Глава 16 судебная контора. мартин и князь сенжер 4 страница

Глаза Алисы, сиявшие не меньше глаз самого Ананды, выражали её полное понимание глубочайшего смысла сказанного. В поведении матери, ей предписанном, она видела почти единственную для леди Катарины возможность выработать самообладание, хоть как-то воспитать себя. И вместе с тем она ни секунды не сомневалась в том, что жестокое разочарование, даже отчаяние должна чувствовать сейчас её мать, всю жизнь ненавидевшая хозяйство, порядок в доме и тот упорный, мелкий труд, который с этим связан. Она лихорадочно придумывала, какие бы заманчивые стороны этой работы, которой можно было бы отблагодарить лорда Бенедикта за всё, показать матери.

В душе леди Катарины образовалась какая-то пустота. Она поняла, что в том состоянии смятения, в каком она теперь живет, она ни на что не годна. Слова Ананды проникли ей в сердце. В нем уже не было привычной лжи. Пасторша вынуждена была признаться себе, что слёзы её были слезами запоздалого сожаления. Теперь только она увидела мужа таким, каким его видели другие. Браццано больше не занимал никакого места ни в её сердце, ни в мыслях. Муж и Алиса представлялись её открывшимся духовным глазам какими-то новыми людьми, и в ней просыпалось новое чувство. В ней зарождалась сила жить, поддерживаемая этими непривычными для неё образами, и она пускала ростки в самой глубине сердца. Одно только знала твёрдо леди Катарина: что не будет протестовать против назначенного ей Анандой. Но как взяться за этот труд, она знала так же мало, как дровосек о тонкостях скульптуры.

Мать и дочь встретились взглядами. Ни слова не сказали они, но обе поняли, что о старой жизни леди Катарины и речи быть не может. Всегда возмущавшаяся, когда муж указывал ей на необходимость труда, пасторша думала сейчас только о своей неопытности и полной неприспособленности к предстоящей ей задаче. В прежнее время она и не подумала бы послушаться и встать с постели. При малейшем нездоровье она оберегала себя чрезвычайно. Теперь же, чувствуя себя совсем разбитой и обессиленной, она немедленно стала одеваться. Помощь Алисы, казалось, давала ей новые силы. Она видела теперь в дочери не девочку-подростка на побегушках, не швею, необходимую в доме, но подругу, в сердечном участии которой не сомневалась.

- Мама, вы не думайте, что всё это хозяйство так сложно. Во-первых, вам самой не придется бегать по рынку или стоять у плиты. Здесь есть отличный повар и экономка. Вам надо будет только вести весь дом, следя за расходами, и заказывать всё то, что лорд Бенедикт будет считать нужным. Обычно он сам отдавал Дории краткие и точные указания.

- Ах, детка, я так боюсь лорда Бенедикта! Ничего кроме благодеяний я от него не вижу. Но когда оказываюсь в его присутствии... Я знаю, что защищена, и всё же, когда о нём думаю, меня пронизывает страх. Я как карлик перед великаном, всё вспоминаю, как его глаза приклеивали мои ноги к полу. Ну как я войду к нему за распоряжениями? Если бы ты знала, как у меня сжимается сердце. Знаю, что надо жить по-новому. И не могу понять, как свести концы с концами за целый месяц. Сколько раз твой отец просил меня об этом, заводил мне тетради, показывал, пытался помочь, а я только хохотала и вырывала листы. И ничего-то я не умею.

- Я буду помогать вам, дорогая. Да и Дория не оставит вас, пока не обучит всему.

Алиса помогла матери расчесать её густые, прекрасные волосы, такие теперь серые, а не бронзовые, как прежде, и, заглянув матери в глаза, сказала:

- Если вы любите сейчас папу, мамочка, то вы непременно все сумеете. Ведь не только ради Дженни, но и для спокойствия папы вам надо в работе найти себе оправдание. Мы вместе будем трудиться. Сейчас мне надо идти играть. Я знаю, что скоро вернётся Дория, которая сейчас сидит с экономкой. Попробуйте прислушаться к тому, что они делают, а вдруг это и не покажется вам трудным.

Поцеловав мать, Алиса спустилась вниз. Леди Катарина всё же не решилась вмешаться в дела Дории без её приглашения. Да и чувствовала она себя такой слабой, что с трудом дошла до кресла. В первый раз в жизни она подумала, что кроме пустых романов на родном языке она ничего не читала, что и здесь она не шибко-то грамотна, а по-английски пишет с грубыми ошибками. Она подошла к книжной полке и взяла первый попавшийся ей том Шекспира. Открыв "Гамлета", которого она, к стыду своему, никогда не читала, она принялась за чтение, поджидая Дорию.

