Нам остается лишь одно – стать скрягами в отношении энергии, добывая ее любыми доступными способами везде, где только возможно. 3 страница

Представление о том, что им будет манипулировать старый индеец совсем не нравилось нагуалю, но пришелец был непреклонен и не оставил ему другого выбора, кроме как выполнить его просьбу.

Дон Хуан заверил меня, что старый индеец нисколько не преувеличивал своих притязаний. Оказалось, что он является одним из магов древности, одним из тех, кто известен как бросивший вызов смерти. По всей видимости, он прожил вплоть до того времени, используя только ему известные методы воздействия на свою точку сборки.

Дон Хуан сказал, что происшедшее тогда послужило основой для заключения соглашения, к которому присоединились все шесть нагуалей после Себастьяна. Бросивший вызов смерти сдержал свое слово; в обмен на энергию, взятую от всех этих людей, он вознаградил каждого даром силы. Себастьян вынужден был принять такой дар и сделал это вопреки своей воле; он был поставлен в такое положение, где у него не было выбора. Однако все последующие нагуали после Себастьяна с готовностью и гордостью принимали этот дар.

Дон Хуан завершил свою историю, сказав, что позже бросивший вызов смерти стал известен как арендатор. И на протяжении более чем двух столетий нагуали линии дона Хуана соблюдали условия этого соглашения, создав символические отношения, которые изменили направление и конечную цель их линии.

Дон Хуан не потрудился объяснить, что же было дальше в этой истории, но у меня осталось странное ощущение ее подлинности, которое взволновало меня больше, чем я мог вообразить.

– Как ему удалось прожить так долго? – спросил я.

– Этого никто не знает, – ответил дон Хуан. – Все, что мы знаем о нем с тех пор, – это то, что он сам нам рассказывал. Именно бросившего вызов смерти я и расспросил о древних магах, и он сказал мне, что наиболее плодотворный период их деятельности был три тысячи лет назад.

– Откуда ты знаешь, что он говорил правду? – спросил я.

Дон Хуан покачал головой как-то удивленно, если не с отвращением.

После того, как столкнешься лицом к лицу с непостижимым неизвестным где-то там, – сказал он, показывая вокруг себя, – перестаешь носиться с мелочной ложью. Мелочная ложь – это удел тех, кто никогда не видел того, что находиться там, ожидая их.

– Что ждет нас там, дон Хуан?

Кажущийся безобидным, его ответ привел меня в такой ужас, которого не вызвало бы во мне даже описание самой страшной вещи.

– Нечто абсолютно безличное, – сказал он.

Он, должно быть, заметил, что страх разрывает меня на части, и изменил мой уровень осознания так, чтобы мой испуг прошел.

Несколько месяцев спустя в моих сновидениях произошла странная перемена. В своих снах я начал получать ответы на вопросы, которые я собирался задать дону Хуану. Но наиболее странным было то, что это стало происходить со мной и в часы бодрствования. Однажды, когда я сидел за письменным столом, я получил ответ на мысленный вопрос о реальности неорганических существ. Я видел неорганические существа в сновидении так много раз, что уже начал думать о них как о реальности. Я вспомнил, что даже прикасался к одному из них, находясь в полунормальном состоянии сознания в пустыне Соноран. Периодически в своих снах я проскальзывал в миры, которые едва ли могли быть порождением моего воображения. Я хотел наилучшим образом кратко сформулировать этот вопрос для дона Хуана. Для себя я сформулировал его так: если согласиться с тем, что неорганические существа так же реальны, как и люди, то где они существуют в материальной структуре вселенной?

Сформулировав для себя этот вопрос, я услышал странный смех. Такой же смех я слышал в тот день, когда столкнулся с неорганическим существом. Вполне человеческий голос сказал мне:

– Их мир существует в некотором особенном положении точки сборки, – сказал он. – Так же, как твой мир существует в обычном положении точки сборки.

Меньше всего на свете мне хотелось начинать разговор с бестелесным голосом, поэтому я вскочил на ноги и выбежал из дома. Мне пришла в голову мысль, что я схожу сума. К моей коллекции волнений добавилось еще одно.

