Особенности поэтич. мира Николая Алексеевича Некрасова (1821–1878)
Билет 12.
Стихи Н. не отличались высоким мастерством стихосложения и где-то были не до конца вымерены и отшлифованы, основные его произведения были наделены особой силой, новизной и оригинальностью выражения. В творчестве Некрасова едва ли не впервые в русской поэзии отображена жизнь рабочего класса пореформенной поры. Его стиль отличался демократизмом, умением ставить искусство на службу общественным устремлениям и реалистическим изображением действительности. Некрасов делал в своих стихах основной упор на остросоциальное содержание и даже нередко в ущерб художественным качествам. При этом, не всегда достигая внешних проявлений художественности, Некрасов ни одному из величайших художников русского слова не уступает в силе передачи своих мыслей через свои стихи. Главные свойства поэзии Некрасова, это её тесная связь с национальной жизнью, близость к народу и умение говорить от его имени, а также использование реалистического художественного метода, необычайно активного вторжения в жизнь и воспроизведения жизни в искусстве. Самый обширный материал представлен в творчестве Некрасова, создавшего единственную в своём роде поэтическую энциклопедию дореволюционной России.
Некрасовым были широко и многообразно разработаны урбанистические мотивы. В этом он предвосхитил «городскую» поэзию начала XX века, опередив поэтов-современников, что было отмечено ещё литературоведом Валерием Брюсовым: «После Пушкина Достоевский и Некрасов — первые у нас поэты города…».
Не обошёл поэт в своём творчестве и тему любви. Ему удалось создать формулу, которую в дальнейшем использовали при оценке его «интимной» лирики, — «проза любви». Некрасовская любовь — это романтический мир «достоевских» страстей и ревности, мир самоугрызений и самоутверждений. Н. Г. Чернышевский назвал Некрасовскую «прозу любви» — «поэзией сердца». Его лирике присущ уход от социальности и биографизма, заметен переход от личного чувства к общему чувству всех мужчин, а трагедия личная перерастает в трагедию общую. "Проза в любви" составляла истинную поэзию той жизни, которую знал и по-настоящему любил Некрасов. Он смело вводил в любовную лирику так называемые "прозаизмы", сознавая, что только расширяет этим область поэтического. По мысли Ю. Н. Тынянова, высказанной в статье "Стиховые формы Некрасова", "значение слов модифицируется в поэзии звучанием". А это значит, что "для поэзии безопасно внесение прозаизмов… Это не те прозаизмы, которые мы видим в прозе: в стихе они ожили другой жизнью, организуясь по другому признаку". "Панаевский" цикл, занявший достойное место в русской любовной лирике, передает свободно текущую речь обычного человека – но человека, искренне и мучительно размышляющего, страстно влюбленного, боящегося нецеломудренным словом нарушить то счастье, которое создается глубоким и сильным чувством. Каждое стихотворение цикла – фрагмент не прекращающегося диалога с любимой и за каждым стоит реальная, насыщенная действительным содержанием, неисчерпаемая в своих многообразных проявлениях жизнь. Давно замечено, что эти стихи имеют вид не начатой и не законченной, а словно бы продолженной речи: "Если, мучимый страстью мятежной…", "Ты всегда хороша несравненно…", "Так это шутка? Милая моя…", "Да, наша жизнь текла мятежно…", "Я не люблю иронии твоей…", "Мы с тобой бестолковые люди…"
Некрасов стал реформатором русского стиха, художником русского слова, который впитал все богатства народной речи. Он был крупнейшим выразителем национального сознания русского народа в одну из трудных эпох его развития. Будучи редактором лучших русских журналов XIX века — «Современника» и «Отечественных записок» — Николай Некрасов стоял в центре литературно-общественного движения своего времени. Как художник-новатор, который искал и предлагал новые пути в русской литературе, он поднял русскую литературу на новую ступень развития. По определению Достоевского, Некрасов как поэт «должен прямо стоять вслед за Пушкиным и Лермонтовым».
Лирика Некрасова постоянно обнаруживает тяготение к устному народному творчеству. В этом отношении поэту удается достичь художественного совершенства ("Дума", "Зеленый шум", "Орина мать солдатская", цикл "Песни" и др.). Но и в стихи, далекие от крестьянской темы, так или иначе входит столь любимая Некрасовым простонародная речь. В стихотворении "В дороге" повсюду рассыпаны диалектизмы:
Понимаешь-ста, шить и вязать
На варгане играть и читать…
Неизменно утешает в стихах и поэмах Некрасова родная природа – ее нивы, дубровы, проселки, деревенские тихие ночи ("Саша", "Рыцарь на час", "Железная дорога", "Тишина" и др.).
