Варваризмы попадают в речь как окказиональные средства, их употребление не носит общепринятого характера. От других иноязычных заимствований варваризмы отличаются и тем, что имеют «иностранный» облик, резко выделяющийся на фоне русской лексики» [Голуб: 106]: Как твоя джоб, движется? Грабежи энд разбои.

Речь, насыщенная варваризмами, называется макаронической. Макаронический – связанный с обилием неоправданных иноязычных заимствований. Первоначально макаронической называли речь, изобилующую макаронизмами и оттого носящую шутовской характер [фр. macaronisme < ит. Macсherone – паяц, балагур.]: «Рашен лэнгвидж»: «Ин дэйс оф сомнений, – писал Иван Сергеевич, – ин дэйс оф тягостных раздумий эбайт судьбах моей родины, – писал он, – онли ты мне поддержка...» [Литературная газета, 1993, № 23].

Если макаронизмы введены в речь сознательно, для создания определённого прагматического эффекта (в том числе и юмористического), их использование не является речевой ошибкой, в отличие от тех случаев, когда говорящий неоправданно употребляет варваризм, нарушая тем самым чистоту речи.

Чистота речи при использовании заимствований нарушается не только на лексическом уровне. В последнее время всё чаще можно констатировать употребление говорящими заимствованных грамматических конструкций (особенно в рекламном дискурсе). Вот что об этом пишет в статье «Syntaxisu.net» И.Б.Левонтина: «Некоторое время назад в магазинах появилась серия продуктов с удивительными названиями: зефир и пастила «со вкусом йогурт», «с ароматом ваниль», «с ароматом клубника со сливками».

Да, именно так – не «с ароматом клубники», а «с ароматом клубника». Когда я в первый раз это увидела, то вспомнила сначала старый фильм: «Ты туда не ходи, сюда ходи. Снег башка попадет, совсем мертвый будешь».

Я понимаю, что, скажем, в рекламных текстах авторы зачастую жертвуют грамматикой, поскольку грамматически правильная фраза не влезает в формат. Но здесь-то ничто, кажется, не мешало написать «со вкусом йогурта», «с ароматом клубники» или, там, «с ванильным ароматом». Своим недоумением я поделилась со знакомыми рекламщиками, но они покачали головами: «Нет, это специально. Брендинг!» Что ж, как говорится, это многое объясняет.

Да я, в общем, и сама догадывалась, что так исковеркать русский язык можно только нарочно. Если оставить в стороне пуристические установки, логика авторов вполне понятна. Во-первых, выражения «со вкусом йогурта» и «со вкусом йогурт» не вполне тождественны по смыслу. «Со вкусом йогурта» – это, так сказать, импрессионистическое описание. А «со вкусом йогурт» – скорее номенклатурное: ну, то есть, у данной пастилы особый, определенный и всегда одинаковый вкус, который мы условно обозначили как «йогурт». Между прочим, про машины еще в глубоко советское время говорили «цвет баклажан», «цвет мокрый асфальт». Это снимало вопрос о том, какие бывают баклажаны и похожего ли они цвета. Название такое. А вот теперь эта конструкция стремительно распространяется. Живи Чичиков в наши дни, он говорил бы приказчику: «Любезный, а подай-ка мне сукнецо брусника с искрой».

Во-вторых, авторы не рассчитывают на то, что покупатель в магазине будет читать этикетку внимательно. Его глаз, скользя по полкам с товарами, выхватывает отдельные слова. И тут лучше, чтобы ключевые слова были в начальной форме.

Мелкий шрифт, творительный падеж, предлог – это все годится только для проходного «со вкусом». А вот ключевое «йогурт» – крупно и в словарном виде. Русский язык с его богатой морфологией – чистое наказание для писателя этикеток.

При социализме был анекдот о названии магазина в родительном падеже – «КолбасЫ». Сейчас же волчьи законы капитализма требуют безжалостно обрывать все связи, во всяком случае, синтаксические: никакого «йогурта (кого/чего)», только «йогурт (кто/что)». Брендинг, что поделаешь! Недавно я поймала себя на том, что в магазине спрашиваю у дочки: «Тебе взять Актимель малина-клюква?» А ведь еще пару лет назад сказала бы «малиново-клюквенный Актимель».