Голос был столь ясным и внушительным, что не только озадачил, но и испугал меня. Я с трепетом ожидал дальнейших появлений этого голоса, но этого не происходило. При первой же представившейся возможности я обратился с вопросом к дону Хуану.

На него это не произвело никакого впечатления.

– Ты должен понять раз и навсегда, что такие вещи обычны в жизни мага, – сказал он. – Ты не сходишь с ума; ты просто слышишь голос эмиссара сновидения. Пройдя через первые и вторые врата сновидения, сновидящий достигает такого энергетического порога, когда у него начинаются видения или он слышит голоса. Фактически, это не много голосов, а только один. Маги называют его голосом эмиссара сновидения.

– Что такое «эмиссар сновидения»?

– Чужая энергия, обладающая сознанием и имеющая целью помогать сновидящим своими рассказами. Для эмиссара сновидения характерно, что он может сказать лишь то, что маги уже знают или должны знать, если считают себя магами.

– Утверждение, что это чужая энергия, обладающая сознание, совершенно ничего мне не говорит, дон Хуан. Какого рода эта энергия – дружелюбная, враждебная, положительная, отрицательная, – какая?

– Она в точности такая, как я сказал, – чужая. Безличностная сила, которую мы превращаем в личностную, поскольку она обладает голосом. Некоторые маги безгранично верят ей. Они даже могут видеть ее. Или, подобно тебе, они попросту слышат ее как мужской или женский голос. Этот голос может объяснять им суть происходящего, и они чаще всего воспринимают сказанное им как священный совет.

– Почему некоторые из нас воспринимают его как голос?

– Мы видим или слышим его, потому что удерживаем наши точки сборки в некотором новом положении; чем устойчивее это положение, тем стабильнее наше ощущение эмиссара. Остерегайся! Ты можешь увидеть и почувствовать его даже как обнаженную женщину.

Дон Хуан рассмеялся над своим собственным замечанием, но я был слишком испуган, чтобы веселится.

– Способна ли эта сила материализоваться? – спросил я.

– Конечно, – ответил он. – Все зависит от того, где находится точка сборки. Но в любом случае, если ты можешь оставаться достаточно отрешенным в его отношении, ничего плохого произойти не может. Эмиссар останется тем же, чем он является, – безличной силой, которая воздействует на нас вследствие того, что точка сборки фиксирована в определенном месте.

– Его советы безопасны и благоразумны?

– Его слова нельзя считать советами. Он лишь говорит нам, что есть что, а мы сами уже делаем из этого выводы.

Затем я рассказал дону Хуану о том, что голос поведал мне.

– Это в точности соответствует тому, что я тебе только что говорил, – заметил дон Хуан. – Эмиссар не сказал тебе ничего нового. Его утверждения были правильными, но тебе только казалось, что он открывает для тебя что-то новое. Эмиссар просто повторял тебе то, что ты уже знаешь.

– Боюсь, что я не знаю всего того, что он говорил, дон Хуан.

– Да нет же, знаешь. Ты уже сейчас знаешь бесконечно больше о тайне вселенной, чем предполагает твой здравый смысл. Это наша человеческая слабость – знать о тайне вселенной больше, чем мы подозреваем.

Я был в восторге от того, что сам, без всякой помощи со стороны дона Хуана, испытал настолько невероятный феномен. Мне хотелось узнать об эмиссаре побольше. Я начал расспрашивать дона Хуана, слышал ли он когда-нибудь голос эмиссара.

Он перебил меня и, широко улыбнувшись, сказал:

– Да, конечно. Эмиссар говорит и со мной. В юности я обычно видел его в обличии монаха в черной сутане. Этот болтливый монах каждый раз пугал меня до смерти. Позже, когда мой страх стал более управляемым, он превратился в бестелесный голос, который говорит мне обо всем и по сей день.

– О чем он говорит, дон Хуан?

– Обо всем, на чем я фокусирую свое намерение, о вещах, за которыми я не хочу следить сам. Например, о подробностях, касающихся поведения моих учеников. Что они делают, когда меня нет поблизости. В частности, он говорит мне и о тебе. Эмиссар рассказывает мне обо всем, что ты делаешь.

