Международные связи киевской руси
Международные связи всегда зависели от функционирования тех или иных торговых артерий. Выше отмечалось, что для ранней феодальной эпохи наиболее значимыми были Волго-Балтийский и Дунайско-Днепровский пути. Волго-Балтий-ский путь стал функционировать с конца VIII в.,когда Франкское государство начало наступление на прибалтийских славян и славянизированные племена, в том числе и варягов. Конечным пунктом пути, равно как и крайней областью расселения самих балтийских славян и варягов, являлся Булгар, куда приходили купцы и из Хазарии, и из Средней Азии. Интересно, что торговые отношения на этом пути были связаны единой денежной системой, основу которой составлял «фунт Карла Великого». Кстати, именно на пути из Балтики к Волжской Булгарии и сложился союз двух славянских (кривичей и новгородских сло-вен) и трех угро-финских племен (чудь, весь и меря), «пригласивших» Рюрика с варягами. С рубежа VIII—IX вв. своеобразным ответвлением этого пути станет путь по Дону в Черное море. На рубеже IX—X вв. появится и третий путь, особенно значимый как раз для Киева: так называемый путь «из Варяг в Греки», соединивший Балтийское, Черное и Каспийское моря (Нева — Волхов — озеро Ильмень — Ловать — Днепр).
В VIII—X вв. этнические передвижения по Волго-Балтий-скому и Дунайско-Днепровскому путям шли в основном с запада на восток. По мере наступления франков приморское население Южной Прибалтики в значительной мере перемещалось на восток, причем в ряде случаев это были целые поселения городского типа. Но связи с исходными территориями никогда не прерывались, и торговля не прекращалась практически на протяжении всего Средневековья. В VIII—XI вв. города Южного берега Балтики будут поддерживать активные торговые отношения с востоком вплоть до Булгара, что отмечено и германскими письменными записями, и кладами восточных монет. Позднее Великий Новгород будет поддерживать связи с будущими «ганзейскими» городами на побережье Балтийского моря.
Согласно германским источникам (в частности, Адаму Бре-менскому, и позднее в основном повторявшему его Гельмольду), у Южного берега Балтики были два наиболее значимых центра, возвышавшихся над славянскими землями. Первый центр — это остров Рюген (называемый в разных источниках по-разному — Русь, Рутения, Руйяна, Рана и т.д.), правители которого имели — единственные из славян — титулы королей, а жители острова говорили на «словенском да виндальском» языке. Название столицы этого островного государства — Аркона — указывает на кельтическую примесь (кельтск. — буквально «на горе»). Видимо, с этой «Русью», как называли о. Рюген, связано перенесение названия «Русская земля» на Любек и примыкающую к нему территорию.
Другой важный торгово-экономический центр, выделяемый и германскими источниками, и скандинавскими сагами, — город Волин па острове у устья Одера (в скандинавских сагах — город Йомсбург). В археологических слоях этого города встречаются предметы торговых и иных связей с Северо-Западной Русью, а Адам Бременский дает довольно обстоятельное описание и самого этого центра, и идущих от него на восток торговых путей. В Волине на службе у славянского князя была наемная дружина («йомские витязи»), набранная в том числе и из покинувших родные места скандинавов. Город и в XI в. был практически закрыт для саксов и других германцев, но он безоговорочно принимал христиан-«греков», под которыми могли иметься в виду ирландские миссионеры, часто называемые в европейских источниках «греками». Появление в этом регионе ирландских миссионеров может быть объяснено тем, что по всему Балтийскому побережью прослеживаются остатки кельтских переселенцев с запада и, видимо, из Центральной Европы (наличие кельтских переселенцев предположил известный немецкий археолог Й. Херрманн). В самой торговле на Балтике важную роль играл еще один центр — Готланд, где располагались торговые фактории разных народов, в том числе и славянские поселения.
