Глубокому почитанию: слишком много чужих тяжелых слов и
Ценностей навьючивает он на себя, -- и вот жизнь кажется ему
Пустыней!
И поистине! Даже многое собственное тяжело нести!
Многое внутри человека похоже на устрицу, отвратительную и
скользкую, которую трудно схватить, --
Так что благородная скорлупа с благородными украшениями
должна заступиться за нее. Но и этому искусству надо научиться:
Иметь скорлупою прекрасный призрак и мудрое ослепление!
И опять во многом можно ошибиться в человеке, ибо иная
Скорлупа бывает ничтожной и печальной и слишком уж скорлупой.
Много скрытой доброты и силы никогда не угадывается: самые
Драгоценные лакомства не находят лакомок!
Женщины знают это, самые лакомые; немного тучнее, немного
Худее -- о, как часто судьба содержится в столь немногом!
Трудно открыть человека, а себя самого всего труднее;
Часто лжет дух о душе. Так устраивает это дух тяжести.
Но тот открыл себя самого, кто говорит: это мое
Добро и мое зло; этим заставил он замолчать крота и
Карлика, который говорит: "Добро для всех, зло для всех".
Поистине, не люблю я тех, у кого всякая вещь называется
Хорошей и этот мир даже наилучшим из миров. Их называю я
Вседовольными.
Вседовольство, умеющее находить все вкусным, -- это не
лучший вкус! Я уважаю упрямые, разборчивые языки и желудки,
Которые научились говорить "я", "да" и "нет".
Но все жевать и переваривать -- это настоящая порода
Свиньи! Постоянно говорить И-А -- этому научился только осел и
Кто брат ему по духу!
Густая желтая и яркая алая краски: их требует мой вкус, --
Примешивающий кровь во все цвета. Но кто окрашивает дом свой
Белой краской, обнаруживает выбеленную душу.
Одни влюблены в мумии, другие -- в призраки; и те и другие
Одинаково враждебны всякой плоти и крови -- о, как противны они
Моему вкусу! Ибо я люблю кровь.
И там не хочу я жить и обитать, где каждый плюет и
Плюется: таков мой вкус -- лучше стал бы я жить среди
Воров и клятвопреступников. Никто не носит золота во рту.
Но еще противнее мне все прихлебатели; и самое противное
Животное, какое встречал я среди людей, назвал я паразитом: оно
Не хотело любить и, однако, хотело жить от любви.
Несчастными называю я всех, у кого один только выбор:
Сделаться лютым зверем или лютым укротителем зверей, -- у них
Не построил бы я шатра своего.
Несчастными называю я также и тех, кто всегда должен
Быть на страже , -- противны они моему вкусу; все эти
Мытари и торгаши, короли и прочие охранители страны и лавок.
Поистине, я также основательно научился быть на страже, --
Но только на страже самого себя . И прежде всего научился
Я стоять, и ходить, и бегать, и прыгать, и лазить, и танцевать.
Ибо в том мое учение: кто хочет научиться летать, должен
Сперва научиться стоять, и ходить, и бегать, и лазить, и
Танцевать, -- нельзя сразу научиться летать!
По веревочной лестнице научился я влезать во многие окна,
Проворно влезал я на высокие мачты: сидеть на высоких мачтах
познания казалось мне немалым блаженством, --
-- гореть малым огнем на высоких мачтах: хотя малым огнем,
Но большим утешением для севших на мель корабельщиков и для
потерпевших кораблекрушение! --
Многими путями и способами дошел я до моей истины: не по
Одной лестнице поднимался я на высоту, откуда взор мой
Устремлялся в мою даль.
И всегда неохотно спрашивал я о дорогах -- это всегда было
Противно моему вкусу! Я лучше сам вопрошал и испытывал дороги.
Испытывать и вопрошать было всем моим хождением -- и
Поистине, даже отвечать надо научиться на этот вопрос!
Но таков -- мой вкус:
Ни хороший, ни дурной, но мой вкус, которого я
Не стыжусь и не прячу.
Quot;Это -- теперь мой путь, -- а где же ваш?" -- так
Отвечал я тем, кто спрашивал меня о "пути". Ибо пути
Вообще не существует!
Так говорил Заратустра.
О старых и новых скрижалях
Здесь сижу я и жду; все старые, разбитые скрижали
Вокруг меня, а также новые, наполовину исписанные. Когда же
Настанет мой час?