Между тем в кабинете лорда Бенедикта шёл разговор между хозяином, его прибывшими друзьями и Анандой. О чём именно они говорили, никто из обитателей дома не знал. Через некоторое время лорд Бенедикт позвонил и приказал вошедшему слуге позвать Николая и Дорию. Когда они оба пришли, то увидели, что все присутствующие были в длинных белых одеждах, похожих на индусское одеяние.

- Мой друг, - обратился сэр Уоми к Николаю. - Я видел Али и привёз тебе письмо и вот этот хитон. Он просит выполнить все его указания, их ты найдёшь в письме, а также принять в своём доме в Америке одного из его друзей, которого ты немного знаешь. Помнишь ли ты того немого, что жил в горах, где ты впервые повстречал Али? Речь идёт о нём.

- Я не только вижу перед собой молчаливого, любезного хозяина сакли, но до сих пор помню оставленное им впечатление. Мне чудилось, что этот молчальник вовсе не немой, так продолжаю думать и сейчас. Но всё равно, в каком бы виде ни желал Али поселить его в моём доме, наша с Наль радость будет огромна, и всё, что пошлет нам жизнь, мы разделим с ним. Одно только - и это известно вам, сэр Уоми,- ни у меня, ни у Наль нет ничего. Мы пришельцы в доме нашего друга и отца Флорентийца. Но всё, что нам даётся, мы разделим с гостем Али.

- Считай, Николай, что в Америке я буду твоим гостем, - сказал Флорентиец. - И разговаривай, как хозяин и глава дома.

- Можешь ли ты, - продолжал сэр Уоми, - дать приют не только немому, который теперь отлично научился говорить, но и помочь группе людей, которые вместе с ним приедут к тебе от Али? Желаешь ли ты лично помочь им организовать маленькое ядро, сердцевину твоей будущей общины? Желаешь ли ты стать во главе этих людей и создать нечто вроде небольшого культурного посёлка, куда через шесть-семь лет могли бы приехать уже многие? Обдумай ответ.

Надо подготовить такую высококультурную ячейку, чтобы приехавшие сразу нашли возможность влиться в коммуну, где были бы раскрепощены от давящей дух собственности. И где труд на земле был бы облегчён до максимума. Чтобы каждый из членов твоей общины мог свободно работать, делая то, что выберет из любви именно к этой форме труда.

- Если бы я думал много часов, всё равно не мог бы придумать слова, в которые вылилась бы моя радость, сэр Уоми. Одно могло бы меня смутить: если бы я был менее смиренным и колебался в моей верности Али, я думал бы над тем, достоин ли я этой чести. Но я знаю, что иду так, как видит и ведёт меня мой Учитель.

- У меня также будет к тебе просьба, - сказал князь Сенжер. - Я хотел бы теперь же послать с тобой двух учеников, очень образованных инженеров-механиков. Я дал им задание по технической разработке новых летательных аппаратов. Ты сам крупный математик, так что в этой части они будут обеспечены помощью. Я просил бы тебя, если ты захочешь мне помочь, создать им все условия для научной работы, а через несколько времени я пришлю к тебе ещё партию рабочих, которых тоже прошу принять в члены новой общины. И сам я через год-другой приеду к тебе ненадолго, так как очень интересуюсь развитием механики в этой области.

Вообще, Николай, если ты не отказываешься взять на себя эту нелёгкую задачу организации уголка жизни на новых началах, при новом понимании, что такое "воспитанный человек", как говорит об этом твой последний труд, то Флорентиец, едущий с вами, тебе во всём поможет, - снова сказал сэр Уоми.

- Для организации музыкальной стороны жизни у тебя будет Алиса, а для целей воспитательных ревностным помощником тебе будет Наль. Потом приедут Сандра и Амедей, которому придется изучать строительное дело. Сандра же, со своей всепоглощающей памятью, изучит в короткое время всё, что будет необходимо для агрономии. Сейчас они не поедут, так как на первых порах у тебя под началом должны быть абсолютно выдержанные люди, занятые определённым трудом.

Это пока всё, что я могу тебе сказать. Далее Али будет сноситься непосредственно с тобой и Флорентийцем. Он решил подойти очень близко к этому делу и будет уделять тебе столько времени и забот, сколько тебе потребуется. Что же касается выбора места и времени, когда ты сможешь принять людей, о которых я и Сенжер тебя просили, это уже дело твоё и твоего помощника Флорентийца. Помни, друг, что именно ты должен стать главою нового дела и взять на себя всю ответственность.

Сэр Уоми подал Николаю два объёмистых письма с крупным, чётким почерком, в котором он тотчас же узнал дорогой ему почерк Али, и два больших пакета, один из которых предназначался Наль.

