Прямо- и криволинейные розетки (1—2.2.0), -прямолинейные сетки (1.3.0) 7 страница

Технологию исполнения последних С. В. Иванов не описывает, но к термину «мозаика» вводит дополнение — «стачивание». Каково его содержание, остается лишь предполагать на основе косвен­ных данных. У эвенков соседнего с северо-восточными палеоазиа­тами этноса бытовали «сухарики» в виде полосы меха с ритмич­но прорезанным ворсом, вставленной в шов изделия таким обра­зом, чтобы она накладывалась на контрастную по цвету цельную полосу меха. При такой технологии «сухарики» действительно пред­стают как результат саморазвития меховых кисточек. В этом слу­чае орнаменты из чередующихся темных и светлых квадратиков меха у обских угров и нганасан, с одной стороны, и у палеоазиа­тов, с другой, отражают линию синстадиального развития.

В-третьих, у народов крайнего северо-востока фиксируется меховая мозаика в виде сшивания разноокрашенных кусочков ме­ха (но не равнозначных орнаментальных половин, создающих единую ленту, как у обских угров и нганасан). Подобным образом создаются «сухарики» и шахматные узоры, ряды из треугольни­ков, шевроны и другие мотивы )[см.: Чубарова Л. И., Смолиц-кий В. Г., 1983]. В изготовлении одежды у указанных народов фиксируются реликтовые формы традиции сборного меха [см.: Прыткова Н. Ф., 1976]. Если обнаружится генетическая связь между меховой мозаикой и сборным мехом в творчестве палео­азиатов, то правомерным окажется вопрос либо о конвергентное™ развития декоративных традиций у палеоазиатов, обских угров и северных самодийцев (нганасан), либо об общем древнем суб­страте, определившем данную линию художественной эволюции. В последнем случае вновь следует обратиться к западносибир­ской этно-кулыурной общности эпохи неолита. В ее формирова­нии как в целом, так и в частных проявлениях на уровне куль­тур исследователи отводят существенное место восточносибирско­му компоненту [Чернецов В. Н., 1973; Матющенко В. И., 1973].

В какой бы плоскости ни был решен вопрос о факторах, об­условивших сходство простейших мозаичных узоров на меху у па­леоазиатов, северных самодийцев (нганасан) и обских угров, сте­пень близости орнаментального творчества у последних двух эт­нических образований гораздо выше, чем у двух первых, так как она базируется на сопоставимости ролей меховой мозаики в об­щем декоре, полном совпадении технологии и па общности прин­ципов создания вторичных бордюрных форм, что отражается в едином облике последних.

Рассмотрев северосамодийские и палеоазиатские параллели, вернемся к истории становления обско-угорской орнаментики.

Ее второй этап — это время кардинальных изменений и бур­ного развития, которое, однако, не утрачивает черт преемствен­ности. Продолжается развитие орнаментации на меху и бересте,

активно и с размахом входит в декоративную сферу вышитое узорочье на домотканом холсте. На область мозаичных бордю­ров приходится центр орнаментальных экспериментов, во многом определивших этническую специфику обско-угорского декоратив­ного творчества.

Суть происходящих качественных изменений может быть охарактеризована как соединение, сплав орнаментальных форм, наработанных на первом этапе, с иной, зигзагово-треугольной бордюрной структурой. «Сухарики» и производные от них полосы с отростками, Г-, F- и крестообразные мотивы выступают в роли элементов. Будучи скомпонованы в соответствии с требованиями новой бордюрной организации, они дают начало ранее неизв^ест-иым формам. Облик мозаичных узоров меняется принципиальным образом — возникают непрерывные бордюры I и II разрядов. Их появление существенно корректирует правила формирования мозаичных лент, которые ведут свое начало со времени первого этапа. Сохраняется непрерывность орнаментальной линии, прямо-уголы-юсть и соразмерность всех ее изгибов,, равенство фона и узора, равно как и обеспечивающие его симметрические харак­теристики: боковые оси симметрии и центральная плоскость либо центральная ось.

, Но под воздействием зигзагово-треугольной структуры сту-пенчато-сть орнаментальной линии заменяется на зигзаг, а основ­ной строительной единицей становится квадратик, поставленный не на основание, а на угол, и именуемый в литературе ромбом. После того как обновленные правила закрепляются в сознании мастериц и на кончиках их пальцев, под эти предписания под­гоняются орнаменты с квадратно-прямоугольной структурой. Зигзагообразный контур приобретают Г- и Т-образные фигуры, составляющие III разряд непрерывных обско-угорских бордюров. Подчеркну одно существенное обстоятельство: отработка нова-ционных орнаментальных форм осуществляется не на меху, а на рыбьей коже и ровдуге.

