Вклад русских в становление государственности, в экономику и культуру Эстонии (1918-1940)

Русские составляли значительную часть населения независимой Эстонской Республики (ЭР) 1920-1930-х гг. По переписи 1934 г. их было 92 656 человек (8,2 % от общего числа жителей Эстонии). Среди них преобладали «коренные» русские, старожильческое русское население, проживавшее здесь и до 1918 г. Собственно эмигрантов было 15 000 – 18 000, но русская интеллигентная элита состояла преимущественно именно из них. Это была наиболее образованная, высококультурная часть русской диаспоры в Эстонии, принимавшая активное участие в ее общественной и культурной жизни, несмотря на то, что положение русских эмигрантов было нелегким.[236]

Русские внесли заметный вклад в становление эстонской государственности, в развитие экономики и культуры Эстонии. К сожалению, их роль в этом процессе незаслуженно забыта, она еще никогда не была предметом специального исследования и, в сущности, не изучена. Настоящая статья представляет собой первую попытку определить ее хотя бы в самых общих чертах.

Сразу же оговоримся, что мы не будем касаться сложного вопроса о том, какую роль объективно сыграли белый Северный корпус и Северо-западная армия, союзники эстонцев в борьбе с большевиками, в окончательном утверждении независимости ЭР. Нам она представляется весьма значительной, но этот вопрос заслуживает особого исследования. Обратимся к отдельным группам и отдельным представителям русской эмиграции в Эстонии.

Среди русских эмигрантов да и среди «коренных» русских в Эстонии было немало представителей технической интеллигенции, инженеров, опытных администраторов, юристов, ученых, литераторов, деятелей искусства. В первые годы существования ЭР ее властные структуры довольно широко привлекали русских специалистов к делу строительства государственной системы молодой республики, начинавшегося, по существу, с нуля (у эстонцев до 1918 г. не было своей государственности). В коренных преобразованиях нуждалась и экономика ЭР, после 1917 г. оторванная от общероссийской. Многие области национальной культуры и искусства находились еще в зачаточном состоянии. Своих специалистов – представителей титульной нации не хватало. Это заставляло власти обращаться к опыту и знаниям русских специалистов. Позже, когда появились свои, от услуг русских довольно быстро отказались, но об этом пойдет речь далее.

Широкому привлечению русских специалистов к процессу формирования новой государственной и экономической системы ЭР, как будто, должны были мешать широко распространенные в эстонском обществе конца 1910-х – начала 1920-х гг. антирусские настроения, вызванные в числе прочего тем, что и «красные», и «белые» первоначально выступали против эстонской государственности, не признавали независимости Эстонии. Однако прагматизм молодых эстонских государственных деятелей брал здесь вверх. К тому же были и факторы, способствовавшие привлечению русских. Нельзя забывать о том, что Эстония до 1918 г. была частью Российской империи. Абсолютное большинство эстонской интеллигенции, эстонских специалистов в области техники, науки, военного дела получило образование в университетах, технических вузах, военных учебных заведениях России, свободно владело русским языком. Им было легко общаться, находить общий язык с русскими специалистами, которые к тому же хорошо знали ту основу, ту почву, на которой вырастала новая эстонская государственность, новая система экономики страны. Высокий профессиональный уровень русских специалистов сомнению не подлежал. В то же время их труд можно было оплачивать более чем скромно – не в пример специалистам с Запада…

Пожалуй, ранее всего нашли применение своим знаниям и опыту русские юристы высшей квалификации, оказавшиеся в Эстонии. Среди них были и ученые–правоведы, профессора и преподаватели петербургских высших учебных заведений, и опытные практики, судебные чиновники с многолетним стажем работы, и лица, успешно сочетавшие научную и преподавательскую деятельность с практической, администраторской.

ЭР хотя и была провозглашена в феврале 1918 г., но реально стала функционировать, причем в трудных условиях продолжавшихся военных действий, только с конца 1918 – начала 1919 г. Перед властями ЭР сразу же стали сложнейшие правовые проблемы, в особенности опасность правового вакуума. Создать за короткий срок новый свод законов, в том числе гражданских и судебных, было невозможно. Старое же, еще царского времени российское законодательство, конечно, уже не соответствовало новым порядкам в стране. В этих условиях эстонские власти приняли, видимо, единственное верное решение: сохранить в силе многие законоположения Российской империи, но незамедлительно приступить к их кодификации. С этой целью при Министерстве юстиции в 1919 г. был создан особый Кодификационный отдел. Многие ведущие эстонские юристы, ставшие теперь государственными деятелями, были выпускниками юридического факультета Петербургского университета.[237] Вполне естественно, что они стали приглашать в комиссии Кодификационного отдела русских правоведов, эмигрировавших в Эстонию.