- Теперь, друг Дория, речь пойдёт о тебе, - сказал князь Сенжер. - Твоё бескорыстие и деятельная энергия всё последнее время убедили нас, что для тебя настало время действовать более масштабно. Тебе даётся поручение. Оставаясь подле Ананды, ты должна выполнить самостоятельно несколько дел в борьбе с Браццано и его подручными. Не имея понятия о том, чьё имя скрыто под псевдонимом Бенедикт, Браццано решил, что здесь не потребуются большие силы, и прислал тех, кто мог обольстить пасторшу и Дженни. Зная хорошо леди-мать, Браццано выведал у неё всё, что ему нужно было знать о её дочерях. Но расчёт был сделан им легкомысленно, в чём убедились все, кого он сюда прислал.

Мы уедем лишь после того, как проводим в дорогу Флорентийца и всех, кого он решит взять с собой. Ты же останешься с Анандой здесь, и на твоём попечении будет пасторша. Я знаю, как трудна тебе эта ноша: колебания и вечный страх пасторши будут всё время мешать тебе и нарушать в тебе самой устойчивость и гармонию. Но, видишь ли, нет такого места во Вселенной, где мог бы уединиться человек, желающий жить для общего блага. Нельзя нигде спрятаться от суеты и людских страстей. Нельзя искать покой и мир для себя в какой-то внешней отъединённости от всех и тишине. Но должно и можно стойко стоять среди житейских бурь; можно ясно видеть везде и в каждом единственную силу - Жизнь, и тогда гармония твоя не разрушится.

Этого человек достигает, когда интересы его поднялись выше его собственной личности, когда он сливает каждый свой вдох с жизнью Вселенной.

Закаляйся подле пасторши; своею скорбью, суетой, слезами и постоянным качанием маятника вверх и вниз она стоит целой толпы. Не думай о том, как мелки или ужасны её переживания; заботься только о том, чтобы научиться быть такой стойкой, что она утихала бы подле тебя.

Ласковость, какая-то особенная величавая вежливость исходили от Сенжера. Он посмотрел на Дорию, ещё раз ей улыбнулся и продолжал:

- Теперь, когда ты, друг, по опыту поняла, какой тяжестью ложится нарушенный учеником обет на его водителя, ты останешься подле Ананды, чтобы стать для него тем верным помощником, на которого он сможет положиться как на точного и немедленного исполнителя его указаний. Будь мужественна до конца. Ты вовсе не должна быть неотлучно при Ананде. Ученик больше всего помогает Учителю не тогда, когда живёт и действует подле него, в непосредственном общении и физической близости. Но когда созрел для полного самообладания и может быть послан один в гущу людей, в пучину их страстей и скорбей. И в эти периоды разлуки с Анандой ты, не обладающая ни сверхсознательным слухом, ни зрением, всегда будешь иметь весть от своего Учителя, весть точную, переданную непосредственно от него.

Ты смотришь удивлённо, и всё твоё существо выражает один вопрос: "Как?" Более чем просто. Нужно - и муравей гонцом будет. Никогда не обращай внимание на то, кто подал тебе весть. Разбирайся в том, какая пришла к тебе весть.

Первая из задач твоего самовоспитания сейчас - гнать от себя тоску, иногда тебя посещающую. Гони её, но не от мысли, что в ней нет творчества, что каждый, кто с тобой в этот час встретился, неизбежно поглотил частицу волнения и подавленности из окружающей тебя атмосферы. Гони тоску любя, понимая, какая огромная сила льётся из тебя, если в чаше сердца твоего не застряло ни единой соринки людской скорби - ты вылила всё в чашу Ананды.

Только тогда, когда в твоём сердце мир и тишина, ты можешь вложить всё собранное тобою за день человеческое горе в чашу Учителя. Только в этом случае твой огонь Вечного не зачадит, не мигнёт, заваленный человеческими страстями. Не мигнёт, но соприкоснётся с пламенем Ананды, и доброта его освежит страдающих и пошлет им помощь.

Вбирая в себя мутную волну земного дня, иди в подлинной простоте и покое. Старайся не поддаваться предрассудку сострадания, требующего сочувственных слёз, поцелуев, объятий. Но живи, истинно сострадая, то есть стой в мужестве и бесстрашии и неси огонь сердца так легко и просто, как идёт всякий, знающий о жизни вечной и её движении. Тогда поклон твой огню встречного будет непрерывным током в тебе труда Ананды.

Обняв Дорию, князь Сенжер увёл её в свои комнаты. Ананда вышел с Николаем, чтобы переговорить с Алисой о вечерней музыке. Лорд Бенедикт и сэр Уоми вызвали к себе Сандру и Амедея.