После этого мне сразу же стало неинтересно разговаривать об этом дальше. Я отчаянно пытался придумать какой-нибудь вопрос на другую тему, в то время как дон Хуан хохотал во все горло.

– Является ли эмиссар сновидения неорганическим существом? – спросил я.

– Лучше будет сказать, что эмиссар сновидения – это сила, которая приходит к нам из мира неорганических существ. По этой причине сновидящие всегда сталкиваются с нею.

– Ты имеешь в виду, дон Хуан, что каждый сновидящий слышит или видит эмиссара?

– Слышит эмиссара каждый, но лишь немногие видят или ощущают его.

– Ты можешь это как-нибудь объяснить?

– Нет. Кроме того, меня на самом деле не волнует эмиссар. Однажды мне пришлось сделать выбор, уделять ли внимание неорганическим существам и тем самым идти по стопам старых магов или отказаться от этого. Мой учитель, нагуаль Хулиан, помог мне решиться на этот отказ. И я ни разу не пожалел о своем решении.

– Как ты считаешь, мне тоже следует отказаться от неорганических существ, дон Хуан?

Он не ответил мне; вместо этого он объяснил, что мир неорганических существ всегда продолжает обучать нас. Вероятно, это так потому, что неорганические существа обладают более глубоким сознанием, чем наше, и испытывают потребность опекать нас.

– Я не вижу никакого смысла в том, чтобы становиться их учеником, – добавил он. – За это приходится слишком дорого платить.

– Как именно?

– Нашими жизнями, энергией, преданностью им. Другими словами, нашей свободой.

– А чему они учат?

– Всему, что характерно для их мира. Точно так же мы бы учили их – если бы могли это делать – тому, что имеет отношение к нашему миру. Их метод, однако, заключается в том, чтобы рассматривать наше эго в качестве показателя того, в чем мы нуждаемся, и в соответствии с этим обучать нас. Крайне опасное занятие!

– Я не понимаю, почему это должно быть опасным.

– Если кто-то выяснит запросы твоего эго со всеми его страхами, жадностью, завистью и прочим, и станет обучать тебя тому, как удовлетворить это ужасное состояние бытия, – как ты думаешь, каков будет результат?

У меня больше не было возражений. Мне показалось, что я отлично понял причины его неприятия неорганических существ.

– Проблемой древних магов стало то, что они научились чудесным вещам, но, руководствуясь при этом низменными эгоистическими побуждениями, – продолжал дон Хуан. – Неорганические существа стали их союзниками, и с помощью рассчитанных примеров они обучили древних магов множеству чудес. Ничего не меняя в своей основной природе, древние маги шаг за шагом обучались копированию действий, исполняемых их союзниками.

– Существуют ли такие взаимоотношения с неорганическими существами в наше время?

– Я не могу дать тебе точный ответ. Скажу лишь, что не могу представить себя в подобных взаимоотношениях с ними. Такие пристрастия ограничивают наш поиск свободы, потому что поглощают нашу энергию. Для того, чтобы по-настоящему следовать примеру своих союзников, древние маги были вынуждены жить в мире неорганических существ. Для того, чтобы совершить столь продолжительное путешествие в их мир, требуется колоссальный объем энергии.

– Ты хочешь сказать, дон Хуан, что маги древности могли существовать в тех мирах так, как мы существуем здесь?

– Не совсем так, но, несомненно, они как-то жили там: они сохраняли при этом свое самосознание, свою индивидуальность. Эмиссар сновидения становился самым необходимым существом для этих магов. Если маг желает жить в мире неорганических существ, то лучшим гидом для него является эмиссар, он обо всем рассказывает, склонен обучать и направлять.

– Ты бывал когда-нибудь в мире неорганических существ, дон Хуан?

– Бесчисленное количество раз. Так же, как и ты. Но сейчас нет смысла говорить об этом. Ты еще не счистил весь мусор со своего внимания сновидения. Мы поговорим об этом мире как-нибудь в другойраз.