Акцентированная буквальность описаний сливается, не утрачивая контрастности, с глобальными по степени обобщения метафорами. Это словно бы все тот же романтический идеал, но уже "проросший" в действительность и в ней утративший свою былую лучезарность: "О, пошлость и рутина – два гиганта…" (1855–1856).
Классическая основополагающая тема русской лирики – тема назначения поэта и поэзии – с ранних пор рассматривалась Некрасовым в двуединстве житейского и идеального, граждански-патетического и бытового.: в стихотворении "Поэт и гражданин" предложен и единственно возможный, с точки зрения автора, способ примирения идеально прекрасной, величественной, "сладкогласной" Музы с Музой, чья красота "угрюмая", чей удел – быть "вечно жаждущей, униженно просящей». С этим способом непосредственно связана программа, декларируемая стихотворением "Поэт и гражданин". Она состоит в том, чтобы соединить высокое и вечное искусство с убогой реальностью жизни маленького человека и его насущными потребностями:
А ты, поэт, избранник неба,
Глашатай истин вековых,
Не верь, что не имущий хлеба
Не стоит вещих струн твоих!
Бытовая сцена (наказание крестьянки на Сенной площади в Петербурге) в какой-то миг теряет натуралистическую достоверность и преображается в гражданский символ – символ кровной связи поэта с собственным народом и его судьбой ("Вчерашний день, часу в шестом…", 1848). Образ Музы в поэзии Некрасова традиционно аллегоричен, но это аллегория особого типа, обладающая постоянными, характерно некрасовскими признаками: Муза – "родная сестра" терзаемого народа и поэта ("Вчерашний день, часу в шестом…", "Музе", 1876), "печальная спутница печальных бедняков" ("Муза, 1852), любящая – "ненавидя" ("Блажен незлобивый поэт", 1852), "Муза мести и печали" ("Замолкни, Муза мести и печали!", 1855).
С образом Музы связан в поэзии Некрасова сложнейший вопрос: соотношения искусства, призванного творить гармонию и красоту, и целей социальной борьбы, гражданственности, которые по своей сути исключают "спокойное", благообразное искусство.
В 50-е годы Некрасов обращается к новому для себя жанру – жанру поэмы. Поэма "Саша" – о русской девушке, духовное становление которой происходит на глазах читателя. Наряду с романной панорамностью, свободой, вариативностью "всевозможных сюжетов" в поэме ощутима опора на традицию, на субстанциональные устойчивые представления, сконцентрированные в неоднородном единстве ее состава. Ю. Н. Тынянов обратил внимание на то, что поэма написана в "старой балладной форме».
В 60-е годы Некрасова особенно волнует проблема "большой формы" – она актуализуется не только в жанре поэмы, но и в лирике: в стихотворении "Рыцарь на час" (1860–1862).
Черты евангельского и народного христианства, темы покаяния, искупительной жертвы присутствуют в ряде произведений Некрасова ("Рыцарь на час", "Влас", "Молебен", поэма "Тишина", притча "О двух великих грешниках" в "Кому на Руси жить хорошо", "Пророк" и др.). Образ храма становится символом страдающей родины:
Храм воздыханья, храм печали –
Убогий храм земли твоей:
Тяжеле стона не слыхали
Ни римский Петр, ни Колизей!
("Тишина", 1856–1857)
В 60-е годы народная тема поверяется христианскими ценностями, сложно разворачиваясь в поэмах "Коробейники" и "Мороз, Красный нос".