Так, в рамках второго этапа происходит становление того круга мозаичных мотивов, что послужат базой для большого ко­личества разнообразных и сверхсложных вторичных форм. Ос­новные правила построения непрерывных бордюров обнаружат завидную стабильность, и лишь во второй половине Х'Х в. наме­тятся робкие отступления от них. Благодаря этой жестко.й рег­ламентирующей роли канонов мозаичные орнаменты хантов и манси сохраняют свою цельность, самобытность и превращаются художественный автограф, оставленный народами на истори­ческом полотне и запечатлевший этнический почерк авторов.

Узорная обработка бересты на втором этапе получает такой мощный творческий импульс, что по своим художественным досто-

инствам становится вровень с мозаичными орнаментами. Ее раз­витие в целом протекает в русле тех же новационных процессов, что затронули мозаику, и под сильным воздействием последней, но вместе с тем обнаруживает и известную самостоятельность, а также преемственность с первым этапом.

Наиболее прочной связующей ниточкой служит сохранение медвежьей тематики и усиление в ней орнаментального начала. Контурность линии трансформируется в двойной контур с допол­нительной прорисовкой, а голова и лапы оформляются в мозаич­ном стиле — в виде простейшего мотива-развилки. Этот мотив содержит в себе одновременно и структурные, и элементные рост­ки, которые позднее сольются в четкий орнаментальный алгоритм. Согласно ему будет наращиваться сложность лап-узоров, пока они не поглотят само изображение и не превратятся в свободную орнаментальную композицию. Все это будет много позднее, но основы подобных орнаментальных метаморфоз закладываются в недрах второго этапа.

Самым существенным новшеством, во многом определившим облик современного берестяного декора хантов и манси, стало проникновение в узорочье зигзага с асимметричными отростками на сторонах. Он оказывается тесно увязанным с ширококонтурной манерой выскабливания. Возможно, здесь не обошлось без влия­ния орнаментальной раскраски на ровдуге, технология которой предполагает ширококонтурность. Может быть, сказалось и обя­зательное для мозаики правило равенства площадей фона и узора. В роли отростков выступают различные фигуры: простые полосы и полосы с отростком, Г-образпые, утолки с соединительной пере­мычкой, крючковидные. Мотив зигзага с крючковидными отрост-камн в своем наиболее лаконичном варианте обнаруживает явное сходство с андроновской орнаментацией. В обско-угорском бе­рестяном декоре он проходит длительный путь трансформации, в ходе которой включает в свой состав сложные мозаичные фи­гуры, порой почти заглушающие сам крючковидный отросток.

Но при этом хорошо прослеживается орнаментальная преем­ственность. Полоса с отростком и Г-образные дополнения к зиг­загу навеяны мозаичной орнаментикой. И со временем эта связь становится все более очевидной: Г-образный элемент приобретает вид сложной меандровой фигуры и отличается от своего мозаич­ного аналога лишь отсутствием зубчатой орнаментальной линии. Общая направленность эволюции мотивов, построенных на осно­ве зигзага с асимметричными отростками, заключается в нара­стании сложности отростка. Последний не только подчиняет себе, но порой и полностью вытесняет зигзаг. Собственно зигзаг и зиг­заг с симметричными отростками плохо приживаются среди бере-

стяного- узорочья. .Данные мотивы обнаруживают лишь локальный приоритет. -•;.:. ;•:: ~

;•--•'Важное .-место, в берестяном декоре занимают узоры, компо­зиционно родственные зигзаговым. Они строятся на основе ромби-ческо-треугольного каркаса и имеют облик ромбов с уголками между ними. Оформление элементов испытывает значительное воздействие со стороны мозаики: стороны ромбов принимают вид полос с отростками, а уголки — «заячьих ушек», одного из наи­более популярных мозаичных -мотивов. Отличительная особен­ность обско-угорских ромбических бордюров на бересте — узор­ное заполнение не внутреннего пространства ромбов, а внешнего за счет усложнения уголков или отростков на их сторонах. Ром­бы с уголками также прочно связаны с ширококонтурной мане­рой выскабливания.

