Становление сравнительно-исторического метода
XVIII век в отличие от предыдущего и последующего веков не дал каких-либо новых развернутых лингвистических теорий. В основном шло накопление фактов и рабочих приемов описания в рамках старых идей, а некоторые ученые (больше философы, чем собственно лингвисты) высказывали принципиально новые теоретические положения, постепенно менявшие общие представления о языке.
В течение века увеличилось количество известных в Европе языков, составлялись грамматики миссионерского типа. К концу века и в самом начале XIX в. начали появляться многоязычные словари и компендиумы, куда старались включить информацию о как можно большем числе языков. В 1786–1791 гг. в Петербурге вышел четырехтомный словарь русско-немецкого путешественника и естествоиспытателя П. С. Палласа, включавший материал 276 языков. Уже в начале XIX в. был составлен наиболее известный словарь этого типа, «Митридат» И. X. Аделунга — И. С. Фатера, куда вошел перевод молитвы «Отче наш» почти на 500 языков.
В это же время продолжает развиваться нормативное изучение языков Европы. Для большинства из них к концу XVIII в. сформировалась разработанная литературная норма. При этом сами языки описывались более строго и последовательно. Например, в «Грамматике Пор-Рояля» французская фонетика еще трактовалась под сильным влиянием латинского алфавита, например, не замечалось существование носовых гласных. В XVIII в. такого рода описания выделяли систему звуков, мало отличающуюся от того, что сейчас называют системой фонем французского языка. Активно велась словарная работа. Огромное значение для окончательного установления норм английского языка имела деятельность выдающегося лексикографа Сэмюэля Джонсона (1709–1784).
Среди стран, где в XVIII в. активно велась деятельность по нормализации языка, следует назвать и Россию. Если до того в Восточной Европе объектом изучения служил лишь церковнославянский язык, то начиная с петровского времени стал, поначалу стихийно, а затем все более осознанно, развиваться процесс формирования норм русского литературного языка, что требовало и его описания. В 30-е гг. XVIII в.
В. Г. Адодуров (1709–1780) пишет первую в России грамматику русского языка. Затем появляется «Российская грамматика» великого русского ученого М. В. Ломоносова (1711–1765). В этой грамматике, еще не вполне свободной от латинского эталона, дается подробное и точное для своего времени описание строя русского языка. В XVIII в. складывается и русская лексикография. В течение века благодаря активной теоретической и практической деятельности В. К. Тредиаковского, М. В. Ломоносова, а позже H. М. Карамзина и его школы складываются нормы русского языка.
В течение XVIII в. продолжали составляться и общие рациональные грамматики в духе «Грамматики Пор-Рояля», из Франции традиция их написания распространяется в Германию. Однако такие грамматики не содержали особо новых идей. Идея конструирования «идеальных» языков с начала XVIII в. перестает быть популярной.
Однако с конца XVn в. по конец XVIII в. к теоретическим проблемам языка обращались ученые, не создавшие каких-либо строгих методов языкового описания и обычно не бывшие профессиональными лингвистами. К их числу принадлежали в Германии Георг Вильгельм Лейбниц (1646–1716) и позже Иоганн Готфрид Гердер (1744–1803), в Италии Джанбатиста Вико (1668–1744), во Франции Этьен Бонно де Кондильяк (1715–1780) и Жан-Жак Руссо (1712–1778). В их сочинениях появляется ряд новых идей, главной из которых стала идея исторического развития языка.
Именно в XVIII в. в центр обсуждений встала проблема происхождения языка, ни до того, ни после того она не обсуждалась столь активно. Раньше безоговорочно господствовали библейские представления об Адаме и вавилонской башне. Теперь им на смену пришли попытки рационалистических объяснений того, каким образом люди начали говорить. Почти все известные до наших дней концепции происхождения языка появились в XVIII в., хотя довольно сходные с ними взгляды высказывались еще в античности. Была выдвинута идея о появлении языка на основе звукоподражаний, развитии языка из непроизвольных выкриков человека, а также развивавшаяся Ж.-Ж. Руссо идея о «коллективном договоре», в соответствии с которой люди договорились между собой о том, что как называть. Наиболее разработанную теорию происхождения и развития языка для тех лет предложил Э. Кондильяк. Он считал, что язык на ранних этапах развивался от бессознательных криков к сознательному их использованию, а получив контроль над звуками, человек смог контролировать свои умственные операции. От Э. Кондильяка произошла и идея о первичности языка жестов, который поначалу лишь дополнялся звуковым, а звуковые знаки возникали по аналогии с жестами. Французский философ развил и концепцию о едином пути развития языков, который однако языки проходят с разной скоростью и потому одни языки совершеннее других. Здесь мы уже видим первый вариант концепции стадий, позднее развитой братьями Шлегелями и В. фон Гумбольдтом.
