Языковая личность в коммуникативном конфликте.

Ярче всего языковая личность проявляет особенности своего дискурсивного поведения в экстремальных, экзистенциональных ситуациях общения. К их числу относятся коммуникативные конфликты. В настоящем разделе мы постараемся дать описание типов коммуникативных стратегий речевого поведения языковых личностей в коммуникативном конфликте. Представленная типология будет конкретизирована и проиллюстрирована во 2-м разделе 5 главы.

Психологический механизм коммуникативного конфликта связан со статусно-ролевой структурой поведения людей. Его наглядно демонстрирует уже упоминавшийся нами трансакционный анализ Э. Берна. Успешность процесса межличностной коммуникации, по мнению американского психолога, гарантируют параллельные трансакции. В них возможны равноправные отношения между говорящими: Р – Р, В – В, Д – Д. Примеры таких трансакций: разговор пожилых людей о недостатках современной молодежи (Р – Р), обсуждение доклада на научной конференции (В – В), диалог студентов, собирающихся сбежать с последней лекции (Д – Д). Существует и иной тип параллельных трансакций – тип психологического неравноправия (Р – Д, Д – Р). Это взаимодействие опеки, заботы, подавления или, наоборот, восхищения, подчинения, беспомощности. Примером такой коммуникации могут быть отношения отца и сына, научного руководителя и аспиранта и т.п. Подобные параллельные трансакции менее долговечны. Если со временем они не переходят в равноправные, возможно вызревание конфликта, который, собственно, и является предметом нашего рассмотрения.

Как считает Берн, конфликтные отношения возникают в результате непараллельных трансакций, когда, например, один участник общения пытается строить взаимодействие на основе равноправия, а другой, не принимая заданную модель, обращается к собеседнику сверху вниз (Р – Д) либо снизу вверх (Д – Р). В качестве примера такого конфликта можно привести хорошо всем известную ситуацию в магазине.

Покупатель: Извините/ почем этот сыр ?// (В – В).

Продавец: У вас что/ глаз нет?// (Р – Д).

Ситуации подобного рода несут в себе элементы активного протеста одного из говорящих против «неправильного», ненормативного речевого поведения собеседника. Такой протест влечет за собой вербальную агрессию в форме коммуникативного саботажа [См.: Николаева 1990]. Не исключено, что объект агрессии будет вынужден проглотить колкости, но возможен и другой исход – «переход в атаку». Тогда в ответ на «укол» языковая личность делает свой «выпад». Тонкий анализ бытовых конфликтов, способы их предотвращения предложены в работах ростовского психотерапевта М.Е. Литвака [1997а], имя которого уже упоминалось на страницах книги. Сущность такого ухода от конфликта, который ученый назвал термином «психологическое айкидо», как раз состоит в умении погасить агрессию нападающего, соглашаясь с его доводами.

Психологическая подоплека конфликта заключается в возникновении у участников общения внутреннего напряжения, которое требует разрядки, «выпускания паров». Колкости, которыми обмениваются враждующие стороны, есть не что иное как попытка разрядиться за счет собеседника. Природа вербальной агрессии была детально рассмотрена в работах отечественного психолингвиста В.И. Жельвиса. Ученый показал, что эмоциональный всплеск, сопровождающий коммуникативный конфликт, обладает свойствами, сходными с тем, что древние греки называли термином «катарсис» – психологическая разрядка, приносящая душевное очищение. В своих исследованиях В.И. Жельвис [1993, 1997] подробно рассмотрел разные способы выражения негативного отношения (инвективы), существующие у различных народов. Так, например, жители Японии в бытовых ссорах, как правило, избегают бранных выражений, подобных тем, которые используют наши соотечественники. И это не означает того, что японская культура не знает вербальной агрессии. Дело в том, что речевой этикет японцев разработан столь детально, что в нем можно найти грамматические формы выражения разных степеней вежливости. Простая просьба открыть окно может быть передана несколькими способами, из которых нормально-вежливый в переводе на русский язык звучит примерно так: «Не могли бы вы сделать так, чтобы окно оказалось открытым?». Уклонение от подчеркнуто вежливого обращения воспринимается японцем как вызов, оскорбление. Простая форма «Откройте окно!» может восприниматься как намеренная провокация к конфликту. Совершенно иначе и в чем-то диаметрально противоположным образом протекает речевой конфликт у гималайских шерпов. Последователи буддизма, шерпы исповедуют неприемлемость любых форм проявления насилия. Однако запрет на словесную агрессию постоянно нарушается: не имея возможности физического воздействия, шерпы компенсируют его словесными выражениями. У них даже существует своего рода ритуал «вышучивания на пирах», который подчас приобретает характер достаточно жестокой словесной дуэли [Подробнее см.: Жельвис 1997].