– Мне кажется, дон Хуан, что ты либо не одобряешь, либо не любишь эмиссара?

– Я и не одобряю, и не люблю его. Он принадлежит к другому настроению, настроению магов древности. Кроме того, его поучения и рекомендации в нашем мире бессмысленны. И за эту бессмыслицу эмиссар требует от нас огромнейших затрат энергии. Когда-нибудь и ты согласишься со мной. Вот увидишь.

Дон Хуан произнес эти слова таким тоном, что я уловил в них скрытую убежденность в моем несогласии с ним в отношении эмиссара. Я уже был готов спросить его о своей догадке, как вдруг в своих ушах услышал голос эмиссара.

– Он прав, – сказал голос. – Я нравлюсь тебе, потому что ты не находишь ничего плохого в том, чтобы исследовать все возможности. Ты хочешь знаний; знания – это сила. Ты ведь не хочешь осмотрительно прятаться за традиции и убеждения твоего обычного мира?

Эмиссар сказал обо всем этом по-английски с ясно различимым калифорнийским выговором. Затем он перешел на испанский. Я уловил незначительный аргентинский акцент. Я никогда раньше не слышал, чтобы эмиссар говорил таким образом. Это восхитило меня. Эмиссар рассказал о совершенствовании в познании; о том, сколь многого я уже достиг с тех пор, как появился на свет; о моей любви к приключениям и пристрастию ко всему новому, к открывающимся горизонтам. Голос обратился ко мне даже по-португальски, произнося слова с интонацией, характерной для пампасов Южной Америки.

Когда я услышал весь этот поток лести, изливающейся на меня, я не только испугался, но меня к тому же затошнило. Я сразу же сказал дону Хуану, что вынужден прекратить свою практику сновидения. Он взглянул на меня с нескрываемым удивлением. Но когда я повторил ему все, что слышал, он одобрил мое решение, хотя я и почувствовал, что он делает это только для того, чтобы успокоить меня.

Спустя несколько недель, я пришел к выводу, что принял это решение сгоряча и необдуманно. Я вновь вернулся к практике сновидения. Я был уверен, что дон Хуан знает о том, что я возобновил занятия.

Во время одного из моих визитов к нему он довольно неожиданно заговорил о снах.

– Одно лишь то, что нас не научили рассматривать сны в качестве подлинной сферы исследований, вовсе не означает, что они таковой не являются, – начал он. – Сны анализируются нами в поисках смысла или рассматриваются в качестве предзнаменований, но они никогда не воспринимаются в качестве области реальных событий. Насколько мне известно, древние маги относились к ним именно так, – продолжал дон Хуан. – Но в конце концов они допустили промах. Они стали жадными и, прибыв на критический перекресток, выбрали неверный путь. Все свои усилия они свели к одному: к фиксации точки сборки в тысячах разнообразных позиций, которые она может принять.

Дон Хуан выразил удивление в связи с тем, что из всех тех чудесных вещей, которым научились старые маги, исследуя эти тысячи позиций, сохранились только искусство сновидения и искусство сталкинга.

Он повторил снова, что искусство сновидения имеет отношение к смещению точки сборки. Затем он определил сталкинг как искусство, имеющее дело с фиксацией точки сборки в любом из тех мест, в которые она была смещена.

– Фиксировать точку сборки на новом месте означает достигать сцепленности, – сказал он. – В своей практике сновидения ты занимался лишь этим.

– А я думал, что совершенствую энергетическое тело, – сказал я, несколько удивившись его словам.

– Ты делаешь это и еще многое другое – ты учишься обретению сцепленности. Сновидение делает это, заставляя сновидящих фиксировать точку сборки. Внимание сновидения, энергетическое тело, второе внимание, отношения с неорганическими существами, эмиссар сновидения – все это лишь побочные продукты обретения сцепленности; иначе говоря, все это побочные продукты фиксации точки сборки в различных позициях сновидения.

– Что такое позиция сновидения, дон Хуан?

– Любая новая позиция, в которую точка сборки сместилась во сне.

– Как мы фиксируем точку сборки в позиции сновидения?

