Советское искусство от 1917 до 1941 года 3 страница
Меркуров снимал посмертную маску с лица и рук Ленина. В 1927 г. он создал композицию «Смерть вождя», впоследствии установленную в парке усадьбы Горки, сделал несколько памятников Ленину для городов, удачно используя разные материалы (гранит, кованую медь).
В портретной скульптуре 20-х годов продолжают работать А. Голубкина, В. Домогацкий, грузинский скульптор Я. Николадзе –в основном это камерные портреты. Несколько в ином плане проявился талант Сарры Дмитриевны Лебедевой (1892–1967), создавшей многогранные, сложные человеческие характеры в простой и естественной пластической форме. Лебедева умела уловить в модели самое характерное, отличающее индивидуум, но и то типическое, что выражает острые приметы современности (например, «Женский портрет», бронза, 1929) (тонкость чутья, однако, весьма изменила мастеру, взявшемуся за заказ и создавшему идеализированный образ Дзержинского).
Верен классическим образцам и традиционной манере А. Т. Матвеев, создавший в 1927 г. одну из знаменитых своих композиций «Октябрь» (гипс). Три обнаженные мужские фигуры, должны были, по мысли автора, олицетворять силы, совершившие революцию, рабочий класс, крестьянство и Красную Армию. Образы исполнснь пластической ясности и архитектоничности обобщенной формы. Серп, молот, буденновский шлем в их руках имеют смысловое и аллегорическое значение.
В 1926 г. в Москве создается Общество русских скульпторов (ОРС), куда вошли мастера различных художественных школ и ориентации: А. Голубкина, А. Матвеев, И. Андреев, И. Шадр, В. Мухина, С. Лебедева, И. Чайков, В. Ватагин, В. Домогацкий, И. Ефимов и др., – но всех их объединил интерес к современности. Некоторые из членов ОРС были и членами АХРР. Общество просуществовало до 1932 г.
Ведущим направлением в архитектуре 20-х годов стал конструктивизм с его подчеркнутой функциональностью. Принципы конструктивизма были разработаны на Западе Корбюзье, некоторое время работавшим и у нас. «Советский конструктивизм» представлен и проекте Дворца труда в Москве братьями Л.А., В.А. и А.А. Весниными. В центре Москвы (на месте теперешней гостиницы «Москва») предполагалось построить гигантский комплекс, соединяющий в себе Дворец съездов, Дом Советов, театр, Дом культуры, горком партии, музей и прочие помещения. Среди множества проектов (более 50) был отмечен проект Весниных, и, хотя здание так и не было построено, он способствовал утверждению конструктивистского направления в целом, идеи которого, каждый по-своему, проповедовали и Татлин, и Лисицкий, и Леонидов, и Мельников. Книга М. Гинзбурга «Стиль и эпоха» стала, по сути, манифестом советского конструктивизма, как и журнал «Вещь», во главе которого стояли Эренбург, Лисицкий, Татлин, Родченко и пр. По сути, эти же идеи провозглашали члены ОСА (Объединение советских архитекторов), основанного в 1926 г. под председательством А. Веснина. (Следует помнить, что это от конструктивизма пришли идея коллективного общежития в «коммуналках» и приметы того «художественного стиля», который в народе получил ироническое прозвище «стиль баракко».) Конструктивизм широко использовался в строительстве и общественных зданий, например московских домов культуры, Дворца культуры Московского автозавода (1930–1934, арх. бр. Веснины), театров, здания Московского телеграфа и жилых домов (так называемые дома-коммуны, например Дом политкаторжан в Ленинграде). Лучшее в конструктивизме, стремившемся решить новые задачи, обусловленные новыми потребностями, – совмещение цельных плоскостей с большими застекленными поверхностями, сочетание разных по композиции объемов, – как верно отмечено в литературе,–применяется с успехом в архитектуре сегодняшнего дня.