Еще до Э. Кондильяка идеи историзма развивал Дж. Вико, выдвинувший развернутую концепцию исторического развития человечества, в которой важное место отводилось развитию языка. По мнению К. Маркса, у Дж. Вико в зародыше уже содержались основы сравнительно-исторического метода. И. Г. Гер дер выдвинул положения о «духе народа», повлиявшие на В. фон Гумбольдта.
Все эти идеи были достаточно интересными, но содержали один неустранимый недостаток: они были основаны не на анализе языкового материала, а на произвольных, хотя иногда и остроумных догадках. Что же касается вопроса о происхождении языка, то никакими конкретными данными об этом процессе наука не располагала тогда и не располагает сейчас.
Общее распространение идей историзма сказывалось и на общем интересе к выяснению родственных связей языков. Уже тогда не сомневались в том, что сходство между собой германских или славянских языков объясняется общностью происхождения. Появляется идея о языковых семьях. Пережившие много веков представления о древнееврейском языке как «корне» всех языков мира, на котором говорили до вавилонского смешения языков, уступает окончательно место идеям о множественности языковых семей. Однако надежного научного метода наука XVIII в.еще не имела, а представления об истории языков часто бывали фантастическими. Например, французский язык тогда чаще всего не считали потомком латыни по двум причинам: во-первых, предки французов — не римляне, а галлы; во-вторых, в Латыни сложное склонение и спряжение, а во французском языке склонения почти нет, а спряжение много беднее, чем в латыни; отсюда вывод: французский язык — потомок кельтского (галльского), лишь испытавший латинское влияние.
По выражению В. Томсена, весь XVIII в. сравнительно-исторический метод «витал в воздухе». Но нужен был некоторый толчок, который стал бы отправной точкой для кристаллизации метода. Таким толчком стало в конце века открытие санскрита, ранее совсем не известного в Европе.
В 1786 г. на заседании Королевского общества в Калькутте выступил английский востоковед Уильям Джонс (1746–1794). Он много лет прожил в Индии, тогда бывшей английской колонией, и занимался изучением индийской культуры под руководством местных учителей, сохранявших знание национальной лингвистической традиции. Эта традиция к тому времени уже перестала развиваться, но знание трудов Панини и других классиков продолжало передаваться из поколения в поколение. У. Джонс одним из первых среди европейцев узнал санскрит и первым начал его сопоставлять с греческим, латинским и другими языками Европы. Сходство санскрита с этими языками было очевидным, а поскольку санскрит был древнее любого до того известного индоевропейского языка, то У. Джонс выдвинул идею о санскрите как праязыке. Такая точка зрения держалась очень долго, окончательно опроверг ее лишь А. Шлейхер в начале второй половины XIX в. Одновременно английский ученый положил начало знакомству европейского языкознания с индийской традицией, оказавшей некоторое влияние на ее развитие, особенно в самой санскритологии.
Открытие санскрита стало тем недостающим звеном, после появления которого началось бурное развитие исследований в области сопоставления европейских языков с санскритом и между собой. Хотя открыли санскрит англичане, но очень скоро центр данных исследований переместился в Германию, в то время страну с наиболее сильными научными центрами и школами. В течение всего XIX в. там находился центр мировой науки о языке, прежде всего сравнительно-исторического языкознания, или компаративистики. Помимо Германии ряд крупных ученых дала близкая к ней по научным традициям Дания, а в ряде других стран основателями компаративистики стали ученые, происходившие из Германии. Так было в России, где такую роль сыграл Александр Христофорович Востоков (Остенек) (1781–1864), соединивший немецкую ученость с большой любовью к культуре славянских народов.