Осенью 1919 г. сотрудником отдела по разряду судопроизводства стал Ф. И. Корсаков, выпускник Петербургского университета, специалист по государственному и международному праву, преподававший в высших учебных заведениях столицы и одновременно служивший сначала в одном из департаментов Правительствующего Сената, а затем товарищем (т.е. заместителем) председателя Петроградского окружного суда.[238] Ф. И. Корсаков выполнил ряд важных поручений эстонских властей по кодификации законодательных актов, относящихся к сфере финансов (бюджетное законодательство) и собственно юстиции (свод законов государственного права). Система государственного контроля ЭР в значительной мере была создана усилиями Ф. И. Корсакова.[239]

В декабре 1919 г. советником Кодификационного отдела Министерства юстиции ЭР стал профессор И. М. Тютрюмов, крупный специалист по административному и процессуальному праву, автор объемистых трудов по юриспруденции, преподававший до революции в Петербургском университете и в других столичных высших учебных заведениях и в то же время работавший прокурором II департамента Правительствующего Сената.[240] 1 января 1920 г. Тютрюмов был назначен председателем Комиссии по составлению проекта Гражданского уложения.[241] В состав комиссии входили почти исключительно русские юристы: С. Кальманович, Ю. Филиппов, В. Срезневский, Д. Лерхе, С. Шиллинг, Ф. Корсаков, В. Павловский, затем также А. Черниловский-Сокол, А. Горцев (вместо В. Павловского) и С. Шидловский.[242] Известно, что бывший директор Департамента земледелия Министерства внутренних дел России, позже товарищ председателя Государственной Думы С. Шидловский занимался также составлением земельного кодекса ЭР.[243]

В выработке законодательства ЭР (в частности, организации прокурорского надзора в Эстонии) участвовал в начале 1920-х гг. бывший прокурор Псковского окружного суда А. Л. Грин.

Профессор финансового права в Петербургском университете, ярославском Демидовском лицее и в столичном Училище правоведения Э. Н. Берендтс в середине 1920-х гг. принимал участие в законодательном оформлении системы государственных финансов ЭР, в разработке закона о Государственном банке ЭР.[244] Надо заметить, что к этому времени в высшей номенклатуре эстонской юриспруденции русских уже почти не оставалось…

Но русские эмигранты участвовали не только в создании эстонского законодательства, но и в организации, в налаживании работы отдельных министерств и других государственных учреждений ЭР, особенно Министерства финансов. В самом конце 1910-х – начале 1920-х гг. короткое время советником-консультантом Министерства финансов был ученый-финансист и государственный деятель Н. Н. Покровский, бывший в 1906-1914 гг. товарищем министра финансов Российской империи и позже, в 1916-1917 гг., министром иностранных дел России.[245] В первой половине 1920-х гг. консультантом Министерства финансов ЭР работал известный ученый-финансист проф. А. Н. Зак – до революции директор Центрального банка обществ взаимного кредита в Петрограде, автор солидных научных трудов по проблемам финансов, позже работавший во Франции, член Гаагской академии международного права. Он принимал участие в составлении ежегодных государственных бюджетов, в окончательном формировании системы финансов ЭР. Известен его доклад «Государственный бюджет 1922 г. и задачи финансовой реформы Эстии».[246] В середине 1920-х гг. советником Министерства финансов ЭР был П. Н. Яхонтов, до революции директор Крестьянского земельного банка.[247] Он и в Эстонии, в основном, занимался банковским делом, принимал участие в организации Земельного банка. Бывший управляющий Ревельской казенной палаты, крупный знаток податного дела Н. П. Бильбасов был приглашен эстонскими властями на службу в Главное податное управление ЭР, в составе которого он оставался до самых последних дней своей жизни (Н. П. Биль-басов умер в 1925 г.). Он был одним из организаторов податной инспекции в республике. Выше мы уже отметили законодательную деятельность проф. Э. Н. Берендтса в сфере финансов.

В 1920-1927 гг. в почтовом ведомстве ЭР работал А. Я. Хреновский, известный и как деятель церкви (был членом Нарвского епархиального совета, объединявшего русские православные приходы).[248]. Он принимал ближайшее участие в организации почтового дела в Эстонии.