Говоря об архитектуре 20-х годов, невозможно не сказать о Мавзолее Ленина, над которым стал работать сразу после его смерти Щусев. Идея мавзолея восходит к эллинистическому времени, к памятнику царю Мавсолу в Галикарнасе. Но корни мифологемы о бессмертии вождя, даже физические останки которого нетленны и требуют поклонения, лежат еще глубже, в египетских пирамидах фараонов (с той лишь разницей, что останкам фараонов не поклонялись). Это была идея, не соответствующая ни этическим нормам, ни религиозной православной традиции, ни национальной психологии. Щусев, тем не менее, взялся за исполнение этой труднейшей задачи. Уже 27 января был готов временный деревянный Мавзолей: куб, увенчанный пирамидой, отделанный струганым тесом, с двумя боковыми пристройками для входа и выхода. К лету Мавзолей был несколько перестроен, увеличен в размерах, трехчастная композиция была заменена единым объемом с двумя боковыми трибунами. В 1930 г. деревянный Мавзолей был заменен каменным. По новому проекту Щусева он приобрел более монолитную композицию. Сочетание темно-красного гранита и черного лабрадорита удачно подчеркивает четкость и стройность архитектурных форм. Гранитный барельеф, изображающий Государственный герб СССР, был исполнен скульптором Шадром. Надо отметить, что Щусев пытался решить проблему соотнесения этого цельного граненого массива с силуэтом Кремля: архитектор прекрасно понимал и по-настоящему любил средневековое русское зодчество. Отзвуки национальных культурных традиций ощутимы даже в этом сугубо официальном правительственном заказе (цветовое решение, ритм ступеней и пр.), в общем, чудовищном по своей идее.
Многие (бр. Веснины, М. Гельфрейх, Б. Иофан, М. Гинзбург, даже Ш.Э. Корбюзье) известные архитекторы участвовали в конкурсе на здание Дворца Советов в Москве, в котором победил проект многоярусного здания, обнесенного колоннами, со статуей В. И. Ленина наверху. Так кубистический Мавзолей мог оказаться в близком соседстве с гигантским сооружением, претендующим на некоторое подобие классицистической архитектуры. Но проекту не суждено было осуществиться.
Соперничество между конструктивизмом и неким подобием классицизма наблюдается и в архитектуре 30-х годов с явным преобладанием последнего к концу десятилетия. В 1937–1939 гг. на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке возводятся олицетворяющие республики огромные павильоны в псевдонациональном Духе. С середины 30-х годов строятся первые станции Московского метрополитена с роскошной внутренней отделкой (мозаика, скульптура, гризайль, фреска, витраж, разные сорта мрамора, бронза светильников и решеток и т. д.) и перегруженным советской символикой из серпа, молота и пятиконечных звезд декором. Помпезность, чрезмерная парадность, иногда даже в ущерб удобству и здравому смыслу (огромные колоннады, башни со шпилями, обильно украшенные нелепой скульптурой, в которой формы, претендующие на классицистические, исполнены как бы рукой варвара, гигантские пролеты-арки ворот, несоразмерные человеку, само по себе уже нарушает законы архитектоники, идущие от классического искусства), прочно укрепились в более позднее время и были подвергнуты критике только к концу 50-х годов. Но в народе до сих пор держится меткое ироническое название «сталинский ампир».
23 апреля 1932 г. ЦК партии принял постановление «О перестройке литературно-художественных организаций», которым были ликвидированы все существовавшие в 20-х годах художественные группировки и создана единая организация – Союз художников СССР. На Первом Всесоюзном съезде советских писателей в 1934 г. А.М. Горький дал определение «метода социалистического реализма», подразумевающего творческое использование классического наследия мировой культуры, связь искусства с современностью, активное участие искусства в современной жизни, изображение ее с позиций «социалистического гуманизма». Продолжая гуманистические традиции предшествующего искусства, соединяя их с новым, социалистическим содержанием, «социалистический реализм» должен был представлять собой новый тип художественного сознания. При этом предполагалось, что выразительные средства могут быть самые разнообразные даже в толковании одной и той же темы. Так, во всяком случае, говорилось. На деле же это было на многие десятилетия вперед официально разрешенное свыше, «идеологически выдержанное» (что главное), тяготеющее к натурализму единственно возможное направление в искусстве, некое подобие диамату в науке, запрещающее всякое инакомыслие художественного сознания, при этом с четко отлаженным механизмом государственных заказов, планированных (для художников, угодных партии) выставок и наград.