Именно кружными путями — через Черное море, по рекам Восточной Европы, через Балтийское море и затем по рекам Западной Европы — в тот период осуществлялось движение «до Рима» или в Константинополь. Летописцы, составлявшие этнографическое введение в «Повести временных лет», знали об этом, но их реальные сведения ограничивались «землей аг-нян», т.е. германского племени англов, занимавших южную часть Ютландского полуострова, по имени которых назывался и весь полуостров. Земли англов были западным пределом расселения варягов, не случайно на рубеже VIII—IX вв. Карл Великий утвердил «Правду» единую для «англов и вэринов». Соседями англов были даны, но древнерусские летописцы не располагали о них какими-то подробными сведениями, и на страницах летописей даны (дони) появятся лишь в XII в. (первое упоминание в ИЗО г.). Правда, Титмар Мезебургский упоминает в Киеве «быстрых данов», видимо, в числе наемников Ярослава. Но не исключено, что он, в свою очередь, переносил этот этноним на англов, так как на Руси их пока не различали.
Отношения со Скандинавией у Древней Руси начинаются довольно поздно. Да и в самой Скандинавии ничего не знали о Руси до конца X в. Например, в скандинавских сагах первое известное имя правителя Руси — Владимир. Никого из предшественников Владимира Святославича саги не знают, и это одно из многочисленных свидетельств того, что «варяги» IX— X вв. к скандинавам отношения не имели. При этом Владимира саги знают в качестве князя, правившего в Хольмгарде, т. е. в Прибалтийской (Аланской) Руси. Сведения о князе в сагах совершенно легендарны, и заимствованы они, по всей вероятности, из рассказов купцов и путешественников (в частности, важную роль в этом могли играть «йомские витязи»).
Первые норманны-скандинавы появятся на Руси при Ярославе, который породнится со шведским королем (его дочь Ингигерда, став женой Ярослава, получит в вено Ладогу). Отсюда первые норманны попадут и в Византию, где будут служить в «дружине варангов». Появление норманнов в числе на^ емников Ярослава побудит позднейших летописцев распространить этноним «варяги» также на Скандинавские страны, а отношения со Скандинавией с XI в. станут более устойчивыми и на Волго-Балтийском, и на североморском, и на Днепровском путях.
Конечным восточным пределом на Волго-Балтийском пути являлась Волжская Булгария. Именно с этим государством соприкасались и вновь освоенные славяно-русами земли Северо-Восточной Руси, тяготевшие до второй половины XI в. к Новгороду. В летописи под 985 г.есть запись какого-то, видимо, изустного рассказа о походе Владимира с Добрыней на булгар. В литературе спорят: на каких булгар ходил Владимир? Б.Д. Греков доказывал, что на волжских. И одним из аргументов была ирония летописца, который вкладывает в уста Добрыни следующие слова: «Соглядах колодник и суть вси в сапозех; сим дани нам не даяти, пойдем искать лапотников». Ученый отметил, что одним из самых развитых производств у волжских булгар было именно кожевенное дело. К волжским булгарам относился и эпитет «серебряные». Можно отметить также, что после перехода Владимира в Киев Добрыня занимал Новгород в качестве посадника. Западная же Болгария, куда могли совершить поход в ладьях из Киева, уже находилась под властью Византии. Да и следующая летописная статья, рассказывающая о поиске новой веры, начинается с прихода булгарских послов из Волжской Булгарии. В.Н.Татищев сообщает о договоре 1006 г. с волжскими булгарами, пересказывая его содержание. Он отмечает, в частности, благорасположенность к булгарским послам Владимира, который разрешал с особой печатью булгарским купцам торговать в русских городах. Соответственное право получали и русские купцы в булгарских городах. Но до сельской местности чужеземных купцов не допускали: здесь могли торговать только свои купцы. Татищев обращает внимание на широкие торговые связи булгарских купцов. Они достигали на севере Скандинавии и Дании, а на юге Персии, Индии, Египта, Армении. Интересно и еще одно сообщение — верования булгар были изначально родственны индийским, а затем уже сменились на магометанские.
Интересно, что «прямоезжего» пути из Киева на Среднюю Волгу не было до конца XI в.: путь лежал через Смоленск и далее на Верхнюю Волгу. Иными словами, торговля с Волжской Булгарией долгое время ориентировалась на Новгород и Новгородскую землю, а позднее на Суздальско-Владимирское княжество. Отношения Киевской Руси с Волжской Булгарией были в основном мирными, торговыми. После похода Владимира Святославича следующий большой конфликт между Русью и Волжской Булгарией разразится только в конце XII в.