В разработке системы местного транспорта эстонским коллегам помогал И. Г. Пшеницын, в 1919-1921 гг. старший инженер Министерства путей сообщения ЭР, позже профессор Латвийского университета в Риге.[249]

В 1919-1934 гг. начальником гидрографической службы ЭР и руководителем гидрографических экспедиций на Чудском и Псковском озерах и Финском заливе был В. Е. Мурашев-Петров.[250]

Автор этих строк далек от мысли, что именно русские специалисты сыграли решающую роль в создании государственной системы ЭР. Но, без сомнения, работая вместе с эстонскими коллегами, они способствовали становлению этой структуры. К сожалению, вопрос о роли русских специалистов в данном процессе до сих пор в исследовательской литературе даже не ставился.

Русские эмигранты внесли значительный вклад и в развитие высшего образования в Эстонии 1920-1930-х гг.

Это прежде всего касается главного, с богатыми традициями высшего учебного заведения ЭР – Тартуского университета, пришедшего на смену дореволюционному Дерптскому-Юрьевскому императорскому университету. Эстонский Тартуский университет начал функционировать с осени 1919 г. (официальное открытие его состоялось 1 декабря 1919 г.). Специалистов эстонской национальности не хватало, и поэтому к преподавательской деятельности поначалу широко привлекались немецкие и русские ученые. В первом семестре 41,4 % лекционных курсов читался на эстонском языке, 5,4 % – на немецком и 53, 2 % – на русском.[251] Впрочем, на русском языке преподавали не только русские профессора и доценты. Первоначально многие немцы и эстонцы, как правило, в свое время кончавшие российские высшие учебные заведения и более привычные именно к этому языку. Большая часть преподавателей-эстонцев были воспитанниками петербургских вузов. Однако с каждым годом число читавшихся на эстонском языке лекционных курсов, как и число преподавателей-эстонцев, стремительно возрастало, а количество преподавателей русской и немецкой национальности наоборот сокращалось. К концу 1920-х – началу 1930-х гг. уже абсолютное большинство предметов университетского курса читалось на эстонском языке преподавателями-эстонцами.

В 1919-1940 гг. в Тартуском университете работало 12 русских преподавателей и профессоров. Особенно много их было на юридическом факультете. В деле подготовки эстонских национальных кадров в области юриспруденции русские специалисты сыграли очень важную роль.

Вообще-то по закону русские преподаватели обязаны были через пять лет перейти к чтению лекций на эстонском языке. Однако это требование практически не было выполнено: русские профессора и доценты – за малым исключением – до конца своей преподавательской деятельности в университете читали лекции по-русски, иногда прибегая на экзаменах к помощи ассистентов, выступавших в роли переводчиков.

На юридическом факультете Тартуского университета в 1921–1939 гг. работал сначала профессором политической экономии и статистики, а позже профессором теории народного хозяйства М. А. Курчинский, один из крупнейших в мире специалистов по правовым проблемам национальных меньшинств и их культурной автономии, до сих пор должным образом не оцененный.[252] Он же был дважды избран членом эстонского парламента, где представлял русское национальное меньшинство в ЭР.

На юридическом факультете Тартуского университета преподавал и ряд специалистов, о которых уже шла речь выше в связи с их участием в кодификации эстонского законодательства. С 1921 г. до кончины в 1932 г. сначала преподавателем, а позже доцентом административного права был Ф. И. Корсаков. И. М. Тютрюмов в 1920-1935 гг. занимал пост профессора гражданского права и гражданского процесса, издал солидные учебники по этим дисциплинам. Он же был одним из инициаторов создания и председателем правления Русской академической группы в Эстонии (1920-1940), объединявшей русских ученых, проживавших в ЭР.[253] В кодификационной работе участвовал и Ю. Д. Филиппов, в 1922-1926 гг. и. д. профессора политической экономии. Он читал курсы по банковскому и биржевому делу. Э. Н. Берендтс был в 1919-1930 гг. профессором финансового права.

Профессором римского права в 1927-1934 гг. был крупный специалист в этой области Д. Д. Гримм, до революции профессор римского права Петербургского–Петроградского университета и некоторое время его ректор, член Государственного совета Российской империи. В Эстонии он был членом Национальной палаты ЭР.[254] С 1921 г. в Тартуском университете работал А. П. Мельников, в 1928-1934 гг. штатный преподаватель криминалистики по кафедре уголовного права, создатель кабинета криминалистики.[255] Интересно, что он был автором и двух любопытных детективных романов, «уголовных былей», как он их характеризовал.

