Часть вторая падение железного грифона 2 страница

Ах, принцесса Лития! Пусть один из рыцарей Братства Порога, великолепный сэр Эрл полюбился тебе, но что такое человек – пусть он и первый красавец и самый доблестный рыцарь Гаэлона и всех Шести Королевств, – что такое человек по сравнению с эльфом? И что такое жалкая человеческая жизнь, ничтожно короткая и переполненная горестями и страданиями, от которых никуда не денешься, будь ты даже принцессой великого королевства, – по сравнению с бессмертием в эльфийских Тайных Чертогах?

Трое из Высокого Народа и счастливая принцесса собрались в путь, когда вдруг случилось то самое… Ужасное, неслыханное… Невероятное!

Рыцарь Братства Порога, один из трех призванных Ганелоном Милостивым в Дарбион; не блистательный сэр Эрл – нет, не здоровенный громила со светлыми волосами, заплетенными в длинные косы, неразлучный с огромным двуручником, укрепленным в наспинной перевязи, а другой – юноша, которого никто до этого не видел в доспехах и вооруженным, невысокий и худощавый, раньше даже мало походивший на рыцаря, а теперь облаченный в устрашающие черные латы, – вдруг преградил дорогу эльфам и сказал:

– Принцесса останется во дворце.

Иат находился тогда в толпе, робко лелея надежду улучить момент и подойти к кому-нибудь из Высокого Народа, и не поверил своим ушам. Как и все, кто слышал рыцаря. Ганелон, мгновенно перепугавшийся, послал гвардейцев остановить безумца.

Гвардейцы рыцаря не остановили. А эльфы… эльфы просто ушли. Не посчитав нужным покарать нечестивца.

И принцесса осталась во дворце.

То, что пережил Иат после всех этих событий, не поддается описанию. Как он клял себя за то, что не смог… не решился подойти к кому-то из Высокого Народа. Да, он ничтожный червь, недостойный даже дыханием своим оскорблять помещение, куда ступили эти существа – Высшие Существа. Но… вдруг? Вдруг судьба дала ему шанс исполнить свою мечту, а он этот шанс упустил?..

И еще. Иата с того самого дня, как эльфы ушли из Дарбиона, стал беспокоить мутный страх. Ведь Высокому Народу нанесли оскорбление! Страшное оскорбление! И оно не останется безнаказанным. Не может остаться, никак не может.

Что-то случится. Что-то чудовищное. Этот безумный рыцарь нарушил нечто важное, чего нарушать никак нельзя – так чувствовал Иат.

И не обманулся.

Вскоре взошла над небом Шести Королевств Алая Звезда. Она была знаком хлынувших на земли людей бедствий. В Дарбионском королевском дворце случился переворот. Так тщательно и искусно он был подготовлен, что даже Иат не сумел заранее распознать зловещую возню, хотя понимал: подобные вещи готовятся очень долго. Король Ганелон Милостивый был зарезан в собственной опочивальне. Как позже стало известно во дворце, правители остальных пяти Королевств были также убиты. Дворец в Дарбионе наполнился незнакомыми людьми – преимущественно магами. И несколько дней продолжались казни и убийства верных королю людей. Рыцари Братства Порога: сэр Эрл и светловолосый великан с двуручником хитрым обманом оказались заточены: один в своих покоях, второй – в тюремном подвале. Принцессу Литию, запертую в опочивальне, старательно охраняли. А того нечестивого безумца, оскорбившего Высокий Народ, заговорщики почему-то не тронули…

Иат затаился. Для многих во дворце он был человеком незначительно мелким и мог надеяться на то, что резня обойдет его стороной. Так и вышло. Кто станет обращать внимание на слугу? Боль утраты упущенного шанса немного притупилась. Иат решил обождать, понимая: какая бы ни была новая власть, у ее представителей тоже найдутся потаенные страсти, которые нужно будет обслуживать. Он не останется не у дел. Мечта его – когда-нибудь оказаться в эльфийских Чертогах, перейдя в разряд несбыточных, – окаменела на его душе тяжким грузом.

