Глава 8 выводы на основе историй болезни
...глупо
Отвергать цели, которые ставит время И, обозревая наши жизни, Восклицать: «Я жалкий, я грешный, Я плохой, я испорченный, Но до чего же я интересный! Моя жизнь очень занимательна». Мы скорее погибнем, чем изменимся, Мы скорее умрем, костенея от ужаса, Чем пробьемся через минутное испытание И дадим умереть нашим иллюзиям.
В.-Х. Оден, Век тревоги.
Наша цель в этой главе состоит не в том, чтобы перечислить все пункты, которых мы касались в описанных историях болезни, а в том, чтобы представить и подытожить неко-
торые важные моменты проблемы тревоги, как они были представлены и показаны на основе разобранных выше клинических данных.
1. Связь невротических страхов с лежащей в основе их тревогой
В первой истории болезни, рассмотренной выше, мы видели, что страх Брауна по поводу того, что у него рак, представлялся ему как страх «реалистический» и «рациональный», и он не думал, что этот страх как-то связан с лежащей в глубине тревогой. Но мы заметили, что этот страх рака постоянно появлялся как первый шаг в продвижении на пути к приступу тревоги; что до тех пор, пока страх рака оставался в фокусе внимания больного, тревога на сознательном уровне не проявлялась, но когда возникали тревожные сновидения и осознаваемая тревога (что регулярно происходило через несколько дней), страх рака исчезал. Страх рака, таким образом, был первым признаком надвигающегося приступа тревоги, а также средством скрыть внутреннюю тревогу посредством смещения и объективизации угрозы, которая представлялась рациональной и реалистичной. Приступ тревоги, первым признаком которого, как мы уже говорили, являлся страх рака, время от времени был связан с определенным аспектом конфликта, лежащего в основе невротической тревоги больного, а именно конфликта с его матерью. Мы видели, что если больной имел возможность последовательно держаться за свой страх рака (или, если представить себе такую ситуацию, у него действительно был бы рак), его внутренний конфликт и тревога были бы устранены, поскольку тогда он бы мог оставаться в больнице, о нем бы там заботились, а чувство вины не возникало, и он также получил бы возможность расквитаться со своей матерью, так как она должна была бы содержать его. Таким образом, несмотря на лежащие на поверхности и видимые различия по содержанию между страхом рака и конфликтом с матерью, было обнаружено, что существовала логичная и с субъективной позиции последовательная связь между первым (невротическим страхом) и вторым (лежащей под ним невротической тревогой).
В истории болезни Элен мы видели, что невротический страх перед родами был объективизацией внутренней тревоги, которая возникла вследствие подавления чувства вины, связанного с ее беременностью. До тех пор, пока ее мрачные предчувствия можно было связать с возможными родовыми муками, в результате чего страх получал точку приложения, Элен могла легко истолковать его как «рациональный» — перед ней не стояла гораздо более трудная проблема столкновения с внутренним чувством вины, принятие которого представляло бы угрозу для ее центральных психологических способов защиты и вызвало бы у нее глубокий конфликт.
Данные истории болезни показывают, что невротический страх представляет собой объективизированную, конкретизированную точку приложения невротической тревоги1. Также можно отметить, что: а) содержание конкретного невротического страха индивид выбирает не случайно или нечаянно: оно имеет последовательную и на субъективном уровне логическую связь с данной конкретной структурой глубоко лежащего конфликта у индивида и его невротической тревогой; и б) невротический страх выполняет функцию маскировки внутренних конфликта и тревоги.
На первом этапе исследования не состоящих в браке матерей было выдвинуто предположение о том, что невротические страхи сдвинутся на другие объекты, если изменятся практические вопросы и проблемы, стоящие перед индивидуумом, но невротическая тревога будет оставаться при этом относительно неизменной2. Были получены немногочисленные данные, имеющие отношение к этой гипотезе. В тех случаях3, когда было возможно продолжить исследование и после родов — провести повторное тестирование по Роршаху, — результаты (во всех случаях, за исключением Долорес, по причинам, упоминаемым при обсуждении ее истории болезни) указывали на то, что: а) невротическая тревога несколько
1 Ср. утверждение, которое мы делали раньше (гл. 6) о том, что невротический страх обязан своей «ненормальной» преувеличенностью лежащей под ним невротической тревоге.