Сложнее складывались отношения с другим восточным соседом — Хазарским каганатом. Согласно «Повести временных лет», поляне, северяне и вятичи платили дань хазарам «по белей веверице (зимней белке. — А.К.) от дыма». В других известиях хазарская дань исчисляется в «щелягах» (польское название западных шиллингов). О хазарской дани с полян сообщает и киевский летописец, хотя и в сказочной форме: хазары потребовали дани, а поляне, «съдумавши», выдали по мечу «с дыма». Дань напугала хазарских старейшин: меч обоюдоострый, а хазарская сабля остра только с одной стороны. Старейшины предсказали, что киевляне будут брать дань с других стран. Летописец заключает, что так и случилось: ранее хазары брали с полян, теперь русские князья берут дань с хазар. По летописи, дань на хазар наложил в начале 80-х гг. IX в. Владимир.
Хазарская тема в нашей литературе запутана примерно также, как и норманская, т. е. прямые показания источников отвергаются, а на смену им привносятся домыслы и вымыслы. В начале XX в. с серией статей выступил Г.М. Барац, который доказывал, что «Повесть временных лет» — переделка еврейско-хазарской письменности, а первые русские князья и сама Русь — евреи-хазары. Домыслы Г.М. Бараца повлияли в последнее время и на некоторых отечественных авторов, так называемых «евразийцев» (Л.Н. Гумилев, В.В. Кожинов и др.).
В более серьезных работах (в частности, М.И. Артамонова и С.А. Плетневой) Хазарии придается серьезное значение в русской истории, а территория Хазарского каганата увеличивается во много раз, нежели это было в исторической действительности. Дело в том, что в пределы Хазарии включаются территории, занимаемые салтовско-маяцкой культурой. Но языковые, археологические и антропологические данные однозначно указывают на то, что этническую основу салтовско-маяцкой культуры составляли аланы (или роксаланы), создавшие здесь свое государство — Росский каганат. И не исключено, что славяне, будучи западными соседями алан, платили дань как раз Росскому каганату. Именно разгром Росского каганата в начале IX в. сделал хазар соседями восточнославянских племен. От дани хазарам восточных славян избавили (вернее, перевели ее на себя) сначала Аскольд и Дир, а потом Олег. В 968—969 гг. Хазария подверглась сокрушительному разгрому со стороны Святослава Игоревича. Позднее остатки хазар в Крыму и Приазовье станут данниками русских князей, занимающих Тмутаракань, а в степное пограничье Руси вслед за печенегами последуют торки, берендеи и, наконец, с середины XI в. половцы, с которыми русские князья будут воевать и мириться на протяжении почти двух столетий.
С западными соседями отношения традиционно были более интенсивными, поскольку в течение почти пятисот лет —тс конца V до X в. — на Средний Днепр было несколько переселений из Центральной Европы. В статье-эпитафии по князю Владимиру под 996 г. позднейший летописец замечает: «И бе живя со князи околними миромь, съ Болеславом Лядьскымь, и съ Стефаном Угорьскымь, и съ Андрихом Чешьскымь, и бе мир межу ими и любы». Этот летописец принадлежал к клиру Десятинной церкви (его почерк выделяется в «Повести временных лет» на протяжении почти всей летописи, вплоть до 80-х гг. XI столетия). Сама Десятинная церковь в своих предпочтениях была ориентирована на Запад, и потому летописец Десятинной церкви акцентирует внимание именно на «миролюбивых» отношениях с западными странами. Да и вообще, «миролюбие» в представлениях этого летописца — одно из ценнейших христианских качеств. На самом деле отношения с Западом были не так безоблачны.
Летописец Десятинной церкви называет имена наиболее знаменитых правителей в трех соседних с Русью странах, однако у него возникает путаница в хронологии. Стефан Угорский правил в Венгрии в 1012—1038 гг., т. е. в основном уже после Владимира. С 1012 по 1037 г. в Чехии княжил Олджих, а вот Ан-дрих (Индрих II) — это, возможно, римско-германский император Генрих II, правивший с 1002 по 1024 г. и отвоевавший у Болеслава Польского Богемию. Только Болеслав Польский (ум. 1025), первый польский князь, удостоенный королевского титула, был постоянным внешнеполитическим партнером Владимира.