Но богам было угодно сжалиться над ним и обратить на него свой взор.

И через несколько дней после переворота в голове Иата чудесной музыкой зазвучал неведомый голос…

Да, так и произошло. Иат услышал голос, настолько прекрасный, что он просто не мог принадлежать человеку, услышал – хотя никого рядом с Иатом не было.

Он сразу понял, кому понадобился, кто говорит с ним, а когда понял, не удержался от светлых слез радости. В тот момент он находился один в своей каморке, но даже если бы стоял в окружении сотен людей – все равно не сумел бы не заплакать. Ведь это они… они просили его об услуге! А взамен давали ему право выбирать любую награду.

Высокий Народ, будто услышав его грезы (или на самом деле услышав?), обратился к нему, к Иату. Надо же: и Высокому Народу оказалось нужным его удивительное, редкое искусство. Выполнять особые поручения.

То, что просили сделать эльфы, не являлось очень трудным делом. Но и не было легким. Иат должен был вывести из Дарбионского королевского дворца троих рыцарей Братства Порога и принцессу Литию. Вывести так, чтобы никто потом не нашел никаких следов.

Иат вдохновенно принялся за дело. Но его вроде идеально составленный план едва не провалился. Рыцарям Братства Порога по несчастливой случайности взбрело в голову именно в этот день самостоятельно пробиваться из заточения. Они действительно оказались выдающимися воинами. Лучшими из всех существующих и из всех, когда-то живших; каждый из них стоил целой армии. Но даже такие воины вряд ли смогли бы уйти из дворца, наполненного гвардейцами генерала Гаера, вставшего на сторону заговорщиков и сумрачных чужаков-магов.

Иат все же сумел вывести и рыцарей и принцессу. Он привлек к своему делу двоих головорезов из Ночного Братства, которые провели беглецов по древнему подземному ходу из дворца к условленному месту – за городской стеной, где уже ждали четыре превосходных скакуна, а в седельных сумках Иат оставил порядочно золота, провизии и кое-какое оружие.

Учитывая непредвиденные обстоятельства, чуть не сорвавшие дело, все прошло более-менее гладко. С головорезами Иат потом расплатился – отравленным вином, потому что было сказано ему: не оставлять следов.

Расплатился и стал ждать обещанной платы. То, о чем он мечтал последние годы. То, о чем со слезами на глазах прошептал в темном одиночестве своей каморки, когда в голове его раздался голос из далеких и прекрасных Тайных Чертогов…

ГЛАВА 2

В доме деревенского старосты Укама садились ужинать.

Хозяйка, матушка Нана, раздобревшая от множества родов, несмотря на душный летний вечер укутанная в теплый платок, тряпичным шаром каталась по просторной горнице туда и обратно – от закута, где располагалась печь, к столу, длинному и массивному, будто гробница. Староста Укам самолично сработал этот стол, а все, что делал староста, было крепким, основательным и надежным. Одним из главных подтверждений этого был Карам, старший сын Укама, такой же рослый, необычайно широкоплечий и твердоскулый, как и отец. Младшие сыновья старосты: погодки Вара и Гаш, лишь немного уступали Караму ростом и силой. А вот единственная и любимая дочь Реша удалась Укаму лучше прочих детей. Реше было всего пятнадцать, а двадцатилетний Карам рядом с ней смотрелся сопляком.

Домашним хозяйством девушка не занималась – глиняные горшки и миски, как и рукояти ухватов и сковородок, были слишком хрупки для ее могучих рук. Что уж тут говорить о костяных иглах и шерстяных нитках… И рукоделью матушка Нана не смогла обучить Решу. Да девушка вовсе и не печалилась по этому поводу.

Кузнечное ремесло – вот что было тем единственным делом, к которому лежала душа Реши. Здешние земли издавна славились дремучими лесами. Еще прадед Укама гонял по этим лесам огров и лесных троллей, дед Укама вырубал вековые деревья, освобождая землю для пашен, а отец Укама сеял на отвоеванных территориях пшеницу, ячмень и просо. А вот гор поблизости не наблюдалось, а значит, не было и гномьих селений, поэтому местным жителям не у кого было покупать металлические изделия и приходилось изготовлять их самим.