Из русских преподавателей, трудившихся на других факультетах Тартуского университета, в первую очередь надо отметить математика В. Г. Алексеева. Он был как бы связующим звеном между старым русским Юрьевским императорским университетом и новым эстонским: дело в том, что В. Г. Алексеев с 1895 по 1918 г. – с небольшим перерывом – работал профессором чистой математики Юрьевского университета, ряд лет выполнял обязанности ректора. В эстонском Тартуском университете В. Г. Алексеев числился приват-доцентом. Это был удивительно разносторонний ученый: помимо математики (теория инвариантов) он увлекался философией и теорией педагогики.[256]

На философском факультете лектором русского языка работал Б. В. Прав-дин, поэт, друг Игоря Северянина, который в университете, помимо практических занятий, читал и многочисленные лекционные курсы по русскому языку и литературе. Он сыграл немаловажную роль в установлении более близких контактов между русской и эстонской интеллигенцией Тарту. Б. В. Правдин выучил эстонский язык и принимал участие в создании первого основательного русско-эстонского словаря.[257]

Высшее техническое образование в Эстонии можно было получить в Таллиннском политехникуме (основан в 1919 г., с 1936 г. – Таллиннский технический институт). В нем также работал ряд русских преподавателей. Из них самым известным был архитектор и инженер-строитель А. А. Полещук, уроженец Эстонии (Сааремаа), до революции профессор и академик Академии Художеств в Петербурге. Из других преподавателей отметим еще Р. П. Холостова и Д. П. Руз-ского, до приезда в Эстонию работавших в технических высших учебных заведениях Петрограда.

О русских преподавателях в музыкальных вузах Эстонии пойдет речь чуть позже.

Особого разговора заслуживает преподавательская деятельность русских специалистов в военных учебных заведениях ЭР.[258]

Проблема пополнения эстонских офицерских кадров и их профессиональной подготовки была очень актуальна в конце 1910-х – начале 1920-х гг. Командный состав молодой Эстонской армии, в основном, состоял из офицеров военного времени, окончивших российские школы прапорщиков с ускоренным курсом обучения. Из 2132 офицеров Эстонской армии периода Освободительной войны только 117 имели полноценное офицерское образование, а лиц с высшим (академическим) военным образованием насчитывалось всего лишь тринадцать.[259]

В целях формирования высококлассного эстонского офицерского состава уже весной 1919 г. было создано Государственное военное училище, в 1920 г. открыты Военно-техническое и Военно-морское кадетское училища, в 1921 г. – Курсы Генерального штаба, дававшие высшее военное образование. Однако эстонское командование при организации военных учебных заведений столкнулось с проблемой нехватки профессиональных преподавателей. В этих условиях решено было обратиться за помощью к русским военным специалистам, проживавшим в это время в Эстонии. После отступления Северо-западной армии на территорию ЭР их было немало. Среди них оказались профессора и преподаватели российских военных академий и училищ (генерал-лейтенант Г. М. Ванновский, генерал–майор Д. К. Лебедев, полковник П. П. Маресьев и др.). Самой крупной фигурой среди них был генерал-лейтенант А. К. Баиов, профессор и правитель дел Николаевской военной академии Генерального штаба, крупный военный историк, автор 23 книг, в их числе фундаментального, 7-томного «Курса истории русского военного искусства».[260] Учениками А. К. Баиова по академии были многие виднейшие эстонские военачальники, в том числе главнокомандующий Эстонской армией генерал Й. Лайдонер.

Русские военные специалисты с 1920 г. начинают преподавать во всех эстонских военных учебных заведениях. В частности, штат преподавателей Военно-технического училища поначалу состоял почти исключительно из русских. А. К. Баиов фактически был организатором учебного процесса на Курсах Генерального штаба. Он определил характер и структуру курсов, разработал их учебные планы и программы. А. К. Баиов читал лекции по истории военного искусства, военной стратегии и военной географии соседних с Эстонией стран, Г. М. Ванновский – по тактике кавалерии и по службе Генерального штаба, Д. К. Лебедев – по тактике пехоты, военно–технической тактике, военной администрации, П. П. Маресьев – по военно–инженерному делу, генерал–майор В. Л. Драке – по артиллерии, полковник русского Генерального штаба А. В. Ку-шелевский вел практические занятия по ряду предметов, военный врач профессор С. А. Острогорский – по военной медицине, полковник В. Н. Рославлев – по военно-судебному делу и т. д. Среди преподавателей были также уже нам знакомый Ф. И. Корсаков, генерал-майор А. А. Ден и др. Им всем приходилось работать одновременно в нескольких учебных заведениях. Они готовили к изданию литографированным способом свои лекции. И всё это за ничтожную зарплату. Попытки добиться повышения зарплаты особым успехом не увенчались.

