СРЕЗ b - b. ДИСКУРСИВНО-АНАЛИТИЧЕСКИЙ 6 страница

Далее продолжилась работа по изучению этого текста.

Краткое содержание 42 пунктов:

Ницше. АКСИОМА.

1. больной гений предвосхитил ПОСТ-
2. не был ли Ницше пророком ИНОГО?
3. все великое - в форме карикатуры
4. ПОСТ- - борьба с болезнью?
5. Ницше: переоценка всех ценностей
6. абсурд, алогизм, полисемия, бессмысленность
7. человечество живет во лжи
8. цинизм
9. аксиологическийрелятивизм
10. преодоление морали
11. с иронией ко всему
12. инстинкт и разум
13. в Европе господствует "стадное животное"
14. смех, карнавал, шутовство - наше время готово к этому
15. "дикая пестрота" у Шекспира - идеал Ницше и ПОСТ-
16. мера чужда нам, полуварварам
17. век масс, массовость; плебейство - воспитание -
сокрытие плебейства - качества плебея.
18. мы устали от человека
19. одухотворение жестокости - черта культуры
20. вера в грядущего человека
21. Resume "аскетических идеалов"
22. пагуба человечеству - от слабейших, больных
23. идеал: все позволено
24. негативная роль науки
закон "самопреодоления" в жизни и культуре -
"погибель морали" на ближайшие 2 столетия.
// между-пунктие//
25. уже в Вагнере уловил начала ПОСТ-.
Вагнер - декадент, болезнь, начало гибели искусства.
26. счастье равно инстинкту
27. ложность морали и религии
28. культура начинается с тела
29. человеку все дозволено (кроме слабости) = Дионис.
30. дионисийское
31. Ницше: послезавтра принадлежит мне
32. Да и Нет - одна прямая линия
33. буддизм
34. "перемещать перспективы" - механическая переоценка ценностей
35. спасение человечества - в питании, месте, климате, отдыхе
36. читать книги в юности - порочно,
в моих книгах главное - цинизм
37. жестокость по отношению к себе
38. ложность религиозно-этических понятий (душа, дух, Бог)
- декаданс - уничижение тела
39. игра ценностями культуры
40. инспирация по Ницше
41. цель творчества Ницше -
собрать и соединить обломки - постПОСТ-
42. предпочтительнее считать меня шутом, чем святым

-----

К ПОСТ- extra (по Ницше)

// предпосылки:
- осознанный материализм и сциентизм
- инстинктивный атеизм
- эпатажность (заостренная, болезненная)

- парадоксальность//

-- идеалы Н.: древнегреческая цивилизация (досократовская) - в прошлом;
сверхчеловек - в будущем (эсхатология; телеологизм?)
-- с Сократа, древних евреев и особенно с христианства (исключая самого Христа, как "подававшего надежды" стать мудрым, но рано ушедшего из жизни) начался декаданс культуры;
к современности он достиг апогея -
полный кризис культуры; болезнь человечества;
господство "стадного" человека; идеал - массы, массовость, чернь-изм etc.

I. Причины (предпосылки) кризиса кульутры и человечества.

Господство разума над инстинктом; аполлоновского над дионисийским; культ разума, духовного, души, духа; осознание приоритета духовного над телесным; изобретение Бога. Уже здесь Н. видит начала лжи; подмену истинного ложным (признает абсолютную истину? природную истину?). Затем религии (особен­но иудаизм и христианство). В древности существовал плюрализм этических и других ценностей . Каждое племя, народ etc имели свои ценности. Существовали две глобальные аксиологические системы: мораль аристократов и мораль рабов. Иудеи рассеяния (рабы, униженные, обездоленные, слабые, больные) своей религией подняли "восста­ние рабов в морали", уничтожили "эгоистическую" мораль аристократов и утвердили свою - слабых и угнетенных, рабскую мораль. Христианство подхватило и развило эту мораль "сострадания", аске­тического идеала", "посмертного блаженства" etc. "Аристократическое уравнение ценностей" было вывернуто наизнанку. Религия (а затем философия) активно утверждали ложные моральные и гносеологические ценности; способствовали развитию болезни человека, человечества, культуры, которая достигла апогея в XIX в. (Н. при­знает все-таки "истинность" аристократических ценностей; точнее их приоритет).

