Внутренние языковые изменения и процессы, не связанные с действием определенных тенденций

Помимо целенаправленных тенденций и их различных конкретных проявлений, во внутренней сфере языка наблюдаются процессы и изменения, не имеющие определенной направленности. К этой категории относятся такие явления, как влияние формы одного слова на форму другого слова, контаминация форм и слов, переосмысление значений слов и форм, превращение знаменательных слов в аффиксы, спонтанные звуковые изменения, возникновение новых способов языкового выражения и т. д. Процессы подобного рода происходят в различных языках постоянно, но их очень трудно квалифицировать как проявление какой-либо определенной целенаправленной тенденции. Мы не можем сказать, что в языке существует постоянная тенденция к превращению знаменательных слов в суффиксы или образованию контаминированных форм, или созданию новых способов выражения. Эти явления имеют место, но они совершаются случайно. Их довольно много, в целях экономии места мы постараемся охарактеризовать только наиболее часто встречающиеся.

I . Влияние формы одного слова на форму другого слов а.

В различных языках наблюдаются случаи влияния формы одного слова на форму другого слова.<256>

Так, например, в чувашском языке существует слово p ь rne 'палец'. Соответствием этого слова в родственных тюркских языках является слово barmaq , ср. тат. и башк. barmaq , тур. parmak 'палец'. Однако чув. p ь rne 'палец' не может быть выведено из barmaq , т. к. первоначальное barmaq должно было бы дать в чувашском языке p ь rma . Отсюда можно сделать вывод, что совр. чув. pьrne возникло в результате влияния формы какого-то другого слова, может быть слова, обозначающего какую-то часть, или принадлежность пальца. Действительно, чувашское название ногтя c q rne, которому в ряде тюркских языков соответствует tyrnaq , в известной мере напоминает по форме чув. p ь rne 'палец'. Весьма вероятно, что форма слова c q rne 'ноготь' повлияла на некогда существовавшее в чувашском языке слово purma 'палец', которое приобрело новую форму p ь rna . Но ведь и само слово c q rne не может быть выведено из первоначального tyrnaq 'ноготь', которое могло бы дать в чувашском языке только t q rna . Остается искать какое-то другое слово, в результате влияния которого некогда существовавшее в чувашском языке слово t q rna могло преобразоваться в c q rne. Оказывается, что причиной такого преобразования послужил чувашский глагол c q r- 'сдирать, царапать'.

Такого рода влияния особенно характерны для слов, часто употребляющихся в едином контексте, например, для числительных. Так, начальное d в русском девять возникло не из исторического п (ср. др.-инд. navam , совр. перс. nav , лат. novem , готск. nium 'девять'), а при антиципации, т. е. под влиянием следующего за ним десять (ср. также нем. zwei 'два' вместо zwo при последующем drei ). Напротив, при ретардации, т. е. под влиянием предшествующего числительного, имеем чанское cxovro 'девять' ( < cxoro при ovro 'восемь') и љ ommonte 'восемь' языка тигринья ( < љ ammant й при љ o ' att т 'семь') [7].

II . Контаминаци я. В результате влияния одного слова на другое может возникнуть форма, содержащая признаки обоих слов, ср., например, русский просторечный глагол загинать = загибать, в котором сказалось влияние форм гнуть и загибать, или н e м. ди a л. Erdtoffel 'к ap т o ф e ль' из Kartoffel и Erdapfel , н e м. Gem д ldniss 'полотно', 'картина' из Gem д lde 'картина' и Bildnis 'изображение' [8]. Наблюдаются также случаи контаминации в одной грамматической форме признаков разных грамматических форм.