Вскоре в эстонской националистически настроенной прессе начинается критика создавшегося в военно-учебных заведениях ЭР положения: авторы публикаций считали недопустимым, что основной их преподавательский контингент составляют русские, а не представители титульной нации. По мере того, как появлялись эстонские специалисты по военному делу, они стали заменять русских преподавателей. Увольнения последних начались в 1922 г. и завершились в 1926-1927 гг., когда почти все русские специалисты вынуждены были покинуть посты преподавателей эстонских военных учебных заведений. Но твердую основу военного образования в Эстонии они успели к этому времени заложить.

А. К. Баиов с горечью писал в 1931 г.: «Русские эмигранты в Эстонии оставили огромный след. В 1920 г., когда здесь осела русская эмиграция и когда, с другой стороны, молодая Эстонская республика еще не успела наладить все отрасли своей государственной, общественной и торгово-промышленной жизни, то эстонские руководящие сферы охотно привлекали к себе на службу русских эмигрантов и весьма широко пользовались их трудами <…>.

С течением времени, использовав в полной мере знания, опыт, навыки русских, эстонцы всюду и везде постарались избавиться от них. Они всё взяли от них и затем выбросили их как выжатый лимон».[261]

Обратимся теперь к вопросу о вкладе русских в развитие эстонской экономики.

Прежде всего, надо отметить заслуги русских инженеров в создании и развитии сланцедобывающей и сланцеперерабатывающей промышленности Эстонии. В эстонской энергетике горючий сланец играет исключительно важную роль. В стране нет ни каменного угля, ни нефти, но зато есть богатые залежи горючего сланца. Длительное время на него не обращалось никакого внимания. Положение изменилось в связи с событиями I мировой войны, когда в стране наступил острый топливный кризис. Созванное в 1916 г. в Петрограде Особое совещание по топливу направляет в северную Эстонию геолога Н. Ф. Погребова для исследования залежей сланца и возможностей его применения в качестве топлива. Непосредственно геологоразведочные работы проводил П. Ф. Крутиков. В 1916-1917 гг. закладывается первый сланцевый карьер и начинается пробная добыча горючего сланца.[262] Этим было положено начало сланцедобывающей промышленности Эстонии.

События революции и Гражданской войны временно приостановили ее становление. В независимой же ЭР горючий сланец стал основным видом «отечественного» промышленного топлива. Быстро растет добыча сланца. П. Ф. Крутиков продолжил геологоразведочные работы. Встает вопрос не только о непосредственном использовании сланца в энергетических целях, но и о термической его переработке с целью получения жидких нефтеподобных продуктов. Однако существовавшие в то время печи по термической перегонке сланца были малоэффективными. Важный вклад в развитие сланцеперерабатыва-ющей промышленности Эстонии внесли русские специалисты. Инженер М. С. Кул-жинский (в 1922-1931 гг. директор Сланцеперерабатывающего комбината в Кивиыли) и конструктор профессор П. М. Шелоумов (преподаватель Русских высших политехнических курсов в Таллинне) создают новый тип туннельной печи по перегонке сланца.[263] «Проектирование таких агрегатов требовало сложных и объемных технологических, теплотехнических и других расчетов, решения многих сложных технических проблем. Блестящий талант, высокая инженерная квалификация и интуиция позволили М. С. Кулжинскому и П. М. Шелоумову решить все эти головоломные задачи и создать самые по тем временам современные и высокопроизводительные установки, дававшие лучшую по своему составу сланцевую смолу. Одновременно с созданием туннельных печей пришлось решать целый комплекс технологических и технических задач по производству продуктов переработки сланцевой смолы, что из-за отсутствия опыта было достаточно объемной и сложной задачей, но и она решалась оперативно и успешно».[264]

В Эстонии прежде всего усилиями русских инженеров создается несколько заводов по переработке сланца с целью получения жидкого топлива. Директором сланцеперерабатывающего завода в Силламяэ и в 1930-е гг. главой Сланцевого консорциума Эстонии был профессор-экономист Л. М. Пумпянский. Он из числа тех русских ученых и общественных деятелей, которые были высланы по указанию В. И. Ленина из Советской России в 1922 г. Л. М. Пумпянский принимал активное участие в местной русской общественной и культурной жизни, некоторое время был товарищем председателя Русского национального союза в Эстонии.[265] Он был автором статьи о международном значении сланцеперерабатывающей промышленности Эстонии.[266]

Жидкое топливо из сланца становится немаловажным предметом эстонского экспорта. Сланцеперерабатывающая промышленность Эстонии привлекает в страну иностранный капитал.