II. Признаки, черты декаданса, кризиса культуры и человечества (которые во многом абсолютизировало и довело до логического = абсурдного завершения ПОСТ-)

В Европе господствует "стадное животное" - человек больной, слабый, безвольный, тяготеющий к стаду (отсюда корпоративность во всех сферах цивилизации ПОСТ-; во всех!). От этого "больного" человека, исповедующего ложные идеалы, и идет "па­губа человечеству" - массовые, плебейские потребности выдаются за истинные цен­ности: однозначная жесткая (линейная) одномерная шкала ценностей; четкие Да и Нет, добро и зло, истина и ложь и т.п. Культ "аскетического идеала", который ведет к отказу от полнокровной жизни; воля к Ничто (буддизм) (тож­деств. христианскому Богу). Человечество "устало от человека", больного и одномерного. В искусстве Вагнер заложил мину - своим "Кольцом" свидетельствовал о гибели искусства.

III. Новый идеал. Перспективы человечества.

Отказ от диктата и культу разума. А следовательно и от одномерных, прямолинейных оценок и ценностей. Возврат к Дионису и дионисийству ("хаосу добытийному" Тютчева и Соловьева ?), как символам здоровой природной жизни. Отказ от религии, Бога, христианской духовности (и от духовности вообще ?). Воля к жизни (=воле к власти), к здоровью, радости гармонически развитого тела - основы новой морали. Преодоление современного (больного и слабого) человека и порождение (выведение?) новой породы людей, лишенной всех современных пороков и предрассудков, - порождение сверхчеловека, которому дозволено всё. (Переоценка всех ценностей; вседозволенность) Плюрализм ценностей. Сверхчеловек пребывает "по ту сторону добра и зла", ибо он формируется на восходящей линии жизни (современный - деградирует на нисходящей, вырождающейся). Да и Нет для него - одна прямая линия. Сам Н. в сфере ценностей является предтечей своего идеала - сверхчеловека и намечает (готовит) пути ему...

IV. Пути.

Ницше объявляет "переоценку всех ценностей" в качестве начала пути к новому идеалу, новому человеку, новой культуре. Отрицает религию (христианство, прежде всего) и традиционную мораль как ложные. Предпринимает попытку встать "по ту сторону добра и зла" (кажется, и на пути к сатори дзэн выводит человека "по ту сторону..."), признать релятивизм традиционных ценностей, ценностей вообще. Уже в современной ему (и более ранней) культуре он усматривает некоторые признаки нового //=ПОСТ- ?//, которые он считает целесообразным развивать, ибо это путь к разрушению старого ("до основанья...") и подготовки нового.
Жестокость. Ницше видит в древнейших культурах и цивилизациях даже "обожествление жестокости"; ее "одухотво­ре­ние" в христианстве. Не отказывает ей в праве на существование.
В борьбе с "болезнью" современной культуры признает целесообразными и необходимыми наряду с уже указанным: принятие "дикой пестроты" всего и вся (впервые усматривает ее у Шекспира; а мы знаем ее у Хундертвассера - см.: КорневиЩе 0Б, С. 163 сл.); карнавальность, шутовство, смех, окарикатуривание (все великое появляется сначала в форме чудовищной карикатуры); принятие бессмысленного, алогичного, абсурдного наряду с традиционными ценностями; ироническое отношение ко всему (иронизм - основа философствования Киркегора - отсюда - и в постмодернизм); безмерность, бесконечность, опасность ("мера чужда нам" - это от романтиков, хотя в искусстве они знали меру; ее не знал Вагнер ((в "Кольце")), за что и был осужден Ницше - парадоксы его собственного мышления и позиции в бытии и сознании) в качестве основных идеалов (новых?); осознание и принятие "закона" самопреодоления" в жизни и в культуре (человек - как homo sapiens - должен преодолеть, превзойти себя в видовом отношении); полная вседозволенность, вытекающая из воли к жизни (=власти) и радости жизни (эстетика ?!); приоритет тела и телесных инстинктов (правильное питание, физические упражнения, климат, правильный отдых etc; вот тебе и безмерность ! - нормальные парадоксы Ницше); цинизм - важнейшее качество в системе "переоценки ценностей"; "перемеще­ние перспективы" - один из механизмов "переоценки"; игра всеми ценностями традиционной культуры как путь к более высокому уровню бытия; собирание и соединение обломков (камней!) того, что было сознательно разрушено.
"Только послезавтра принадлежит мне"!