Поначалу сопоставления языков еще были очень несовершенными. Но всего через три десятилетия после открытия санскрита, в 1816 г., появляется первая вполне научная работа, заложившая основы сравнительно-исторического метода. Это была книга Франца Боппа (1791–1867) «О системе спряжения санскритского языка в сравнении с таковым греческого, латинского, персидского и германского языков». В 1818 г. была издана книга другого крупного ученого, датчанина Расмуса Раска (1787–1832) «Исследование в области древнесеверного языка, или происхождение исландского языка». В 1819 г. вышел первый том «Немецкой грамматики» Якоба Гримма (1785–1863), в 1820 г. — «Рассуждение о славянском языке» A. X. Востокова. За исключением рано умершего Р. Раска эти ученые продолжали активно работать примерно до 50-х гг. XIX в., опубликовав немало сочинений. В этих сочинениях впервые формировался сравнительно-исторический метод.
Никто из перечисленных ученых не стремился к общетеоретическим и тем более философским рассуждениям, которыми так были богаты XVII и XVIII вв. У них редко можно найти какие-либо высказывания о природе и сущности языка. Они впервые в мировой науке, работая с конкретным материалом, старались выработать действительно научный метод его исследования.
Из указанных ученых наиболее широким по своему подходу был Ф. Бопп, старавшийся охватить все известные к тому времени индоевропейские языки. Другие компаративисты были уже по проблематике: Р. Раск и Я. Гримм занимались германскими языками, A. X. Востоков — славянскими. Однако подход у них имел общие черты.
Значительное количество сходных по звучанию и значению слов разных языков было известно и до основателей компаративистики. Однако надо было разобраться во всем этом богатстве, отличая истинное родство от заимствований и случайных совпадений. Данные ученые выдвинули ряд методических принципов, которые, будучи развиты компаративистами последующих поколений, сохраняются в компаративистике и по сей день.
Одним из них было понимание того, что сравнивать следует не целые слова известных языков, которые могут состоять из компонентов разного происхождения, а их составные части: корни, окончания. Понятие корня было сформулировано Ф. Боппом уже в первой его работе 1816 г. При этом корень понимался не в привычном для нас смысле, а как древний комплекс, которому в более поздних языках могут соответствовать и аффиксы, и не имеющие значения элементы. В частности, Ф. Бопп стремился возвести аффиксы современных и древних языков Европы к первичным, древнейшим корням. И Ф. Бопп, и Р. Раск считали лексические параллели менее надежными, чем грамматические, поэтому на первых порах, что особенно последовательно проводилось у Ф. Боппа, сравнительно-историческое исследование строилось как сравнительная грамматика родственных языков, выявлялось происхождение тех или иных морфологических показателей. Идея об особом значении сопоставления морфологических показателей, по сравнению с лексическими элементами более устойчивых в языке, сохраняется и в современной науке (другой вопрос, что для ряда языков, прежде всего изолирующих, такие сопоставления вообще невозможны и родство может устанавливаться лишь через анализ лексики).
Другой принцип — регулярности соответствий — впервые наиболее четко сформулировал Р. Раск. Он первым разграничил имеющие разную значимость для компаративистики классы лексики. Слова, связанные с торговлей, образованием, наукой и т. д., слишком часто «возникают не естественным путем», то есть заимствуются. В то же время имеются слова, наиболее показательные для установления родства, поскольку они очень устойчивы и не склонны к заимствованию: это местоимения, числительные, имена родства и др. Данное разграничение проводится сравнительно-историческим языкознанием и сейчас.
После выявления таких показательных слов, согласно Р. Раску, можно ставить вопрос об установлении родства: «Когда в двух языках имеются соответствия именно в словах такого рода и в таком количестве, что, могут быть выведены правила относительно буквенных переходов из одного языка в другой, тогда между этими языками имеются тесные родственные связи». Далее Р. Раск приводит таблицу соответствий греческих и латинских слов и заключает: «Известно, что, сравнивая множество слов, можно вывести большое число правил перехода, а так как в данном случае имеются большие соответствия также в грамматике обоих языков, то мы можем с большим правом заключить, что между латинским и греческим языками имеют место тесные родственные связи». Если отвлечься от явно устаревшего представления о звуковых переходах как о «буквенных», то данный принцип используется в компаративистике нашего времени тоже.