Береста, особенно в сочетании с техникой выскабливания,— очень благодатный для орнаментальных экспериментов матери­ал. Она не предъявляет жестких требований к исполнительской манере и характеру мотивов. Для нее равновозможны контурность и ширококонтурность, прямо- и криволинейность. И тем не ме­нее орнаментальные постулаты, заложенные на втором этапе раз­вития, во многом обусловили ее современную специфику. Наибо­лее существенные изменения оказались связанными с внедрением криволинейности и расширением изобразительной тематики. Но данные нововведения охватили не весь обско-угорский массив.

На второй этап приходится становление вышитых орнаментов, что связано с «продернутой» техникой (керем ханч). Круг харак­терных для нее мотивов также строится на основе зигзага. Ком­поновка узора предполагает либо расположение элементов в его изгибах (чаще это симметричные фестоны из треугольного ряда), либо продление вершины с помощью асимметричного Г-образного отростка. Существенна роль мотивов в виде декоративных угол­ков-шевронов, которые можно трактовать как вторичную форму зигзага с Г-образной вершиной, пропущенного сквозь жернова сложных симметрических преобразований. Все эти разновидности узоров обнаруживают прямое сходство с андроноидными орна­ментами.

Близость начального этапа становления обско-угорской вы­шивки декору андроноидной керамики не ограничивается только общностью мотивов. Возможно, она отражает более глубинное взаимодействие орнаментальных традиций. На эту мысль наводят технические характеристики керем ханч — односторонней счет­ной глади. Узор возникает из диагональных параллельных линий, которые, состоят .из отдельных стежков, наполовину смещенных Друг относительно друга. Данной технике близка более ранняя разновидность счетной глади — шитье набором. Стежок кладет-

ся то поверх, то снизу ткани, но узор также может строиться из диагональных линий со смещенным стежком. Очевидно, визуаль­ное сходство техник послужило причиной их смешения в работе Т. Вахтер. Она описывает керем ханч как шитье набором, но при­веденные ею иллюстрации изнаночной стороны вышивки опровер­гают подобную характеристику [Vahter Т., 1953. Т1. 26:/, 2]. Де­ло в том, что отличительная особенность шитья набором, обуслов­ленная технологически,— зеркальное отображение узора на изна­ночной стороне. При односторонней счетной глади проявление этого показателя менее заметно. Шитье набором — древнейший вид шва у многих народов. Технологически оно копирует движе­ние нити утка при переплетении ее с нитями основы в процессе

тканья.

В свете изложенного представляет интерес трактовка истоков андроновского орнамента. Все исследователи едины во мнении, что это — не керамика. Однако далее позиции авторов расходят­ся, -и возникновение орнамента относят к аппликации из меха и кожи [Грязнов М. П., 1956; Кузьмина Е. Е., 1986], мозаике на мягких материалах [Чернецов В. Н., 1948], плетеным и ковровым изделиям [Зотова С. В., 1965]. В качестве веского довода в поль­зу последнего предположения приводится соответствие системы построения андроновских геометрических узоров принципам ор­наментального конструирования на указанных изделиях. Дейст­вительно, прямоугольное переплетение нитей основы и утка объ­ясняет излом орнаментальной линии под углом в 90° и параллель­ное или перпендикулярное расположение отростков относительно сторон зигзага, а особенности древнейших техник вышивки и узорного ткачества технологически создают зеркальность узора и изнанки и возможность перехода фона и узора, друг в друга. Все эти черты свойственны андроновской орнаментации. Следст­вием прекрасного наложения андроноидных узоров на особенности построения тк'аных орнаментов является их преимущественное существование именно в указанной технике у многих народов Вос­точной-Европы и Средней Азии [см.: Климова Г. Н., 1989].

Перечисленные доводы позволяют предполагать определяю­щее влияние андроновских орнаментальных черт на становление обско-уторской вышивки. Не только набор орнаментальных моти­вов, но и сама идея возникновения вышивки могла быть навеяна носителями андроновских традиций. Но это указывает и слож­ность самих мотивов при отсутствии их упрощенных вариантов уже на начальном этапе развития вышивки.