И ковала Реша односельчанам лопаты, топоры, ножи и подковы: из заготовок, за которыми одна, без сопровождения мужчин ездила в ближайший город – Арпан. Когда-то Вара и Гаш ездили вместе с ней, но с тех пор, как однажды на глухой лесной тропинке им встретилась шайка залетных душегубов, Укам уверился в том, что охрана девушке не нужна совершенно. А Вара и Гаш еще долго с почтительным смехом пересказывали по деревне историю о том, как после короткой стычки, в которой они так и не успели принять участие, разбойники, вмиг растеряв наглость и оружие, с воплями ужаса бежали по лесу, прыгая через кучи бурелома. Ну… те из них, кто еще мог бегать…

Правда, лишь одно беспокоило старосту Укама в отношении его любимой дочери: близилось время совершеннолетия юной девы Реши, а достойного жениха у нее все не было. Откровенно говоря, в деревне Решу побаивались. Да и сама девушка на местных ухажеров смотрела свысока и в прямом, и в переносном смысле этого слова – самый долговязый из деревенских парней едва доставал Реше до подбородка!

В доме Укама любили поесть. А ужин в этой семье традиционно считался главной трапезой, когда нужно было плотнее набить животы, чтобы крепче спалось, ибо всем известно, что хороший сон и добрый слой жирка – основа здоровой и долгой жизни.

В тот вечер начали с ячменной похлебки, сдобренной гусиным салом. Укам шумно хлебал, запихивая глубокую деревянную ложку в густые заросли пегой бородищи, и грозно сверкал из-под косматых бровей в сторону Вары и Гаша, если те начинали пихать друг друга локтями, вспоминая какое-то недавнее забавное происшествие, и приглушенно гыгыкать. Вара и Гаш под взглядом папаши тут же смолкали, по опыту зная, что за этим последним предупреждением немедленно последует полновесный удар ложкой по лбу.

Карам сидел прямо и, подражая отцу, тоже время от времени бросал в сторону молодежи суровые взгляды. Правда, когда Реша водрузила в центр стола здоровенную доску, на которой исходил пряным паром целиком зажаренный молочный поросенок, Карам, забывшись, в нетерпении заклацал зубами и заерзал на лавке, протянув к поросенку ручищу. И тут же ложка папаши Укама звонко треснула его между глаз. И правильно: надлежало дождаться, пока женщины поставят на стол остальные блюда, сопутствующие главному, и усядутся сами, а потом уж продолжать ужин.

На столе одна за другой появлялись глубокие плошки с печеной репой, отварным белейшим картофелем и лепешками, политыми сметаной. В последнюю очередь матушка Нана втиснула между плошек пару кувшинов с кислым вином и опустилась по правую руку от хозяина. Слева от старосты села на жалобно скрипнувшую под ней скамью юная дева Реша.

– Ну-тка… – прокашлявшись, произнес Укам и вознес над поросенком тусклое лезвие ножа, готовясь отмахнуть себе изрядный кусок из особенно подрумяненной задней части.

В этот благословенный момент во дворе дома хрипло и громко залаял Волк – лохматая псина, размером с хорошего теленка. Укам нахмурился. Гостей он не любил, тем более таких, кто шляется по чужим дворам в то время, когда все добрые люди садятся ужинать. Впрочем, обеспокоился староста не сильно. Сейчас Волк доходчиво объяснит незваному пришляку, что для визита тот выбрал явно не добрый час…

Глухой удар оборвал лай. И тут же двор наполнился воющим визгом, таким перепуганно-жалобным, что даже трудно было поверить – это скулит побитым щенком грозный матерый Волк.

Никто из сидящих за столом не успел вымолвить ни слова, как вдруг дверь распахнулась и в горницу шагнул здоровенный детина, ростом и шириною плеч не уступавший, пожалуй, Реше и годами опередивший девушку, может быть, всего лет на пять.

