Из истории изучения русской разговорной речи

Ученые давно обращали внимание на несовпадение литературного языка и живой, неподготовленной непринужденной речи носителей русского языка. Это несовпадение отразилось в выделении целой отрасли языкознания - диалектологии, которая изучала территориальные диалекты русского языка. Территориальный диалект (местный говор) для его носителей был единственным средством общения. Его нормы не были кодифицированы, но усваивались с детства, интуитивно, и поддерживались традицией до тех пор, пока общее обязательное среднее образование, пришедшее в русские деревни, распространение радио, а затем и телевидения, не привели к тому, что носители диалектов начинали усваивать нормы литературного языка. По мере их усвоения, диалектных черт в их речи становилось меньше, эти черты оказывались лишь отдельными «вкрап­лениями»; причем наиболее долго и упорно (нередко - всю жизнь) держались в речи таких жителей, прежних носителей диалекта, фонетические особенности говора. Таким образом, кодифицированному русскому литературному языку с его функционально=стилевой дифференциацией, оказались противопоставленными и диалек­ты, и живая речь тех бывших носителей диалектов, главным образом деревенских жителей, которые овладели литературными нормами не полностью (условно ее можно назвать «полудиалектной»).

Однако противопоставленной кодифицированному русскому литературному языку оказалась не только диалектная и описанная «полудиалектная» речь, но и жаргонная, арготическая речь, характеризовавшая общение узких, закрытых, ограниченных - социально или профессионально- слоев населения, обособленных от остального общества (торговцев-офеней, воров и заключенных и т. д.). городское просторечие, а также устная неподготовленная, непринужденная неофициальная речь носителей литературного языка. Как было отмечено выше (см. раздел П. «Разговорно-обиходный функциональный стиль литературного языка и разговорная речь»), в 50-е -60-е годы XX века ученые обратились к изучению последней. Именно за ней и закрепилось название «разговорнаяречь» (РР). Магнитофонные записи такой неофициальной неподготовленной непринужденной речи показали ее существенные отличия от устной речи тех же носителей литературного языка, произнесенной ими в официальной обстановке, так что их реакцией при прослушивании записей нередко было полное недоумение и даже недоверие: «Не может быть, чтобы я так сказал»; « Да нет, я так не говорила!» и т. п.

Вначале возникло два центра изучения разговорной речи и соответственно два основных осмысления этого феномена: Институт русского языка Академии наук в Москве (работы Л.А. Капанадзе, Е.Н. Ширяева, Е.В. Красил ьниковой и др. под руководством М.В. Панова и Е.А. Земской) и Саратовский университет (работы О.Б. Сиротининой, ее коллег и учеников). Несколько особняком стояли исследования О.А. Лаптевой, которая употребляла иной термин: «устно-разговорная разновидность литературного языка» и включала в нее на ранних этапах исследования и диалектную речь, пытаясь найти общие черты именно устной формы любой речи (как публичной, таки неофициальной, неподготовленной). О.А. Лаптева отмечала, что устно-разговорная разновидность литературного языка призвана обслуживать широкую сферу устного общения носителей литературного языка, потребности которого очень широки и многообразны, так как включают и обиходно-бытовые, и служебные, и «магазинные», и «уличные» разговоры, и непринужденную беседу нескольких участников коммуникации в виде диалога или полилога на самые различные темы. При таком подходе подчеркивалось, что в стилевом отно­шении устно-разговорная разновидность литературного языка очень разнородна, а ее главная черта — «устность», что и отличает ее от фунционального стиля. Следовательно, работы О.А. Лаптевой посвящены изучению не разговорно-обиходного стиля литературного языка и не разговорной речи, противопоставленной кодифицированному литературному языку с его функциональными стилями в целом, а устную публичную (официальную) и непубличную (т. е. неофициальную неподготовленную) речь.

С О.А. Лаптевой полемизировали Е.А. Земская и Е.Н. Ширяев, которые подчеркивали, что устная публичная речь и устная неофициальная речь принципиально различны, что хотя их объединяет общий параметр — «устность», все же устная публичная речь — это проявление не разговорной речи, а кодифицированного литератур­ного языка. Иными словами, деловой доклад, митинговое выступление, научно-популярная беседа, лекция и т. д. — все это жанры устной публичной речи, которая является реализацией кодифицированного литературного языка (КЛЯ), и они не должны включаться в понятие «разговорная речь».