– Удерживая вид любого объекта в наших снах или меняя сны по своему желанию. Практикуя сновидение, ты в действительности тренируешь свою способность быть сцепленным, иначе говоря, ты тренируешь свое способность поддерживать новую энергетическую форму путем удержания точки сборки фиксированной в позиции любого сна, в котором ты находишься.

– Я действительно поддерживаю новую энергетическую форму?

– Не совсем. И не потому, что не можешь, а потому, что сдвигаешь точку сборки, а не двигаешь ее. Сдвиги точки сборки производят незначительные изменения, являющиеся практически незаметными. Вызовом в сдвигах является их незначительность и очень большое их количество. Вследствие этого поддержание сцепленности при каждом из них – настоящий триумф.

– Как определить, поддерживаем ли мы сцепленность?

– По ясности восприятия. Чем отчетливее то, что мы наблюдаем в сновидении, тем прочнее наша сцепленность.

Он сказал мне, что пришло время практически использовать то, чему я научился в сновидении. Не давая мне времени задать очередной вопрос, он приказал мне сконцентрировать внимание на листве растущего невдалеке мескитового дерева. И к тому же сделать это так, будто бы я находился в сновидении.

– Ты хочешь, чтобы я просто смотрел на это дерево?

– Я не хочу, чтобы ты просто смотрел; я хочу, чтобы ты сделал нечто особенное с его листвой, – сказал он. – Помнишь, что в своих снах, как только ты становишься способным удерживать образ любого объекта, ты в действительности удерживаешь позицию сновидения своей точки сборки. А сейчас пристально смотри на эти листья, будто ты в сновидении, но с одним хотя и небольшим, но очень существенным отличием: удерживай свое внимание сновидения на листьях мескитового дерева в осознании нашего повседневного мира.

Моя нервозность не давала мне возможности следовать ходу его мысли. Он терпеливо объяснил, что, пристально глядя на листву, я осуществлю незначительное перемещение точки сборки. Затем, собрав воедино свое внимание сновидения путем пристального созерцания отдельных листьев, я в действительности зафиксирую точку сборки в этом едва смещенном положении. И моя сцепленность заставит меня воспринимать на языке второго внимания. Посмеиваясь, он добавил, что это на редкость просто.

Дон Хуан был прав. Мне потребовалось лишь остановить взгляд на отдельных листках дерева, удержать его там, и я мгновенно был втянут в вихреподобное ощущение, очень похожее на вихри[10] в моем сновидении. Листва мескитового дерева стала целой вселенной чувственных данных. Было похоже на то, что она поглотила меня, но я ощущал ее не только с помощью зрения; я прикасался к листкам и ясно осязал их. Я мог чувствовать их запах. Мое внимание сновидения было не просто визуальным, как в обычном сновидении, но объединяло все органы чувств.

То, что началось с пристального созерцания листвы мескитового дерева, теперь переросло в сновидение. Я был убежден, что воспринимаю дерево во сне, как это случалось со мной множество раз. Естественно, я поступил с этим деревомвосне точно так же, как всегда поступал в сновидении; я переходил от детали к детали, увлекаемый силой завихрения, которая уносила меня к той части дерева, куда я направлял свое внимание сновидения, охватывающее все органы чувств. Вихри-водовороты формировались не только путем всматривания, но и путем касания любой частью моего тела.

В ходе этого видения или сновидения я столкнулся с сомнениями, порожденными моей обычной рациональностью. Я начал спрашивать себя, не взобрался ли я и в самом деле, в ошеломлении, на дерево и не трогаю ли в действительности листья, не осознавая того, что в действительности делаю. Или может быть, я уснул, убаюканный шелестом листьев на ветру, и вижу сон? Но, так же как и в сновидении, мне не хватило энергии для того, чтобы долго об этом размышлять. Мои мысли были мимолетны. Они длились мгновение, а затем сила непосредственного восприятия всецело заглушила их.