Выглядел этот детина так, что с первого взгляда можно было определить в нем чужестранца. Добротные доспехи, выполненные из кожи неведомого животного, облегали его с ног до шеи; острые шипы, набитые на подошвы низких сапог с металлическими мысками, оставляли на древесине пола глубокие царапины, и дорожный плащ, пропыленный донельзя, волочился за ним следом. Белые длинные волосы незнакомца были заплетены в две ниспадающие на грудь толстые косы. Причем правая выглядела гораздо короче левой, точно ее обрезали…

Или обрубили в бою. Присмотревшись, Укам заметил на кожаных доспехах почерневшие следы крови, частые и обильные; на лбу детины темнела недавняя рана. Похоже было на то, что пару дней назад этот человек попал в нешуточную переделку. В руках у незнакомца была дубина, величиной с оленью ногу. Впрочем, войдя и мельком осмотревшись, он поставил дубину у двери.

– Мир дому вашему! – громыхнул детина, подходя к столу и обшаривая его цепким взглядом.

Вслед за этим он увесисто хлопнул по плечу начавшего приподниматься Карама, припечатав того к скамье, подмигнул по отдельности Реше и матушке Нане, сдернул с себя дорожный плащ и молниеносно скрутил из него узел. Потом, плотоядно осклабясь, ухватил поросенка и бросил его в узел.

У Вары и Гаша одновременно и одинаково вытянулись физиономии. Онемевший от наглости незнакомца Укам вскочил на ноги и с хриплым рыком почти по рукоять вогнал свой нож в стол.

– Не переживай ты так, папаша, – невозмутимо ссыпая в импровизированный мешок картошку, посоветовал детина. – Мы, почитай, третий день толком не ели. Вам только загашники стоит развязать, чтобы заново на стол собрать, а у нас…

Вара и Гаш кинулись на детину с интервалом в один вдох. Так как одна рука у незнакомца была занята узлом, а во второй он держал плошку с вареным картофелем, подскочивший первым Вара получил под дых окованным железом мыском сапога. Гаш с размаху рухнул на пол, споткнувшись о Вару.

–…а у нас уже давно кишка кишке стучит по башке, – договорил незнакомец.

Опустошив плошку, детина, будто наглядно иллюстрируя последнее свое высказывание, разбил ее о голову подоспевшего Карама, и тот, обалдело икнув, брякнулся на задницу.

Незнакомец пожал плечами в ответ на испуганный взгляд матушки Наны, словно хотел сказать: «Разве ж я первый начал? Я по-хорошему хотел…» – и смахнул в узел репу прямо с плошкой.

– Реша, – зарычал Укам, пятясь к печи, возле которой стоял ухват, – Реша, дочка! Шибани лиходею по маковке, чтоб на чужое добро пасть свою поганую не разевал. Шибани со всей силушки, как ты умеешь! Реша!

Но могучая Реша почему-то не спешила ввязываться в драку. Она сидела на своем месте и, зардевшись, застенчиво терзала передник. Видно, этому нахальному пришляку невольно посчастливилось тронуть в ее душе какие-то особые струны, чего до сих пор не удалось сделать ни одному из местных парней.

– Реша! – рявкнул опять старик Укам и тут только разглядел лицо дочери и все понял. – Ах ты ж… – захрипел он, первый раз в жизни озлившись на Решу. – Ах ты ж… шалава такая!

– Папенька! – вскинулась Реша.

– Ты, папаша, не прав вовсе, – заявил детина, деловито собирая в узел остатки того, что стояло на столе. – Нельзя погаными словами юную деву пачкать. Да и пристойно ли будет этакой красавице кулаками махать?

От этого высказывания Реша часто-часто захлопала ресницами и, должно быть, окончательно растерявшись, с треском выдрала из передника изрядный клок.