- - -

ВАРНА-International

Писалось в Варне и на «Золотых песках» под жарким черноморским солнцем, которое вестимо существенно влияло на растекающееся сознание и способствовало...

Лакан, введя понятие «плавающего (скользящего) означающего», фактически разрушил связь между денотатом и знаком; освободил знак от каких-либо обязательств перед означаемым.
Знаку в философии, гуманитарных науках, не говоря уже об искусстве, дана полная свобода.
Безграничная свободная игра смыслами -
это ПОСТ-; и это - эстетическое поле.

Скользим по смыслам и оттягиваемся на полную катушку в стоячих стандартах общественных обрамлений невыявленных эмоций бытия.
А кто-то молча перечеркивает жирными крестами один знак за другим.
Где ?
Могущество знаков, подпиравших тысячелетиями Культуру.
Ибо все уходит в рассеяние... Энтропия смыслов.
И остаются только схемы могучих классификаций.
Великих классификаций.
Еще блаженный Августин знал их и завещал хранить узнанное.

Знаки условные (signa data по бл. Августину) делятся на:
1. Принадлежащие исключительно духовной сфере и никогда не открывающиеся людям; среди них главный знак «му»;
2. Осевшие в сознании лиц, подверженных маниакально-депрессив­ному психозу; аудио-визуальные;
3. Гаптические на тонких основаниях; далеко не всегда сохраняют устойчивость даже в течение нескольких микросекунд;
4. Химерические; изобретены в третьем тысячелетии до нашей эры; но их знали и ранние христиане;
5. Классические; о них сегодня практически ничего неизвестно, хотя Плутарх неоднократно указывал на них в своих трактатах;
6. Кошачьи в осеннее полнолуние; остро вонзаются в память и как булавки намекают на весенние ароматы приморского парка
и т. д. и т. п.

Человечество ПОСТ- знает бесчисленное количество разрядов условных
(как и всех остальных, вестимо) знаков, но не знает, что с ними делать...
И восклицает с пафосом:
- Да, Лакан - это гений!
Но и Барт с Фуко - не лыком шиты.
Налейте и им по стакану! -

P.S. Сегодня был первый настоящий жаркий летний день в Варне.
Думается легко и свободно на безлюдном еще пляже.

Размышляя о бесчисленных книгах, прочитанных в течение всей сознательной жизни по истории культуры, философии, литературы, искусства, религии и т.п., могу вполне согласиться с концепцией Дерриды о насилии над текстом, вершащемся постоянно, о навязывании смысла, порядка, каузальности явлениям и событиям, на которые падает луч сознания ученого-гуманитария. Смысла, которым они вероятнее всего не обладали в свое время. Что сие?
Вся гуманитарная наука всех времен и народов - ПОСТ- ? Игра в бисер?
Глобальный эстетизм как основа гуманитарного сознания и «знания»?
Ибо с позиции одномерной позитивистской науки такое «знание» и гроша ломаного не стоит, а для эстетического сознания - это кладезь мудрости и сокровищница глубинной человеческой культуры, именно - Культуры...
Занятно получается, не правда ли?

Абсурд бытия и сознания обволакивается коконом постструктуралистского дискурса лингвистической театральности и неоманьеризма. Мягко и уютно в нем.

Постструктурализм в концепциях Ж.Деррды, У.Эко и др., предельно раскрутив идею пан-текстуализма («ничто не существует вне текста», «вселенской энциклопедии», «лексикона», «библиотеки» etc ), с одной стороны, вроде бы полностью остается в Культуре, ибо опирается (вольно или невольно) на традиционные (в частности, библейско-христианские) идеи мира-Книги, написанной Богом и читаемой человечеством как символический текст. С другой, - сугубый материализм, критика даже материалистической семиотики и стру­к­турализма (связывавших хоть как-то знак и обозначаемое), выдвижение на первый план принципа игры смыслами и полной релятивности семиотического отношения (не говоря уже постфрейдистских интенциях) неизбежно требуют зачисления постструктурализма ( во всех его ипостасях) по штату ПОСТ-культуры.