Отношения с Польшей в конце X — XI вв. играли серьезную роль как во внешней, так и во внутренней политике Киевской Руси. В религиозном отношении Польша ориентировалась на Рим. Но вплоть до XIV столетия в южных ее пределах будет сохраняться кирилло-мефодиевское славянское письмо, а традиция Десятинной церкви на Руси также была обращена в сторону кирилло-мефодиевского наследия. Иначе говоря, между Русью и Польшей сохранялось определенное религиозное единство. Поэтому в противоречиях между двумя государствами на первом месте стояли не религиозные разногласия, а территориальные споры.
Одна из спорных территорий — земли «Червонной Руси», или, как их называет летопись, «червенские города» Пере-мьпыль, Червен и др. Стратегическое значение «Червонной Руси» заключалось в том, что через эти земли и Краков шел путь на Прагу и далее в южногерманские и моравские земли. Согласно летописи, в 981 г. Владимир Святославич впервые занял принадлежавшие Польше земли «Червонной Руси». В годы усобиц после смерти Владимира, эти земли, видимо, вновь перешли к Польше, ведь Болеслав Польский, на дочери которого был женат Святополк, принимал самое непосредственное участие в войне русских князей. Болеслав поддерживал Святополка в борьбе против Ярослава, а сестру Ярослава насильно увел в Польшу. Окончательно «червенские города» были присоединены к Руси уже после смерти Болеслава в результате совместного похода Ярослава и Мстислава Чернигово-Тмутараканского (в летописи поход обозначен по константинопольскому стилю, 1030 г.).
Другой спорной территорией между Русью и Польшей являлась земля ятвягов, примыкающая с юга к Пруссии. В 983 г. эту территорию завоевал Владимир. Но, видимо, в усобицу 1015— 1019 гг. и эти приобретения были утеряны. Во всяком случае, в 1038 г. Ярослав вновь совершил поход на ятвягов.
Земля ятвягов также представляла определенный стратегический интерес, связывая Черную Русь (Верхнее Понеманье) с поморскими городами. В начале XI столетия Польша в союзе с Германией, в частности с Саксонией, стремилась подчинить племена лютичей и поморян своей власти. Здесь их, однако, встретило упорное сопротивление, и на протяжении веков поморяне и лютичи будут относиться к Польше резко враждебно. В «Повести временных лет» нет записей за начало XI столетия. Но можно предполагать, что киевский князь был на стороне поморян, откуда, судя по внешнему виду богов языческого пантеона Владимира, были вывезены образцы поразивших киевлян изображений языческих идолов.
В 30-е гг. XI в. Польша пережила внутренние неурядицы, заметно пошатнувшие и ее внешнеполитическое положение. В этих условиях князь Казимир Пяст ищет возможности сближения с Русью, дабы отстоять владения на западе. Он женился на сестре Ярослава Добронеге-Марии и возвратил 800 плененных еще Болеславом киевлян «за вено». В свою очередь, Ярослав женил сына Изяслава на дочери польского короля Мешко II (правил в 1025—1034 гг.) Гертруде. Примечательно, что в позднейших скитаниях по Европе в 60—70-х гг. Изяслав не получит помощи в Польше, но будет принят в Тюрингской Руси, за которую и позднее будут бороться талицко-волынские князья и которая в качестве немецкого графства просуществует до 1920 г.
Во все времена династические союзы служили укреплением отношений между государствами. Поэтому сама направленность таких браков может служить свидетельством внешнеполитических устремлений. Владимир стремился к упрочению положения в самой Руси, и потому браки большинства его сыновей как бы связывали княжескую семью с землями разных славянских племен. Лишь нелюбимый Святополк и непокорный Ярослав привезли невест из-за границы, причем Ярослав — уже после разрыва с отцом и его смерти.
Внешняя политика Ярослава была устремлена на заключение прочных отношений с западными и северными соседями. Поэтому браки детей Ярослава Владимировича носили совершенно иной характер. Своих дочерей он выдал замуж за правителей разных стран: Елизавету — за норвежского короля Харальда, Анастасию — за венгерского принца, а потом короля Андрея, Анну — за короля Франции Генриха, сестра Ярослава Доброне-га-Мария, как уже говорилось, стала женой польского князя. Сыновья Ярослава также получили в жены иностранных принцесс: Изяслав был женат на польской принцессе Гертруде, Святослав получил жену из Германии, а Всеволод — из семьи константинопольских цесарей Мономахов.