Укам взял в руки ухват, но перейти в нападение все не решался. Карам, держась за голову, поднялся, подался было в сторону детины, но тот, перехватив узел левой рукой, правой коротко ткнул Караму в зубы, и старший сын старосты полетел через всю комнату, при приземлении проломив тяжелым телом скамью.

Незнакомец огляделся, словно проверяя, не забыл ли еще чего-нибудь прихватить. Взгляд его зацепился за кухонный нож, воткнутый в столешницу; он шагнул к столу, отпихнув ногой хозяйскую скамью и без опаски повернулся спиной к вооруженному ухватом Укаму. Староста удачного момента не упустил. Размахнувшись, он изо всех немалых сил обрушил свое орудие на широкую спину незнакомца.

Звонкий удар – будто один великан другому отвесил пощечину – раскатился по комнате. Древко ухвата треснуло, и в руках Укама остался лишь короткий обломок, а детина только передернул плечами, словно его цапнул забравшийся под кожаные доспехи шершень.

– Ну, папаша, – несколько удивленно проговорил незнакомец, оборачиваясь с ножом в руке к ошалевшему Укаму. – Мечом меня били, копьем кололи, ножом пытались пырнуть, шестопером раз едва жизни не лишили… клыками грызли, шипами драли, щупальцами стискивали… Даже дубиной получал, бывало, но чтоб ухватом, да по хребтине…

Он подкинул нож под самый потолок и спустя один удар сердца ловко поймал его снова за рукоять. Цвет лица Укама мгновенно изменился с багрового до мертвенно-синеватого.

– Удивил, папаша, – закончил детина и сунул нож за пояс.

Староста сглотнул с такой натугой, будто проглатывал не слюну, а кусок глины в кулак величиной.

А незнакомец, выдув напоследок полкувшина кислого вина, перекинул разбухший узел на плечо и направился к выходу. У двери он помедлил для того, чтобы захватить с собой здоровенный топор. Великодушно оставив свою дубину, еще раз подмигнул Реше и скрылся в вечернем синем сумраке.

Тихо стало в горнице. Поэтому Укам прекрасно слышал, как незнакомец скорым шагом пересек двор и махнул через калитку. А потом дробно застучал, угасая постепенно, цокот лошадиных копыт.

Укам швырнул на пол обломок древка ухвата и затопал ногами. Поняв, что опасность миновала, не получивший никаких повреждений Гаш прекратил притворяться тяжелораненым и вскочил на ноги.

– Ух как он меня! – закричал Гаш. – Врасплох застал, гад! Да мы таперча всю деревню на этого головореза подымем! Да мы его из-под земли выроем и обратно зароем! Да мы!.. Скажи, Вара!

Брат ничего не сказал. Он все еще пыхтел на полу, пытаясь восстановить дыхание. Гаш обратился к Караму, но и тот только простонал что-то в ответ, ворочаясь в куче обломков, в которые превратилась длинная скамья.

– Угомонись, кузнечик! – рыкнул немного успокоившийся Укам на сына. – Деревню он подымать собрался… Слышал, что этот злодей сказал? «Мы почитай три дня не ели толком» – вот что он сказал! «Мы»! – понял ты? Видать, не один он… А ежели с ним еще десяток таких душегубов? А то и два десятка?.. Сядь и сопи в две дырки. Оглоед! Пень безголовый! Тухлятина!

Укам сделал паузу, чтобы передохнуть, а потом обрушить на Вару еще одну порцию ругательств, но тут ему на глаза попалась любимая дочь. Реша, упершись монументальными локтями в столешницу, уложив на мощные ладони подбородок, мечтательно уставилась в заоконную темень.

– Тьфу! – не подыскав нужных слов, сплюнул на пол Укам.

Лес был древним. Даже здесь, недалеко от опушки, деревья поражали своими размерами; обхватить ствол не самого большого из них вряд ли сумели бы пятеро взявшихся за руки взрослых мужчин. Кроны деревьев в этом лесу шумели на высоте полета птиц – глухо и вкрадчиво, будто перешептывались между собой. Мощные корни высоко вздымались из-под земли застывшими чудовищными змеиными кольцами и кое-где переплетались, образуя причудливые своды, под которые человек мог войти, не наклонив головы. Под этими сводами было темно, пахло сладкой листвяной сыростью, а землю покрывал густой и мягкий ковер серого мха.