Но был во всем этом еще один немаловажный момент. «Одаренные русские инженеры-эмигранты, ставшие во многом первопроходцами в сланцедобыче, переработке и химии сланцевых смол, стояли у истоков промышленности города <Кивиыли>. Высокообразованные, интеллигентные, яркие люди из русской эмиграции создали в небольшом поселке Кивиыли особый удивительный духовный мир, который не только сформировал окружающую его ауру, но и предопределил его судьбу на долгие годы».[267]

Что же касается П. М. Шелоумова, то он в 1928 г. стал техническим директором большого машиностроительного завода «Франц Крулль» в Таллинне. В 1930-е гг. завод под руководством П. М. Шелоумова наладил производство самой разнообразной сельскохозяйственной техники – всего того, что было нужно эстонскому хуторянину. П. М. Шелоумов лично участвовал в ее проектировке. Созданные на заводе «Франц Крулль» машины неоднократно получали золотые медали на эстонских и международных выставках. По инициативе П. М. Шелоумова на заводе была создана лаборатория, что в те годы было еще редкостью в Эстонии.

П. М. Шелоумов, М. С. Кулжинский, Л. М. Пумпянский были не единственными специалистами из эмигрантов, внесшими значительный вклад в развитие эстонской экономики. В 1921-1927 гг. в Эстонии трудился один из крупнейших в мире специалистов по холодильным установкам М. Т. Зароченцев, личность и деятельность которого также до сих пор не привлекали внимания наших исследователей.

Главным предметом эстонского экспорта, как известно, были свинина и другие продукты животноводства. Но с их экспортированием за рубеж всегда возникали трудности, связанные с несовершенством холодильников. Опытнейший специалист, построивший в России до революции около 50 холодильных предприятий, автор ценных пособий по холодильному делу, М. Т. Зароченцев сразу же по приезду в ЭР начинает заниматься проектированием новейших холодильников в Эстонии. Он был инициатором постройки большого государственного холодильника и ряда частных холодильных установок, сооруженных по последнему слову техники. М. Т. Зароченцевым было создано в Таллинне первое акционерное общество экспортных боен и холодильников «Külmetus» («Охлаждение»), директором–распорядителем которого он стал. Оно быстро превратилось в крупное предприятие, где за неделю можно было отправлять на убой до 1500 единиц крупного рогатого скота и до 2000 овец. Зароченцев предпринял шаги по интенсификации экспорта эстонских мясных продуктов за границу. Как отмечалось в печати, именно благодаря его энергии и знаниям английский рынок познакомился с эстонским беконом.[268] М. Т. Зароченцев выписывал породистых свиней из-за границы, наладил доставку свиней на убой из России. Он явился учредителем Эстонского комитета по холодильному делу при Министерстве земледелия, много занимался усовершенствованием холодильников. Начав с холодильных установок, предназначенных для хранения свинины, он позже разработал проекты холодильников специально для рыбы, масла, птицы и др. М. Т. Зароченцев предложил новый способ быстрого охлаждения и быстрого замораживания в пульверизованном рассоле.[269] Этот способ привлек внимание специалистов во всем мире.[270] М. Т. Зароченцев был автором статьи, посвященной холодильному делу в Эстонии и его государственному значению.[271]

М. Т. Зароченцев в эстонский период своей жизни часто бывал за границей, где знакомился с новейшими образцами западной холодильной техники и в то же время предлагал свои. В 1927 г. он уехал во Францию, а в 1930-е гг. оттуда в США, где продолжил свою деятельность в области холодильных установок, еще более усовершенствовал технику быстрого замораживания, получившую известность как процесс «Z». Зароченцев стал вице-президентом «American Z. Corporation» и видным членом руководства других корпораций. Он много разъезжал по странам мира с целью внедрения в холодильную практику своих изобретений, их было запатентовано около двухсот.[272]

Очень активны были русские изобретатели в Эстонии. Если верить данным, представленным патентным поверенным Ренненкампфом организаторам Русской выставки в Таллинне в 1931 г., более одной трети всех запатентованных в Эстонии изобретений принадлежало русским специалистам.[273] Среди местных авторов запатентованных изобретений известно 50–60 лиц с русскими именами и фамилиями.[274] Из русских изобретателей отметим известного врача, медика-бактериолога Б. П. Цитовича, ставшего позже жертвой немецких оккупантов и их эстонских пособников. Некоторые изобретения Б. П. Цитовича связаны с его врачебной практикой (приборы по распознаванию ревматизма), некоторые же носили более общий характер (особый способ замораживания молока).