Таким образом, второй этап в развитии обско-угорского ор­наментального искусства можно -с полным правом назвать решаю щим. Именно в его недрах формируются традиции узорной обра­ботки меха и бересты, ставшие основой всей последующей орна

ментальной эволюции, происходит становление нового вида деко­ративного творчества — вышивки. Второй этап сохраняет многие черты своего предшественника: бордюрную организацию орнамен­та, прямолинейность, строгую геометрию форм, элементный и сю­жетный состав. Наряду с этим этап отмечен печатью модернизма, затронувшего основу построения узоров — композицию. На сМену квадратно-прямоугольной пришла зигзагово-треугольная и близ­кая ей ромбически-треугольная. Значительно возрос фонд орна­ментальных мотивов. В него вошли: зигзаг с асимметричными от­ростками, фестоны из треугольного ряда, декоративные уголки-шевроны, ромбы с уголками, а также новационные формы, пред­ставленные в мозаике. В значительной части специфика второго этапа обско-угорского орнаментального генезиса проясняется при обращении к ковровым узорам андроновской керамики. У послед­них обязательной частью композиции является горизонтальный зигзаг, а мотивы в своем большинстве возникают в результате присоединения к его сторонам и вершинам асимметричных Г-об-разных и крючковидных отростков, окаймленных фестонами из треугольников [Зотова С. В., 1965].

Как видим, интерпретация своеобразных черт второго этапа вновь высвечивает проблему соотношения обско-угорской орна­ментики с андроновским керамическим декором. Историография вопроса ведет свой отсчет от работы В. Н. Чернецова (1948), ос­новные положения которой разделил и дополнил С. В. Иванов (1963). Суть предложенной ими концепции заключается в подходе к андроновской орнаментации как основе, из которой произросли обско-угорские узоры: ленточные (т. е. мозаичные, по В. Н. Черне-цову) и частично мозаичные, вышитые и выскобленные — по С. В. Иванову. Данное положение надолго утвердилось в науке, не получая дальнейшей разработки, но и не подвергаясь крити­ческому анализу [см.: Могильников В. А., 1973; Хлобыстин Л. П., 1976; Елькина М. В., 1977]. В последнее время, однако, намечает­ся иной подход к концепции Чернецова — Иванова прежде всего среди археологов [Кокшаров С. Ф., Ермакова Н. Н., 1992; Мо-лодин В. И., 1995]. Это связано с накоплением нового материа­ла, для которого она порой превращается в прокрустово ложе. Думается, что решать проблему истоков обско-угорского орна­мента неправомерно без учета особенностей его исторического раз­вития, воссоздаваемого на основе этнографических данных. Поэто­му на проблеме соотношения андроновской и обско-угорской ор­наментации следует остановиться подробнее.

В сводных таблицах В. Н. Чернецова (1948. Табл. VI) и С. В. Иванова (1963. Рис. 100), отражающих общность указанных орнаментов, значительное место отведено «сухарикам» и меандру, т. е. Г-образным мотивам. Как было показано выше, данные мо-

тивы логично вписываются в общий контекст первого этапа ор­наментального развития.- Их возникновение- 'Детерминировано эволюционным развитием традиции сборного- меха, корни .которой уходят в западносибирский неолит. Поэтому нет оснований при­числять указанные мотивы к андроновскому комплексу и на их основе вслед за С. В. Ивановым (1964) вести речь о широком влиянии андроновских традиций на творчество обских угров н других народов Западной Сибири.

Наклонные полосы, зигзаг, ряды из треугольников, ромбы, также включенные в андроноидный комплекс [Иванов С. В., 1963. Рис. 100], принадлежат к числу простейших исходных мотивов, конвергентное становление которых может охватывать различ­ные территории и народы. В Западной Сибири подобные орнамен­ты известны с неолита в Сургутском Приобье [Чемякин Ю. П., 1989; Матвеева Н. П., 1990], в Северном Зауралье [Стефа­нов В. И., Кокшаров С. Ф., 1990], в Прииртышье, на р. Конде [Стефанова Н. К., Кокшаров С. Ф., 1988], в Притоболье [Кова­лева В. Т., 1986]. Территория, генетически связанная с формиро­ванием андроновских культур, предположительно включает в себя южные районы Западной Сибири. Так, в полосе пограничья тайги и лесостепи между Уралом и р. Тобол прослеживается сложение андроновского (федоровского) орнаментального комплекса еще в доандроновскую эпоху [Косарев М. Ф., 1983]. Лесостепное Притоболье подключается к очагу становления другой андронов-ской культуры — алакульской [Потемкина Т. М., 1983]. С пози­ций подобных гипотез тождественность вышеперечисленных не­сложных геометрических мотивов в андроновской и северотаеж­ной среде может быть возведена и к древнему сибирскому субст­ратному компоненту доандроновского периода.