Двое путников, юноша и девушка, сидели под деревом в укрытии свода корней, будто в уютном походном шатре. Невысокое пламя разложенного в ямке костра разделяло их, и синий лунный свет, рассеянный ветвями далеких крон, мельчайшей серебряной мукой осыпал переплетения корней над их головами. Неподалеку от костра журчала почти невидимая во мху струйка ручейка. У ручейка, устало всхрапывая, два скакуна со спутанными копытами объедали зеленые прутья древесной поросли.

Юноша, невысокий и худощавый, удобно скрестив ноги, сучком с острым сколом очищал от влажной земли крохотные, в полпальца размером, корешки, складывая очищенные на широкий лист лопуха. Он был одет в легкую дорожную куртку, длинные штаны из бычьей кожи и мягкие низкие сапоги; широкий кожаный пояс плотно охватывал его талию, и никакого оружия на этом поясе заметно не было. На вид юноше было не больше двадцати, но две совершенно седые пряди, ярко выделявшиеся на фоне длинных черных волос, обрамляли его лицо.

– Определить, ядовитые растения или съедобные, не так-то просто, – обращаясь к девушке, говорил он за работой, – потому что единого признака, по которому можно это сделать, вовсе нет. К тому же в разных растениях яд распределяется по-разному. У каких-то ядовиты только плоды, а цветки и листья безвредны. У каких-то наоборот: плоды можно есть, а до цветков и листьев даже дотрагиваться опасно. А у иных только корни употребляют в пищу, да и то – хорошенько отварив. Ядовитые растения нужно знать…

Девушка, закутанная сразу в два дорожных плаща, отчаянно боролась со сном. Она устремляла взгляд на юношу, пытаясь изобразить на лице внимание, но веки ее смыкались, и голова клонилась на грудь. В один момент усталость победила – длинная и мягкая тень ресниц упала на лицо девушки, губы приоткрылись… Но юноша безжалостно разбудил ее, приподнявшись и вытянув руку, чтобы дотронуться до ее плеча. Девушка вскинула голову. Капюшон плаща упал ей на плечи, и густая копна золотых волос засияла, казалось, ярче пламени костра. Только теперь стало видно, что девушка замечательно красива – красотою нежной и юной, будто едва-едва раскрывшийся цветок, не познавший еще ни слишком холодного ветра, ни чересчур жаркого солнца.

– Ваше высочество, – негромко, но настойчиво проговорил юноша, – вы задали мне вопрос, но ответа еще не получили.

– Да-да… – часто моргая, ответила золотоволосая. – Я… да… спросила…

– Я увидел, что мои слова летят мимо вас. Прошу меня простить, ваше высочество, но именно поэтому я взял на себя смелость прервать ваш сон. Итак, мы остановились на том, что ядовитые растения нужно знать. Многие легкомысленно считают, что, употребляя в пищу растения, которые поедают дикие животные, они не подвергают себя опасности. Это не так. Дело в том, что человек и животные неодинаково воспринимают яды…

– Сэр Кай! – неожиданно взмолилась девушка. – Пожалейте меня! Мы уже три дня в пути! Я так устала и так голодна, что едва жива. Я всего лишь спросила: уверены ли вы, что корешки, которые вы отыскали, не ядовиты… Я… сделала это… из учтивости, чтобы поддержать разговор…

– Вопрос звучал не так, – довольно строго произнес юноша, которого спутница поименовала сэром. – Вы спросили: как можно определить, ядовиты растения или нет? Вы задали вопрос. Следовательно, вы возложили на меня ответственность дать вам ответ. И взяли ответственность на себя: выслушать все, что я по этому поводу знаю.

– О милостивая Нэла… – пробормотала золотоволосая, сжав пальцами виски. – Да я ведь просто так спросила! Неужели нельзя просто так ответить?