Формы аориста страдательного залога в современном греческом языке типа l Э hka 'я был развязан', l Э hkej 'ты был развязан', l Э hke 'он был развязан' возникли в результате контаминации разных форм, первая его составная часть h является показателем древнегреческого аориста страдательного залога, ср., др.-гр.<257> ™ - paideЭ - h - n 'я был воспитан'. Второй составной элемент ka - ke служил в древнегреческом языке показателем перфекта, ср. др.-гр. 'я воспитал', pe - pa…deukaz 'ты воспитал' и т. д.

III . Объединение разных по происхождению форм по принципу единства их значени я. В различных языках встречаются случаи объединения водной парадигме форм разного происхождения. В основе образования парадигматических единств, содержащих элементы различного происхождения, лежит придание этим элементам какого-нибудь объединяющего — их значения. При этом, по всей видимости, происходит или абстракция от их внешнего облика или превращение каждого элемента в самостоятельную словоформу. Можно выделить два наиболее типичных случая: 1) придание общего значения основам различного происхождения и 2) придание общего значения формативам различного происхождения.

Ярким примером первого случая могут служить парадигмы спряжения немецкого глагола sein 'быть' в настоящем времени и имперфекте.

Настоящее время

Ед. ч. Мн . ч .

• 1 л . ich bin ' я есмь ' wir sind
• 2 л . du bist и т . д . ihr seid
• 3 л . er ist sie sind

Имперфект

Ед. ч. Мн . ч .

• 1 л . ich war ' я был ' wir waren
• 2 л . du warst и т . д . ihr wart
• 3 л . е r war sie waren

Формы, начинающиеся с b , образованы от индоевропейского корня * bh u — ср. русск. 'быть', лит. buti , лат. fu - i 'я был', греч. fЭw 'расти', 'произрастать', др.-инд. bhavami 'быть', перс. budan и т. д. Формы ist , sind , seid , sind образованы от индоевропейского корня es , выступающего в разных степенях аблаута. Этот корень тоже имеет параллели в других индоевропейских языках, ср. лат. es - se 'быть', греч. ™s - ti 'он есть', др.-инд. as - mi 'я есть' и т. д. В немецких формах sind , seid , sind этот корень представлен в так называемой нулевой ступени аблаута. Форма 2-го л. ед. ч. наст. врем. bist возникла в результате контаминации двух корней bh u и es . Наконец, формы имперфекта, содержащие элемент w , образованы от сильного глагола wesan 'быть'. В современном немецком языке этот глагол не употребляется. Можно предполагать, что когда-то все эти три корня имели разное зна<258>чение, но позднее значение у них стало общим, что и послужило причиной объединения их в одной парадигме.

Формативы разного происхождения тоже могут быть объединены единством значения.

В латинском языке существовала особая система личных окончаний перфекта, которая была представлена в следующем виде.

Ед. ч. Мн. ч.

• 1 л . -i -imus
• 2 л . -isti -istis
• 3 л . - it -e runt

Состав этих личных окончаний, если их рассматривать с исторической точки зрения, является довольно пестрым. Окончание 1-го л. ед. ч. -i восходит к медиальному перфектному окончанию - ai , которое в латинском языке через промежуточную ступень - ei превращалось в - i ; личное окончание 2-го л. ед. ч. - isti содержит примету особого аориста - is . Второй составной элемент - ti , восходящий к - tai , - tei , возник в результате осложнения древнего перфектного окончания - tha элементом - i -. Окончание 3-го л. ед. ч. - it восходит к - ed , ср. оск. deded 'он дал'. Возможно, - ed включает перфектное окончание 3-го л. ед. числа -е, ср. греч. ode 'он знает', к которому присоединено вторичное личное окончание 3-го л. ед. ч. Окончание 1-го л. мн. ч. - imus содержит обычное окончание - mus , встречающееся в настоящем времени и в имперфекте. Окончание 2-го л. мн. ч. - istis содержит показатель аориста - is и обычное окончание 2-го л. мн. ч. - tis , окончание 3-го л. -e runt содержит то же самое - is , видоизменившееся в -er, и обычное личное окончание - unt , проникшее из системы настоящего времени.