Не надо однако думать, что все построения основателей компаративистики выглядят столь же современно. Они владели материалом лишь ограниченного числа индоевропейских языков, главным образом старописьменных, ввиду чего их сопоставления быстро устарели. Они лишь сопоставляли родственные языки, но еще не занимались систематической реконструкцией праязыка, в лучшем случае реконструируя отдельные элементы вроде глагольных флексий у Ф. Боппа. У них еще не было разработанной методики по разграничению исконных соответствий и пусть достаточно многочисленных, но имеющих иное происхождение параллелей (за исключением правильного, но слишком еще общего разграничения базовой и небазовой лексики). Нередко они исходили из впоследствии отброшенных построений, вроде упомянутого представления о санскрите как праязыке или тезиса Р. Раска о выведении греческого, латинского и германских языков из фракийского. Однако для своего времени труды первых компаративистов были большим шагом вперед. Впервые наука о языке могла развиваться на основе достаточно строгого метода.
Основатели компаративистики не ограничивались сопоставлением языков. В ряде их работ, прежде всего в «Немецкой грамматике» Я. Гримма, исследовалось историческое развитие отдельных языков и языковых групп. В частности, в книге Я. Гримма описывалась история германских языков и диалектов начиная с самых древних засвидетельствованных форм. По сравнению с другими учеными данного направления Я. Гримм находился под значительным влиянием романтических идей о «духе народа» и его отражении в языке, особо подчеркивая роль данных о народных диалектах (Я. Гримм вместе с братом Вильгельмом также известны как выдающиеся собиратели немецкого фольклора). Изучение исторического развития германских языков дало возможность Я. Гримму выявить закономерности их фонетического развития. Ему и некоторым его современникам принадлежат первые формулировки конкретных законов звуковых изменений языка. Понятие звукового закона, введенное Ф. Боппом в 1824 г. и развитое Я. Гриммом, тогда однако еще не имело столь принципиального значения, которое оно получило у следующих поколений компаративистов. Изучение исторических изменений и сопоставление языков давало возможность восстанавливать то, что исчезло из памяти носителей языка. Так, в старославянской письменности существовали две особые буквы: юс большой и юс малый, звуковое значение которых забыли. Однако сопоставлением славянских языков Л. X. Востоков открыл «тайну юсов», установив, что это были носовые гласные.
Наука о языке первой половины XIX в. не исчерпывалась одной компаративистикой. Параллельно развивались философские теории языка, с которыми было связано и зарождение типологии. В начале XIX в. братья Август (1767–1845) и Фридрих (1772–1829) Шлегели впервые сформулировали идею об аморфных (позднее названных изолирующими), агглютинативных и флективных языках, различие в строе которых они трактовали как различие стадий человеческого мышления (подробнее см. об этом в главе о В. фон Гумбольдте). Общетеоретический, философский подход к языку в первой половине XIX в. достиг наивысшего развитие в теории В. фон Гумбольдта, которую необходимо рассмотреть отдельно в особой главе. Гумбольдтианская традиция продолжала развиваться в той или иной степени в течение всего XIX в. параллельно с развитием компаративистики.
Как традиция, заложенная Ф. Боппом, Р. Раском и др., так и традиция В. фон Гумбольдта были связаны с историческим подходом к языку. Описания современных языков и синхронные общетеоретические работы, хотя и продолжали писаться, ушли на периферию науки. Лишь изредка профессиональные ученые обращались к подобной проблематике, и чем позже, тем все меньше. Одним из редких образцов такой грамматики современного языка, не связанной с историческими изысканиями, стала якутская грамматика выдающегося ученого Отто Бётлингка (1815–1901), долго работавшего в России; грамматика вышла в Петербурге на немецком языке в 1851 г. (о ее значении говорит уже то, что ее русский перевод был издан в Новосибирске совсем недавно, в 1990 г.). Однако по основной специальности О. Бётлингк был санскритологом и в последующие десятилетия более не обращался к современным языкам. В основном же изучение современных языков ушло из университетской науки. Европейскими языками занимались в основном педагоги, методисты, авторы гимназических учебников, нормативных грамматик и словарей. «Экзотические» языки, как и раньше, чаще всего изучались силами миссионеров, офицеров-путешественников, служащих колониальной администрации. Продолжали появляться и «логические», «рациональные» грамматики, продолжавшие традиции «Грамматики Пор-Рояля» и далекие от историзма. За ними, а затем и за самой грамматикой А. Арно и К. Лансло, прочно установилась репутация безнадежно устаревших.