Здесь тонкая грань перехода в иное качество.

Для Лакана «сон уже есть текст»; древним мистикам и святым в «тонком сне» («сновидения наяву» по-Фрейду) открывались знамения - аудиовизуальная информация о грядущих событиях, передаваемая из иных уровней бытия...

Так что Лакан не так уже далеко уходит от традиционнной Культуры. И уходит ли вообще? А он один из теоретиков ПОСТ-... ?

_ _ _

Игра созвучиями, неологизмами, смыслами, словами - характернейшая черта философии и гуманитарных наук в целом второй пол. ХХ в. Хайдеггер дал здесь мощный импульс. И вот. Весь интеллектуальный мир ПОСТ- ныне изощряется в этом искусстве. Подобно древним грекам на состязаниях ораторов и софистов, мы уже не интересуемся тем, что и о чем говорят (точнее пишут, ибо сейчас текст, а не речь - главное), но лишь тем, как.
В гуманитарной интеллектуальной сфере процветает новый (= старый) эстетизм - искусство софистической текстуалистики ПОСТ-.

Подготовка к Игре в бисер.

- - -

Постмодернистский принцип нониерархичности текста предполагает полную свободу ото всяческих правил, законов, норм не только жанров и/или родов текста, но и вообще всяческих правил. Полная свобода (в идеале - тот же «поток сознания») в обращении со всеми элементами, составляющими текста (на принципах свободного монтажа-коллажа - в беллетристике его довел до логического завершения У.Берроуз в методе «нарезки»). Этот же принцип ни к чему не обязывает и реципиента. Он волен читать, декодировать, дешифровать текст, как ему заблагорассудится; видеть в нем все, что угодно, и всегда будет прав. Лишь бы был доволен. Это основа основ и постмодернизма, ПОСТ-сознания в целом.

Каждый играет так, как ему нравится.

Короче, по-русски говоря: хочешь жни, а хочешь куй...

_ _ _

ПОСТ-артист часто боится своего реципиента. Да, он встает в позу «неза­висимого и самодостаточного» творца-конструктора своих объектов, акций, инсталляций, якобы не интересующегося судьбой своего творения. Однако внутренне он часто испытывает панический страх перед реципиентом. И не только потому, что зависит от него финансово. Чаще - это традиционная, и еще не изжитая и вряд ли изживаемая в принципе интенция к коммуникации. Мастер, даже если он делает свой арт-жест в пустыне, всегда (подсознатель­но) надеется, что кто-то увидит (или услышит) его. Хотя бы из космоса, хотя бы из преисподней.
В этом одна из антиномий ПОСТ-.
Отказ от коммуникации и страстная жажда коммуникативности. Контакта.

« Есть контакт!

- От винта !»

Отсюда развернутые концепты, пост-дискурсы, пост-пост-комментарии ПОСТ-артистов к своим опусам. Достаточно частые, как известно.

_ _ _

Думаю, что американский историк Х.Уайт в книге «Тропики дискурса» (White H. Tropics of discourse. Baltimore, 1978, p. 82-83) не так уж далек от истины, когда приравнивает исторические сочинения к беллетристике, называя их нарративами, созданными по законам литературного жанра, но со специфическим уклоном в наукообразие. Соответственно гуманитарные науки современности сливаются в некую общую дисциплину - нарратологию.
Любой вербальный текст, согласно ее теоретикам, это - дискурс = нарратив, созданный по законам художественного произведения. Хотя «законы» эти достаточно расплывчаты. И тем не менее. И тем не менее!..

Следуя этой логике, можно заключить, что художественный (или приближающийся к нему) дискурс наиболее полно выражает нечто (сущностное, хотя нарратология не знает сущностей) о мире и человеке. Эстетика, таким образом, может быть понята как «наука наук» (для нарратологов - это филология), или как будущая единая гуманитарная, по крайней мере, наука.

_ _ _

Ги Дебор (G.Debord. Comments on the society of spectacle. L., 1990) еще в 1967 г. назвал современное общество «обществом спектакля». Точно и понятно, хотя, кажется, и всякое общество испокон веку было таковым. Игра определяла все!
Сегодня это - «шоу-общество». Точнее.