Юноша внимательно посмотрел на нее. Пальцы его на протяжении всего разговора неустанно и ловко продолжали очищать корешки – на листе лопуха выросла уже порядочная кучка, а неочищенных осталось всего несколько штук.

– Рыцарю Болотной Крепости Порога недостойно просто так болтать языком, ваше высочество, – сказал он. – Я не могу оставить ваш вопрос без ответа – этого требует наш Кодекс чести. Вы ведь должны помнить: вы вольны задать рыцарю-болотнику любой вопрос. И будьте уверены, что получите честный и подробный ответ… Я не вправе оставить ваш вопрос без ответа, потому что не вправе нарушить ни единого правила Кодекса. Не отступать от избранного пути ни на самый ничтожно малый шажок – это Долг рыцарей Болотного Порога. Я здесь, с вами, ваше высочество, чтобы оберегать вашу жизнь, жизнь дочери короля Гаэлона: я поклялся делать это, покуда жив. Вы просили меня увезти вас из захваченного врагом Дарбионского королевского дворца, а я обещал доставить вас в Крепость Болотного Порога – и разве у вас мелькнула хоть тень сомнения, что в один прекрасный момент я нарушу данное мною в Дарбионе обещание?

Золотоволосая девушка – королевская дочь, принцесса, как стало ясно из слов сэра Кая, – молчала несколько ударов сердца, прежде чем ответить.

– Нет, – тихо сказала она наконец, – я уверена, сэр Кай, что этого не произойдет никогда.

– Почему же вы думаете, что в ответ на просьбу научить вас отличать ядовитые растения от неядовитых, я ничем не помогу вам? Я просто не имею на это права, ваше высочество. Поступи так, я уже не смогу считаться рыцарем Болотной Крепости Порога.

Принцесса потерла пальцами покрасневшие веки.

– Простите меня, сэр Кай, – произнесла она. – Я… очень устала, в этом все дело. Мы уже третий день пробираемся по глухомани, чураясь человечьего жилья, третий день питаемся лишь корешками, ягодами, грибами да жестким мясом лесных зверюшек и птиц… Я так хочу спать… Я прошу вас о снисхождении… Разве нельзя отложить наш разговор до завтрашнего утра?

– Если на то будет ваше желание, – неожиданно улыбнувшись, почтительно кивнул сэр Кай. – Но, ваше высочество, вам не удастся заснуть еще по меньшей мере три четверти часа.

– Что? – удивленно и испуганно вздрогнула золотоволосая принцесса. – Почему?

– Потому что я слышу, как лошадиные копыта стучат по мху и древесным кореньям. Сэр Оттар возвращается.

– Слава богам! – бледно улыбнулась принцесса. – Погодите… И я слышу, как кто-то сюда едет! Как вы думаете, сэр Кай, ему удалось раздобыть съестного?

– Да, – чуть помедлив, чтобы прислушаться, ответил сэр Кай. – Он порядочно нагрузил своего скакуна. К тому же я слышу металлическое звяканье. Сэр Оттар нашел оружие.

– Не могу отделаться от мысли, что вы используете магию, – сказала заметно оживившаяся принцесса. – Разве обычному человеку под силу только по едва слышимому стуку копыт определить такое?

– Ни крупицы магии, – ответил сэр Кай. – Умение слышать и видеть – это основы искусства контролировать мир вокруг себя. Это первое, чему учат в Болотной Крепости Порога. Это первые шаги на пути к обретению истинного мастерства воина. Я запомнил стук копыт лошади Оттара, когда он отъезжал в деревню, и для меня этот звук отличается от того, что я слышу сейчас, так же сильно, как для вас… к примеру, беспечное мурлыканье кошки от ее же рассерженного шипения.

«Вот бы и мне так научиться», – чуть не произнесла золотоволосая, но вовремя прикусила язык.