К середине XIX в. компаративисты все более занимались реконструкциями древних, не наблюдаемых языковых состояний, поначалу не столько праиндоевропейского, сколько более поздних. Одним из таких состояний было прароманское, представленное так называемой народной (вульгарной) латынью, мало отраженной в письменных памятниках (классическая латынь отражала несколько более раннее состояние языка). Сопоставление романских языков, проводимое последователем Ф. Боппа Ф. К. Дицем и его учениками, дало возможность реконструировать ряд форм народной латыни, не зафиксированных в памятниках. А затем при раскопках был найден написанный на народной латыни текст, где употреблялись эти формы! Так сравнительно-исторический метод еще на довольно раннем этапе развития уже выдержал проверку на надежность. Другие области языкознания тогда были развиты гораздо слабее.
Литература
Томсен В. История языкознания до конца XIX века. М., 1938, с. 51–81.
Звегинцев В. А. Зарождение сравнительно-исторического языкознания // Звегинцев В. А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях, ч. 1. М., 1960, с. 25–27.
Вильгельм фон Гумбольдт
Вильгельм фон Гумбольдт (1767–1835) был одним из крупнейших лингвистов-теоретиков в мировой науке. По поводу его роли в языкознании В. А. Звегинцев писал: «Выдвинув оригинальную концепцию природы языка и подняв ряд фундаментальных проблем, которые и в настоящее время находятся в центре оживленных дискуссий, он, подобно непокоренной горной вершине, возвышается над теми высотами, которых удалось достичь другим исследователям».
В. фон Гумбольдт был многосторонним человеком с разнообразными интересами. Он был прусским государственным деятелем и дипломатом, занимал министерские посты, играл значительную роль на Венском конгрессе, определившем устройство Европы после разгрома Наполеона. Он основал Берлинский университет, ныне носящий имена его и его брата, знаменитого естествоиспытателя и путешественника А. фон Гумбольдта. Ему принадлежат труды по философии, эстетике и литературоведению, юридическим наукам и др. Его работы по лингвистике не столь уж велики по объему, однако в историю науки он вошел в первую очередь как языковед-теоретик.
Время, когда работал В. фон Гумбольдт, было периодом расцвета немецкой классической философии; в это время работали такие великие мыслители, как старший современник В. фон Гумбольдта И. Кант и принадлежавший к одному с В. фон Гумбольдтом поколению Г. Гегель. Вопрос о связи гумбольдтовской теории с теми или иными философскими концепциями, в частности, И. Канта, по-разному трактуется историками науки. Однако несомненно одно: влияние на ученого общей философской атмосферы эпохи, способствовавшее рассмотрению крупных, кардинальных вопросов теории. В то же время эпоха сказывалась и на научном стиле ученого: перед ним не стояла задача строить логически непротиворечивую теорию или доказывать каждое из ее положений; такого рода требования появились в лингвистике позже. Зачастую философская манера рассуждений В. фон Гумбольдта кажется современному читателю не очень понятной, особенно это относится к его главному лингвистическому труду. Однако за сложно изложенными и никак не доказанными рассуждениями скрывается глубокое содержание, часто очень актуальное для современной науки. Наряду с несомненно устаревшими положениями мы видим у В. фон Гумбольдта постановку и решение, пусть в зачаточном виде, многих проблем, к которым впоследствии вновь приходила наука о языке.