От какого-то движения вокруг меня все вздрогнуло, и я буквально вынырнул из облака листьев, будто дерево перестало оказывать на меня свое притягивающее воздействие. Я видел со своей высоты великолепную панораму вплоть до самого горизонта. Темные горы и зеленая растительность окружали меня. Еще один энергетический всплеск встряхнул меня до самых костей. После этого я оказался уже в другом месте. Исполинские деревья возвышались вокруг. Они были выше, чем сосны в штатах Орегон или Вашингтон. Я никогда не видел такого леса. Эта панорама так резко контрастировала с безводной соноранской пустыней, что у меня не осталось сомнений, что я в сновидении.

Я удерживал этот необычный пейзаж, боясь отпустить его, зная, что это в действительности сон, который исчезнет, как только я выйду из внимания сновидения. Но образы оставались даже тогда, когда мне показалось, что я вышел из внимания сновидения. Ужасная мысль пронеслась у меня в уме: а что, если это и не сон, и не обычный мир?

Испугавшись так, как может быть испугано только животное, я устремился опять в заросли листьев, из которых вынырнул. Под воздействием своего порыва я прошел сквозь листву дерева, огибая толстые ветки. Инерция этого порыва потянула меня прочь от дерева, и в один миг я очутился рядом с доном Хуаном у двери его дома в пустыне Соноран.

Я сразу понял, что снова нахожусь в состоянии, в котором могу нормально мыслить, но не могу разговаривать. Дон Хуан сказал, чтобы я не волновался. Он сказал, что наш дар речи подвержен очень сильным влияниям, и что периоды немоты – довольно распространенное явление среди магов, которые отваживаются заглядывать за пределы обычного восприятия.

В глубине души я чувствовал, что дон Хуан проникся жалостью ко мне и решил меня приободрить. Но голос эмиссара, который я ясно услышал в этот момент, произнес, что через несколько часов отдыха ко мне вернется не только дар речи, но и хорошее самочувствие.

Выспавшись, я по просьбе дона Хуана дал ему подробное описание всего увиденного и пережитого мной. Он предупредил меня, что понимание моего опыта на основе рациональных представлений невозможно. И дело вовсе не в том, что мой интеллект в каком-то смысле неполноценен, а в том, что это было происшествие, которое разум не может постичь просто по своей природе.

Я, естественно, возразил, что нет ничего непостижимого для разума. Положение вещей может быть неясным, но рано или поздно мыслящий разум прольет свет на все. И я действительно верил в это.

Дон Хуан с большим терпением объяснил, что разум – всего лишь побочный продукт привычного положения точки сборки; поэтому знание о том, что происходит в мире, здравомыслие, уверенность в себе – все эти предметы нашей гордости, то, что, как полагается, является естественным следствием нашей ценности – являются лишь следствием расположения точки сборки в ее обычном месте. Чем более жестко она там фиксирована, тем более мы самоуверенны, тем сильнее мы чувствуем, что знаем мир и способны предвидеть будущее.

Он добавил, что сновидение дает нам гибкость, необходимую для того, чтобы войти в другие миры, разрушая наше ощущение знания этого мира. Он назвал сновидение путешествием в невообразимые измерения; путешествием, которое, заставив нас воспринять все, что мы можем воспринять как люди, заставляет точку сборки выскочить из области человеческого и воспринять непостижимое.

– Мы снова вернулись к самому важному аспекту мира магов, – продолжают он, – положению точки сборки. Оно является одновременно проклятием старых магов и источником постоянных проблем всего человечества.

– Почему ты так говоришь, дон Хуан?

– Потому что все человечество и маги древности пали жертвой положения точки сборки. Человечество не знает, что точка сборки существует, и поэтому принимает последствия ее обычного расположения как нечто окончательное и неоспоримое. Что же касается старых магов, то они пострадали потому, что хотя и знали о точке сборки все, стали жертвой возможности ею манипулировать.

Ты должен избежать этих двух ловушек, – продолжал он. – Было бы очень плохо, если бы ты уподобился человечеству в своем неведении относительно точки сборки. Но будет еще хуже, если ты станешь так же цинично, как старые маги, манипулировать точкой сборки для достижения личных целей.

– Я все еще не понимаю, о чем ты говоришь. Какое это имеет отношение к тому, что я пережил вчера?