Как видим, круг андроноидных узоров, выделенных В. Н. Чер-нецовым и С. В. Ивановым в обско-угорском декоративном твор­честве, значительно сузился. В нем остаются главным образом мотивы, основанные на зигзаге с асимметричными Г-образными и крючковидными отростками на вершине и на сторонах, а также гирлянды из треугольников и мотивы в виде развилки. При соот­несении различных орнаментальных традиций друг с другом сле­дует учитывать не только близость мотивов, но и общие принципы

их построения.

С точки зрения указанных критериев не вызывает сомнения тождественность с андроноидными орнаментами основного узор­ного ядра обско-угорской вышивки в начальный период ее ста­новления. Зигзаг как композиционная основа; асимметричные отростки на вершинах и фестоны в изгибах как средство орна­ментального конструирования; сложные формы сходных мотивов, отвечающие этим требованиям,— все это недвусмысленно свиде-

тельствует о сильнейшем влиянии андроновских орнаментальных стереотипов на южные группы обских угров. Центры этнического районирования вышивки приходятся на• восточных манси- и юж­ных хантов, т. е. на территорию Прииртышья в районе рек Конды и Демьянки. В последние века II тыс. до н. э. Прииртышье вхо­дит в огромнейший массив андроноидных культур, охватывающий юг зауральской западносибирской тайги и отчасти смежную пред-таежную полосу. В Зауралье формируется андроноидная черкас-кульская культура, а с Прииртышьем связана сузгунская, впи­тавшая в себя местную и южную андроновскую традиции. В начале I тыс. до н. э. наблюдается еще одна волна южных воздействий — черкаскульско-ирменская [Косарев М. Ф., 1983]. Следовательно, сильнейшие позиции андроновских традиций в обско-угорских вы­шитых орнаментах объяснимы исходя из исторической событий­ности, воссоздаваемой по археологическим источникам.

В узорах, выскабливаемых на бересте, андроноидные черты проступают значительно слабее, чем в вышивке. Самым нагляд­ным их проявлением служат бордюры в виде зигзага с асиммет­ричными отростками на сторонах. Лучше всего они сохраняются в Сургутском Приобье, но со временем трансформируются в слож­нейшие мотивы, насыщенные конфигурационно за счет мозаичных элементов. В берестяном декоре северных групп обских угров в роли асимметричного отростка часто выступает сложная меанд-ровая фигура. Ее возникновение есть результат эволюции Г-образ-ного мозаичного узора, оформившегося в доандроновское время. Возможно, андроноидные орнаменты повлияли на направленность его развития. В этом случае инновационно не возникновение эле­мента, а его последующая орнаментальная обработка. Зигзаг с отростками в виде крючков и сложного меандра — это формы проявления широко представленной на обско-угорской бересте асимметричной зигзагово-треугольной структуры. Как было по­казано выше, она имеет древнейшие и автохтонные для Западной Сибири черты и в эпоху бронзы локализуется в Сургутском Приобье.

Следовательно, воздействие андроноидных традиций выража­ется в ее наполнении новыми и модернизированными элементами, которые тщательно фильтруются с учетом их соответствия доан-дроновским канонам. Очевидно, вследствие расхождения с по­следними в берестяном узорочье не находят отражения симмет­ричные андроноидные мотивы, построенные на зигзаге и включаю­щие в себя гирлянды из треугольников. Проникновение этих ор­наментов запечатлела на себе керамика [см.: Матющенко В. И., 1974. Табл. 12]. Если к сказанному добавить серию бордюров из ромбов с уголками, также пронизанную сибирской архаикой, то на таком орнаментальном фоне нельзя вести речь об определяю-

щем влиянии андроноидных традиций на берестяное узорочье

обских угров.