В 70-е годы создаются поэмы о декабристах – "Дедушка", "Русские женщины". Тема декабризма оставалась для Некрасова животрепещущей вплоть до его последних минут. Всю жизнь волновал поэта и замысел всеохватного эпического произведения – поэмы "Кому на Руси жить хорошо" (1865–1877). Сам Некрасов называл поэму "эпопеей современной крестьянской жизни". Сказочность пролога, когда семь крестьян-правдоискателей решаются пуститься в великое путешествие по Руси, мотивирована реальной социальной необходимостью: познать пореформенную Русь во всех проявлениях ее нового бытия, на сломе крепостничества и свободы – подчас еще не осознанной и не прочувствованной свободы народной жизни:
"Порвалась цепь великая,
Порвалась – расскочилася:
Одним концом по барину,
Другим по мужику!…"
Вопрос о счастье, вынесенный в заглавие поэмы, – это подведение итогов прошлого и создание "проекта о будущем", социальной и национальной его модели. Исходя из этого варьируется, меняя комбинации, главный вопрос поэмы: "Кому жить любо-весело, / Вольготно на Руси?". "Счастливые" – это те, которым удалось (если воспользоваться словами Гриши Добросклонова) "в рабстве спасти свое сердце": Яким Нагой, Ермил Гирин, Савелий, богатырь святорусский, Матрена Тимофеевна Корчагина. В истязающих душу и тело человека условиях крепостного права каждый из них сумел "спасти", как самую большую драгоценность, живое сердце. Каждый из них воплощает лучшие крестьянские качества: Яким Нагой – достоинство и гордость за свое сословие, за всех "униженных" и "обиженных"; Ермил Гирин – честность и совестливость, позволившие ему заслужить народную любовь; Савелий – непокорность духа: "Клейменый, да не раб!"; Матрена – неукротимую силу душевного протеста против обстоятельств, способность победить, преодолеть их, сохранив дом и семью: "…Домом правлю я, / Рощу детей…". Представителем всех "несчастных" и "счастливых" в поэме является сын дьячка села Вахлачина Григорий Добросклонов. Его бесспорное счастье – в выборе доли "народного заступника", готовящей ему суровое испытание в будущем и причисляющей его к "избранным" – к тем, кто "рабам земли" должен "напомнить о Христе". Поэма осталась неоконченной, но общий смысл и пафос прояснены вполне, афористически сформулированы в пророческих "песнях" Гриши Добросклонова, легендах, притчах и иных первичных жанрах.
В 70-е годы строй поэзии Некрасова тяготеет к сжатости и лаконизму. Навстречу всем сомнениям и недугам, физическим и нравственным, из стихов последних лет ("Страшный год", "Уныние", "Поэту", "Подражание Шиллеру"), поэмы "Современники" подымается твердый голос человека и поэта, убежденного в своей нужности и правоте:
Я лиру посвятил народу своему.
Быть может, я умру неведомый ему,
Но я ему служил – и сердцем я спокоен…
Пускай наносит вред врагу не каждый воин,
Но каждый в бой иди! А бой решит судьба… ("Элегия А. Н. Еракову", 1874)
Как ты кротка, как ты послушна,
Ты рада быть его рабой,
Но он внимает равнодушно,
Уныл и холоден душой.
А прежде... помнишь? Молода,
Горда, надменна и прекрасна,
Ты им играла самовластно,
Но он любил, любил тогда!
Так солнце осени - без туч
Стоит, не грея, на лазури,
А летом и сквозь сумрак бури
Бросает животворный луч... 1856
Утро
Ты грустна, ты страдаешь душою:
Верю - здесь не страдать мудрено.
С окружающей нас нищетою
Здесь природа сама заодно.
Бесконечно унылы и жалки
Эти пастбища, нивы, луга,
Эти мокрые, сонные галки,
Что сидят на вершине стога;
Эта кляча с крестьянином пьяным,
Через силу бегущая вскачь
В даль, сокрытую синим туманом,
Это мутное небо... Хоть плачь!
Но не краше и город богатый:
Те же тучи по небу бегут;
Жутко нервам - железной лопатой
Там теперь мостовую скребут.
Начинается всюду работа;
Возвестили пожар с каланчи;
На позорную площадь кого-то
Провезли - там уж ждут палачи.
Проститутка домой на рассвете
Поспешает, покинув постель;
Офицеры в наемной карете
Скачут за город: будет дуэль.
Торгаши просыпаются дружно
И спешат за прилавки засесть:
Целый день им обмеривать нужно,
Чтобы вечером сытно поесть.
Чу! из крепости грянули пушки!
Наводненье столице грозит...
Кто-то умер: на красной подушке
Первой степени Анна лежит.
Дворник вора колотит - попался!
Гонят стадо гусей на убой;
Где-то в верхнем этаже раздался
Выстрел - кто-то покончил с собой.