Темы искусства во всех видах и жанрах как будто предполагали разнообразие: от героики революции и Гражданской войны до трудовых будней, подсказанных и выдвинутых самой жизнью. Жанр портрета должен был оставаться одним из ведущих, поскольку реалистическое искусство всегда и прежде всего – исследование человека, его души, его психологии. Такова была эта довольно расплывчатая на словах и очень жесткая на деле программа. Как она воплощалась – показало следующее десятилетие. Конечно, одна и та же тема может быть развита и раскрыта по-разному, как в картинах Петрова-Водкина и Дейнеки, пейзажах Рылова и Нисского, портретах Кончаловского и Корина, в графике Лебедева и Конашевича, в скульптуре Мухиной и Шадра, как и в дальнейшем, не отступая от основных реалистических принципов видения натуры по-разному работали и работают художники современности: В. Попков, Я. Крестовский, В. Иванов, В. Тюленев, Г. Егошин и др.
Но «метод социалистического реализма», единодушно принятый на съезде «инженеров человеческих душ» в 1934 г., совсем не предполагал какой-либо свободы. Наоборот, художественное творчество все более и жестче идеологизировалось. Как писал один исследователь – В. Пискунов (автор говорил о поэтах, но это в полной мере относится и к художникам), «единым росчерком начальственного пера выбраковывались целые поколения и периоды», и как раз лучшие из мастеров «не удостоились попасть в соцреалистические святцы». Это всегда следует помнить, читая отечественную историю советского периода.
Большие усилия в 30-е годы были приложены к формированию национальных художественных школ, к созданию «многонационального советского искусства». Декады национального искусства и республиканские выставки, участие представителей разных республик в тематических художественных выставках: «15 лет РККА», «20 лет РККА», «Индустрия социализма» (1937), «Лучшие произведения советского искусства» (1940), в международных выставках в Париже (1937) и Нью-Йорке (1939), в организации Всесоюзной сельскохозяйственной выставки (1939–1940) – одна из форм культурного общения народов СССР в эти годы.
Особенно большой была выставка «Индустрия социализма». В ней участвовало свыше 700 художников Москвы, Ленинграда и других городов РСФСР и союзных республик; наряду с уже зрелыми мастерами на выставке дебютировала молодежь. Представленные произведения были посвящены «лучшим людям страны, ударникам пятилеток, новостройкам советской индустрии», что впоследствии стало обязательным компонентом любой масштабной официальной выставки.
В 1932 г. были воссозданы закрытая в первые годы революции Всероссийская Академия художеств и позже – Институт живописи, скульптуры и архитектуры.
Следует помнить, что 30-е годы – один из самых противоречивых и трагических периодов как в истории нашего государства, так и в его культуре и искусстве. Попрание гуманистических демократических принципов в жизни общества отразилось на творческой атмосфере. Была нарушена основа основ творческого процесса – свобода самовыражения художника. За все более жестким утверждением единственного стиля и образа жизни, при исключении из действительности какого бы то ни было проявления свободы выбора, все в большей мере декретировалась и единая художественная форма. Поскольку искусству отводилась роль «разъяснителя» директив в наглядной форме, оно естественно превращалось в искусство иллюстрированное и прямолинейное («понятное»), утрачивая всю полноту, сложность и многогранность выразительных средств.