Я уже писала в «Стенгазете» об экспансии другой синтаксической инновации: «Комет чистящий порошок», «Интернет образование», «уход шампунь» и т.п. Или вот совсем свежий пример: «Кто не попал в Коммерсантъ рейтинг, тот не туда попал». При всех различиях между приведенными примерами есть нечто общее: синтаксически зависимое существительное в именительном падеже стоит перед другим, определяемым существительным. Заметим, если второе просклонять, первое не изменится: Коммерсантъ (не Коммерсанта!) рейтинга, Коммерсантъ рейтингом и т. д. Это не как красавица дочь, красавицей дочерью… Такая конструкция раньше для русского языка была нехарактерна и встречалась разве что в цельных наименованиях типа Царь-девица, полынь-трава и т. п. Теперь же редкая реклама без нее обходится.

Сочетание двух агрессивных конструкций дает эффект ошеломляющий: появляются монстры типа «Пемолюкс крем сода эффект».

Тут бывают разные варианты, например такой: «Гель моющий Пемолюкс Лимон Сода Эффект 500г». В этом случае все-таки сначала «гель», а потом «Пемолюкс». Но зато сразу и лимон (лимонный по-русски), и сода эффект. Поэтому старомодный вариант «Пемолюкс аква. Средство для мытья посуды, с эффектом соды, 500 г» – читаешь уже с почти ностальгическим чувством» [Левонтина: http://www.stengazeta.net/article.html?article=916].

Вульгаризмы

Чистота речи может быть нарушена в результате использования вульгаризмов – языковых средств, относящихся к сниженному пласту лексической системы (это могут быть слова и выражения, принадлежащие к просторечию, жаргону, обсценной лексике).

Как уже не раз отмечалось, выбор языкового средства зависит от уровня общей и речевой культуры говорящего, от социальной и профессиональной принадлежности, от языкового вкуса и речевых предпочтений. Но в любых ситуациях совершенно неприемлемым для этически обусловленной речи является инвективный способ общения, в том числе и вкрапление в речевое общение отдельных инвектив в качестве сознательного нарушения этических норм. Устная речь, особенно публичная, с включением в неё обсценных средств разрушает этические и эстетические ожидания слушающих.

Появление вульгаризмов объясняется стремлением говорящего ярче, эмоциональнее выразить своё отношение к предмету речи:

1. Ты меня уже задолбал.

2. Запарился на огрызках писать.

3. Он гасится от нас уже второй день.

4. Ты опять в трубку хаваешь?

5. Ещё один тормоз попался.

6. Чисто морально я понимаю, что нас киданули.

7. Домой надо валить.

Исследователи, занимающиеся изучением социальных диалектов, в частности, жаргона, отмечают, что чаще всего вульгаризмы встречаются в речи молодых людей: «вульгаризация речи свойственна подрастающему поколению и часто идёт не от дурных мыслей и наклонностей, а скорее от несознательного желания подростков выглядеть грубовато-мужественными, более взрослыми, опытными. Однако, будучи явлением преходящим, жаргон все-таки может оставить (и часто оставляет!) след в языковом развитии человека... Человеку, привыкшему смолоду к вульгарным, стилистически сниженным словам и выражениям, впоследствии трудно научиться правильно и грамотно излагать свои мысли» [Борисова: 78].

Действительно, среди записей звучащей речи в нашем материале есть примеры следующих выражений, произнесённых преподавателями в официальной обстановке: Девочки, да не догоняете вы, устал я с вами (преподаватель на лекции); Когда вы будете отвечать, вы будете тоже впухать (учитель информатики на уроке).

Следует помнить, что употребление вульгаризмов, обсценной лексики свидетельствует прежде всего о низкой культуре говорящего, и не только речевой, но и общей.

Некоторые оправдывают использование подобного рода слов увеличением экспрессии. «Но экспрессия, если она достигается за счёт употребления жаргонных или бранных выражений в ущерб смыслу и красоте речи, не увеличивает эффективность общения, а скорее делает его менее успешным» (Ю.А.Караулов).

ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТЬ РЕЧИ

Выразительной считается речь, которая своим построением и отбором языковых средств способна вызвать и поддержать внимание и интерес адресата, апеллируя к его чувствам.

Выразительность– это такое свойство речи, благодаря которому оказывается воздействие не только на логическую, но также и на эмоциональную сферу адресата. Данное коммуникативное качество речи может быть описано на базе соотношения «речь – эмоции». Выразительная речь действует на наши чувства сильнее, чем речь «механическая», однотонная.

Выразительность – сложное для описания качество речи. Почему? Во-первых, потому что каждый из нас оценивает выразительность текста с позиции своего риторического идеала. Во-вторых, выразительность особым, специфическим образом взаимодействует с другими коммуникативными качествами речи: она может быть усилена благодаря остальным достоинствам речи, а может быть достигнута благодаря её недостаткам (если это соответствует намерениям говорящего / пишущего). В-третьих, набор и соотношение средств выразительности в разных речевых стилях и жанрах существенно различаются. В-четвёртых, степень выразительности, выбор средства для достижения нужного эффекта зависят не только от индивидуальности автора и особенностей адресата речи, но и от ситуации общения, которая диктует выбор стиля и жанра высказывания.