2 Как говорилось ранее, одной из целей предъявления теста Роршаха и опросников по изучению тревоги после родов состояла в том, чтобы, если возможно, определить сферы проявления тревоги сразу после рождения ребенка.
3 Элен, Агнесса, Шарлотта, Франсис, Долорес.
уменьшилась; но б) конкретная тревожная структура личности осталась той же самой. Наблюдались некоторые малозаметные изменения области проявления тревоги: например, та область, где проявлялась тревога Элен, после родов в основном исчезла, и было некоторое увеличение тревоги по поводу ее взаимоотношений с мужчинами по сравнению с тем, что показывали результаты теста Роршаха до родов. У Франсис произошел сдвиг с ригидной защитой (ограничения деятельности), от вызывающей тревогу ситуации — взаимоотношений с мужчинами — на большее принятие возможности этих отношений, что сопровождалось более выраженными знаками тревоги. Но информации в результатах проводимого исследования, которые имеют отношение к рассматриваемой гипотезе, очень мало. История болезни Брауна проливает некоторый свет на то, почему при исследовании не состоящих в браке матерей не представилось возможным (в дополнение к тому обстоятельству, что мы не могли после родов обследовать многих девушек) получить больше данных о сдвигах в точках приложения невротической тревоги. При изучении его истории болезни, составлявшейся в течение более чем двух с половиной лет, сдвиги в точках приложения невротической тревоги были совершенно очевидны, и для подтверждения вышеупомянутой гипотезы существовали ясные доказательства. Было, однако, зафиксировано интересное явление: после нескольких приступов сильной тревоги у Брауна часто в течение недели или нескольких недель наблюдалось отсутствие тревоги, несмотря на то обстоятельство, что внутренние конфликты ощутимо не приблизились к своему разрешению по сравнению с тем временем, когда тревога была1. Если это явление представляет из себя нечто широко распространенное, напрашивается одно объяснение, которое базируется на роли чувства вины при невротической тревоге. Мы наблюдали, что обычно выраженное чувство вины, часто в значительной мере
1 Тот факт, что после периода сильной тревоги на время наступало освобождение от симптомов болезни, несмотря на то обстоятельство, что внутренний конфликт не был, по сути дела, выведен из тени, — явно представляет собой сложную проблему. Это явление может отчасти объяснить некоторое уменьшение тревоги после родов у девушек (в дополнение к тому обстоятельству, что непосредственно вызывающая тревогу ситуация, которой являются роды, была в прошлом, и появлялась возможность свободно распорядиться судьбой ребенка).
скрытое, но, как правило, глубокое, связано с внутренним конфликтом, лежащим в основе невротической тревоги. В случае Брауна совершенно очевидно, что он испытывал значительное чувство вины по отношению к своей матери в тех случаях, когда поводом для тревоги были его собственные достижения, и значительное чувство вины по отношению к самому себе, когда поводом была его зависимость. Могло быть так, что это чувство вины временно ослаблялось после того, как больной пережил болезненный опыт тревоги. И поэтому тревога, вызванная чувством вины (т. е. страхом наказания), также временно должна была бы ослабнуть. Дело могло обстоять так, что индивид как будто говорил: «Я заплатил цену; теперь я заработал немного спокойствия». Заметим, что эта проблема, как и возможное ее объяснение, не описаны строго в соответствии с определенными требованиями, о них рассказано потому, что они дают возможность подумать. После периода передышки невротическая тревога появляется вновь, обычно в связи с новым предметом. Поэтому представляется вероятным, что, если бы наши исследования не состоящих в браке матерей продолжались достаточно долго после родов, это дало бы возможность обнаружить новые точки приложения тревоги (например, когда девушки пошли бы работать или вступили в отношения с новым другом). В целом данные, полученные в настоящем исследовании, в некотором отношении подтверждают гипотезу о том, что точки приложения невротической тревоги (невротический страх) будут меняться, в то время как внутренняя структура невротической тревоги останется постоянной, однако данные, относящиеся к этой гипотезе, не являются настолько определенными, чтобы назвать их убедительными.