Несмотря на демагогическое воспевание простого труженика – «строителя светлого будущего», отрицалось само право человека на свободу духа, на свое видение мира, наконец, на сомнение – необходимый стимул к совершенствованию личности, к творческому созиданию. Ибо что может быть губительнее для творчества, чем насаждение догматически-единообразных форм прославления одной неправедно вознесенной над многомиллионным народом фигуры или нескольких фигур, или одной –и ложной – идеи? Это привело к тому, что пути и судьбы художников все более и более расходились. Одни как бы – или в действительности – канули в небытие, другие стали «ведущими художниками эпохи» 30-х годов, судьбой одних было умолчание, безвестность и трагическое забвение, неизбежная фальшь и заведомая ложь сопровождали славу других. Появились бесчисленные произведения вроде картин В. Ефанова и Г. Шегаля о «вожде, учителе и друге», «председательствующем» на съездах, бесчисленные портреты «вождя народов». Ложно-оптимистически изображалась жизнь деревни в больших праздничных полотнах С. Герасимова «Колхозный праздник», А. Пластова «Праздник в деревне» (заметим, оба –1937). Все эти и им подобные картины выдавались за подлинную «правду жизни». Они были полны той жизнерадостности, которая даже отдаленно не соответствовала истине, а ведь Горький именно «исторический оптимизм» считал одним из определяющих свойств «социалистического реализма».
Фальсификация истории, гуманистических идей вела к психологической ломке творческой личности. И, в свою очередь, художник, создавая образ ложный, фальшивый, но построенный на принципах визуального правдоподобия, заставлял уверовать в него массы, которые были полны искреннего (а в 30-е годы особенно ярко выраженного) стремления к всеобщему счастью трудящегося человечества. Думается, в этом и заключается величайшая трагедия советского времени.
Вместе с тем в искусстве 30-х годов можно назвать немало имен интересно работавших художников: Петров-Водкин, Кончаловский, Сарьян, Фаворский, Корин (скажем, однако, что самая важная в жизни Корина картина «Русь уходящая» так и «не состоялась», и причина этого, как нам представляется, – художественная атмосфера тех лет). В Ленинграде с 1925 г. работала школа-мастерская Филонова. Под его руководством были исполнены оформление знаменитого издания финского эпоса «Калевала», декорации к «Ревизору». Но в 30-е годы мастерская пустеет. Ученики покидают мастера. Подготовленная еще в 1930 г. в ГРМ выставка работ Филонова так и не открылась. Ей суждено было состояться лишь через 58 лет.
Ведущими становятся другие художники. Среди них главное место принадлежит Б.В. Иогансону (1893–1973), еще в 20-е годы написавшему такие произведения, как «Рабфак идет (Вузовцы)», «Советский суд», «Узловая железнодорожная станция в 1919 году» (все –1928), представившему на выставке 1933 г. «15 лет РККА» картину «Допрос коммунистов», а на выставке 1937 г. «Индустрия социализма» – большое полотно «На старом уральском заводе» (ГТГ).
В обоих произведениях Иогансон стремится как будто бы следовать традициям, заложенным русскими художниками, прежде всего Репиным и Суриковым. И действительно, художник умеет изобразить «конфликтные ситуации», столкнуть характеры: при общем «благолепии» бесконечных «колхозных праздников» и бесчисленных изображениях «вождя, учителя и друга» это уже достоинство мастера. Оно сказывается прежде всего в композиционном решении. В «Допросе коммунистов» это столкновение двух разных сил, пленных и врагов, в «Урале Демидовском» (второе название картины «На старом уральском заводе») – рабочего и заводчика, взгляды которых по воле художника скрещиваются совсем как взгляды рыжебородого стрельца и Петра в суриковском «Утре стрелецкой казни». Сам процесс работы – Иогансон шел от описательности, дробности, многословия и перегруженности композиции к решению более лаконичному и строгому, где весь драматический конфликт строится на столкновении двух враждебных друг другу миров, – традиционен. Даже замена местоположения женской фигуры – в поисках более типичной ситуации – с первого плана в раннем варианте на мужскую – в окончательном («Допрос коммунистов») чем-то напоминает поиск решения Репиным в «Не ждали». Большие потенциальные колористические возможности проявлены в этих картинах, особенно в первой, где контрасты светотени, резкие вспышки густо-синего, коричнево-красного, белого усиливают настроение трагизма происходящего. Но в итоге – полный проигрыш. Художнику изменяет простой вкус, ибо он обращается к сатире, шаржу, столь неуместным в живописном произведении. Если уж коммунисты – то даже в руках врага бесстрашно на него надвигающиеся; если «белогвардейцы» – то непременно истерики (вздернутое плечо, отвратительно красный затылок, поднятый хлыст и т. д.); если заводчик – то взгляд его ненавидящ, но и неуверен, если рабочий –то полон превосходства достоинства, гнева и внутренней силы. И все это нарочито, излишне, педалированно – и от этого теряет смысл и становится фальшью. (Хотя таких людей на самом деле и таких ситуаций было немало.) Как историко-революционные полотна Бродского, как портреты Ряжского, эти произведения Иогансона выразительно иллюстрирую развитие отечественного искусства и именно в этом смысле (а не традиционном), действительно, могут считаться «классикой советского искусства».