Последняя по целому ряду параметров отличается от устной публичной речи, а именно: публичная речь предполагает, что 1) имеется один говорящий и много слушающих; 2) мена ролей «говорящий — слушающий» или невозможна, или встречается крайне редко (например, когда лектор, прервав монологическую речь, обращается с каким-то вопросом к аудитории или для выяснения того, насколько слушатели поняли сказанное, или для того, чтобы они сами сделали вывод, к которому лектор подвел их предыдущим изложением проблемы и т. п.); 3) отношения между говорящим и слушающими -официальные; 4) тема фиксирована. Эти четыре признака публичной речи обязательны, и они отсутствуют в разговорной речи, которая по всем названным параметрам характеризуется признаками противоположными (может быть несколько говорящих и слушающих, мена ролей «говорящий — слушающий» происходит постоянно, отношения между ними неофициальные, тема не фиксирована). Кроме этих обязательных признаков, есть и менее обязательные, переменные признаки: 1) подготовленность/неподготовленность (публичная речь является большей частью подготовленной, хотя в принципе может быть и неподготовленной); 2) непосредственность/опосредо-ванность (примером последней является выступление по радио, обращение к массовой аудитории по телевидению); 3) связь с ситуацией/отсутствие такой связи (публичной речи такая связь, в отличие от разговорной речи, не свойственна, хотя есть и исключение: например, репортаж с места событий, теле- или радио- комментарий спортивного соревнования). В зависимости от наличия тех или иных переменных признаков, различные жанры устной публичной речи или более контрастны по отношению к разговорной речи (если сверх основных, обязательных признаков публичной речи налицо еще и фа­культативные), а могут быть менее контрастны. Так, например, менее контрастны по отношению к разговорной речи те жанры устной публичной речи, которые являются не монологическими в полном смысле, т. е. которые протекают как речь, предназначенная для публики, для массового слушателя, но при этом возможна мена ролей «говорящий — слушающий» (как в случаях теледебатов, диспута, интервью). Вывод, к которому приходят эти ученые, состоит в том, что устная публичная речь — это реализация кодифицированного литературного языка в устной форме, а не разговорная речь. Согласно концепции саратовских ученых во главе с О.Б. Сиротининой, разговорная речь состоит как бы из нескольких пластов: один пласт — это реализация разговорно-обиходного функционального стиля литературного языка при наличии трех условий: а) устной формы речи, б) неподготовленности речи и в) непосредственности общения; второй пласт — это реализация других функциональных стилей, если соблюдаются все три названных условия и общение носит неофициальный характер (последнее, естественно, имеет место и при реализации разговорно-обиходного стиля). Иными словами, разговорная речь всегда непосредственная, устная, неподготовленная и неофициальная. Следовательно, от разговорно-обиходного стиля разговорную речь отличает тематическая неограниченность, устность и непосредственность общения. Так, по О.Б. -Сиротининой, дружеское письмо может быть оформлено в разговорном стиле (это будет письменная форма его реализации), но это не будет разговорной речью, так как общение с помощью письма — это общение опосредованное. Поэтому разговорный стиль может реализоваться в разговорной речи, но не должен отождествляться с ней. То обстоятельство, что разговорная речь всегда бывает только в устной форме, определяет первичность в ней интонации, многие значения здесь могут передаваться только интонационными сред­ствами. В письменной же речи интонация никогда не может быть единственным и даже основным средством выражения каких-либо значений, так как в письменной речи интонация вторична и всегда есть результат выбора читающего, она всегда производна от лексики, порядка слов, пунктуации и контекста. Общий вывод, к которому приходят лингвисты этой школы, таков: понятие разговорной речи и уже понятия «разговорный стиль» (разговорная речь возможна только в устной форме, а разговорный стиль к форме безразличен), и шире, поскольку разговорная речь не всегда есть реализация только разговорного стиля литературного языка (она может быть и нелитературной, и может быть реализацией других функциональных стилей, например: спонтанная научная речь в неофициальной обстановке).