А испанский философ Хавьер Роберт де Вентос (см.: X.R. de Ventos. De la modernidad: Ensayo de filosofia critica. Barcelona, 1980 и др.) определил современное общество как «необарокко», и это понятие тоже вошло в научный обиход. Постмодернистское сознание уловило нечто родственное с барочным сознанием.

_ _ _

ПОСТ- - это мир кажимостей, не имеющих онтологических оснований, или обозначаемого; пользуясь терминологией Ж. Бодрийара - произвольная система фантомов, складывающихся из «саморефе­рен­циальных знаков», или симулакров.

ПОСТ- это складка метафизического пространства культуры, как ее («складку» - изгиб, провал) определяют, опираясь на идеи Хайдеггера, Делёз, Мерло-Понти и др.

К.Видаль: это «пустота, в которой ничего не решается, где одни лишь ризомы, парадоксы, разрушающие здравый смысл при определении четких границ личности. Правда нашего положения заключается в том, что ни один проект не обладает абсолютным характером. Существуют лишь одни фрагменты, хаос, отсутствие гармонии, нелепость, симуляция, триумф видимостей и легкомыслия» (цит. по: Ильин И. Постмодернизм от истоков до конца столетия. Эволюция научного мифа. М., Интрада, 1998. С. 179). К этому уже почти нечего добавить.

Это - ПОСТ-!

_ _ _

Усложненная и перегруженная замысловатыми словечками, неологизмами, терминами и просто лексикой различных языков, включая и древние, речь (тексты) современных «продвинутых» гуманитариев, не есть ли добротная симуляция (их термин) научного текста, за которой вряд ли следует искать нечто иное, кроме ее самой ? Не есть ли сие лишь симулакр науки (а что есть гуманитарная наука в их понимании мы видели выше), за и по ту сторону которого нет и не должно быть ничего кроме него самого согласно теориям постмодернистов ? Есть только данный усложненный и перегруженный наукообразный текст, не отсылающий ни к чему иному (ни к какому смыслу, в частности), кроме самой музыки этого текста, его вербального орнамента.
В таком случае не является ли текст современного гуманитария (фило­со­фа, филолога, искусствоведа, историка etc ) «продвинутой» ориентации чисто эстетическим объектом (если он написан талантливым автором, естественно), подчиняющимся всем законам и правилам эстетического (классичес­кого!) сознания? И тогда все сии симуляции и симулакры несут значения очень далекие от тех, на которые вроде бы рассчитывали их авторы? И не в этом ли их сила, привлекательность и сущностная значимость?
Превратности ПОСТ- !

_ _ _

Вот! Передо мной глубокомысленнейшие рассуждения Хайдеггера из его знаменитого «Истока художественного произведения» (1936) о «самостоянии» (Insichselbststehen) художественного произведения (или «творения», как переводил А.В.Михайлов) в момент его создания и утрате его, как только произведение покидает мастерскую или проходит какое-то время с момента создания. Картина - в музее; храм - в другой эпохе etc.
«Их стояния перед нами, - утверждает философ, - есть, правда, следствие былого их самостояния в себе самих, но оно уже не есть это самостояние» (пер. Михайлова, изд. 1993, С. 74).

Вроде бы и глубоко и основательно. Но коррелирует ли какой-либо из смыслов этого дискурса с сознанием конкретного реципиента? Кажется, ему и без того ясно, что картина на мольберте художника, даже уже законченная, - нечто иное, чем она же в пространстве музея или выставочного зала; а чистый холст перед началом работы - это еще совсем иное, хотя в потенциале - та же картина в пренатальном состоянии. И что же ? Работает ли это знание как-то на меня, реципиента, сто­ящего перед картиной в музее? Какое собственно мне дело до ее Insichselbststehen, с которым мое «само-стояние» до момента восприятия картины не имело никаких точек соприкосновения, а в момент восприятия уже нет ни ее, ни моего «само-»; есть только противо-стоя­ние или пред-стояние. А здесь уже я, простите за грубость, куда хочу, туда и ворочу... Хотя Г.Зедлмайр не согласился бы со мной - он был почему-то убежден, что существует только одна единственно верная интерпретация каждого произведения искусства... (Для меня сей ход мысли предельно герметичен, да и сам Зедлмайр не показал убедительно, как же добраться до этой «единственно верной», где критерии сей «верности»...)