Проблематично выделение андроноидных черт в мозаичных бордюрах. Элементный состав данных орнаментов формируется в северотаежной среде в рамках первого этапа орнаментального генезиса. Истоки зигзагово-треугольной структуры одноз'начно определить сложно. И здесь нельзя исключать андроновского воздействия. Как мотив зигзаг архаичен для западно-сибирской территории, однако как композиционная основа, упорядочиваю­щая расположение элементов в мотиве, он чужд начальному эта­пу развития м-озаичных узоров. Переход от одной композицион­ной заданности к другой — от квадратно-прямоугольной к зигза­гово-треугольной— вряд ли правомерно объяснять саморазвитием орнаментальной системы: слишком различны их проявления. Между мозаичными бордюрами первого и второго этапов проле­гает дистанция огромного размера. К тому же у северных групп обских угров наблюдается лучшая сохранность мозаичных форм, связанных с первым этапом, а у нганасан они в значительной мере определяют орнаментальное своеобразие и в XX в. То есть по ме­ре удаления от центров интенсивных этнических контактов осла­бевает проявление черт второго этапа, связанных с мозаичными бордюрами, а в условиях изоляции они не вырабатываются вовсе, о чем свидетельствуют материалы по нганасанам.

Необоснованно ограничиваться и предположением о перене­сении рассматриваемой структуры из выскабливаемого декора в мозаичный. Для первого характерен асимметричный зигзагово-треугольный каркас бордюров, а его симметричная разновидность появляется значительно позднее. Симметричных бордюров, по­строенных на зигзаге, нет среди окаймляющих узоров, которые хранят наиболее древние черты, а среди основных они не отме­чены печатью обско-угорского единства. Преобразования мозаич­ных бордюров, наоборот, предполагают в качестве структурной основы симметричный зигзаг. Он диктует правила построения ис­ходных мотивов первого разряда. И лишь по мере их развития и конструирования новых форм подключаются асимметричные фи­гуры, бытующие на бересте в виде зигзага с отростком и с вхо­дящими уголками, соединенными перемычкой. Они служат базой для возникновения непрерывных бордюров второго разряда. С его оформлением усиливаются позиции асимметрии и в мозаич­ных орнаментах. Исходя из сказанного наиболее логично предпо­ложение о том, что идея симметричной зигзагово-треугольной композиции подсказана андроновской орнаментальной традици­ей, но она оказалась услышанной благодаря местным канонам, подготовленным к ее восприятию: мотивам в виде зигзага на ке-

рамике и асимметричной зигзагово-треугольной структуре на бе­ресте.

Таким образом, на втором этапе развития обско-угорских ор­наментальных традиций на бересте и меху значительно сильнее звучат местные архаичные черты, чем южные андроновские. Чтобы завершить рассмотрение вопроса, связанного с их соотно­шением, следует очертить, хотя бы гипотетически, ареал взаимо­действия указанных традиций. Сильное перекрестное влияние вы­скобленных мозаичных узоров на ранней стадии их оформления позволяет вести поиск совместной территории становления орна­ментики современного вида для бересты и меха.

Этнографические данные по этому поводу немногословны, но все же содержат в себе весьма ценные указания для избранного исследовательского направления. Рассмотрим их. Во-первых, ор­наментированная береста, обнаруживающая наиболее близкие параллели с андроновской орнаментацией, фиксируется в Сургут­ском Приобье, па реках Юган и Тромъеган.

Во-вторых, отработка новационных форм в мозаике осуществ­лялась не на меху, а на ровдуге и рыбьей коже. У северных групп обских угров мозаичные узоры бытуют на меху, а у восточных они реализованы в выскабливании и раскраске на бересте, так как меховая мозаика не характерна для данного этноподразделения. Вместе с тем наличие всех базовых форм и созданных на их ос­нове сверхсложных оригинальных модификаций свидетельствует о прекрасном знании восточными хантами искусства орнаменталь­ной мозаики. Оно воплощалось не на меху, применительно к ко­торому утвердилась традиция декоративного сшивания маленьких кусочков, а на ровдуге и рыбьей коже. У обитателей р. Юган вплоть до настоящего времени сохранялась ровдужная мозаика, наполненная узорами сложной конфигурации. Орнаментированная рыбья кожа у данной группы не отмечена, но косвенные данные не противоречат ее былому существованию: большая роль ры­боловства в хозяйстве; использование рыбьей кожи при пошиве одежды и утвари; налим как один из видов добываемой рыбы, из кожи которого изготавливались мозаичные узоры [см.: Vah-ter Т., 1953]. То есть мозаика у восточных хантов развивалась на тех материалах, что являются исконными для мозаичных орна­ментов современного вида, и лучше всего их архаичное состояние отражают юганские материалы.