В 30-е годы много работает Дейнека. Лаконизм деталей, выразительность силуэта, сдержанный линейный и цветовой ритм – основные принципы его искусства. Бывшие «остовцы» остаются верны в целом своим традициям. Тематика становится разнообразнее: это жанр, портрет, пейзаж. Но что бы они ни писали, во всем проявляются приметы времени.
Для выставки «20 лет РККА» Дейнека написал одно из поэтичнейших и романтических произведений «Будущие летчики» (1938, ГТГ): три обнаженные мальчишеские фигуры (изображенные со спины), на берегу моря, глядящие на гидроплан в голубом небе,– будущие его покорители. Этот романтизм выражен и колоритом – сочетанием темно-синей воды, серо-голубого неба, солнечного света, заливающего набережную. Зрителю не видны лица мальчишек, но всем строем картины передано ощущение жажды жизни, душевной открытости. Много картин Дейнеки этих лет посвящено спорту. Многоликий мир Европы и Нового Света открылся в его акварелях, написанных им после поездки за границу в 1935 г.: «Тюильри», «Улица в Риме» и др., конечно, с «позиции» советского человека, у которого «собственная гордость».
Официально признанные художники создавали иллюзорный образ ликующей праздничной жизни 30-х годов, столь не соответствующий действительности. Так, ощущение новой строящейся жизни передает Ю. Пименов в картине «Новая Москва» (1937, ГТГ). Импрессионистские тенденции живо ощущаются в мгновенности впечатления, умело переданного как бы от лица сидящей за рулем женщины, в богатстве света и воздуха, в динамичности композиции. В яркой праздничной гамме также подчеркивается образ новой Москвы.
В эти годы продолжают работать и такие замечательные художники, как Н. Крымов (1884–1958), А. Куприн, каждый из которых своими индивидуальными средствами создавал эпически-величавый образ Родины («Речка», 1929; «Летний день в Тарусе», 1939/40, Крымова; «Тиамская долина», 1937, Куприна. Все – ГТГ). Живописно щедры, романтичны многие крымские и среднерусские пейзажи А. Лентулова, полны жизни и его натюрморты («Натюрморт с капустой», 1940): поражаешься жизнерадостности многих произведений художников в эти страшные годы.
Всей живописно-пластической структурой полотна стремился выразить дух современности, напряженные ритмы новой жизни Г. Нисский, изображающий стоящие на рейде линкоры, летящие в морском просторе парусники, уходящие вдаль линии железнодорожных путей («На путях», 1933).
Можно сказать, что в сравнении с 20-ми годами в 30-е годы расширяются географические рамки пейзажа как жанра. Художники едут на Урал, в Сибирь, на Крайний Север, в Крым. Родина – эта огромная территория многонационального государства –дает богатые впечатления живописцам, в пейзажах которых превалирует одна идея: природа нашей страны, представленная мастерами во всей ее щедрости и прихотливой изменчивости освещения в разное время суток и года,– это не просто символ красоты родной земли, но и символ времени, она так или иначе обновляется трудом миллионов людей. Художники национальных республик с любовью запечатлевают приметы нового в своей стране. М. Сарьян пишет прекрасные пейзажи, портреты (архитектора А. Таманяна и поэта А. Исаакяна) и натюрморты. Зеленые долины, ослепительные снежные горы Армении, ее древние храмы и новые, вторгающиеся в ее суровые пейзажи стройки («Алавердский медеплавильный завод», 1935; «Сбор винограда», 1937; «Цветы и фрукты», 1939) великолепны, озарены ярким талантом прирожденного живописца, его поразительной декоративной щедростью. О новом облике Армении свидетельствуют пейзажи Г. Гюрджяна, Ф. Терлемезяна, образ новой Грузии дан в полотнах А. Цимакуридзе, В. Джапаридзе, Е. Ахвледиани.