Лингвистикой В. фон Гумбольдт в основном занимался в последние полтора десятилетия жизни, после отхода от активной государственной и дипломатической деятельности. Одной из первых по времени работ был его доклад «О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития», прочитанный в Берлинской академии наук в 1820 г. Несколько позже появилась другая его работа — «О возникновении грамматических форм и их влиянии на развитие идей». В последние годы жизни ученый работал над трудом «О языке кави на острове Ява», который не успел завершить. Была написана его вводная часть «О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества», опубликованная посмертно в 1848 г. Это безусловно главный лингвистический труд В. фон Гумбольдта, в котором наиболее полно изложена его теоретическая концепция. Работа сразу стала очень знаменитой, и уже спустя десятилетие появился ее русский перевод, хотя и не бывший достаточно адекватным. В хрестоматию В. А. Звегинцева включены доклад «О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития» и фрагменты из его главного труда. Наконец, в 1984 г. вышла книга В. фон Гумбольдта «Избранные труды по языкознанию», куда впервые включены русские переводы всех его основных лингвистических работ.
В двух более ранних работах В. Гумбольдта, прежде всего в статье «О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития», ученый высказывает идеи, связанные с так называемой стадиальной концепцией языка. Эти идеи были основаны на анализе значительного для того времени количества языков; в частности, на основании материалов, собранных его братом, он первым среди языковедов-теоретиков стал изучать языки американских индейцев.
Сравнительное изучение языков было нужно В. фон Гумбольдту не для выяснения языкового родства (работы Ф. Боппа он оценивал высоко, но сам компаративистикой такого типа не занимался), но и не просто для выявления общего и различного в языковых структурах, как в типологии более позднего времени. Для него было необходимым выявить общие закономерности исторического развития языков мира. Языкознание он, как и все его современники, понимал как историческую науку, но история языков не сводилась для него к истории языковых семей.
В связи с выделяемыми им тремя этапами развития В. фон Гумбольдт выделял «три аспекта для разграничения исследований языков». Первый этап — период происхождения языков. Владевший материалом многих языков так называемых примитивных народов ученый четко осознавал, что «еще не было обнаружено ни одного языка, находящегося ниже предельной границы сложившегося грамматического строения. Никогда ни один язык не был застигнут в момент становления его форм». Тем более нет никаких прямых данных о происхождении языка. В. фон Гумбольдт отказывался от сколько-нибудь развернутых гипотез в духе XVIII в. о происхождении языка, предполагая лишь, что «язык не может возникнуть иначе как сразу и вдруг», то есть происхождение языка из чего-то ему предшествовавшего — скачкообразный переход из одного состояния в другое. На первом этапе происходит «первичное, но полное образование органического строения языка».
Второй этап связан со становлением языков, формированием их структуры; его изучение «не поддается точному разграничению» от исследования первого этапа. Как уже отмечено выше, этот этап также недоступен прямому наблюдению, однако данные о нем можно полнить, исходя из различий структур тех или иных языков. Становление языков продолжается вплоть до «состояния стабильности», после достижения которого принципиальное изменение языкового строя уже невозможно: «Как земной шар, который прошел через грандиозные катастрофы до того, как моря, горы и реки обрели свой настоящий рельеф, но внутренне остался почти без изменений, так и язык имеет некий предел законченности организации, после достижения которого уже не подвергаются никаким изменениям ни его органическое строение, ни его структура… Если язык уже обрел свою структуру, то важнейшие грамматические формы уже не претерпевают никаких изменений; тот язык, который не знает различий в роде, падеже, страдательном или среднем залоге, этих пробелов уже не восполнит».