В-третьих, фольклорная память восточных хантов именно с Васюганом и Юганом связывает исконную территорию своих предков — «арэх ях», «первобытных хантов» [Лукина Н. В., 1976 а]. Занятия «народа из преданий»: охота на лосей, рыболов­ство, отсутствие домашних оленей — объясняют, почему в каче­стве материалов для мозаики использовались ровдуга и рыбья

кожа. Таким образом, этнографические материалы отдают пред­почтение Сургутскому Приобью как территории, где при участии андроноидных элементов происходило становление черт, опреде­ливших орнаментальное своеобразие обских угров.

Теперь соотнесем этнографические выкладки с археологиче­скими построениями. Район Среднего Приобья в период финаль­ной бронзы и раннего железа неизменно оказывается в центре внимания, когда речь заходит о соотношении андроноидной и та­ежной орнаментики. С ним связывают как проникновение «андро-ноидного комплекса» в искусство местных племен '[Косарев М. Ф., 1972, 1974], так и независимое становление в таежной зоне меанд-ровых узоров [Кокшаров С. Ф., Ермакова Н. Н., 1992].

Томско-Нарымское Приобье в период бронзы занимает елов-ская (еловско-ирменская) культура. Вопросы, связанные с ее становлением и последующей трансформацией, хронологией и границами неоднозначно трактуются исследователями [Матющен-ко В. И., 1969, 1973 а, 1974; Косарев М. Ф., 1969, 1972, 1973, 1974 и др.]. Однако присутствие в культуре андроновского ком­понента и последующее сильное воздействие на нее андронов-ских племен не вызывают сомнения. Оба автора солидарны и в том, что в северной части еловского ареала интенсивность взаи­модействия местных и андроновских черт значительно меньше, чем на юге. Отражением этого служит постепенное затухание в се­верном направлении геометризма на керамическом декоре.

Васюганье — пограничный рубеж между Нарымским и Сур­гутским Приобьем — также включает андроноидную окраску в свою культурную палитру, являясь в эпоху бронзы одним из центров формирования еловской культуры [Кирюшин Ю. Ф., Малолетко А. М., 1979]. Проникновение сюда различными путя­ми скотоводческого населения дает всплеск геометрического анд-ро'ноидного орнамента [Кирюшин Ю. Ф. и др., 1979 а]. Право­бережье Сургутского Приобья входит в пределы досягаемости андроновских традиций в ранний железный век [Васильев Е. А., 1978], о чем свидетельствуют усложненные геометрические эле­менты в орнаментах [Елыкина М. В., 1977]. Следы контактов с южнотаежными племенами фиксируются в барсовской куль­туре, складывающейся в Сургутском П'риобье в последней четвер­ти II тыс. до н. э. и существующей до раннего железного века [Чемякин Ю. П., 1989]. Нижнее Приобье в эпоху поздней бронзы демонстрирует развитие местной гребенчато-ямочной традиции [Васильев Ё. А., 1982; Косарев М. Ф., 1991].

Сургутское Приобье, таким образом, оказывается буферной зоной между северотаежной линией развития, не осложненной иноэтничными вливаниями, и крайним форпостом андроновских традиций в лице еловской общности на юге. Промежуточное по-

ложение региона хорошо объясняет приглушенность андроыовской тональности в его культурных чертах, прослеживаемую по архео­логическим и этнографическим материалам. Оно же ведет к по­ниманию тех исторических процессов, что сокрыты в механизме формирования обско-угорских мозаичных бордюров на втором этапе их генезиса.

Напомню, что орнаментоведческая схема базируется на син­тезе элементов, становление которых происходит в северотаежных районах Западной Сибири, н зигзагово-треутольной бордюрной композиции, наиболее ярко проявившей себя в андроновской ор­наментации. При этом нельзя упускать из виду и серьезное влия­ние автохтонных среднеобских черт, выражением которых являют­ся асимметричные зигзагообразные узоры на бересте.

Культурная экспансия из северной части Обского бассейна связана с племенами атлымской культуры — носителями тради­ций крестовой керамики. В конце II тыс. до н. э. культура лока­лизуется в Нижнем Приобье, а ее керамика отмечена следующи­ми чертами. Основными элементами орнамента служат круглая ямка и различные вариации оттисков крестового штампа. Наибо­лее распространенный орнаментальный мотив — ритмично чере­дующиеся пояса плотно поставленных отпечатков косого креста и круглых ямок. Довольно часто пояса ямок заменены зигзагами, треугольниками, ромбами, выполненными крестовым штампом другого вида [Васильев Е. А., 1982].