При Ярославе были установлены тесные связи и со Скандинавией. 300 гривен дани от Новгорода в пользу варягов, которые установил еще Олег, платили до смерти Ярослава, только теперь, видимо, другим «варягам», именно тем, что помогли Ярославу овладеть Киевом и устранить соперников. И показательно, что сразу после кончины Ярослава его сыновья прекратили выплату этой дани, и никто не пытался на нее претендовать.
Отношения Киевской Руси с Венгрией во многом определялись ожесточенной полувековой борьбой венгров с Моравией и славяно-русским населением Подунавья, ведь славяне и славяноязычные русы примыкали к Венгрии и со стороны Карпат, и с запада. В ходе этой борьбы происходил значительный отток населения из Подунавья на восток — в земли будущей Галицко-Волынской Руси и на Среднее Поднепровье. Постепенно взаимодействие местного славяно-русского и пришлого венгерского населения становится уравновешенным, тем более что в хозяйственном плане разные этнические группы друг друга дополняли (большинство сельскохозяйственных терминов в современном венгерском языке заимствованы из славянских языков). Сближало разные народы и принятие христианства в кирилло-мефодиевском и православном варианте. В принципе вплоть до перехода Венгрии в католичество в XII в. оставалась вероятность ассимиляции венгров славяно-русами. От середины XI в. западные источники сообщают о целом ряде браков русских принцесс с венгерскими королями и герцогами и русских герцогов с венгерскими принцессами. Помимо дочери Ярослава, вышедшей замуж за венгерского короля, на венгерской герцогине был женат князь Ростислав, правивший сначала в Новгороде, а затем в Тмутаракани. После его гибели киевский князь отпустил вдову на родину в Венгрию. Но в большинстве случаев, когда мы говорим о массовости браков русских и венгров, нужно иметь в виду следующее обстоятельство — скорее всего, эти русские принцессы и русские герцоги были выходцами не из Киевской, а из Тюрингской Руси, что практически не учитывается современной исторической наукой.
Политические отношения с Дунайской Болгарией были очень интенсивны при Святославе, который вел с Дунайской Болгарией войну. Более того, отправляясь на Дунай, Святослав собирался перенести туда и центр всей Русской земли. Видимо, его претензии имели исторические корни — эти земли когда-то занимали какие-то русы. Во всяком случае, прибрежные области Болгарии и в конце XIV в. считались «русскими», а тогдашний русский митрополит Киприан претендовал на них как на составную часть «русской» митрополии. Но именно Святослав, потерпев поражение в войне с Византией, утратил эти территории, и позднее прямых политических контактов у Киевской Руси с Дунайской Болгариеише было. Но сохранились культурные контакты, может быть, за счет эмиграции болгарских книжников на Русь после византийского завоевания, как это было и в случае с утратой независимости Моравией: многие памятники западнославянской письменности сохранились именно на Руси.
Самыми многосторонними и сложными были контакты и связи Киевской Руси с Византией. Сложность проблемы заключается в том, что Византия взаимодействовала с разными «Русиями», и этот важнейший факт продолжает оставаться практически не осмысленным в отечественной исторической науке. Первые контакты Византии с русами относятся к концу V в.Это были придунайские руги-русы, которые вместе с гуннами отступили к черноморским границам Византии из Центральной Европы, и часть ругов осталась в качестве федератов на окраине византийских владений. Позднее Византии приходится выдерживать набеги причерноморских русов, чья этническая природа сегодня нам не ясна, но предположительно эти русы представляли собой конгломерат придунайских ру-гов-русов с салтовскими русами-аланами. Именно эти русы упоминаются в ряде византийских сообщений конца VIII — начала IX в.,они же всередине IX в.приняли из Константинополя христианство, а затем и учредили «русскую» митрополию (с которой позднейшие летописцы смешивали киевскую митрополию).
В договоре Руси с Греками, заключенном в 911 г. Олегом Вещим, упоминаются русские общины, которые находились на службе у византийских императоров. Эти общины могли восходить еще к ругам-русам конца V в. Но интересно, что приднепровские и причерноморские русы рассматривались в Византии как части единого этноса, что могло быть следствием их славянизации, по крайней мере, в языковом отношении. Со времен Олега возникла и проблема Крыма, где издревле располагались греческие колонии, но существовали и поселения русов. В соответствии с договором 944 г. киевскому князю Игорю вменялось в обязанность охранять византийские владения в Крыму, но не оспаривалось и его право владеть какой-то частью Крыма, принадлежащей русам. Скорее всего, речь могла идти о восточной части Крыма, традиционно входившей в состав Тмута-раканской Руси.