Согласно В. фон Гумбольдту, языки проходят принципиально единый путь развития, но «состояние стабильности» может достигаться на разных этапах. Здесь он развил существовавшие и до него идеи о стадиях развития языков, отражающих разные уровни развития тех или иных народов. Здесь позиция ученого оказывается несколько противоречивой. С одной стороны, он предостерегает против установления принципиальной пропасти между уровнями развития языков «культурных» и «примитивных» народов: «Даже так называемые грубые и варварские диалекты обладают всем необходимым для совершенного употребления»; «Опыт перевода с различных языков, а также использование самого примитивного и неразвитого языка при посвящении в самые тайные религиозные откровения показывают, что, пусть даже с различной точностью, каждая мысль может быть выражена в любом языке». С другой стороны, он же определенно пишет: «Наивысшего совершенства по своему строю, без сомнения, достиг греческий язык» (имеется в виду древнегреческий). В статье «О возникновении грамматических форм и их влиянии на развитие идей», откуда взята последняя цитата, В. фон Гумбольдт стремится выявить шкалу, по которой можно расположить языки, достигшие «состояния стабильности» на том или ином уровне (он допускает и возможность того, что некоторые языки еще развиваются и «состояния стабильности» не достигли и достигнут лишь в будущем).
В этом пункте В. фон Гумбольдт развил идеи, высказанные незадолго до того двумя другими немецкими мыслителями, принадлежавшими к тому же поколению, — братьями Августом и Фридрихом Шлегелями. Они ввели понятия аморфных (позднее переименованных в изолирующие), агглютинативных и флективных языков; эти понятия, позднее ставшие чисто лингвистическими, связывались братьями Шлегелями и затем В. фон Гумбольдтом со стадиями развития языков и народов.
В. фон Гумбольдт выделяет четыре ступени (стадии) развития языков: «На низшей ступени грамматическое обозначение осуществляется При помощи оборотов речи, фраз и предложений… На второй ступени грамматическое обозначение осуществляется при помощи устойчивого порядка слов и при помощи слов с неустойчивым вещественным и формальным значением… На третьей ступени грамматическое обозначение осуществляется при помощи аналогов форм… На высшей ступени грамматическое обозначение осуществляется при помощи подлинных форм, флексий и чисто грамматических форм». Нетрудно видеть, что три последние ступени соответствуют изолирующему, агглютинативному и флективному строю («аналоги форм» отделяются от «подлинных форм» тем, что в первых «связь… компонентов еще недостаточно прочна, заметны места соединения. Образовавшаяся смесь еще не стала одним целым», то есть речь идет явно об агглютинации). Стадиальное различие прямо связывается со степенью духовного развития: «Первое, и самое существенное, из того, что дух требует от языка, — это не смешение, а четкое разграничение вещи и формы, предмета и отношения… Однако такое разграничение происходит только при образовании подлинных грамматических форм путем флексии или грамматических слов… при последовательном обозначении грамматических форм. В каждом языке, располагающем только аналогами форм, в грамматическом обозначении, которое должно быть чисто формальным, остается материальный компонент».
Правда, тут же В. фон Гумбольдт вынужден констатировать, что в данную схему с трудом укладывается китайский язык, составляющий, по его мнению, «самый необычный пример», другой сходный пример представлял и древнеегипетский язык. Оказывается, что «два самых необычных народа были в состоянии достигнуть высокой ступени интеллектуального развития, обладая языками совершенно или большей частью лишенными грамматических форм». Однако В. фон Гумбольдт не склонен данные примеры считать опровержением своей точки зрения: «Там, где человеческий дух действует при сочетании благоприятных условий и счастливого напряжения своих сил, он в любом случае достигает цели, пусть даже пройдя к ней трудным и долгим путем. Трудности при этом не уменьшаются оттого, что духу приходится их преодолевать». Все-таки к языкам, «обладающим истинным строем грамматических форм», относятся, согласно В. фон Гумбольдту, санскрит, семитские языки и, наконец, классические языки Европы с греческим на вершине.
Позиция ученого оказывается здесь не вполне цельной. С одной стороны, он ставит в данной статье важную и не потерявшую актуальности проблему описания «экзотических» языков в их собственных категориях, без европеизации: «Поскольку к изучению неизвестного языка подходят с позиции более известного родного языка или латыни, то для иностранного языка избирается способ обозначения грамматических отношений, принятый в ряде языков… Во избежание ошибки необходимо изучать язык во всем его своеобразии, чтобы при точном расчленении его частей можно было определить, при помощи какой определенной формы в данном языке в соответствии с его строем обозначается каждое грамматическое отношение». В этой связи он разбирает некоторые испанские и португальские грамматики индейских языков, показывая, что, например, инфинитивом в них именуют то, что не соответствует европейскому инфинитиву. Но с другой стороны, он считает, что «дух требует от языка» тех качеств, которые специфичны для флективных, прежде всего классических языков. Во времена В. фон Гумбольдта еще сильны были шедшие от эпохи Возрождения представления об античной культуре как самой «мудрой» и совершенной; после открытия санскрита такое же совершенство стали видеть и в древнеиндийской культуре. Имелось и объективное «доказательство» такого подхода: максимальная морфологическая сложность, действительно свойственная санскриту или древнегреческому по сравнению с большинством языков мира.