В заключение скажем несколько слов о вкладе русских в развитие культуры и искусства Эстонии. Прежде всего, надо отметить исключительно важную роль русских балерин, балетмейстеров и балетных студий в становлении эстонского национального балета.[275]

Фактически в Эстонии до 1910-х гг. не было балета как особого отдельного вида искусства. Первый коротенький балет-пантомиму «Сон в мастерской ваятеля» поставила в сезоне 1913/14 года в театре «Эстония» русская балерина Н. Смирнова. Начало же формирования балетной труппы театра «Эстония» можно отнести к сезону 1918/19 года, когда прима-балериной и руководительницей еще только создававшейся труппы была С. Смиронина-Севун. Окончательное становление балетной труппы «Эстонии» падает на сезон 1922/23 года, художественным руководителем ее в это время была известная русская балерина Викторина Кригер. Первые же выдающиеся мастера эстонского балета (Л. Лооринг, Э. Хольц, Р. Ольбрей, Р. Роод и др.) вышли из балетной студии Е. В. Литвиновой.

Вообще возглавляемые русскими частные балетные студии в городах Эстонии стали своеобразной кузницей кадров профессионального эстонского танцевального искусства. Особенно велика тут роль балетной студии Е. В. Литвиновой, существовавшей с 1918 г. до 1930-х гг. Евгения Литвинова окончила балетное училище при Мариинском театре в Петербурге и выступала на сцене этого знаменитого театра. Как танцовщица, она принадлежала к поколению, представленному именами Анны Павловой, Тамары Карсавиной, Михаила Фокина. Ее идеалом был классический русский балет.

Свой вклад в формирование эстонского балета внесли и другие балетные студии, возглавляемые русскими мастерами: Галины Чернявской и Тамары Бек в Таллинне, Надежды Таарна (урожд. Цыганковой) и Эльфриды Кочневой в Нарве, Кристины Каппер (урожд. Лебедевой) в Тарту. Ученицы студии К. Каппер положили начало балетной труппы тартуского театра «Ванемуйне».

На эстонской профессиональной сцене 1920-1930-х гг. выступали и русские танцоры. Отметим солиста театра «Эстония» Бориса Блинова, работавшего в нем много лет – с 1926 по 1960 год.

В 1920-1930-е гг. в Эстонии гастролировали многие звезды русского балета (Т. Карсавина, О. Преображенская, М. Фокин, В. Каралли, Е. Люком, Н. Легат, Т. Вечеслова, А. Мессерер, В. Чабукиани и др.). Их выступления также оставили свой след в истории эстонского балета.

Существенен и вклад русских мастеров в музыкальную культуру Эстонии 1920-1930-х гг.[276]

В двух высших музыкальных учебных заведениях Эстонии – Таллиннской консерватории (до 1923 г. Таллиннской высшей музыкальной школы) и Тартуской высшей музыкальной школы (в 1925-1927 гг. Тартуской консерватории) в эти годы работало много русских преподавателей. Не менее важно, что во главе этих высших учебных заведений стояли выпускники Петербургской консерватории, где получило образование большинство эстонских певцов, музыкантов, композиторов дореволюционной поры. Они же поначалу составляли большую часть преподавательского состава этих учебных заведений. В основу учебных программ Таллиннской консерватории и Тартуской высшей музыкальной школы были положены учебные планы Петербургской консерватории, методика преподавания основных музыкальных дисциплин следовала петербургской.

В Таллиннской консерватории преподавали: по классу фортепиано – А. Се-галь, З. Бакановская, С. Гейнрихс, по классу пения – Г. Назимова, А. Мальцев, С. Мамонтов, по классу духовых инструментов – А. Шутинский (флейта), А. Михай-лов (фагот), М. Прокофьев (гобой), а также З. Валк–Богдановская (арфа), которая считается первой эстонской арфисткой. Немало русских преподавателей было и в Тартуской высшей музыкальной школе (Л. Сибирцев–Кассис, Д. Бровкин, В. За-мыко, В. Гамалея и др.), из них наиболее длительный срок – Ангелина Махотина (преподавала пение в 1922-1939 гг.), всегда имевшая много учеников.