Все эти исторические разнородные образования были наделены одной функцией — выражать принадлежность результата действия определенному лицу.

IV . Возникновение новых способов выражения в результате перемещения ассоциаци й.

Значение каждого форматива в языке всегда ассоциировано с каним-нибудь понятием, например, форматив, выражающий множественное число, соотнесен с понятием множественности предметов; форматив, выражающий многократность действия, ассоциируется с понятием прерывистого действия, состоящего из отдельных актов и т. д.

Может случиться, что то же понятие начинает ассоциироваться с каким-нибудь языковым образованием. В результате такого перемещения ассоциаций старый форматив может полностью или частично замениться новым.

Так, например, в пермских языках понятие принадлежности одного предмета другому, если обладаемое выступает в роли прямого дополнения к глаголу, выражается не родительным падежом, а особой формой отложительного падежа, хотя в древности оно,<259> по всей видимости, выражалось родительным падежом, ср. коми-зыр. босьтic воклысь пыжсц 'он взял лодку брата'.

Определенность имени существительного, сочетающегося с прилагательным, некогда выражалась в болгарском языке, как и в других славянских языках, членными формами прилагательных. В современном болгарском языке определенность имени существительного выражается постпозитивным определенным артиклем.

В древнеперсидском языке родительный падеж по неизвестным причинам совпал с дательным, например, martiyahya означало 'человека' и 'человеку'. В то же время возник новый способ выражения принадлежности путём соединения определения и определяемого посредством относительного местоимения hya 'который', например, kara hya Nadint a birahya 'войско Надинтабира' (букв. 'войско, которое Надинтабира'). Подобный способ отмечен также в авестийском языке, например, a e vo panta уо a љ ah e 'один путь к чистоте' (букв. 'один путь, который чистоты'). Позднее эта конструкция совершенно вытеснила старый родительный падеж, и в современном персидском языке она является единственным способом выражения связи определения с определяемым.

В результате развития новых ассоциаций в различных языках постоянно возникают новые слова, хотя в их появлении не было никакой необходимости. Так, например, в истории греческого языка слово ‰ ppoj б ыло заменено новым словом Ґ logo 'неразумный', лат. ignis 'огонь' было вытеснено во французском языке новым словом feu (от латинского focus 'очаг') и т. д.

Некоторые типы изменений значений слов также объясняются возникновением новых ассоциаций. Слово зной в сербохорватском языке означает не 'сильный жар', а 'пот', слово гвожђе означает 'железо', хотя оно этимологически связано со словом гвоздь; rivus 'ручей' в испанском и португальском языках получило значение реки, ср. исп. rio 'порт' , rio 'река' и т. д.

В результате появления новых ассоциаций постоянно изменяются способы языкового выражения и языкового членения окружающей действительности. Этим объясняются значительные различия в словарном составе и грамматическом строе, наблюдаемые в самых различных языках мира. Регулярное языковое выражение глагольного вида, столь типичное для русского языка, оказывается совершенно необязательным для многих языков мира; есть языки, имеющие восемь прошедших времен, и в то же время есть языки, довольствующиеся только одним прошедшим временем. Языковое членение действительности меняется в различные исторические эпохи.

Древнемарийский язык имел более десяти падежей, в современном марийском языке их только шесть, в старовенгерском языке было несколько прошедших времен, современный венгерский довольствуется только одним временем. Причины этих колебаний часто не ясны.<260>

V . Спонтанные изменения звуко в. В соответствующем разделе нами подробно рассматривались так называемые комбинаторные изменения звуков, причиной которых является влияние соседних звуков. Помимо комбинаторных изменений, совершаются так называемые спонтанные, или позиционно необусловленные, изменения звуков. Так, например, межзубное в пермских языках во всех позициях перешло в l, утрата носовых гласных в истории славянских языков также осуществлялась во всех позициях и т. д.