Такое коммуникативное качество хорошей речи, как выразительность, зависит от нескольких условий. Так, всестороннее знание предмета речи предопределяет способность построить речь убедительно, действенно, а это возможно только при условии самостоятельности мышления говорящего, поэтому знания, извлеченные из каких-либо источников, должны быть освоены, переработаны, осмыслены говорящим.

Немаловажным является также отношение говорящего к содержанию речи: «внутренняя убежденность говорящего в значимости высказывания, интерес, неравнодушие к его содержанию придаёт речи (особенно устной) эмоциональную окраску. Равнодушное же отношение к содержанию высказывания приводит к бесстрастному изложению истины, которое не может воздействовать на чувства адресата» [Плещенко, Федотова: 167].

Помимо глубокого знания предмета речи, выразительность предполагает также умение донести это знание до адресата, вызвав у него интерес и внимание. Это становится возможным благодаря тщательному и умелому отбору языковых средств с учётом условий и целей общения, поэтому от говорящего требуется хорошее владение языком и его выразительными возможностями, а также умение пользоваться специфическими особенностями функциональных стилей. Поэтому намерение добиваться выразительности речи должно быть сознательным, т.е. у говорящего должна быть целевая установка на продуцирование выразительной речи.

Для воздействия на адресата говорящий может использовать два типа речи: речь автологическую, в которой все слова используются лишь в прямом значении, и речь металогическую, в которой могут быть актуализированы разнообразные средства создания выразительности.

Автологическая речь (autos – я сам, logos – слово)	Металогическая речь (meta – через, logos – слово)
Речь, в которой средства создания выразительности отсутствуют	Речь, оснащённая средствами создания выразительности
	Троп – это оборот речи, в котором слово или выражение употреблено в переносном значении.	Фигура – способ группировки слов, усиливающий эмоциональное воздействие текста.

Компоненты металогической речи многообразны, их исследованию посвящено множество трудов учёных, ораторов, художников слова. Будучи ограниченными рамками данного учебного пособия, мы обратим своё внимание только на основные средства создания выразительности.

Среди средств выразительности выделяют тропы и фигуры, различия между которыми таковы: как правило, тропы основаны на переносе наименования, а фигуры – на изменении структуры предложения.

ОСНОВНЫЕ ТРОПЫ

Троп (буквальный перевод с греческого – поворот) – употребление слов и словосочетаний в таких контекстах, которые обнаруживают у них прежде неизвестные, новые смысловые оттенки. В тропе всегда совмещается два семантических плана: коллективно-языковой и индивидуально-ситуативный.

Ценность тропа определяется количеством информации, её новизной, соотнесённостью с контекстом. В тропе происходит совмещение значений и смыслов, их осложнение. Формула тропа такова:

троп = образность + двуплановость + экспрессивность

Следует обратить внимание на различие между тропом художественным и публицистическим, которое носит качественный характер: публицистический троп является средством социальной оценки, способом привлечения внимания адресата, воздействия на него; художественный – средством раскрытия содержания, способом получения дополнительных смысловых оттенков.

Самыми распространёнными тропами являются гипербола, ирония, литота, сравнение, метафора, метонимия, перифраз, эпитет.

Гипербола (от греч. hyperbole – преувеличение) – образное выражение, содержащее чрезмерное преувеличение тех или иных свойств изображаемого предмета или явления. Благодаря гиперболе автор усиливает нужное впечатление: В сто сорок солнц закат пылал! (В.Маяковский). Этот образ помогает читателю представить необыкновенное по яркости небо, освещённое заходящим солнцем.

В качестве примера использования гиперболы в публицистическом тексте приведём отрывок из записи предвыборного ток-шоу, основными действующими лицами которого были Б.Немцов и В.Жириновский.

Б.Немцов: Как он будет помогать Горьковскому автомобильному заводу?

В.Жириновский: Объясняем, как. Во-первых, мы расскажем нижегородцам, что за время правления губернатора Немцова в области разрушено полностью сельское хозяйство, потому что его друг Явлинский предложил свою реформу. Погибли все колхозы и все фермеры. Во-вторых, огромное количество безработных, огромное количество больных, страшная эпидемия сифилиса и СПИДа за время правления губернатора Немцова (смех в зале). И его народ отверг полностью, он там не появляется сегодня, это его родное место.