В конфликте Руси с Византией при Игоре русская дружина состояла на равных из-^вух компонентов: языческого и христианского. Христианская" часть дружины воевала с христианами-греками так же, как и языческая, и в заключении договора христиане Киева твердо занимали те же позиции, что и язычники. Видимо, русы-христиане в дружине Игоря были выходцами из Моравии, поэтому они держались особого от Рима и Константинополя понимания христианства. С византийской церковью впервые свяжет себя Ольга (в 959 г.), заинтересованная, по-видимому, в преодолении негативных последствий поражения Игоря в 941 г. Но за епископом она отправит посольство в Германию, тем самым опять-таки подчеркивая независимость от Византии и в церковном отношении. Правда, миссия прибывшего из Германии Адальберта закончится неудачей, причем изгнали его, вероятно, не язычники, а христиане моравского толка, почитавшие немецкую церковь главным своим врагом.
Ко времени Владимира в Византии сохранялся значительный наемный русский отряд и какая-то связь его с Киевом сохранялась. Но женитьба Владимира на сестре константинопольских императоров не означала союза. Скорее, это был откуп со стороны Константинополя ради сохранения на службе в Византии русского корпуса и возвращения завоеванного русским князем Корсуня (Херсонеса). При этом весьма существенно, что и корсунское христианство значительно разнилось с собственно византийским.
В целом в средневековой литературе Владимир предстает великим завоевателем и противником Византии, серьезно потеснившим великую империю. Свидетельство тому, сообщение польского хрониста XVI в. Стрыйковского, который, имея в виду события конца X в., утверждал, что Владимир «собрал большое войско, с которым, переправившись через Дунай, подчинил земли Болгарскую, Сербскую, Хорватскую, Семиградскую, Вятницкую, Ятвяжскую, Дулебскую, и те земли, где теперь волохи, мултаны и татары добручские, и всех их привел в послушание одним походом и возложил на них дань, которую они раньше давали царям греческим». Неясно, из каких источников заимствовал польский хронист эти сведения, представляющиеся фантастическими. Наиболее вероятным источником являются более ранние польские хроники, использующие летописные записи Галицко-Волынской Руси. И соединены в этом перечислении те земли, на которые киевский князь действительно совершал походы (карпатские хорваты и дулебы, ятвяги, вятичи, прикарпатское Семиградье), и те, которые сохраняли название «Руссия» еще и в XVI столетии.
По существу, первым русским князем, попытавшимся для укрепления собственного положения опереться на помощь Византии, стал Ярослав. Очевидно, не случайно в 1018 г., когда из Киева бежал Болеслав Польский, вместе с ним в Польшу бежал и Анастас Корсунянин, настоятель Десятинной церкви, построенной Владимиром. Ярослав же, заняв киевский стол, начал искать контакты с византийским духовенством, во имя чего был заложен, по аналогии с Константинополем, Софийский собор. Именно при Ярославе в Киевской Руси была создана первая митрополия, подчиненная Константинополю (1037 г.). Отношения с Византией, однако, складывались трудно. Вскоре после учреждения митрополии последовал разрыв с Византией, и в 1043 г. состоялся последний поход Руси с наемными варягами (на сей раз, видимо, норманнами) на Константинополь, закончившийся трагически. Разрыв продолжался до начала 50-х гг. XI в., когда браком Всеволода с дочерью Константина Мономаха было достигнуто определенное примирение. Но отчужденность будет проявляться и позднее. В частности, это выразится в установлении на Руси праздника в честь перенесения мощей Николая Мирликийского («Николы вешнего», 9 мая), который в Византии не признавали, потому что он был установлен в римской церкви и связан с кражей норманнами мощей святого из пределов Византийской империи. Более с Западом, чем с Константинополем, сближал Русь и особый культ Климента папы римского, который поддерживался Десятинной церковью. Интересен и еще один факт — вплоть до конца XIV в. в русские месяцесловы не включали имена вновь канонизированных византийских святых.