Типологическими проблемами В. фон Гумбольдт занимался и в главном своем лингвистическом труде. Там на основе изучения индейских языков он выделил наряду с тремя типами братьев Шлегелей еще один языковой тип — инкорпорирующий. Стадиальная типологическая концепция после В. фон Гумбольдта в течение нескольких десятилетий господствовала в европейской науке. Однако многие ее положения нельзя было тактически доказать. Это относилось не только к представлениям о том, чего «дух требует от языка», но и к тезису о достижении каждым языком «предела законченности организации» (аналогия с земным шаром, соответствовавшая представлениям времен В. фон Гумбольдта, также была отвергнута последующей наукой). Как дальше будет показано, стадиальная концепция потеряла влиятельность уже во второй половине XIX в. и ушла из языкознания, если не считать неудачной попытки ее возрождения Н. Я. Марром. И в то же время кое-что осталось. Сами понятия агглютинативных, флективных, изолирующих (аморфных) и инкорпорирующих языков, также как и сопряженные с ними понятия агглютинации, инкорпорации и др., несмотря ни на что всегда оставались в арсенале науки о языке. Братья Шлегели и Гумбольдт сумели открыть некоторые существенные черты языковых структур. Вопрос о закономерностях развития языкового строя, впервые поставленный В. фон Гумбольдтом, остается важным и серьезным и сейчас, хотя современная наука решает его не столь прямолинейно. И, наконец, сама идея структурного сравнения языков вне зависимости от их родственных связей легла в основу одной из важнейших лингвистических дисциплин — лингвистической типологии.
Вернемся к докладу В. фон Гумбольдта «О сравнительном изучении языков применительно к различным эпохам их развития». Третий и последний этап языковой истории начинается с момента, когда язык достиг «предела законченности организации». Язык уже не развивается, но и не деградирует (такого рода идеи появились позже). Однако в органическом строении языка и его структуре, «как живых созданиях духа», может до бесконечности происходить более тонкое совершенствование языка. «Посредством созданных для выражения более тонких ответвлений понятий, сложением, внутренней перестройкой структуры слов, их осмысленным соединением, прихотливым использованием первоначального значения слов, точно схваченным выделением отдельных форм, искоренением излишнего, сглаживанием редких звучаний язык, который в момент своего формирования беден, слаборазвит и незначителен, если судьба одарит его своей благосклонностью, обретет новый мир понятий и доселе неизвестный ему блеск красноречия». На этом этапе истории находятся, в частности, современные языки Европы.
Изучение языка на этом этапе составляет предмет собственно исторической лингвистики. Совершенствование языка тесно связано с историческим развитием соответствующего народа. В то же время и здесь можно и нужно сопоставлять языки. Только на материале языков, стоящих на одинаковой ступени развития, «можно ответить на общий вопрос о том, как все многообразие языков вообще связано с процессом происхождения человеческого рода». Уже здесь В. фон Гумбольдт отвергает идею о том, что представления человека о мире независимы от его языка. Различное членение мира различными языками, как отмечает ученый, «выявляется при сопоставлении простого слова с простым понятием… Безусловно, далеко не безразлично, использует ли один язык описательные средства там, где другой язык выражает это одним словом, без обращения к грамматическим формам… Закон членения неизбежно будет нарушен, если то, что в понятии представляется как единство, не проявляется таковым в выражении, и вся реальная действительность отдельного слова пропадает для понятия, которому недостает такого выражения». Уже в этой сравнительно ранней работе В. фон Гумбольдт заявляет: «Мышление не просто зависит от языка вообще, потому что до известной степени оно определя<