Ясно, конечно, что философа мало интересуют эти конкретные зигзаги субъективного восприятия реципиента. Он вообще не знает его и не желает знать. Для него важна метафизика творения. Значимо лишь то, что «в творении (то есть в произведении искусства, когда оно на мольберте. - В.Б.) творится совершение истины» (74). И Хайдеггер задается пилатовским вопросом: «Что есть истина?» и как она может совершаться...
Собственно Insichselbststehen и есть эта почти трансцендентная истина (творение «в себе»), существующая в произведении только на мольберте или в первый момент по завершении строительства храма. Метафизика, так сказать, в ее явленном виде, который затем немед­ленно и навсегда закрывается плотной завесой субъективного восприятия. В том числе и самого худож­ника, прожившего некоторый отрезок бытия по создании своего произведения.
Предельно ясно и лаконично, и не надо мешать сюда никакого реципиента, который наглухо закрывает своим восприятием «Истину» произведения и созидает свою «истину» на основе следов «Истины» произведения.

_ _ _

Вчера посетили Несебр.
Памятники все, слава Богу, пока целы и на своих местах, хотя некогда прекрасные по цвету росписи св. Стефана от неумелой реставрации, вероятно, значительно разрушились. Утратили цвет и во многих местах просто исчезают. Результат варварской первобытной (ХХ века!) славянской реставрации. Еще более горьким плодом подобного варварства стала у нас во Владимире утрата росписей Андрея Рублева в Успенском соборе.

Пока менее серьезное и, надеюсь, преходящее варварство (акция первоначального капитализма): весь городок забит в буквальном смысле слова лавками, ларьками, прилавками с сувенирами, а несколько византийских храмов (включая и знаменитого Пантократора XIV в.) заняты арт-галереями с коммерческим мусором.

Уникальный византийский город-музей утонул в пучине кича. Полностью утрачена та уникальная атмосфера средневекового городка, в котором мне посчастливилось побывать в оны годы. Без толп туристов и низкопробного сувенирного хлама. Кажется, к счастью, его почти никто не покупает, и торговцы скоро вынуждены будут сами покинуть храм. Не потребуется даже и изгонять их. Да сие и некому сегодня делать.

Надеюсь, что Византия выдержит и это нашествие новых гуннов.

_ _ _

Хайдеггер многие страницы посвящает глубокомысленным рассуждениям, чтобы в конце концов изречь («мысль изреченная есть ложь...» - не забываем Цветаеву) о произведении искусства: «Werksein heisst: eine Welt aufstellen», или в переводе Михайлова: «Быть творением значит восставлять свой мир», или, без витийства, можно сказать и так: Быть произведением искусства значит создавать [свой ] мир. Но ведь сие уже банальность, известная ныне любому студенту, да и простому любителю искусства. То есть, перевод на русский язык, а затем снятие витийства, то есть риторской оснастки немецкого языка фактически лишает формулу какого-то глубинного смысла, который знал Хайдеггер, но утратили мы в своем стремлении впрямую на уровне формально-логического мышления добраться до этого смысла. Вроде бы не по статусу столь великому мудрецу трудиться над выводом банальностей... Здесь, правда, со мной не согласились бы постструктуралисты и постмодернисты. Для них ведь вообще не существует банальностей. Всякий текст в своем месте - священный текст. Всякий текстовой плевок - сакрален (нетра­ди­ционной сакральностью)...

Однако Хайдеггер серьезен, слишком серьезен в своих выводах; в этом трактате он еще не «играет» так, как будет играть в конце жизни. Здесь он еще далек от пред-постмодернизма, он еще весь в Культуре (философской культуре в том числе). На уровне ratio, вестимо...

Смысловые и непереводимые центры вышеприведенной формулы, ее энергетика в двух словечках: Werksein (то совсем иное, чем просто Werk sein) и aufstellen (просто непереводимо в данном контексте). В них суть и вся глубинная мистика этой внешне почти банальной фразы; ее медитативный потенциал, воспламеняющий душу эстетствующего читателя.

Второй фактор «бытия творения» - «вещность» прописывается Хайдеггером не менее замысловато, хотя банальному сознанию так и не терпится прописать все значительно вроде бы проще и «понятнее». Хайдеггер сопоставляет создание произведения искусства с «изготовлением изделия», где вещество исчезает в своей служебности. Напротив: «в творении храма... вещество не исчезает, когда храм восставляет свой мир, но как раз впервые выходит в разверстые просторы мира этого творения» (78).