Литота (от греч. litotes – простота, малость, умеренность) – троп, противоположный гиперболе; это образное выражение, в котором содержится художественное преуменьшение величины, силы, значения изображаемого предмета или явления. Литота есть в народных сказках: мальчик с пальчик, избушка на курьих ножках, мужичок с ноготок.

Литоту использует А.С.Грибоедов, когда хочет обратить внимание читателя на низкопоклонство одного из героев своей пьесы «Горе от ума» – Молчалина, который так угодливо ведёт себя на балу, что, обращаясь к одной из дам, говорит: Ваш шпиц, прелестный шпиц, не более напёрстка. Очевидно, что как бы ни хотелось Молчалину угодить даме, как бы ни был мал шпиц, он всё равно не может быть такого же размера, что и напёрсток.

Ирония (от греч. eironeia – притворство, насмешка) – осмеяние, содержащее в себе оценку того, что осмеивается; одна из форм отрицания. Отличительным признаком иронии является двойной смысл, причём истинным будет не прямо высказанный, а противоположный ему, подразумеваемый; чем больше противоречие между ними, тем сильней ирония. Осмеиваться может как сущность предмета[Отколе, умная, бредёшь ты, голова? (при обращении к ослу) (И.А.Крылов)], так и отдельные его стороны [Кажется, что она зря надела такую «длинную» юбку].

Ироническое отношение предполагает превосходство или снисхождение, скептицизм или насмешку, которые обязательно должны быть нарочито скрыты: Вы знаете… вы знаете, что меня умиляет? Меня умиляет то, что естьтакие патриоты, да? вот Жириновский себя патриотом считает, которые просто ненавидят отечественную промышленность и отечественное автомобилестроение (аплодисменты) и готовы полностью его уничтожить. Лютой ненавистью его просто ненавидят. Да. (Б.Немцов).

Сравнение – образное словесное выражение, при котором одно явление или понятие проясняется путём сопоставления его с другим явлением. Сравнение может быть отнесено к первичным видам тропа, так как при перенесении названия с одного явления на другое сами эти явления не образуют нового понятия, а сохраняются как самостоятельные.

Сравнение включает в себя сравниваемый предмет (объект сравнения), предмет, с которым происходит сопоставление (средство сравнения), и их общий признак (основание сравнения): Под ним Казбек, как грань алмаза, снегами вечными сиял (М.Ю.Лермонтов).

Как указывает Е.Н.Зарецкая, ценность сравнения как акта художественного познания в том, что сближение разных предметов помогает раскрыть в объекте сравнения, кроме основного, ряд дополнительных признаков, что значительно обогащает художественное впечатление [Зарецкая: 390]: Шахрай убежал из Кремля – так комар, не находя себе пищи, слетает со лба покойника (Завтра, 1998, № 7).

Сравнение обычно создаётся при помощи союзов как, как будто, словно, точно: Мы вместе с вами должны заставить чиновничий аппарат очиститься. Не надо никого ставить к стенке. Отлучённый от кормушки, он будет визжать, как поросёнок (А.Гуров, АиФ, 2003, № 19).

Возможны и бессоюзные конструкции, в которых сравнение эксплицировано посредством форм существительных в творительном падеже: Веерные отключения страшным пулемётом выкашивают целые регионы, оставляя горы трупов и развалины индустриальных центров.

В приведённом ниже отрывке из рассказа Д.Рубиной сопоставляются различные объекты, сравнение создаётся как с помощью формы творительного падежа, так и путём введения придаточного предложения.

Однако в тот день нам не везло: с утра над головами зависла мелкая сыпь дождя, и когда автобус, ныряя в горные тоннели, выревывал очередной виток дороги, поднимаясь все выше, казалось, что опускается небо; это облака бесшумными валунами катились по горам, заваливая дорогу, а справа над водой поднимался туманный пар, словно кто-то из простуженных богов кипятил себе воду в заливе для ингаляции (Д.Рубина).

Метафора (греч. metaphora – перенос) – слово или выражение, которое употребляется в переносном смысле для обозначения какого-либо предмета или явления на основе сходства его в каком-нибудь отношении с другим предметом или явлением: Куда, куда вы удалились весны моей златые дни? (А.С.Пушкин). «Метафора является источником лексики, обслуживающей мир идей, событий, процессов, абстрактных понятий, конструируемых человеком» [Арутюнова: 363].