Многие фонологи утверждают, что спонтанные звуковые изменения происходят под влиянием сдвигов в системе фонем. Однако этот вопрос детально не исследован. Надо полагать, что причины спонтанных звуковых изменений могут быть различными [128, 159]. К тому же некоторые изменения, принимавшиеся за спонтанные, при дальнейшем изучении удавалось объяснить как комбинаторные.

VI . Исчезновение и возникновение фонологических оппозици й. Фонологические оппозиции в языке могут исчезать и возникать вновь. Например, некогда в раннем общем прибалтийско-финском языке существовали пары фонем п — n ( nime 'имя', no le 'стрела') и s — s' ( sula 'талый' и s ata 'сто'). Позднее палатализованные n' и s' совпали с непалатализованными п и s . В мансийском языке когда-то существовали фонемы s и љ. Позднее они совпали с t [9].

В некоторых позициях фонемы могут утрачивать различительную способность, нейтрализуются. Такой нейтрализации, например, подверглись после падения редуцированных ъ и ь в конце слова и перед глухими согласными звонкие согласные в русском языке, ср. воз [вос].

В современном финском языке h является фонемой, ср. halpa 'дешевый' и salpa 'засов'. В уральском праязыке фонемы h не было. В финском языке источниками этой фонемы были љ, ћ, e, k (в сочетании kt ).

VII . Переосмысление значений фор м. Материальные средства выражения различных грамматических категорий относительно ограниченны. По этой причине для выражения новых грамматических значений часто используются уже наличные в языке формы, значение которых при этом переосмысляется. Так, значение сослагательного наклонения в истории латинского языка было переосмыслено в ряде случаев как значение будущего времени, в целом ряде тюркских и монгольских языков значение причастий превратилось со временем в значение глагольных времен и т. д.

Финский партитив представляет результат переосмысления некогда существовавшего здесь отложительного падежа. В мордовских языках этот падеж сохраняется до сих пор. Ср. эрзя-<261>морд. kudo - do 'от дома', vele - de 'от деревни'. Значение суффикса этого падежа 'движение от чего-либо' было переосмыслено как значение части предмета, например, tuota vett д 'принеси воды', т. е. 'какое-то количество воды'.

Отмечены также случаи превращения словообразовательных суффиксов в падежные путём переосмысления их значений. Например, в маратхи для образования суффикса родительного падежа послужил словообразовательный суффикс -cа (из - tya ) ср., например, ghar a-ca 'дома' (-англ. of the house ) и ghar -ca 'домашний' [10].

Суффикс превратительного падежа, или транслатива - kc в мордовских языках развился из словообразовательного суффикса - kc , означающего предмет, служащий для чего-либо, например, сур-кс 'перстень', т. е. 'нечто для пальца' , кедь-кс 'браслет', т. е. 'нечто для руки' [11].

VIII . Превращение самостоятельных слов в суффикс ы. Превращение самостоятельных слов в суффиксы наблюдается в истории самых различных языков. Например, суффикс абстрактных имён существительных - lun в современном коми-зырянском языке в словах типа pemyd - lun 'темнота', ozyr - lun 'богатство' и т. д. восходит к самостоятельному слову lun 'день'. Сначала такие словосочетания, как pemyd lun 'темный день', были переосмыслены в направлении 'нечто темное, темнота', и затем суффикс механически был перенесен на другие имена существительные.

При названиях лиц и живых существ в языках хинди и урду может употребляться суффикс lok , восходящий к древнеиндийскому слову loka 'мир, люди'.

Английский суффикс прилагательных -lу, например, night - ly 'ночной' развился из некогда самостоятельного слова lic , означавшего 'тело, облик, образ'.

Суффикс совместного падежа или комитатива мн. ч. - guim в норвежско-саамском языке, например, oabbai - guim 'с сестрами' от oabba 'сестра' восходит к самостоятельному слову kui eme guoibme 'товарищ' [12].