Почти романтические «разверстые просторы мира» произведения искусства, в которых вещество обретает силу парения, а вещность наполняется неким сверх-метафизическим смыслом, не только дают пищу воображению эстета, но и стряхивают пыль с ушей обывателя... Это значимо!
А когда «творение дает земле быть землею» (79), здесь уже исчезают всякие сомнения в недостаточной весомости выводов великого философа. Современный эстетик вынужден с благоговением преклонить колена и согнуть редко сгибаемую выю.

_ _ _

Выклевываю зерна эстетической истины из хайдеггеровского трактата: «Но как же совершается истина? Наш ответ: она совершается немногими существенными способами. Один из способов, которым совершается истина, есть бытие творения творением (ist das Werksein des Werkes). Творение, восставляя мир и составляя землю, ведет спор за несокрытость сущего в целом, за истину.» (87)

О какой несокрытости сущего может идти речь сегодня, когда сами эти понятия сняты с повестки дня гуманитарных наук ?
Нет и не может быть ни того, ни другого. Все расплывается в постлингвистической полисемии. Не до громких слов и не до красивых жестов. Завеса тайны окутывает бытие и ничто все плотнее и плотнее. Время сворачивается в свиток и небо расслоилось на бесчисленные дискретности фрагментируемых секторов. Какое отношение все сие может иметь к истине, сущему, несокрытости, бытию... Даже Werksein не дает ответ.

_ _ _

Октавио Пас. Замок чистоты. Большая статья-эссе в ХЖ № 21 (с. 15 ff) о «Большом стекле» Дюшана (1913 года). Хорошо известная работа, над которой и я размышлял когда-то и теперь не без удовольствия читал Паса.

Талантливый текст. Прекрасный образец ПОСТ-критики, или ПОСТ-научного текста (типа ПОСТ-адекваций, но в более традиционном, логически выдержанном изложении), вплотную подводящего гуманитарную науку к Игре в бисер.

Несколько характерных фраз из него:

«... перед нами - версия почтенного мифа о Великой Богине, Деве, Матери, Гибельной дарительнице жизни. Это не современный миф, а современная версия (современное видение) Мифа» (15). «Я надеюсь показать, что тема «Большого стекла» - другой миф; иными словами, что сам миф о Девственнице и Холостяках - это проекция или переложение еще одного мифа. Пока ограничусь тем, что подчеркну цикличность процесса: Мотор Желания заставляет Невесту выходить за собственные пределы, но желание же и наглухо замуровывает ее в ней самой. Мир - ее представление.» (15) «В дюшановском молчании я вижу первое и главное отличие современной экзегезы от традиционной. Там, где традиция утверждает реальность мифа, метафизически или рационально ее обосновывая, современность берет ее в скобки. Вместе с тем молчание Дюшана не бессодержательно: это не утверждение (метафизическая установка), не отрицание (ате­изм) и не безразличие (скептический агностицизм). Его вер­сия мифа - не метафизическая и не отрицательная, она - ироническая, то есть критическая. С одной стороны, это высмеи-вание традиционного мифа, сведение культа Богини - будь то в религиозной или в современной форме, в виде ли прекло­нения перед Мадонной или культа романтической любви - к гротескному механизму, в котором желание перемешано с го­рю­чим для двигателя, любовь с газолином, а семя с фейервер­ком. С другой стороны, критика здесь - это еще и высмеива­ние позитивистской трактовки любви, а в целом и всего, что на обиходном наречии именуют "современностью", - веры в науку, позитивное знание, могущество техники и проч. "Большое стекло" - это инфер­нальный и шутовской образ со­временной любви или, еще точней, того, что современный человек сделал с любовью. Превратить человеческое тело в машину, пусть даже машину для производства символов, - ху­же любой деградации. Эротика жива границей между свя­щенным и проклятым. Тело эротично, поскольку оно сакраль­но. Обе эти категории неразрывны: если телу оставлены лишь сексуальность и животный импульс, эротика сводится к од­нообразной функции размножения; если религия отделяется от эротики, на ее место приходят черствые нравоучения.» (16). И т. д. в том же духе.