Борьба эстетических воззрений
Роль Симона Ушакова в утверждении стиля московской школы искусства, ставшего общенациональным русским стилем, трудно преувеличить. С 1664 г. вплоть до своей кончины он, обладавший многогранным мастерством, работал в Оружейной палате. Он был художником и ремесленником, чертёжником и рисовальщиком, живописцем и иконописцем.
Для осуществления всех своих замыслов в церковной сфере искусства Ушакову необходимо было не только заручиться поддержкой влиятельных лиц, но и постоянно отстаивать правомерность нового подхода к иконописи. Тут он нашёл соратника в лице своего друга, изографа Иосифа Владимирова. Иосиф защищал Симона от нападок консервативных "знатоков" церковной живописи. В своём трактате на эту тему Иосиф, в частности, восстаёт против отсталых взглядов на церковное искусство, высказанных сербским архидиаконом Иоанном Плешковичем, и берёт под защиту живопись иноземцев: хотя и "маловернии, но обаче многих святых апостол и пророк на листах и на стенах тщательно изображают". Автор рекомендует почитать и принимать в православные храмы достойные произведения иностранцев.
В своих рассуждениях Иосиф Владимиров стоит на почве древних русских традиций и постоянно ссылается на "Стоглав" — сборник постановлений Московского церковного Собора 1551 г., считавшийся официальным документом, устанавливавшим каноны того времени. Тем не менее Иосиф опровергает существовавшее в России и на Балканах убеждение, что нельзя ввозить из-за границы священные изображения (эта традиция возникла в России во второй половине XVII в.). Обращаясь к своему противнику и называя его "новым иконоборцем", он пишет: "Неужели ты скажешь, что только одним русским дано писать иконы и только одному русскому иконописанию поклоняться, а от прочих земель икон не принимать и не почитать? Ты только так мудрствуешь; а если хочешь разуметь, то знай, что в иностранных землях такой стяжательный нрав к любомудрию, наипаче же премудрому живописанию прилежит, что не только Христов или Богородичен образ на стенах и на досках живоподобно пишут, но и на листах печатать искусны".
Для русского иконописца XVII в. подобные воззрения были чрезвычайно смелыми, ведь в храмы допускались только иконы, написанные православными мастерами, на работы иностранных художников смотрели как на "еретические". "Вопроси отца твоего, — продолжает в своём сочинении Иосиф Владимиров, — пусть тебе скажет, пусть скажут тебе и старцы твои, что во всех наших христиано-русских церквах все утвари священные, фелони и омофоры, пелены и покровы, и всякая хитроткань, и златоплетенья, и каменье дорогое, и жемчуг, всё это от иноземцев приемлешь, и в церковь вносишь, и престол и иконы тем украшаешь, а ничто скверно или отметно не нарицаешь!"
Симон Ушаков был рад поддержке соратника, протестовавшего против рутинного и ремесленного производства икон в России и выразившего симпатии в пользу лучшего, что было в художественной жизни Запада. Около 1667 г. Ушаков, в свою очередь, в виде косвенного ответа на послание Иосифа Владимирова, опубликовал трактат о живописи под названием: "Слово к люботщателям (любителям. — А. Н.) иконного писания".
Не следует, однако, полагать, что новое направление в иконописи продолжало развиваться без помех. В том же 1667 г. вопрос о новшествах в церковной живописи разбирался на Московском Соборе, и его решением было запрещено изображать Бога Отца в виде Старца (Саваофа) — на том основании, что Его никто никогда не видел. (Это изображение перешло на Русь в XVI в. из западной иконографии.) Но, несмотря на все запреты, западные новшества разными путями внедрялись-таки в русскую церковную живопись.
Яркий пример западного влияния в церковной сфере — увлечение мистериями, охватившее в то время высшее московское общество. В 1672– 1675 гг. при дворе Алексея Михайловича под руководством немецкого пастора Грегори с успехом разыгрывались библейские и исторические сюжеты "Эсфирь", "Товия-младший", "Юдифь", "Иосиф Прекрасный" и др. Образцом для этих спектаклей в значительной мере служили популярные в XVII в. в Германии торжественные действа (Haupt und Staatsaction). Декорации же были написаны придворным художником-иностранцем "преоспективным письмом", что было в то время новинкой.