Говорящий отражает в метафоре своё личное мировосприятие, так С.Миронов в своём высказывании Федеральное собрание состоит из Государственной Думы и Совета Федерации. Это два крыла нашего державного орла. Если орел будет махать только одним крылом, далеко он не улетит создаёт ассоциативные связи между Федеральным собранием и орлом, тем самым навязывая слушателю свое видение мира, побуждая адресата принять его точку зрения. Свободолюбие, сила, могущество орла – Федерального Собрания – зависит от слаженной работы двух его крыльев – Государственной Думы и Совета Федерации. Но поскольку они находятся в конфронтации, что говорящий воспринимает негативно, то образ могучего державного орла приобретает ироничный характер. К тому же говорящий, прогнозируя безрезультативность работы Федерального собрания в условиях отсутствия компромисса между Государственной Думой и Советом Федерации, предупреждает: если орел будет махать только одним крылом, далеко он не улетит.

В высказывании Это может сделать Думу буквально парализованной с помощью метафоры Г.Явлинский навязывает слушающему своё виденье мира, побуждает адресата речи воспринимать окружающую действительность негативно. Поскольку данная метафора построена на сходстве ассоциаций, возникает образ существующего, но бездействующего, не способного что-либо реализовать органа власти – Государственной Думы. Представляя Думу больной, парализованной, автор апеллирует к чувствам и эмоциям адресата, создавая в его сознании параллельную связь с его собственным организмом, тем самым производя наложение проблем общества на личные проблемы слушателя.

Употребление одной метафоры очень часто влечёт за собой нанизывание новых метафор, связанных по смыслу с первой, в результате возникает развёрнутая метафора:

Вот и лидеры ОВР, подобно старым броненосцам, отбиваются от наседающего дерзкого супостата, да их снаряды до цели не долетают (устарели). Супостат же, в свою очередь, жалит со всех сторон: то сосредоточит огонь на флагманах, то топит корабли арьергарда. Точный и мощный удар был нанесен армаде ОВР в конце прошлой недели. Один из трех флагманских броненосцев – «Губернатор Яковлев» – наскочил на ловко подброшенную ему мину в виде «Яблока». Получил пробоину ниже ватерлинии и поставил под угрозу все плавание. … Впрочем, флагманы ОВР пока не собираются ни флаги спускать, ни кингстоны открывать. Броня еще крепка. Шансы доплыть по инерции до порта назначения под названием «Госдума» остаются (Комсомольская правда, декабрь 1999).

Поскольку механизм создания метафоры основан на сходстве, метафору часто путают со сравнением. Отличие метафоры от сравнения состоит в том, что в метафоре назван только сопоставляющий компонент. Так, М.Ю.Лермонтов в четверостишии

Увы, я стар! Мои седины

Белее снега той вершины,

Но и под снегом иногда

Бежит кипучая вода

сопоставляет седины и снег. В первой части второго предложения названы и сопоставляемое, и сопоставляющее, следовательно, это – сравнение. Во второй – только сопоставляющее снег, значит, это метафора.

«Содержательное различие между метафорой и сравнением состоит в том, что в метафоре сопоставленные представления не только сливаются в одно, но степень их слияния настолько сильна, что сопоставляемый компонент не всегда достаточно хорошо просматривается в новом сложном представлении» [Хазагеров, Ширина: 243].

Говоря о метафоре, нельзя не упомянуть об ошибках, связанных с использованием этого средства выразительности.

Нередки злоупотребления метафорой, следствием чего является возникновение такого риторического тона, который может быть оценён как ложный пафос:

Мне русская речь как музыка,

В ней слово звучит, поёт,

В ней дышит душою русскою

Создатель её – народ.

И я в эту речь ныряю, как в речку,

И там со дна

Сокровища добываю,

В которых поёт весна.

Нагромождение метафор нередко свидетельствует о беспомощности автора. Становясь мастером, человек очень часто критически относится к своим былым увлечениям вычурными образами.

Так, например, К.Паустовский писал о своих первых стихах: «Стихи были плохие – пышные, нарядные и, как мне казалось тогда, довольно красивые. Сейчас я забыл эти стихи, помню только отдельные строфы:

О, срывайте цветы на поникших стеблях!

Тихо падает дождь на полях.

И в краях, где горит дымно-алый осенний закат,

Пожелтевшие листья летят…

Чем дальше, тем больше я нагромождал в стихах всяческие, даже бессмысленные, красивости:

И опалами блещет печаль о любимом Саади

На страницах медлительных дней…

Почему «блещет печаль опалами» – этого ни тогда, ни сейчас я объяснить не могу. Просто меня увлекало само звучание слов. Я не думал о смысле»[33].

Следует