В деле развития эстонского музыкального искусства в период первой ЭР немаловажную роль сыграли частные музыкальные студии и школы, которые были в ряде городов страны. Известна фортепианная школа А. Сегаль, музыкальная студия пианистки и композитора В. Виноградовой-Бик в Таллинне. Особенно много и успешно работали вокальные студии. Заслуженную популярность приобрела школа-студия Варвары Маламы в Таллинне. Ее учениками были выдающиеся эстонские певцы и певицы М. Корьюс, В. Нелус, Г. Талеш. Следует отметить также вокальные студии Н. Бориной и Н. Зеля (Селья).

Особое место в истории эстонской музыкальной культуры занимает Сергей Мамонтов, учившийся в Московской и Петербургской консерваториях и вслед за тем работавший концертмейстером в Большом театре в Москве. В 1920 г. он эмигрировал в ЭР и в 1923 г. был приглашен концертмейстером в оперную труппу театра «Эстония». С. Мамонтов пришел в этот театр, когда оперный коллектив его только складывался, большинство певцов имело очень малый опыт выступлений в опере, уровень вокальной подготовки солистов не всегда был высок, отсутствовала настоящая режиссура, оркестр был невелик. С. Мамонтов сделал очень много для того, чтобы поднять художественный уровень эстонской оперы, сделать из оперного коллектива «Эстонии» настоящий, высококвалифицированный ансамбль, способный с успехом ставить самые трудные оперные вещи. Впоследствии это признавали многие эстонские деятели, в частности известный дирижер Р. Куль.[277] Некоторое время С. Мамонтов преподавал оперный ансамбль в Таллиннской консерватории.

Значительному повышению уровня режиссуры оперных представлений театра «Эстония» способствовали русские постановщики, приглашавшиеся из-за рубежа. В сезоны 1929-1930 гг. Д. Ф. Арбенин поставил оперы «Русалка» А. С. Да-ргомыжского и «Борис Годунов» М. П. Мусоргского, в 1933 г. П. И. Мельников – «Демон» А. Г. Рубинштейна. В состав оперной труппы театра «Эстония» входили отдельные певцы и музыканты русской национальности, в частности бас Николай Суурсёэт (Пономарев), позже погибший в сталинском концлагере.

В ЭР проживало и несколько крупных русских певцов, не входивших в состав труппы «Эстонии», но принимавших участие в музыкальной жизни республики. Это были бас Мариинки И. Ф. Филиппов, замечательное сопрано З. П. Юрьевская, получившая всеевропейскую известность; правда, она ненадолго останавливалась в Эстонии (1921-1922).[278] В конце 1930-х гг. в Таллинне проживал знаменитый русский тенор Дмитрий Смирнов, уже до этого очень часто – чуть ли не ежегодно, начиная с 1921 г., – выступавший с концертами в городах Эстонии и участвовавший в качестве гастролера в оперных представлениях театра «Эстония». В 1932 г. он получил эстонское гражданство.[279]

Кроме них в Эстонию приезжали на гастроли многие выдающиеся русские певцы и музыканты – Ф. И. Шаляпин (первые выступления великого певца за рубежом после Октябрьской революции), Л. В. Собинов, А. В. Нежданова, В. В. Барсова, М. М. Куренко, А. К. Глазунов, С. С. Прокофьев, И. Ф. Стравинский, скрипачи М. Б. Полякин и Д. Ф. Ойстрах, пианисты Н. К. Метнер и Г. Г. Гинзбург, а также эстрадные исполнители А. Н. Вертинский, Н. В. Плевицкая и многие другие. Следует заметить, что именно русские гастролеры занимали в музыкальной жизни Эстонии первенствующее положение. Концерты всех этих выдающихся мастеров привлекали внимание, как широкой публики, так и специалистов, местных знатоков музыкального искусства, и, подобно гастролям звезд русского балета, не оставались без влияния на эстонских исполнителей.

Собственно, это же можно сказать и о драматическом театре. В Эстонии гастролировали, действительно, выдающиеся мастера сцены и театральные коллективы: в 1922 г. 1-я студия МХТ при участии великого русского актера Михаила Чехова, в 1923 г. – зарубежная труппа МХТ и 3-я студия МХТ, из которой вырос Театр им. Е. Вахтангова, со знаменитым спектаклем – «Принц