Скоро на поляну, заранее широко улыбаясь, выехал детина – тот самый, возмутительнейшим образом прервавший мирный ужин семьи деревенского старосты Укама. Как видно, это он носил имя, непривычное уху жителей центральных земель великого королевства Гаэлон – Оттар. Такое имя могло принадлежать выходцу с далекого Севера, скорее всего, подданному Утурку, Королевства Ледяных Островов, славившегося своими свирепыми воинами.

– Гляди-ка, брат! – крикнул Оттар сэру Каю, демонстрируя громадный топор. – Ого?!

– Ого, – подтвердил Кай.

– Ваше высочество! – обратился к золотоволосой принцессе верзила, стаскивая с седла мешок. – Славное нас сегодня пиршество ждет!

Он протиснулся под сводами корней и принялся выкладывать к костру снедь на широкие листы лопуха, которые рвал тут же, под деревом.

– Наконец-то по-человечески пожрем… – сладострастно приговаривал он за своим занятием, – то есть простите, ваше высочество, покушаем. А то видано ли: особу королевской крови пичкать всяким дерьмом… то есть простите, ваше высочество, гадостью всякой, листиками и корешками. И оружием к тому же разжились. У меня аж сердце радуется! Где ж это видано, чтоб рыцарь Северной Крепости Порога да с голыми руками по лесам да буеракам бегал?! Да и делов-то было всего – зайти и взять. Эти крестьяне тупоголовые только глазами похлопали…

– Так ведь и ты похлопал, – проговорил рыцарь-болотник без укоризны и без насмешки, просто констатируя. – Я вижу, без этого не обошлось.

Оттар с деланым смущением хмыкнул и потер левой ладонью костяшки пальцев правой руки, на которых еще видны были следы от крепких крестьянских зубов. Принцесса, увлеченная видом и запахом жареного мяса, кажется, не обратила никакого внимания на фразу Кая.

– Не обошлось, ага, – с удовольствием согласился Оттар и, подняв поросенка за задние ноги, одним мощным движением разорвал его надвое. – Эва, какой… маленький. А я такой голодный, что быка бы съел – прямо с рогами и копытами…

Протянув принцессе лист лопуха, на котором громоздились шматы мяса, обложенные картофелем и прикрытые сверху лепешкой, северянин, не удержавшись, втянул слюну и молвил:

– Не обессудьте, ваше высочество, что так, по-простому-то…

– Вот уж и не подумаю, сэр Оттар, – откликнулась повеселевшая принцесса, принимаясь за еду.

Оттар тяжело брякнулся рядом с болотником и сразу же загреб в обе руки лепешек.

– Никогда не едала такого вкусного мяса, – проговорила принцесса, активно действуя острым сучком, который передал ей сэр Кай. – От всей души благодарю вас, сэр Оттар!

Северянин, умудрившийся за доли секунды набить рот до отказа, замотал головой, ожесточенно двигая кадыком.

– Не меня… благодарить нужно, – с усилием выговорил он, – а… брата Кая… Наконец-то сподобился разрешить мне… наведаться к людям.

Сказав это, Оттар обеими руками крепко ухватил поросячью ногу и вонзил в еще горячее мясо крупные белые зубы. Процессу поглощения пищи северянин отдавался целиком – под толстым кожаным панцирем упруго двигались могучие бугры мышц; изредка Оттар взрыкивал и встряхивал головой, будто огромный пес, терзающий кость. Даже удивительно было, как это худощавый юноша, сэр Кай, мог что-то запрещать или разрешать такому здоровенному верзиле?

Покончив с поросячьей ногой, Оттар довольно икнул и утер вспотевший лоб.

– Деревня довольно большая и богатая, – утолив первый голод, обратился он к Каю тоном, заметно отличным от того почтительно-дурашливого, которым разговаривал с принцессой. Теперь северянин говорил серьезно, будто желая продемонстрировать важность начавшейся беседы, – так армейские сотники докладывают генералам о расположении войск противника. – Должно быть, недалеко отсюда город. Соваться туда уж точно не стоит. Наверняка там приготовлена нам достойная встреча. Небось всю городскую стражу соберут по тревоге…