Но главное, что отличает подход лингвистов- «разговорников» Двух названных школ, — это то, что ученые саратовской школы говорят именно о разговорной речи, а ученые московской школы — о разговорном языке, хотя, чтобы не порывать с традицией, продолжают использовать термин «разговорная речь»: для них кодифицированный литературный язык и «разговорная речь» (точнее было бы говорить, по их мнению, — «разговорный язык») ~ это две различные языковые системы, которые сближаются на одних участках и расходятся на других. По существу, здесь описана ситуация, которую сначала эти ученые назвали билингвизмом (имея в виду, что носите­ли русского языка оказываются билингвами, т. е. свободно владеют двумя языками, двумя языковыми системами), а затем, уточнив эту ситуацию, определили ее как диглоссию. При диглоссии носители русского литературного языка владеют свободно не двумя языками, а двумя подсистемами одного национального языка: кодифицированным литературным языком и разговорным («разговорной речью») и свободно переходят от первой системы ко второй. Но если при билингвизме переход от одного языка к другому диктуется чисто субъективными факторами, то диглоссия означает такой переход от одной подсистемы к другой, который диктуется социально закрепленными, объективными факторами, а именно: он осуществляется в условиях неподготовленного, непринужденного общения при непосредственном участии говорящих в речевом акте.

Далее ученые московской школы раскрывают два понятия: «носитель литературного языка» и «непринужденность общения».

Носителем русского литературного языка является человек, для которого русский язык — родной, который родился и вырос в городе (следовательно, этот фактор обеспечивает отсутствие влияния диалектов, о чем говорилось выше); с высшим образованием (этот параметр вводится для того, чтобы обеспечить условие владения нормами литературного языка).

Примечание. Наличие трех выдвинутых критериев должно было, по мнению ученых, очертить круг тех людей, которые владеют нормами литературного языка и неподготовленную устную речь которых в условиях непринужденного общения можно было записывать на магнитофонную пленку, чтобы затем исследовать именно как разговорную речь носителей литературного языка. Это, однако, не означает, что не могут встретиться люди, которые тоже овладели полностью литературными нормами, хотя и не соответствовали всем трем выдвинутым параметрам (например, родились и выросли в деревне или имеют только среднее образование.). Однако их речь, чтобы не нарушать чистоту эксперимента, не записывалась.

Непринужденность общения предполагает, что 1) между общающимися существуют неофициальные отношения; 2) отсутствует установка на официальный характер сообщения (например, если один студент, войдя в аудиторию, где собрались его товарищи по группе, с которыми он, естественно, находится в неофициальных отношениях, должен сделать официальное объявление: скажем, передать распоряжение от имени декана, относящееся к студентам всей этой группы, — то в этом случае второе требование будет нарушено); 3) в ситуации нет элементов, нарушающих непринужденность общения (например, непринужденность общения окажется нарушенной, если говорящие узнают, что поставлено техническое устройство, записывающее их речь). Следовательно, если речь подготовлена заранее или говорящие находятся в официальных отношениях, переход с кодифицированного литературного языка на разговорный не должен осуществляться. Вывод, к которому приходят ученые московской школы, таков: главным параметром, определяющим выбор из двух подсистем национального языка: кодифицированного литературного языка — КЛЯ или разговорной речи (языка) — РР, — является оппозиция: обществен­ная сфера/частная сфера коммуникации. Если сфера коммуникации общественная, то выбирается кодифицированный литературный язык (КЛЯ); если частная, то при неофициальных отношениях может быть использована PP. Но есть и промежуточные области, где могут быть использованы и КЛЯ, и РР; например, разгвор пациента с врачом, диалог на улице, т. е. когда говорящие незнакомы, но отношения между ними лишены подчеркнутой официальности.

Сравнение рассмотренных трех подходов к «разговорной речи» позволяет заключить, что у О.А. Лаптевой главным параметром, определяющим этот феномен, является параметр «устность», у О.Б. -Сиротининой и ее последователей — непосредственность общения, неподготовленность речи и устный характер общения, у Е.А. Земской и ее коллег — непринужденность речи, неофициальный характер отношений между общающимися. Очевидно, что, при всех различиях, есть то общее, что сближает эти подходы и позволяет однозначно определить тот центр, который всеми будет однозначно определен как «разговорная речь»: это непринужденная, неподготовленная, непосредственная устная речь носителей литературного языка в сфере частного, повседневно-бытового общения. Периферией РР явятся тогда профессиональные, научные, политические и т. п. разговоры в тех же условиях. В любом случае проявляется то свойство РР, которое выше было определено как тематическая неограниченность, а значит, оказывается возможным использование ресурсов всех функциональных стилей литературного языка, а также включение про­сторечных, жаргонных, профессиональных элементов и нарушение кодифицированных норм литературного языка.

§2.