Интенсивно развивается в 30-е годы портрет. П.П. Кончаловский написал целую серию прекрасных портретов деятелей культуры: «В. Софроницкий за роялем» (1932), портреты С. Прокофьева (1934), В. Мейерхольда (1938). В последнем, как всегда у Кончаловского, цвет открытый, звонкий, но он дан в контрасте с напряженным взглядом Мейерхольда и его позой, что вносит в образ нечто тревожащее (что и неудивительно: до его ареста, и гибели осталось немного дней).
После почти 15-летнего молчания с рядом портретов советской интеллигенции выступил М. Нестеров (портреты художников П.Д. и А.Д. Кориных, 1930; И.П. Павлова, 1935; хирурга Юдина, 1935; В. И. Мухиной, 1940. Все –ГТГ). Кого бы ни изображал Нестеров, будь то Павлов с его молодым задором, волевой, собранный, одухотворенный, лаконичный и выразительный жест рук которого лишь резче подчеркивает его неуемную, динамичную, «взрывчатую» натуру; скульптор Шадр, стоящий в сосредоточенном раздумье у гигантского мраморного торса; хирург ли Юдин или художница Кругликова, – он прежде всего подчеркивает, что люди эти– творцы, и смысл их жизни –в творческих исканиях в искусстве или в науке. В портретах Нестерова есть классическая мера, простота и ясность, они исполнены в лучших традициях русской живописи, прежде всего В.А. Серова. По пути Нестерова в портрете идет его ученик П.Д. Корин (1892–1971), он также подчеркивает интеллект, внутреннюю сложность человека, но манера письма его иная, форма жестче, четче, силуэт острее, рисунок экспрессивнее, колорит суровее.
Интерес к творческой интеллигенции еще в 20-е годы проявляет и грузинская художница К. Магалашвили (портреты скульптора Я. Николадзе, 1922, живописца Елены Ахвледиани, 1924, пианистки И. Орбелиани, 1925). В 1941 г. она пишет портрет пианистки В. Куфтиной. Азербайджанский художник С. Салам-заде избирает своей темой облик человека труда (портрет хлопкоробки Мании Керимовой, 1938).
30-е годы были определенным этапом в развитии всех видов монументального искусства. Открытие Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, канала имени Москвы, строительство метрополитена в столице, клубов, дворцов культуры, театров, санаториев и пр., участие советских художников в международных выставках вызвало к жизни многие произведения монументальной скульптуры, монументальной живописи, декоративно-прикладного искусства. Художники Москвы, Ленинграда, других городов РСФСР и национальных республик, сохранившие и творчески переработавшие традиции и формы национального искусства, считали главными проблемы синтеза искусств. В монументальной живописи ведущее место принадлежит A.A. Дейнеке, Е.Е Лансере. Последний сложился как художник еще до революции. В 30-е годы он исполняет росписи в Харькове, Тбилиси. Роспись ресторанного зала Казанского вокзала в Москве посвящена дружбе и единению народов, рассказывает о природных богатствах страны; живопись ресторанного зала гостиницы «Москва» основана на традициях итальянской иллюзорной плафонной живописи, прежде всего венецианца Тьеполо.
Монументальной живописью в эти же годы занимались также В. Фаворский, А. Гончаров, Л. Бруни. В росписи Дома моделей в Москве (граффито, 1935, не сохр.) Фаворский добился синтеза архитектуры и живописи, работа эта оказала огромное влияние на его учеников.