– Вчера ты посетил другой мир. Но если ты спросишь меня, где он находится, и я скажу тебе, что он – в положении точки сборки, ты снова ничего не поймешь.

По словам дона Хуана, мне грозила одна из двух роковых возможностей. Первая состояла в том, что я последую по пути человечества и столкнусь с дилеммой, когда мой опыт будет говорить мне, что иные миры существуют, а мой разум будет утверждать, что они не существуют и не могут существовать. Вторая – в том, что я приму разумные объяснения старых магов, в результате чего автоматически соглашусь с существованием других миров, а моя жадность заставит мою точку сборки удерживаться в позиции, создающей эти миры. В результате возникнет проблема, связанная с физическим уходом в эти призрачные сферы в погоне за могуществом и выгодой.

Мне нечего было сказать в ответ на его слова, но через некоторое время я понял, что я не должен непременно стать жертвой этих роковых возможностей, потому что полностью согласен с точкой зрения самого дона Хуана, несмотря на тот факт, что я не полностью представлял себе, с чем соглашаюсь. Согласие с ним было, скорее, чувством, пришедшим издалека, древней уверенностью, которую я потерял и которая теперь медленно отыскивала свой путь обратно ко мне.

Возврат к моей практике сновидения устранил эти беспокойства, но создал новые. Например, в связи с тем, что я каждый день слышал голос эмиссара, он перестал звучать для меня раздражающе или странно. Он стал обычным явлением. Я допустил так много ошибок под влиянием его слов, что почти понял, почему дон Хуан отказывался относиться к ним серьезно. Психоаналитику потребовался бы не один день, чтобы проинтерпретировать высказывания эмиссара в соответствии с моими всевозможными перипетиями моей внутриличностной динамики.

Дон Хуан придерживался по этому поводу непреклонного мнения: эмиссар – это безличная, устойчивая сила из мира неорганических существ. Каждый сновидящий сталкивается с ней при более или менее схожих обстоятельствах, но если он решает воспользоваться ее словами как советами, то является безнадежным дураком.

Я со всей определенностью и был таковым. Я никоим образом не мог оставаться равнодушным, сталкиваясь с таким необычайным явлением: голосом, ясно и последовательно излагающим мне на трех языках скрытые сведения обо всем, на чем я фокусировал свое внимание. Единственным, но не существенным его недостатком для меня было то, что мы с ним не были синхронизированы. Эмиссар обычно рассказывал мне о людях и событиях, когда я уже полностью забывал о том, что они меня раньше интересовали.

Я спросил у дона Хуана об этом, и в ответ он сказал, что это связано с жесткостью моей точки сборки. Он объяснил, что меня воспитывали пожилые люди, и что они наполнили меня взглядами стариков. Вследствие этого я был опасно праведным. Его стремление давать мне растения силы было лишь попыткой встряхнуть мою точку сборки и дать ей возможность иметь минимальный запас текучести.

– Если ты не разовьешь этого запаса, – продолжал он, – ты либо станешь еще более праведным, либо превратишься в истеричного мага. Я рассказываю тебе о магах древности не для того, чтобы очернить их, а для того, чтобы противопоставить их тебе. Рано или поздно твоя точка сборки станет более текучей, однако недостаточно текучей для того, чтобы компенсировать твою способность быть похожим на них, то есть быть либо праведным, либо истеричным.

– Как мне избежать всего этого, дон Хуан?

– Существует только один путь. Маги называют его чистым пониманием. Я называю его романом со знанием. Это побуждение, которое маги используют для того, чтобы знать, открывать, приходить в недоумение.

Дон Хуан сменил тему разговора и продолжил объяснение фиксации точки сборки. Он сказал, что при видении точки сборки у детей, которая постоянно трепещет как бы под воздействием небольших встряхиваний, легко переходя из одного положения в другое, старые маги пришли к выводу, что обычное место точки сборки не присуще ей от природы, а вырабатывается как привычка. Видя также, что точка сборки фиксирована на одном месте только у взрослых, они заключили, что особое положение точки сборки способствует особому способу восприятия. Вследствие длительного использования этот особый способ восприятия становится системой интерпретации чувственных данных.