Если мы внимательно поглядим вокруг, то сможем заметить, что люди, нас окружающие, тоже ведут себя в ситуациях эмоционального напряжения по-разному. Среди своих знакомых мы обнаружим и щепетильных «японцев», и невоздержанных на язык «шерпов». В конфликтной ситуации разные люди придерживаются неодинаковых речевых стратегий. Отличия в коммуникативном поведении определяются индивидуально-личностными характеристиками говорящих, обусловленными их темпераментом, воспитанием и т.п.

Анализ языковых форм, употребляемых людьми в состоянии конфликта позволил нам свести их к трем типам речевых стратегий: инвективному, куртуазному и рационально-эвристическому. Охарактеризуем каждый [подробнее см.: Седов 1996, 1997; Седов, Горелов 1998].

1. Инвективная стратегия конфликтного поведения демонстрирует пониженную семиотичность: коммуникативные проявления здесь выступают отражением эмоционально-биологических реакций.

2. Куртуазная стратегия, наоборот, отличается повышенной степенью семиотичности речевого поведения, которая обусловлена тяготением говорящего к этикетным формам социального взаимодействия.

3. Рационально-эвристическая стратегия речевого поведения в ситуации конфликта опирается на рассудочность, здравомыслие. Негативные эмоции в этом случае выражаются косвенным, непрямым способом.

Каждый из представленных типов несет в себе свой способ катартической разрядки, снятия напряжения. В первой разновидности такая разрядка реализуется при помощи прямой вербальной агрессии. Во второй преобладает эмоция обиды. В третьей – мы имеем дело со смеховым катарсисом, представленным в виде иронии. Для иллюстрации возьмем типичную конфликтную ситуацию, которая часто возникает в семье: муж утром ищет свои носки, что вызывает крайнее раздражение жены.

Муж. – Ты случайно не знаешь, где мои носки?

1. (Инвективный тип) Жена. – Иди ты к черту со своими носками! Я тебе не домработница!

2. (Куртуазный тип) Жена. – Если тебе не трудно, будь так добр, клади свои носки на место!

3. (Рационально-эвристический тип) Жена. – Это, конечно, враги сперли. ЦРУ похитило.

Все три типа ответов даются с позиции берновского Родителя.

Речевая стратегия выбирается говорящим бессознательно. Она служит отражением своеобразия языкового сознания человека и, по нашему мнению, позволяет классифицировать языковые личности. Индивид, ведущий себя в конфликтной ситуации в соответствии с намеченными типами поведения, обычно проявляет сходные черты и в иных речевых сферах. Поэтому, следовательно, можно говорить об инвективной, куртуазной и рационально-эвристической языковых личностях.Обычно люди обнаруживают отмеченные особенности речевого поведения не только в бытовом, но и в деловом, и в педагогическом общении. Достаточно вспомнить школьных учителей, которых каждый из нас помнит с детских лет. В состоянии стресса одни из них принимали позу обиженных, другие – предпочитали переходить на крик, третьи же разряжались при помощи иронических насмешек.

Как уже было сказано, причина бытового конфликта – недовольство одного из участников социального взаимодействия поступками другого участника. В некоторых случаях такое недовольство порождается тем, что в современной лингвистике получило название коммуникативной неудачи – «полного или частичного непонимания высказывания партнером коммуникации, т.е. неосуществления или неполного осуществления коммуникативного намерения говорящего» [Ермакова, Земская 1993: 31]. Коммуникативная неудача (которую, на наш взгляд, правильнее было бы именовать коммуникативным недоразумением) может быть мотивирована разными языковыми и социально-психологическими факторами. Иногда ее причиной становится различие в языковых стратегиях говорящих (об этом подробнее в 3-й главе).

Наши рекомендации