В скульптуре много работали и старые мастера, заявившие о себе еще в первые годы советской власти, и молодые. Следует отметить, что в 30-е годы во всех видах и жанрах скульптуры – в портрете, статуарной композиции, рельефе – стало заметно тяготение к идеализации натуры. Особенно это сказалось в монументальной скульптуре, представленной в конкурсах на многочисленные памятники. Знаменательно, что в конкурсе на памятник Чапаеву (для города Самары) и Шевченко (для Харькова) победителем оказался М. Манизер, продолжатель академической школы русской скульптуры с ее тяготением к повествовательности и идеализации. В памятнике Шевченко Манизер представил поэта прежде всего борцом, обличителем самодержавия. Эта идея усилена тем, что его фигуре противопоставляется печальный образ батрачки, условно названный позже именем героини его поэмы «Катерина» (одна из 16 фигур, олицетворяющих «этапы борьбы украинского народа за свое освобождение»). Памятник рассчитан на круговой осмотр и поставлен у входа в парк (автор постамента арх. И. Лангбард). В 1936–1939 гг. Манизер исполняет (вместе с учениками) ряд статуй для станции Московского метрополитена «Площадь Революции». Эту работу вряд ли можно назвать удачной, что усугублялось тем, что ограниченность пространства, низкие арки препятствовали органическому синтезу архитектуры и скульптуры.
В скульптуре лирического плана, искусно моделированной, глубоко поэтичной, продолжает работать А. Т. Матвеев. Замечательные портретные произведения создает Я. Николадзе (портрет Г. Табидзе, 1939; бюст И. Чавчавадзе, 1938). Тонко-психологические или острохарактерные образы – в портретной скульптуре С. Лебедевой (портрет В. Чкалова, этюд, бронза, 1937). На самостоятельный творческий путь вступают в эти годы молодые скульпторы. Для них также первостепенными являются проблемы синтеза скульптуры и архитектуры.
Большое значение для развития советской монументальной скульптуры имело участие СССР в международной выставке «Искусство, техника и современная жизнь», устроенной в Париже. Советский павильон был построен по проекту Б.М. Иофана. Скульптурную группу для него сделала В.И. Мухина. Еще в 1922–1923 гг. по плану монументальной пропаганды она исполнила полную страстного, бурного движения фигуру, олицетворяющую «пламя революции». В 1927 г. ею создана станковая скульптура крестьянки, утяжеленные и крепко сбитые объемы, лаконичная, выразительная пластика которой свидетельствуют о постоянном интересе к монументальному обобщенному образу. В портретах 30-х годов она нашла вполне современный язык реалистической скульптуры, основанной на классических образцах. Но более всего мастера интересуют принципы синтеза архитектуры и скульптуры. Одно из оригинальных решений и дала Мухина в работе для Международной выставки. Здание Иофана завершалось гигантским, поднятым на 33 м ввысь пилоном, который совершенно органично венчала скульптурная группа «Рабочий и колхозница» (1937, бывш. ВДНХ). Они держат в вытянутых вверх руках серп и молот. Трудно было найти более цельное, емкое решение этой темы, чем нашла Мухина. От скульптурной группы исходит могучее движение, которое создает стремительный порыв фигур вперед и вверх. Экспрессивно трактованы складки одежд и шарфа. Легкость, серебристый блеск нержавеющей стали, в которой выполнена скульптура, еще более усиливают динамическое впечатление. Скульптор-новатор Мухина сумела воплотить в этом произведении идеал целой эпохи. Совместная работа Мухиной с архитектором Иофаном привела к художественному единству простой, конструктивно-целостной архитектуры и пластически богатых, лаконичных, завершенных скульптурных форм. Причем роль скульптуры здесь превалирующая. Здание, облицованное мрамором с тягами из нержавеющей стали, по сути, лишь постамент для нее, скульптура естественно завершила вертикальные архитектурные ритмы, придала зданию архитектоническую завершенность. Это один из самых выразительных памятников, исполненный в соответствии с некогда задуманным «планом монументальной пропаганды». Поставленный сейчас на низкий постамент, он потерял всю свою монументальность.
